Geum.ru

Т. Д. Скрынникова «возвращенная память»

Вид материалаДокументы

Содержание


Брежнев Л.И.
Махачкеев Александр
Подобный материал:
Т.Д. Скрынникова

«ВОЗВРАЩЕННАЯ ПАМЯТЬ»:

БУРЯТЫ В ПРОСТРАНСТВЕ ДВУХ ИМПЕРИЙ


Превращение советского пространства в постсоветское потребовали изменения идентификационных практик социальных акторов, в частности так называемых «коренных народов», актуализировавших ресурс этничности. Язык идентификационного дискурса определяется геополитическим положением бурят на границе: с одной стороны, более чем трех вековая принадлежность к Российской империи, с другой, – историко-культурные генетические связи с монголами, когда буряты встраивают себя в хронотоп Монгольской империи. Если в СССР в языке советского дискурса основные концепты и мифологемы конструировали общность советский народ, а этничность воспроизводилась на периферии символического поля идентификаций, то в постсоветском пространстве латентные формы этнической идентификации приобрели манифестные формы.

В постсоветском дискурсе национально-культурного возрождения процесс интеграции бурят поддерживается усилиями интеллектуальной элиты по конструированию границ этничности через моделирование своего мира посредством идентификационных символов. Собственно и сами эти символы – результат сознательной конструкторской деятельности элит. Уже в 19 в. бурятской элитой были сформулированы основания нескольких уровней идентичности, наиболее значимыми из которых для формирования и сохранения общебурятского единства были парадигмы буряты и бурят-монголы. Благодаря актуальности последней с этатизацией этничности, укреплявшей чувство национального самосознания, созданное после революции национальное образование получило имя Бурят-Монгольская АССР. Статус БМАССР во вновь созданном социальном пространстве СССР был определен: политика коренизации партийно-правительственного аппарата предоставляла национальной элите широкие возможности доступа к распределению ресурсов, а национально-государственная политика определяла границы, в которых могла воспроизводиться традиционная социальность («национальная по форме»).

Хотя большая часть бурят положительно оценивает предшествующий советский период как время достижений (образование БМ АССР; широкий доступ к образованию, и, соответственно, индивидуальная социальная мобильность; экономическое развитие региона), с точки зрения развития этнического он оценивается современными лидерами национально-культурного возрождения негативно. С этой точки зрения наиболее значимыми стали 1937 г., когда территория республики была разделена между тремя регионами (БМАССР, Иркутская и Читинская области), и 1958 г., когда она стала называться Бурятская АССР (изъята вторая часть имени – «Монгольская»). В констатирующей части документа по переименованию республики дается оценка этому событию: «Указ Президиума ВС СССР – это новое подтверждение национальной государственности бурят, признание утверждения и расцвета бурятской социалистической нации, …глубокое уважение национальных интересов коренного населения республики» [Седьмая сессия… 1958: 4].

Проявление этнического регламентировалось, поскольку «в советском обществе… решительно осуждаются всякие отступления от идеологии дружбы народов, …попытки создать некое привилегированное положение для представителей “своей” нации. Не могут также служить делу сближения наций… фетишизация ветхозаветных обычаев и традиций старины, преувеличение роли ложно понимаемой национальной специфики в ущерб развитию общесоветских норм и принципов жизни» [Брежнев 1973: 319]. В контексте подобной национальной политики, например, можно упомянуть отдельные репрессивные действия по отношению к традиционной культуре бурят: эпос «Гэсэр» стал объектом политических манипуляций, а ученые, занимавшиеся его изучением, подверглись репрессиям; любые аллюзии генетического родства бурят и монголов, противоречащие культу прогрессивных исторических событий, упоминание Чингис-хана в позитивной тональности могли стать основанием преследования за панмонголизм; в 1962 г. была опубликована статья академика И.М. Майского «Чингис-хан», в которой регламентировался научный дискурс монголоведных исследований. Контролировалось и преследовалось исполнение религиозных треб незарегистрированными ламами и шаманами.

Но в соответствие с требованиями политической целесообразности предполагалось наличие в национальных регионах этнической специфики, т.е. сознательное конструирование культуры, что определяло ее как «социалистическую по содержанию, национальную по форме». Но кроме санкционированных и дозированных властями сфер культурной деятельности (национальные театры и ансамбли, литература и искусство) элементы традиционной культуры сохранялись в латентной форме в регулярных практиках частной жизни – в быту (одежда, пища, жилище – прежде всего в селе), в ритуале (обряды перехода и календарные). С наступлением оттепели отмечается актуализация прежних традиционно национальных бурятских метафор, которые становятся символами своего мира.

Процесс воспроизводства бурятской этничности в контексте советской социокультурной модернизации не может быть описан как непрерывный, поскольку не был эволюционным: советское и национальное (этническое) никогда не находились в равновесии, последнее прорывалось окказионально в латентных формах на периферии манифестируемого советского социалистического Мира. Но даже благодаря этому в постсоветский период,, когда угроза существованию этноса определяется не только общепланетарными процессами урбанизации (индустриализации) и глобализации (созданием единой информационной системы), но и распадом привычного организованного мира – СССР, наиболее актуальной и осознанной манифестацией своей идентичности в мире становится этничность, которая отвечает коллективной потребности.

