Geum.ru

Семен Ильич полюбил эту квартиру сорок лет назад

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
Набережная / БЕЗ ЕДИНОГО ВЫСТРЕЛА


Семен Ильич полюбил эту квартиру сорок лет назад. Тогда он был просто красивым Семеном, выпускником театрального училища, жил в общежитии и встречался с Лидочкой. Однажды Лидочка пригласила Семена в гости на чай с ромом и домашним печеньем. В гостях Семен познакомился с Лидиной бабушкой Адой Ниловной, заблудился, помнится, в длинном коридоре в поисках туалета, вслух поразился множеству фотографий на стенах огромной гостиной и произвел в конце концов на бабушку прекрасное впечатление.

Потом была скромная свадьба с запахом роз и крепдешина и недельная поездка в Ялту, что-то вроде свадебного путешествия. Деньги на поездку дала Ада Ниловна.

На террасе южного кафе Лидочка рассказала Семену о том, что ее родители были репрессированы в тридцать пятом, впрочем, как и первые хозяева этой самой квартиры, а бабушка, непримиримая партийка, сумела не только сохранить себя и внучку, но и нашла возможность занять просторную жилплощадь чужих, в общем-то, людей. Конечно, это стоило Аде Ниловне немалых усилий, но результат себя оправдал.


После театрального училища Семена взяли на работу в хороший театр, а Лидия окончила педагогический институт и преподавала историю. Ада Ниловна к молодежи относилась с любовью, а посему жили втроем дружно, весело и удобно.

Семен Ильич пользовался немалым успехом, получал в театре лучшие роли и был обласкан публикой, а Лидия радушно принимала букеты, подарки и многочисленных друзей и приятелей, всегда готовых заглянуть на огонек. Короче, жизнь была похожа на сказку, а квартира – на полную чашу.

С некоторых пор дамам по хозяйству помогала расторопная и улыбчивая хохлушка Муся, прислуга добрая и удобная во всех отношениях.

При определенном стечении обстоятельств прекрасные эти годы могли бы перелиться в объемную бутылку достойной старости, покрытую особенной нежной пылью с тонкими ароматами избирательной памяти. Однако, только при определенном стечении обстоятельств.


Вот в этом самом месте повествования вполне возможно вставить следующую фразу. Труппа театра, в котором заслуженно блистал Семен Ильич, исколесила с гастролями огромные пространства Украины, Дальнего Востока, Прибалтики, Молдавии, не обойдя вниманием и Ставрополье. Везде были успех, цветы и интеллектуальная радость для поклонников. Ах да, Ставрополье…

Увы или к счастью, но все, что имеет место быть, начинается где-нибудь и когда-нибудь. Извините мне мою лень к поиску новых названий. В апреле восемьдесят пятого, в канун дней рождения незабвенных Адольфа Гитлера и Владимира Ленина интеллигентный с виду мужчина провозгласил в стране перестройку, которая совпала в пространстве времени с естественным старением Семена Ильича и Лидии, теперь уже Лидии Петровны. Этот мужчина–перестройщик чем-то напоминал студента–первокурсника, который слезно пообещал папе и маме окончить вуз с «красным» дипломом и взял себе за правило как можно пространнее говорить на сессиях, с целью произвести выгодное впечатление на окружающих и выпросить у экзаменаторов побольше вожделенных «пятерок». Однако, желания, возможности и способности в конечном счете радикально не совпадали, напоминая Лебедя, Рака и Щуку, которые умудрились растащить воз по кусочкам, наплевав на классический исход басни дедушки Крылова.


Шли месяцы, старинные вазы в большой квартире теперь все чаще были пусты, но рюмки наполнялись по-прежнему, хотя светские вечера и шумные праздники плавно перетекли в интимные междусобойчики со скудной закуской и ностальгическими воспоминаниями.

В один ненастный день хворающая по старости Ада Ниловна окончательно слегла и через неделю приказала долго жить. Заслуженную партийку отпели в районной церкви и скромно похоронили.

Детей у Лидии Петровны и Семена Ильича не получилось, но зато отлично прижился щенок-колли, подаренный однажды хозяину дома в честь именин его щедрым коллегой по театральному цеху. Собачку назвали Медом, а безропотной Мусе выделили теплый спортивный костюм для выгула четвероногого друга.


