Д. Ю. Зумаева поэтический цикл «ключи разума» Р. Ханиновой
Вид материала | Документы |
- Д. Ю. Зумаева буддийская аксиология в поэзии р. Ханиновой, 747.95kb.
- Лекция №7 «Программно-аппаратные средства защиты по с электронными ключами» Этот вид, 59.79kb.
- Учение В. И. Вернадского о Ноосфере, 90.32kb.
- Примерный план анализа стихотворения "Гамлет", 25.65kb.
- Приходовская екатерина двенадцать подвигов геракла, 758.49kb.
- Мешавкина Т. В, 189.23kb.
- Конкурса на лучший поэтический перевод, 742.25kb.
- Горы Исполнения Желаний», «Горы Любви», скульптурные композиции. Влекции, 115.61kb.
- И. Кант Критика практического разума, 2372.4kb.
- И. Кант Критика практического разума, 2359.65kb.
Д.Ю. Зумаева
ПОЭТИЧЕСКИЙ ЦИКЛ «КЛЮЧИ РАЗУМА» Р. ХАНИНОВОЙ
Римма Ханинова – поэт1 с ярко выраженной индивидуальностью. В совершенстве владея родным языком, автор пишет преимущественно на русском языке, выражая при этом свою ментальную сущность. Как продолжатель творческой династии, она также занимается переводами с калмыцкого языка поэм («Почему у совы нет ноздрей», «Сказание о калмычке», «Чигян – пища мира», «Мой путь») и стихотворений отца, известного калмыцкого писателя Михаила Хонинова (1919-1981). Кроме того, Ханинова – поэт-филолог. Автора отличает приоритетное владение русскоязычной системой и формой, учитывая тот факт, что Римма Михайловна – кандидат филологических наук, доцент, специалист по русской и калмыцкой литературам. Ее перу принадлежат более 150 научных статей, четыре монографии (одна из них в соавторстве с Э.М. Ханиновой). Естественно, в поэзии Ханиновой сильно влияние европейской культуры, традиций русской классической литературы. Однако главная особенность национального поэта, пишущего на русском языке, заключается именно в умении сочетать традиции русской и мировой поэтических школ с национальными корнями, богатством культуры калмыцкой нации. Применительно к ее творчеству вполне можно говорить о бикультурности творческой личности, когда автор «не отвергает национальную культуру, прикладывая усилия для ее развития, хотя пишет на чужом языке» [1, с. 276].
Поэтический цикл «Ключи разума» стал объектом внимания московского литературоведа И. Ничипорова («Новая жизнь средневекового поэтического жанра» («Ключи разума» Риммы Ханиновой»). По мнению исследователя, «в соединении возвышенного стиля и простых разговорных обращений, благодаря «ключам» философских раздумий, антитез, образных параллелей, насыщенных эмоциональной силой авторского «сопереживания» подчас локально направленная дидактика древнемонгольского памятника приоткрыла потаенные глубины своего общечеловеческого смысла» [2, с. 132].
Богатство творчества Риммы Ханиновой, очарование поэтического стиля проявляется в необычном органичном сочетании европейской и восточной традиций, Запада и Востока. То, что автор находится как бы на стыке двух национальных культур, несомненно, отражается в его произведениях. Так, мифологическое наследие, культурфилософские парадигмы Востока, с его мудростью, изысканностью и утонченностью формы высказывания («По мотивам буддийских притч», «По мотивам японских сказок», «По мотивам японских преданий», «Восточные мотивы» и др.) соседствуют в ее стихотворениях с европейскими поэтическими канонами и обертонами («Рондо» и др.). Обращение к буддийской аксиологии (поэмы «Час речи», «Все движет Женщина-Любовь», «Солнечный Лев», стихотворение «Монах тибетский пред собой метет…», «Тибет», «Буддийский пантеон») скрепляется знанием мифологического наследия разных народов (поэмы «Формула судьбы», цикл «Древние метаморфозы»). Приобщение к мировой и русской классике (Сенека, Петрарка, А. Пушкин, Б. Пастернак, М. Цветаева, А. Блок, И. Бродский и др.) связано со следованием традициям калмыцкой народной лирики, творчества предшественников. Все это способствует формированию таланта Ханиновой, нестандартности ее поэтического образа, расширению поэтического диапазона.