Наряду с манифестацией границ общности буряты, которые очерчиваются через традиционные символические зоны (буддизм и шаманизм рассматриваются как идеологическое основание единения бурят: возрождаются старые и строятся новые дацаны, создаются ассоциации шаманов; в 1991-1995 г. проводится празднование 1000-летия эпоса «Гэсэр», частью которого становится возведение знамени Гэсэра во всех районах Бурятии, что конструирует общебурятское социо-культурное пространство), особое инструментальное значение приобретает ревитализация имени бурят-монголы. Сформулированный и наделенный смыслами интеллектуальной элитой в начале ХХ века в процессе национального движения, в 1923 г. оно стало знаковой частью наименования республики – Бурят-Монгольская АССР. Данная лексема языка дискурса национально-культурного возрождения имеет знаковое значение и сейчас – возвращение ее в название республики является одной из главнейших тем дискурса: «Считаем, что восстановление традиционных названий, прежде всего исконного названия Бурят-Монголия, будет способствовать тем позитивным тенденциям, которые сейчас наблюдаются в освоении традиций и культуры предков не только в нашей республике, но и в автономных округах, сыграет важную роль в духовном возрождении и консолидации нашего народа, в дальнейшем сближении монгольских народов на путях демократии, социального прогресса и общечеловеческой цивилизации» [БМ, 1998, с. 13]. Необходимо заметить, что лидеры современного национально-культурного возрождения не пытаются возродить панмонголизм в качестве некой политической идеи. Речь, прежде всего, идет о национально-культурных аспектах общности, что подчеркивается в большинстве публикаций.

Легитимация исконных прав этноса и придание ему большей значимости, в первую очередь, в собственных глазах, основывается на удревнении и приватизации истории. Вследствие этого появляются публикации, в которых хотя бы на уровне предположений рекомендуется «повнимательнее отнестись к Саяно-Байкальскому региону как наиболее вероятному древнейшему отечеству монголов» [Ангархаев, 2003, с. 70] или рассмотреть вероятность того, что родиной Чингис-хана является этническая Бурятия [Дамдинов, 2003, с. 72-75].

В историко-культурном дискурсе соотнесение истории бурят с историей Монгольской империи приобретает все большее значение: история Монгольской империи рассматривается как национальная, а Чингис-хан – как “святыня монгольских народов”. Личности Чингис-хана уделяется особое место в дискурсе национально-культурного возрождения: в этноидеологии великое государство прошлого и культурный герой, представленный реальной исторической личностью, играют одну из центральных ролей в современном конструировании национальной идентичности (мы-образа). В дискурсе разворачивается, с одной стороны, характеристика его человеческих черт и качеств, которые маркируются положительной валентностью, прежде всего его ипостась героя, воина-полководца. С другой стороны, он все больше становится выражением/воплощением государственности и приобретает черты абстрактного идеального властителя – вождя и стратега. Более того, все больше в историко-культурном дискурсе актуализируются черты сакрального правителя, способного космологизировать пространство.

На глобализирующий характер деятельности Чингис-хана указывается в заметной части публикаций, в которых подчеркивается сознательная направленность предпринятых великим полководцем шагов по преобразованию мира. Разрушения, неизбежные при завоевательных войнах, интерпретируется как подготовка перехода к новому этапу: «В ходе этих вторжений они – предки наших коренных народов республики (бурят-монголы, хамниганы, сойоты – Авт.) – не только разрушали более высокие, чем у них («более цивилизованные оседлые земли». – С.Ч.), центры цивилизаций Ирана, Китая и других христианских, исламский и буддийских стран, но тут же все восстанавливали, воздвигая на развалинах разрушенного более эффективное государственное и политическое устройство, более устойчивую экономику, более емкую культуру (выделено нами. – авторы)» [Чагдуров, 2003, с.48-49]. Это позволяет автору назвать период Монгольской империи «Золотым веком» истории человечества. Цивилизационная функция Чингис-хана, упорядочивание (= космологизация) пространства Евразии – это частая тема высказываний: «Покоряя народы, он прежде всего, на завоеванных территориях вводил порядок, правосудие, запрещал под страхом смертной казни ограбление неприятеля» [Чойбонов, 2003, с.242]. В рамках дискурса национально-культурного возрождения актуализируются маркеры центра, связанные с Чингис-ханом, прежде всего выделяются территории, обладающие наивысшей сакральностью, – место рождения, трон/престол, место захоронения. Причем их локализация на территории Бурятии актуальна не только для обыденного сознания.