Однажды летом в поизносившейся квартире престижного дома появился новый жилец. Это был овдовевший и сильно постаревший отец Семена Ильича – Илья Иванович. Старик еле передвигал ноги, часто болел, но был обласкан невесткой и ухожен Мусей. На деньги, вырученные от продажи частного дома Ильи Ивановича в затрапезном городке, хозяева переклеили в любимой квартире обои, а также обновили изрядно поизносившийся гардероб и устроили праздничный вечер с приглашениями, как в старые сытые времена.

Несмотря на потные старания Муси над модными закусками, вечер не удался, поскольку Семен Ильич не рассчитал силы, перепил коньяка и пошло надебоширил. Бывшие друзья успокоили Лидию Петровну, наврали, что позвонят, и вяло разошлись.


С некоторых пор хозяйка квартиры утомилась бессонницей. Она постоянно ощущала мужнино раздражение после никчемных ролей «кушать подано» и частенько не доплачивала Мусе наличные, компенсируя их своими блузками в хорошем состоянии. После очередного разрушительного визита в аптеку за лекарствами для Ильи Ивановича и для себя тоже Лидия Петровна пришла не только домой, в свою квартиру, но еще и к выводу, что эту самую квартиру нужно заменить на более скромную. Семен Ильич решение жены воспринял стоически, подкрепив его тремя рюмками водки и привычным осознанием неизбежного.


Другую квартиру в удобном районе Лидия Петровна нашла в частном порядке с помощью суетливого, но аккуратного маклера. Маклер грамотно тасовал жилье, принадлежавшее лицам, срочно отъезжающим куда-подальше от поражений социализма с жильем, которое срочно понадобилось амнистированным и очень взыскательным господам. Таким образом, процесс продажи–купли завершился быстро, успешно и с ощутимой материальной выгодой для семьи некогда популярного артиста.

Квартирка, приобретенная Лидией Петровной, безропотно ютилась в пятиэтажном доме и требовала серьезного ремонта от плинтусов до потолков, от входной двери до балконной рамы, от прежнего уюта до возможностей новых хозяев. К тому времени верная Муся отыскала для себя рабочее место в торговом мире, но согласилась пожить с прежними хозяевами еще два-три месяца, чтобы помочь с переездом и тягомотными уборками – вечными спутниками больших ремонтов. По просьбе Лидии Петровны услужливая Муся, пообщавшись на рынке со своими будущими товарками, нашла бригаду кочующих ремонтников – мастеров на все руки. Их было трое, и приехали они из Молдовы в поисках любого случайного заработка по личной договоренности с работодателем.

Молдова – государство в центре Европы с населением чуть более четырех миллионов человек, в недавнем прошлом – Молдавская Советская Социалистическая Республика. Коренное население Молдавии, по большей части сельское, славилось трудолюбием, терпеливым нравом и гостеприимством. В настоящее время нищему молдавскому народу уже не до гостеприимства. Молодые здоровые парни через преступных посредников продают свои почки за две-три тысячи американских долларов, а десятки тысяч трудоспособных женщин и мужчин оставили свои семьи и уехали в поисках заработка, чтобы прокормить эти самые семьи и себя. Заводы и фабрики еще недавно цветущего края полностью остановлены, их имущество и оборудование разворованы, а бывшие многочисленные труженики и специалисты прозябают, кто как может.

Если бы Альфред Нобель предусмотрел премию за разработку и организацию процессов миграции населения в поисках любого заработка, то интеллигентный с виду мужчина-перестройщик получил бы ее вместе со своими соратниками из Молдавии, вне всякого сомнения. Впрочем, не стоит, наверное, сожалеть, поскольку Нобелевская премия своего лауреата всегда найдет или уже нашла.

Вернемся лучше к молдавской бригаде ремонтников на все руки.


Самый старший из троих, Иван Петров, год назад похоронил жену. В Кишиневе остались старая мать, сын Илюшка, худенький школьник, мечтающий о новых кроссовках и шоколадных конфетах, и дочь Таня. Таня старательно училась в одиннадцатом классе и мечтала поступить в институт. Иван Петров долгие годы работал наладчиком шестого разряда на вакуумных установках, поэтому привык к честным заработкам и в нынешней действительности очень растерялся. После смерти жены, которая кормила семью, торгуя шмотками на базаре, Иван постоянно думал о деньгах для Таниного образования. До этого он подрабатывал частным извозом на своем старом «жигуленке», но с недавнего времени это занятие практически перестало приносить реальный доход сразу по нескольким причинам, и Иван решился на поездку.