Завораживающая глубина ханиновской лирики состоит и в интересе к духовному наследию своего народа, стремлении опереться на исконно национальное, уходящее своими корнями в глубь истории, во внутренней близости к устному народному творчеству. Связь поэзии Ханиновой с ним неразрывна и органична. Фольклор входит в ее поэзию как внутренняя сущность, как неотъемлемая часть духовного богатства народа. При этом произведения автора не являются простым переложением фольклорного материала. Это полноценные, самостоятельные, очень лиричные произведения, созданные в результате глубокой творческой переработки, на основе усвоения принципов фольклора. Переплавляя фольклорные поэтические жанры в литературные жанровые формы, поэт проникается народно-национальным ощущением. Ярким примером могут послужить такие циклы, как «Ключи разума», «Калмыцкий праздник», поэмы «Час речи», «Все движет Женщина-Любовь», «Солнечный Лев».
Поэтический цикл «Ключи разума» – еще одно доказательство органической близости автора к фольклору. Цель данной работы – рассмотрение и анализ «содержательного концентрата» афористических изречений Ханиновой. Отметим, что в литературоведческом понимании под циклом подразумевается «группа произведений, составленная и объединённая самим автором и представляющая собой художественное целое» [3, с. 482]. Стремление к художественной циклизации стихотворений, объединенных на основе идейно-тематической общности, – одна из характерных особенностей творчества Р. Ханиновой. Обращение к данному жанру помогает поэту углубить смысловой акцент темы, выразить и расширить свой образно-философский мир, собственную позицию, свое мироощущение, основанное, применительно к рассматриваемому циклу на народной, проверенной веками мудрости.
Своеобразие указанного цикла в том, что для него характерны традиции собственно монгольской дидактической поэзии. Источником написания послужил памятник древней монгольской литературы, самый известный и популярный сургал «Оюн түлкүр» («Ключ разума»). Как известно, существуют два варианта данного сочинения. Монгольская версия, как отмечают исследователи, была впервые зафиксирована в первой половине XIII в. Калмыцкие же (ойратские) списки появились «лишь в первой половине XVII в. после создания алфавита ясное письмо…» [4, с. 222]. Как пишет А.В. Бадмаев, «калмыцкий текст «Оюн түлкүр» полностью соответствует монгольской версии, изданной Ц. Дамдинсурэном, небольшие различия носят вариативный характер» [4, с. 224]. Исследуя идейную направленность поучений, исследователь также отмечает, что многие изречения памятника «созвучны народным пословицам и поговоркам, содержат наставления самого общего характера, касающееся повседневной жизни и быта, критикуют многообразные пороки и недостатки, вообще свойственные человеку и бытующие в обществе (ложь, клевета, зависть, хвастовство, жадность, скупость, жестокость, ненависть, воровство, убийство и т.п.) [4, с. 224]. «Уже в первых строках текста составители (составитель) «Ключа разума» призывают читателя к тому, чтобы они не забывали («вспоминали») строки «небольшой шастры, в древности составленной предками» [4, с. 223].
В авторском предисловии к циклу Р. Ханинова отмечает, что она попыталась «приблизить древнюю назидательность предков к современному читателю», а через это – «пробудить интерес к вечным ценностям человеческого бытия» [5, с. 197]. Созданные по мотивам национального поучения афоризмы представляют собой отнюдь не переводы калмыцких миниатюр дидактического звучания. Автор не идет по линии простого переложения первоисточника. Отношение к памятнику устной поэзии поэт определяет как «выборочное чтение с элементами соразмышления и сопереживания» [5, с. 197]. Умело пользуясь идейно-художественной структурой устной поэзии, синтензируя, используя разнообразные композиционные приемы, ассоциативные связи, Ханинова, в соответствии со своей индивидуальной творческой манерой, создает качественно новые, поэтически переработанные произведения. Поучительные изречения ненавязчиво выражают сущность народной философской мысли, разъясняют суть явлений, обогащают читателя нравственным опытом, незаметно подводя его к усвоению общечеловеческих истин и морально-нравственных ценностей. Обращение к памятнику древней монгольской литературы как части национальной культуры стало для автора не только закономерным плодом давнего творческого интереса, но и своего рода возвращением к собственным истокам, осмыслением своих корней. Надо признать, что в этом жанре Ханинова сумела передать и недосказанность, и целомудренность, и характер образного мышления, что характерно как для дидактики, так и для восточной поэзии в целом. Кроме того, поучения и наставления, включающие в себя советы и рекомендации, уникальным образом находят в этом цикле сопряженность как с внутренним миром поэта, так и с современным мироощущением в целом.