В высказываниях о деятельности Чингис-хана можно выделить следующие основные идеи. Прежде всего, – это констатация создания обширного единого пространства, наделяемого качествами евразийского (= планетарного) значения, под эгидой выдающегося правителя, т.е. нового своего мира. Причем, границы ядра, участвовавшего в его создании, моделируются достаточно широко: как этнические – монгольские народы (бурят, монгол, калмык), как территориальные – народы, населяющие Прибайкалье (бурят-монголы, хамниганы, сойоты), как цивилизационные – кочевые племена. Характерной чертой этого мира является его упорядоченность (= космологизированность), что определяет и его цивилизующую функцию. Глобализирующее значение личности Чингис-хана подчеркивает Б.Б. Дашибалов (археолог, к.и.н.): «Но Чингисхан принадлежит всему миру. Он не может быть только китайским, монгольским, казахским или бурятским, он был вне этнических рамок. Монголы XIII века были носителями идеи евразийства, они разрушали замкнутость, косность сознания, религиозную нетерпимость и создавали открытое евразийское пространство и планетарное мировоззрение. …Громадное государство Чингисхана просуществовало более 200 лет потому, что его жители обрели справедливость, закон и порядок» [Махачкеев, 2003, с. 15].

Вследствие осознанного конструирования пространства сакральный центр Монгольской империи связывается с территорией Бурятии. Показательным в этом контексте становится точка зрения Б.Б. Дашибалова: «Можем ли мы говорить, что Чингисхан был бурятом? Нужно сразу оговориться, что в то время бурятский народ в его сегодняшнем виде не существовал. А были племена хори-монголов, булагачинов (булагатов) и керемучинов (эхиритов), которые сейчас стали частью бурятского этноса. Эти факты позволяют ответить на поставленный вопрос утвердительно. Да, он был бурятом! <…> Чингис-хан родился среди хоринских монголов, которые издавна кочевали по берегам реки Онон. <…> Поэтому Чингисхана можно с полным правом назвать бурятом» [Махачкеев, 2003, с.15], хотя, как мы видели выше, говорилось о том, что Чингис-хан «был вне этнических рамок».

Анализ образа Чингис-хана в историко-культурном дискурсе позволяет говорить об одинаковой актуальности обоих проектов коллективной идентичности бурят: собственно бурятской этноидентификации и расширенной идентичности – монголо-буряты, которые часто выступают как синонимы. Причем в обоих случаях используется один символ идентичности – образ Чингис-хана, трансформирующийся при использовании его в иной идентификационной практике. Достаточно архетипичное для традиционного сознание обоснование единства, в нашем случае бурят с монголами, через общее происхождение («кровное родство») и общую территорию («родная земля»), известные как тема Blut und Boden, трансформируется, меняет вектор: ведутся достаточно активно поиски доказательств принадлежности Чингис-хана бурятской земле и бурятской крови.

Национальная элита моделирует социокультурное пространство национального возрождения, в котором прежде всего манифестируются этнические концепты и мифологемы, связанные с монгольской общностью. Российская гражданская идентичность, как правило, в постсоветском националистическом (в нейтральном смысле) дискурсе представлена имплицитно, а советский период рассматривается как национальная травма (события 1937 и 1958 гг.). Приоритетными становятся концепты этнической направленности (буряты, бурят-монголы), находящие обоснование в различных мифологемах: общая территория, общее происхождение, общая история, важнейшей страницей которой становится Монгольская империя, а ее основатель (Чингис-хан) становится героем новой мифологии через присвоение фактов его жизни.


Ангархаев, 2003 – Ангархаев А.Л. «Престол Чингисхана» (К вопросу о прародине монголов) // Чингисхан и судьбы народов Евразии. Материалы международной научной конференции. 3-5 октября 2002 г. Улан-Удэ. 2003.

БМ, 1998 – Вернуть название «Бурят-Монголия». Составитель - д.и.н. Чимитдоржиев Ш.Б. Улан-Удэ.

Брежнев, 1973 – Брежнев Л.И. О пятидесятилетии Союза Советских Социалистических республик // XXIV съезд КПСС: единство теории и практики. М.

Дамдинов, 2003 – Дамдинов Д.Г. Делюн-Бодок – место рождения великого Чингисхана - Чингисхан и судьбы народов Евразии. Материалы международной научной конференции. 3-5 октября 2002 г. Улан-Удэ.

Махачкеев, 2003 – Махачкеев Александр. Чингисхан был бурятом // Информполис. 15 октября 2003.

Седьмая сессия… 1958 – Седьмая сессия Верховного совета Бурятской АССР четвертого созыва (17 июля 1958 г.). Стенограф. Отчет. Улан-Удэ.

Чагдуров, 2003 – Чагдуров С. Ш. «Золотой век» в истории человечества // Чингис-хан и судьбы народов Евразии. Материалы международной научной конференции. 3-5 октября 2002 г.Улан-Удэ. 2003.

Чойбонов, 2003 – Чойбонов М.Р. Чингисхан – духовный наставник грядущих поколений // Чингисхан и судьбы народов Евразии. Материалы международной научной конференции. 3-5 октября 2002 г. Улан-Удэ. 2003.