Вместе с Иваном на заработки поехал его дальний родственник по линии покойной жены Илья Сырбу. Жена Ильи, Маша, через год после свадьбы потеряла ребенка, потому что в селе, где жила молодая пара и где Маша рожала, не смогли правильно сделать кесарево сечение. Красавица Маша с юности не любила сельскую жизнь с ее пыльными огородами, водой, которую надо носить ведрами из колодца в любую погоду и прочими тяготами физического труда. А теперь, когда нищета отняла у людей последние радости, и даже электричество подают всего шесть часов в сутки, и нельзя посмотреть телевизор – единственный источник общения с миром, Маша плюнула на это почти животное существование и уехала нелегально на заработки в Италию. Илья не смог удержать жену, но он решил заработать денег, чтобы купить небольшую квартиру в каком-нибудь молдавском городе и таким образом вернуть Машу обратно. Фактически, Илья Сырбу был главной опорой ремонтной бригады, поскольку он окончил строительный техникум, успел поработать на стройке на отделочных работах, с детства любит столярничать и никогда не падал духом.

Когда Иван с Ильей договорились о поездке, судьба почти случай столкнула их с девятнадцатилетним Сенечкой. Сенечка был сыном троюродного брата уехавшей в Италию Маши, то есть Машиным племянником. Вообще-то, сам Илья почти не знал Сенечку, это не удивительно, потому что для коренного молдавского населения очень характерно наличие огромного количества разных родственников. Сенечка сам разыскал Илью, когда узнал, что его тетя Маша работает в Италии. Парень хотел выспросить у Ильи подробности отъезда, поскольку сам тоже решил уехать. Когда Илья Сырбу узнал, для чего Сенечке нужны деньги, он сам предложил племяннику ехать на заработки вместе с ним и Иваном Петровым.

А дело было вот в чем. Русоволосый красавец Сенечка с детства обожал младшую дочку бывшего председателя бывшего совхоза Аурику. Если вы можете себе представить цветущее вишневое дерево, на котором каким-то фантастическим образом уже висят кое-где сережки спелых вишен, значит, вы видели эту девушку. Аурика умела стирать белье, сажать огород, выпекать, вышивать, петь, плясать, скакать на лошади и самостоятельно изучала итальянский язык, потому что была влюблена в Тото Кутуньо. Сенечка тоже много чего умел и не уступал Аурике по внешним данным, но он, в отличие от своей возлюбленной, происходил из бедной крестьянской семьи, а по молдавским обычаям свадьба должна быть щедрой, богатой, веселой и грандиозной. Родители Аурики, местная сельская знать, не хотели видеть Сенечку своим зятем, а сама Аурика с родителями никогда не спорила, но ждала от возлюбленного подвига.

Узнав Сенечкину историю, Иван с Ильей решили помочь парню и взяли его с собой. Сказано – сделано. Добрались ремонтники каким-то образом до места назначения и приступили в конце концов к ремонту в скромной, только что купленной квартире Лидии Петровны и Семена Ильича.


Договорная цена за ремонт прекрасным образом устраивала обе стороны, да это и не удивительно, если учесть, что официальная минимальная месячная заработная плата в государстве Молдова составляет один доллар и тридцать центов, а ежемесячный заработок в сто долларов в Кишиневе считается большой удачей.

Ремонт длился приблизительно недели три. За это время молдавские мужички и хозяева квартиры успели почти подружиться. Иногда по вечерам вместе пили ароматное молдавское вино из большой канистры, а потом Семен Ильич угощал работников столичной водочкой. Муся готовила еду и убирала квартиру, а Лидия Петровна ей помогала. Не имевшая своих детей хозяйка дома особенно благоволила к обаятельному Сенечке. Когда Лидия Петровна узнала трогательную историю Сенечкиной любви, она сама предложила ему звонить Аурике в Молдову прямо из квартиры, благо у родителей будущей невесты был в доме телефон. Однажды Лидия Петровна подарила Сенечке самоучитель итальянского языка для Аурики.

