Эрих Фромм. Иметь или быть?
| Вид материала | Документы |
| Существуют ли реальные шансы создать новое общество? Града Божьего |
- Эрих Фромм иметь или быть перевод Н. Войскунской, И. Каменкович, Е. Комаровой, Е. Рудневой,, 2600.91kb.
- Эрих Фромм Психоанализ и религия, 1129.71kb.
- Эриха Фромма «Иметь или быть», 44.22kb.
- Эрих Фромм Иметь или Быть?, 141.03kb.
- Предисловие, 1333.65kb.
- Ниже я постараюсь доказать, что агрессия и деструктивность не являются ни биологически, 330.99kb.
- Эрих Фромм. Искусство любви, 2246.02kb.
- Erich Fromm "To Have Or to Be?", 2656.93kb.
- Фромм Э. Душа человека ее способность к добру и злу, 1938.15kb.
- Эрих Фромм Типы агрессии, 789.46kb.
Существуют ли реальные шансы создать новое общество?
Сила корпорации, апатия и бессилие значительной массы населения, несостоятельность политических лидеров почти во всех странах мира, угроза ядерной войны и экологической катастрофы, а также такие явления, как климатические изменения, которые сами по себе способны вызвать голод во многих странах, – зная все это, можем ли мы считать, что есть реальные шансы на спасение? С точки зрения бизнеса такого шанса просто нет; если вероятность выигрыша составляет всего 2%, ни один здравомыслящий человек не станет рисковать своим состоянием и вкладывать свой капитал в какое-нибудь предприятие со столь малой вероятностью на успех. Но если речь идет о жизни и смерти, то каким бы ни был "разумный шанс", он должен быть использован и превращен в "реальную возможность".
Но жизнь – не азартная игра и не деловое предприятие, и поэтому везде, где только возможно, мы должны искать хотя бы намек на реальную возможность спасения: например в исцеляющем искусстве медицины. Так, если больной имеет хотя бы ничтожный шанс на жизнь, ни один сознающий свою ответственность врач не предложит оставить все попытки использовать этот шанс и прибегнуть только к паллиативам – он сделает все возможное, чтобы спасти жизнь больного. Очевидно, когда речь идет о больном обществе, следует ожидать того же.
Для духа современного делового общества весьма характерно то, что шансы на его спасение обесцениваются с точки зрения азартной игры или бизнеса, а не с точки зрения человеческой жизни. Немного здравого смысла в сегодняшнем столь модном технократическом мировоззрении, согласно которому в том, что мы поглощены работой или развлечениями, не испытываем никаких чувств и т.д., нет ничего опасного и что даже если это и есть технократический фашизм, то в конце концов он не так уж и плох. Но мы просто принимаем желаемое за действительное. Технократический фашизм неминуемо приведет к катастрофе. Дегуманизированный человек в конечном счете окажется не в состоянии поддерживать существование жизнеспособного общества и в скором времени не сможет удержаться от применения ядерного или биологического оружия.
И все-таки некоторые имеющиеся факторы обнадеживают. Так, все больше и больше людей приходят к осознанию истины, сформулированной Месаровичем и Пестелем, Эрлихами и другими специалистами, а именно: если западный мир не хочет исчезнуть навсегда из жизни, необходимо на чисто экономической основе создать новую этику, новое отношение к природе, человеческую солидарность и сотрудничество между людьми. Этот призыв к разуму, даже если оставить в стороне всякие эмоциональные и этические соображения, способен мобилизовать умы довольно большого числа людей. К этому не следует относиться легкомысленно, несмотря на то что, как известно, в ходе исторического развития многие народы не один раз поступали вопреки своим жизненным интересам и даже вопреки инстинкту самосохранения. Они могли действовать так потому, что их лидеры убеждали их в том, что они не стоят перед выбором "быть или не быть". Но если бы они знали всю правду, то имела бы место нормальная нейрофизиологическая реакция: осознание угрозы своим жизненно важным интересам вызвало бы соответствующую защитную реакцию.
Еще один обнадеживающий фактор – усиление неудовлетворенности современной социальной системой. Все больше и больше людей страдают la malaise du siècle1: они испытывают депрессию и осознают ее, несмотря на все усилия ее подавить. Они ощущают себя несчастными от собственной изолированности, чувствуют пустоту своего уединения, бессилие, бессмысленность своей жизни. Многие осознают все это очень отчетливо, другие – менее четко, но когда кто-нибудь раскроет им истину, они полностью осознают ее.