Цикл «Ключи разума» состоит из двадцати семи стихотворений, каждое из которых носит самостоятельный характер и отличается от других художественными и тематическими особенностями. Если афоризмы и изречения первоисточника «преподносятся без видимой связи и системы», и «иногда даже соседствующие стихотворные строки никак между собой не связываются» [4, с. 224], то поэтический цикл Р. Ханиновой несколько отличается в этом плане. Идейная направленность философских раздумий автора имеет способность выходить за рамки одного стихотворения, и, лишь объединившись на основе определенной подтемы с предыдущим, основная мысль автора создает более цельную картину своего выражения, расширяются и углубляются содержательно-формальный характер изречения, смысловой акцент, одна идея словно «вытекает» из другой. Таким образом, на основе авторских обобщений относительно какой-либо темы образуются своеобразные поэтические подциклы, создающие сложное и целостное смысловое единство; некоторые из них отмечаются поэтом строчными буквами к каждому стихотворению (IIIа, IIIб и т.п.).
Различны ханиновские сургалы и по объему. Стихотворные формы, характеризующиеся глубиной и тонкостью философской мысли, носят характер двустишия и четверостишия. По сути, все афористические изречения разделяются на две смысловые единицы, где первая часть более прозаическая, содержит как бы обобщенную мысль, повод к рождению мудрого слова, а вторая половина, раскрывающая главную мысль поэтического нравоучения, более стабильна, составляет и сохраняет основу изречения.
Одним из факторов художественной целостности произведения является семантика заглавного метафорического образа «ключей», ассоциирующегося с присущим только человеку даром мысли, его устремленностью к познанию тайн бытия, к «поучению», к подлинно народной, выразительно национальной мудрости предков. Важно заметить, что, по сравнению с первоисточником, слово «ключ» поэт употребляет во множественном числе, «подчеркивая свое желание не декларировать общеизвестные истины, а художественно высветить многосложные пути, избираемые для их разумения, принципиальную несходимость человеческих индивидуальностей в этом процессе» [2, с. 130]:
Ключи к поучению – мудрости предков –
Откроют замки добродетели в мире.
Увы, но ленивому телом нередко
И связка ключей как пудовые гири.
Ленивое тело и к мысли лениво:
Лелея покой свой (движенье – угроза!),
Ленивец способен лишь молвить спесиво
И не меняя удобную позу [5, c. 198].
Исходя из того, что реальная картина земного мира такова, что в нем неизбежно присутствует много зла, автор предлагает свой вариант. По-житейски мудро поэт наставляет, что необходимо делать, чтобы не отравлять свою душу негативными эмоциями, а воспитать в себе положительные качества, избегать неблагих поступков, сохранить с течением времени светлое, милосердное, гуманистическое отношение к окружающей жизни и к людям:
Не глядя в сторону, усердствуй –
Жизнь не длинна.
Не помня зла, помилосердствуй –
Ведь суть одна [5, c. 211].
Важнейшим циклообразующим фактором являются широкие философские обобщения о человеческом бытии. Так, прозрения поэта-философа содержат рассуждения, касаемые преодоления жизненных трудностей и испытаний. Автор ощущает мир, как поле действия слепого, неумолимого рока, которому человек, прозревая глубинные закономерности бытия, может противопоставить лишь величие субъективного самоутверждения, выдержку, несокрушимую твердость духа и готовность все претерпеть:
Будучи жестким и грубым не устрашишь.
Спокойствием, твердостью духа лишь устрашишь [5, c. 199].
Напряженно размышляя об извечных различных путях постижения бытия и способах существования в нем, поэт развивает мысль о мудреце и глупце, сопоставляя их действия в многосложных жизненных «поединках»:
Глупец, умом другим когда он превзойден,
Стыдится, в поединок не вступая, –
Стыдится потому, что (мнит он) посрамлен.
Застенчивость у мудрого иная…[5, c. 215].
Существенное место в сургалах Ханиновой занимают сложные гносеологические рассуждения об индивидуальном познании человеком парадоксов и тайн окружающего мира, приобретаемом ценой бесконечных ошибок и нелегкого опыта. При этом лирический голос автора снова содержит этическую направленность, напоминая о глубинной взаимосвязи человеческого бытия и нравственной составляющей:
Не помышляя о зле, напрасно все отвергаешь.
Так ошибиться вполне можешь, не понимая.
Заранее всем говоря, что обо всем знаешь,
Ты возвращаешься, вслед на пятки им наступая [5, c. 202].
Подлинная мудрость жизни, полной заблуждений и соблазнов, состоит, по мысли автора, именно в преодолении безнравственности, в «широте личностных устремлений, не замыкаемых индивидом на самом себе» [5, c. 224]:
Если сказав «Я знаю», знаешь себя самого,
Мудрость твоя на свете и стоит-то ничего. [5, c. 204].