Наконец квартира приобрела вполне приличный вид, почти все работы были завершены, и Иван Петров с Ильей Сырбу уехали на родину, а Сенечка остался, чтобы купить подарки невесте.


Погода стояла теплая. Сенечка бродил по большому городу, ошалело созерцал суетную жизнь мегаполиса, и у него кружилась голова. После всего увиденного он потерял покой и не вполне осознавал свою дальнейшую жизнь в селе даже с Аурикой. Что-то сломалось внутри него или, наоборот, выстроилось. Ночью ему снились фирменные магазины вперемежку с полями подсолнечника, потом он приглашал невесту в японский ресторан, но им, почему-то подавали мамалыгу (национальное молдавское блюдо из кукурузной муки), а потом Сенечка мчался на большой скорости в белом мерседесе и въезжал прямо на третий этаж в квартиру Лидии Петровны и Семена Ильича.

Накануне отъезда домой Сенечка пошел в двенадцать часов дня в отремонтированную квартиру, чтобы поговорить с Семеном Ильичем. Он знал, что у хозяина есть доллары, он также знал, что Лидия Петровна будет до вечера на работе, он даже знал, что Муся в это время поведет Меда к ветеринару. Семен Ильич встретил Сенечку не очень дружелюбно. Накануне у Ильи Ивановича был сердечный приступ, старик уже почти не вставал с постели, а на самого Семена Ильича напала жуткая хандра, и он с утра выпил водки. Когда Сенечка попытался объяснить хозяину, что ему нужны доллары, Семен Ильич не понял сути просьбы и начал упрекать Сенечку в том, что телефонные счета за переговоры с Аурикой очень велики. Сенечку это поразило, и он начал нападать на несчастного актера. Тогда нетрезвый Семен Ильич театрально замахнулся на молодого стяжателя сувенирным кинжалом и поранил его. Сенечка озверел, вырвал у актера кинжал и начал его убивать, требуя денег. На шум почти не четвереньках из своей комнаты выполз старик, который был убит Сенечкой сразу ударом в область сердца. После этого Сенечка добил Семена Ильича, и тут раздался звонок в дверь. Это звонила Лидия Петровна, которая случайно освободилась днем и пришла домой, но забыла утром взять ключи. Сенечка оцепенел и долго не открывал двери, но потом открыл. В диком состоянии он напал на свою благодетельницу, связал ее и потребовал доллары. Лидия Петровна сказала ему, где лежат деньги, и потеряла сознание. Сенечка нашел пачку купюр, кажется, успокоился, но потом понял, что Лидию Петровну нельзя оставлять в живых. Он убивал женщину медленно, жестоко и неумело. Когда все было кончено, квартира утопала в крови, а Сенечка отправился в ювелирный магазин покупать кольцо своей невесте.

Часа через три Муся привела Меда от ветеринара. Она не потеряла присутствие духа, сразу вызвала милицию и подробно описала внешность Сенечки, которого лично сама сразу заподозрила в содеянном, по одной ей известным признакам.


Через два дня сотрудники правоохранительных органов, дежурившие у молдавского посольства, надели на Сенечку наручники. На допросе он сразу во всем признался и постоянно повторял о том, что ему не нужно ничего, только бы увидеть еще раз прекрасные глаза любимой Аурики.


ПОСЛЕСЛОВИЕ


Некоторое время назад я наблюдала, как интеллигентный с виду мужчина в черном костюме улыбался в телекамеру и вполне самодовольно в окружении сияющих глаз ведущих популярной телепередачи ностальгически пел любимую песню своей молодости:

«На родимом Ставрополье

Вот уже который год

Вырастает кукуруза,

Ох, не видать кавказских гор…»

Дело было днем. По телевидению транслировали передачу «В нашу гавань заходили корабли». Кто знает, может быть, именно в это время кто-то жестоко погибал, а кто-то превращался в убийцу, теряя над собой контроль из-за глупости и безысходности. Все теперь возможно в огромном бывшем государстве, уничтоженном без единого выстрела.


Будет


Погаснут яркие глаза,

Друзей исчезнут голоса,

И дождь омоет холодом окно,

И будет сниться иногда

Поверхность тихого пруда,

Похожая на темное стекло.


У этого пруда живут

Лягушки, цапли гнезда вьют,

И лебеди и белые, и черные.