1Болезнь века (фр.)-
Жизнь, состоящая из пустых удовольствий, на протяжении всей мировой истории и до сего времени была доступна лишь немногочисленной элите, которая, в общем-то, сохраняла благоразумие, понимая, что коль скоро власть находится в ее руках, то думать и действовать следует таким образом, чтобы эту власть не потерять. Сегодня весь средний класс, представители которого не обладают ни экономической, ни политической властью и личную ответственность за что-либо ощущают лишь в очень слабой степени, влачит никчемную, ограниченную потреблением жизнь. Большая часть населения западного мира изведала радости и счастье потребления, и ширятся ряды тех, кто вкусил этих благ и не получил удовлетворения. Люди приходят к пониманию, что обладать многим – еще не значит быть счастливым; традиционное этическое учение было подвергнуто испытанию – и получило подтверждение на практике.
Старая иллюзия остается привлекательной лишь для тех людей, чья жизнь лишена буржуазной роскоши, – это мелкая западная буржуазия и большая часть населения "социалистических" стран. Действительно, буржуазная надежда на "счастье через потребление" сохраняет свою живучесть главным образом в тех странах, которые все еще далеки от осуществления этой буржуазной мечты.
Одно из наиболее серьезных возражений против возможности преодоления алчности и зависти, согласно которому они глубоко укоренились в человеческой природе, при ближайшем рассмотрении теряет силу. Эти пороки столь живучи вовсе не потому, что они являются врожденными, а из-за того, что человеку трудно противостоять давлению со стороны общества, трудно не стать волком среди волков. Изменение социального климата, переориентация самой системы ценностей – как хороших, так и плохих, – сделает переход от эгоизма к альтруизму не таким уж трудным.
Итак, мы вновь приходим к тому, что ориентация на бытие – это огромная потенциальная сила человеческой природы. Только меньшинство людей руководствуются принципом обладания, но и принципом бытия руководствуются немногие. Доминирующей может стать каждая из этих тенденций, а какая именно – зависит от социальной структуры. Если общество в основном ориентировано на бытие, то подавляются тенденции к обладанию и, напротив, создаются условия для усиления тенденций к бытию. А в таком обществе, как наше, ориентированном в основном на обладание, все происходит как раз наоборот. И все же, сколько бы ни подавлялась обществом ориентация на бытие, всегда находится кто-то, кто существует именно по такому способу. Никакой Савл не станет Павлом, если до своего обращения он уже не был им.
Поскольку в связи с происходящими переменами поощряется все новое, а не старое, то переход от обладания к бытию – это фактически вопрос о том, какая чаша весов перевесит. И, кроме того, дело не в том, чтобы будущий человек отличался от прежнего, как небо от земли, а в том, чтобы изменилось направление развития человека. Сначала в новом направлении делается один шаг, потом другой, и если выбрано правильное направление, то эти шаги решают все.
Еще один обнадеживающий момент – как это ни парадоксально – связан со степенью отчуждения, характерной для большинства населения, в том числе для тех, кто управляет обществом. Выше, при обсуждении "рыночного характера", уже отмечалось, что страстная тяга к обладанию и наживе претерпела определенные изменения под влиянием проявившегося в поведении людей желания просто хорошо функционировать, обменивать самого себя как товар и при этом оставаться ничем. Отчужденный, рыночный характер способен легче меняться, чем характер накопительский, который фанатично держится за свою собственность и особенно за свое "я".
В прошлом веке, когда большая часть населения состояла из "независимых" граждан, страх лишиться своей собственности и экономической независимости были самыми серьезными препятствиями на пути к изменению. Маркс жил в то время, когда, по его мнению, самым отчужденным классом был только многочисленный рабочий класс. Сегодня подавляющее большинство населения является зависимым – фактически все, кто работает по найму (по данным переписи населения США 1970 г., лишь 7,82% всего занятого населения страны старше 16 лет работает не по найму, т.е. "независимы"); и, по крайней мере, в Соединенных Штатах именно "синие воротнички" – рабочие – все еще продолжают оставаться носителями традиционного накопительского характера и, значит, менее склонны меняться, чем современный, в большей мере отчужденный средний класс.