Важнейшим циклообразующим фактором становится развертывание ключевых лейтмотивов, заключающих в себе концентрат философских раздумий. Так, лейтмотивным в сургалах-поучениях Ханиновой становятся и размышления о вечной силе слова, требующего внимательного, максимально ответственного, вдумчивого обращения с ним:
Прежде чем слово сказал,
Дважды его проверил,
Понял теперь, что сказал,
Мысль другим доверил [5, c. 201].
В следующем стихотворении Ханинова также выражает свое представление о святости слова, сопряженного с мудростью. Мудрость эта скрывается не в «лаве» многословия, а, скорее, в неизреченности, в умении говорить в меру, ибо, по мнению поэта, настоящая мудрость немногословна:
Много слов произносишь, думаешь – слава,
Но на поверхность по сути вытекла лава [5, c. 200].
Бессмысленность сказанной речи поэт окрашивает яркой и оригинальной метафоричностью:
Глупец, даже взрослый, десятками слов
Не успокоит мышей в норе вновь [5, c. 213].
Стиль стихотворений Ханиновой характеризуется емкостью словесной фактуры, при этом в соединении с образными параллелизмами и сравнениями автор делает мудрость более доступной:
Душа у зависти как сажа на котле;
Чем больше ешь – не чище на столе [5, c. 218].
В целом, остроумные изречения, созвучные народным пословицам и поговоркам, сентенциям, жизненным наблюдениям, представляют собой синтез народной мудрости, традиций Востока и новых реалий жизни. Как показывает анализ, назидание и дидактика сочетаются здесь с художественной убедительностью, достигаемой путем внимательного отбора жизненных реалий и изобразительных средств. На уровне поверхностного смысла, все сургалы Ханиновой – это концепция поведения, проповедь гуманистических устоев морали. При этом автор очень тонко подводит читателя к тому, что все эти практические наставления важно не просто знать. Им необходимо следовать в повседневной практической жизни, ибо только древняя мудрость предков поможет человеку избавиться от неправильного понимания вещей и явлений, заставит его задуматься, заглянуть внутрь своего «я». Философская глубина цикла Ханиновой, очевидно, состоит и в том, что «соразмышляя» древним изречениям, поэт как бы вбирает в себя опыт накопленной человеческой мудрости, пронизывает его собственной оценочностью. Как справедливо отмечает И. Ничипоров, «созданный в русле древней восточной поэтической традиции цикл с представленными в нем философско-нравственными сентенциями, несомненно, дал этой традиции «второе дыхание». Автор отразил саму суть дидактической поэзии, высветил сокровенные глубины народной мудрости (представленной в метафорическом образе ключей: «ума в достойной оправе»), раскрыл общечеловеческие критерии нравственности, словно возрождая все это на новом современном уровне, сближая тем самым духовность прошлого и настоящего.
Литература
- Бигуаа В.А. Билингвизм в национальной литературе // Международные ломидзевские чтения: материалы международной научной конференции. – М.: ИМЛИ РАН, 2008. – C. 271-284.
- Ничипоров И.Б. От афоризма к притче: поэтические циклы Риммы Ханиновой «В тени Конфуция» и «Ключи разума» // Международный конгресс «Азия в Европе: Взаимодействие цивилизаций». Науч. конф. «Язык, культура, этнос в глобализованном мире: на стыке цивилизаций и времен»: материалы междунар. конгресса: в 2-х ч. – Элиста: КалмГУ, 2005. – Ч. 1. – С. 124-132.
- Введение в литературоведение / под ред. Чернец Л.В. – М.: Изд-во «Высшая школа», 2000. 680 с.
- Бадмаев А.В. Лунный свет. – Элиста: Калм. кн. изд-во, 2003. 477 с.
- Ханинова Р.М., Ничипоров И.Б. На перекрестках Софии и Веры: / стихи, поэмы, эссе. – Элиста: АПП «Джангар», 2005. 256 с.
Научная мысль Кавказа. – Ростов-на-Дону – 2011.– № 1. – Ч. 2. – С. 81-85.
1 Р.М. Ханинова предпочитает отождествлять себя именно с поэтом, а не с поэтессой. По мнению автора, во-первых, поэзия не разделяется по гендерному признаку, а, во-вторых, поэт ориентируется на поэтов русской литературы А. Ахматову и М. Цветаеву, называвших себя поэтами, а не поэтессами, демонстрируя тем самым значимость своей поэзии.