Сюда придут когда-нибудь

Два человека, чтоб взглянуть

На тайну времени, сжимающую горло.


Никто еще не будет знать,

Что может домом стать кровать,

А жизнью – инвалидная коляска,

Еще никто не заболел,

Еще прекрасен их удел,

И длинный- длинный день и тих, и ласков.


Комар над ухом прозвенел,

Вдруг дикий голубь что-то спел.
  • Смотри, как черный лебедь выгнул шею!
  • Откуда в волосах песок?
  • Пожалуйста, подай платок!
  • Брось камешек хоть раз, я не умею!



  • Купаться будем? Теплый день!
  • Не хочется, мне просто лень.
  • Не хнычь, давай разочек окунемся!

В июле пожелтел листок,

Упал в ладонь. Окончен срок.

Мы через год сюда еще вернемся.


… За занавеской время льется,

Над анекдотами смеется

И молча дарит взгляду серый свет,

А днем забавный сон приснится,

В нем будут пруд, живые птицы,

И шея лебедя – вопрос, а крик – ответ.


Действительность


Я не знаю, когда он начался,

Процесс окончания сил,

Помню только, что ворон артачился

И черной мыслью кружил.

Он нахально садился на ветки,

Мимоходом листья сбивал,

Каркал и мозговые клетки

Наглым образом пожирал.

И чем дольше я наблюдала

Хамство с жадностью без предела,

Тем прожорливее клевала

Птица черная мозг и тело.

Кровь сочится, как по прогнозу,

Горячо – тепло – холодней,

Вёсны вымерли, и морозы

Заковали души людей.

Расплодились повсюду хищники –

Глазки хитрые, клювы твердые,

Всё чужое – для них не лишнее,

Всюду лезут своими мордами.

Разрастается, как лавина,

Процесс истребления сил,

И не родина, а чужбина,

Не дома, а пасти могил,

Не сады, а пушки и танки

Поселились в завтрашнем дне.

Стынет кровь. Душа наизнанку.

Сердце сжатое - в полынье.

Грусть



Уходят праздники, уходят,

В карманах огорченья прячут,

А будни гаснут и восходят,

Поют дождем и солнцем плачут,

И хором славят тишину

Спокойствия, но не покоя,

И соловьиную весну

Тревожат запахами зноя.

А ночью чудо-светлячки,

Как микролуны, в травах бродят,

И осознанью вопреки

Мерцают. Праздники уходят.

Херсон



В маленьком городе пляжи песчаные,

В маленьком городе серые зимы,

В маленьком городе улиц названья

Очень знакомы и очень любимы.

В маленьком городе майский базар

За два квартала пахнет клубникой,

Там, в старом доме, живет самовар –

Пыльный свидетель молчанья и криков.

Там суетилась большая родня,

Там абрикосы смеялись на ветках,

Там у парадного помнит земля

Тяжесть гробов на простых табуретках.

Там. Только там. И нигде больше нет

Маленькой девочки зеленоглазой,

Светлые волосы, серый берет,

Рыжий портфель и бессмертники в вазе

На пианино. Звучал полонез.

С родиной грустно прощался Огинский.

Зеленоглазка спускала с небес

Праздники звука. Высокий и низкий.

Бабушка жарила в кухне картофель,

Пахла акация, дождь собирался,

Внучка запомнила бабушкин профиль,

Он, как и музыка, с нею остался.

Всё, что случилось, всё, что осталось,

Всё, что пропела в апреле капель,

Внучка заботливо ниткой связала

И уложила в рыжий портфель.

Много портфель потом видел вокзалов,

Аэропортов, казённых домов,

Лжи и предательства. Много пропало

В этом портфеле ласковых слов.

Но в потайном отделении скромном

Ломаной музыкой тихо звучат

Клавиши белые, клавиши черные,

Ходики и абрикосовый сад.


Осень



Интриганы-дожди тонко сети плетут,

Подхалимы-дожди по асфальту снуют,

Пессимисты-дожди слезы горькие льют

По ушедшему лету.


А один очень мокрый ночной хулиган

Превратился под утро в молочный туман

И клубился вокруг, обещая обман

На рассвете.


Он, как пьяный танцор, обнимая листву,

Мириадами радуг упал на траву

И берёзку раздел, презирая молву,

В окончании лета.