Все это имеет чрезвычайно важные политические последствия: социалистические деятели, провозглашая освобождение всех классов и стремясь создать бесклассовое общество, непосредственно обращались к "рабочему классу", т.е. к людям, занятым физическим трудом; сегодня же рабочий класс малочисленнее, чем сто лет назад. Для того, чтобы прийти к власти, социал-демократические партии должны завоевать голоса многих представителей среднего класса, а социалистическим партиям для достижения этой цели пришлось урезать свои программы и вернуться от социалистических идей к либеральным реформам. Вместе с тем социализм, назвав рабочий класс рычагом гуманистических изменений, вызвал неизбежное противодействие со стороны всех других классов общества, представители которых почувствовали, что рабочие могут лишить их собственности и привилегий.
В наши дни призыв к созданию нового общества доходит до всех, кто страдает от отчуждения, кто работает по найму и чьей собственности ничто не угрожает. Другими словами, он затрагивает интересы не меньшинства населения, а большинства. Этот призыв не угрожает собственности; что касается доходов населения, то в новом обществе жизненный уровень бедных поднимается, а высокая заработная плата руководящих работников не должна снизиться, но, как можно предположить, при новой системе они сами не захотят быть символом прошлых времен.
Более того, для идеалов нового общества все партийные барьеры становятся преодолимыми: нравственные и религиозные идеалы не утратили своей ценности как для многих консерваторов (Эпплер называет их "консерваторами ценностей"), так и для многих либералов и левых. Каждая политическая партия эксплуатирует избирателей, убеждая их в том, что именно она является истинным представителем гуманистических ценностей. И все же, все политические партии составляют лишь два лагеря: те, кому все небезразлично, и те, кому на все наплевать. Если бы все, кто входит в первый лагерь, отказались от лозунгов своих партий и осознали, что у них всех одни и те же цели, то вероятность изменений в обществе намного увеличилась бы, тем более, что приверженность большинства граждан своим партиям все больше ослабевает. Сегодня людям очень нужны те, кто обладают мудростью и убеждениями и у кого достаточно смелости, чтобы действовать в соответствии с этими убеждениями.
Однако шансы на то, что в человеке и обществе произойдут необходимые изменения, весьма малы даже при наличии перечисленных выше обнадеживающих факторов. Наша единственная надежда – в притягательной силе новых идей. Нет смысла предлагать ту или иную реформу, лишенную побудительной силы мотивации, так как она в конечном счете ничего не изменит в самой системе. "Утопическая" цель более реалистична, чем "реализм" сегодняшних руководителей. Новое общество и новый Человек могут быть созданы только в том случае, если старые мотивации извлечения прибыли и завоевания власти заменит новая цель – быть, отдавать, понимать; если на смену рыночному характеру придет характер продуктивный, любящий, а на смену кибернетической религии – новый, радикально-гуманистический дух.
Действительно, для тех, кто не является глубоко верующим человеком, решающий момент – это приобщение к гуманистической "религиозности" без религии, без догм и институтов церкви, к той "религиозности", которую долго подготавливало движение нетеистической религиозности от Будды до Маркса. Мы не стоим перед выбором между эгоистическим материализмом и принятием христианской концепции бога. Сама социальная жизнь во всех своих аспектах – в работе, в досуге, в межличностных отношениях – станет выражением "религиозного" духа, и человек перестанет нуждаться в какой-то особой религии. Но эта необходимость новой, нетеистической, неинституциональной "религиозности" ни в коей мере не является наступлением на существующие религии. Однако она предполагает, что римско-католическая церковь, и прежде всего ее бюрократия, сама должна обратиться к духу Евангелия. Что касается "социалистических стран", то и здесь нет нужды требовать, чтобы они перестали быть социалистическими, но на смену их так называемому социализму должен прийти подлинно гуманистический социализм.
Образ Града Божьего вдохновлял людей позднего средневековья, что и дало толчок расцвету культуры того времени. Расцвет современного общества связан с тем, что людей вдохновлял образ Земного Града Прогресса. Однако в наш век этот образ превратился в образ Вавилонской башни, которая уже начинает рушиться, и под руинами которой в конце концов погибнет весь мир. И если Град Божий и Град Земной – это тезис и антитезис, то единственной альтернативой хаосу является новый синтез: синтез духовных устремлений позднего средневековья с достижениями постренессансной рациональной мысли и науки. Имя этому синтезу – Град Бытия.
