Для участия в творческом конкурсе
| Вид материала | Конкурс |
- Заявка-договор на участие в открытом конкурсе, 74.18kb.
- Инструкция претенденту для участия в процедуре допуска к участию в конкурсе, 231.41kb.
- Конкурс «Лучший инновационный проект» Форма Заявка на участие в конкурсе, 121.09kb.
- Положение о творческом конкурсе фестиваля молодежной прессы «я-мегаполис», 32.09kb.
- Положение о творческом конкурсе «Загадочный арабский мир» Цель и задачи Конкурса, 21.37kb.
- Российский государственный социальный, 102.58kb.
- «Время перемен», 267.59kb.
- Положение о конкурсе «мой любимый учитель», 64.39kb.
- Положение о конкурсе «мой любимый учитель», 60.27kb.
- Библиотека плюс театр, 141.1kb.
НП «Телешкола»
Для участия в творческом конкурсе
«Слова со значением»
«Это невероятная удача русских»
Интервью с литературным героем
(Наполеоном Бонапартом)
(По роману Л.Н.Толстого “Война и мир”)
Выполнил: Кирилл Подосенов
Класс: 11
МОСКВА
2009
«Такое понятие, как “роковая ошибка”, я считаю выдуманным»
- Сир, вы только что вернулись из потрясающего путешествия по Франции после бегства из ссылки…
- Прежде всего, никакого бегства я не совершал. Я явился по зову французского народа, переживавшего тяжелейшие времена при вернувшихся Бурбонах, которые еще в прошлом веке революцией были списаны на свалку истории. Но правители Европы, многие из которых тоже являются ничем иным, как давно заслуживающими ухода на покой корольками, предпочли именно бездарного Людовика посадить на французский престол. Это издевательство над всеми французами, оскорбление и пощечина всем и каждому. Я должен был исправить эту вопиющую несправедливость. И именно меня народ захотел видеть своим избавителем.
- Как теперь вы смотрите на события 1812 года, которых многие считают вашей роковой ошибкой?
- Я думаю, что теперь очевидно преувеличение, когда речь идет о «роковой ошибке». Роковая ошибка непоправима, а эту я сумел исправить. Вообще, такое понятие, как «роковая ошибка», я считаю выдуманным.
Действительно, в 1812 году мы допустили несколько ошибок – как теперь мы можем это называть. Русские проявили принципиальность, и отчасти это способствовало их успеху, но в еще большей степени им помог ряд не зависящих от стратегии обстоятельств. Насколько мне известно, уже много лет в России не было такой суровой зимы. Кроме того, крестьяне, которых я надеялся привлечь на свою сторону, предпочли оставаться рабами – ситуация поразительная. Сложно было даже предполагать, что свободе, которую несет Франция со времен революции и которую хотела донести и до России, мужик предпочтет рабство. Полагаю, все дело в глубокой невежественности низшего сословия в этой стране. Список таких обстоятельств можно долго продолжать. Потому что тактики у русских вплоть до нашего отступления не было в принципе. Действия императора Александра сводились лишь к сочинению лозунгов вроде того, что русские не успокоятся, пока последний французский солдат не покинет их землю. В это время армия, тоже не представляя, что ей надо делать, заводила нас все глубже в страну, пока не дошла до Москвы. После чего русские не нашли ничего умнее, кроме как сжечь город.
- Вы полагаете, что отступление и поджог Москвы, если это сделали русские, не было их стратегией?
- (Улыбается.) Смешно считать это стратегией. Вы отступаете, когда ваш враг сильнее вас. Вы отступаете, когда вы не знаете, что делать. И никак иначе. Ни Барклай, ни Кутузов не представляли себе, к чему все это приведет, когда отступали.
Что касается поджога великой Москвы, то русские показали себя настоящими варварами, скифами; им все равно, что о них потом скажут потомки. Это же неслыханно! И после этого они смеют обвинять в таком безобразии нашу армию. Вот и вы говорите: «если это сделали русские». Что мы делали в Москве? Мы открыли театр, наладили продовольственную систему… А русские предпочли поджечь весь город, хотя, к слову сказать, у них оставались там сотни раненых. Мы старались в меру своих возможностей помочь несчастным, но очень многие погибли.
Так что то, что такая, как вы это называете, стратегия увенчалась успехом – невероятная удача русских. Это случайность, потому что аналогов такого масштаба история не знала.
- Вы часто говорите о случайностях. Между тем ваши критики – сторонники теории независимости хода истории от личностей – иронизируют по поводу такой трактовки событий. В частности, насчет вашего насморка, помешавшего Франции выиграть Бородино…
- (Машет рукой в знак отрицания.) История о насморке выдумана теми же самыми критиками, чтобы с их точки зрения представить нашу позицию в отношении Бородина. Но наша позиция другая: мы убеждены, что Бородинское сражение мы выиграли, и тогда никакого рассказа о насморке не нужно. Мы удивлены тем, что в России считают иначе. Как это возможно, если сначала всю вашу линию смяли войска противника, а потом заставили отступить – да как! – бросив свою древнюю столицу?
Те же критики, как вы говорите, являются сторонниками теории своеобразной предопределенности. Эти люди пытаются убедить других, что личность не играет никакой роли. Но это совершенно непрофессиональный подход! Когда вам в лицо называют факты – обстоятельства, благодаря которым произошло то или иное событие, - как это делаю сейчас я, а вы настаиваете, что это не они оказались решающими, а какие-то высшие силы устроили все это, то вы шарлатан, а не историк. Между тем именно среди историков много сторонников этой псевдотеории.
Вы начали беседу с упоминания о том великолепном марше, который я совершил через всю Францию с Эльбы. Мы взяли такие города, как Гренобль, Лион, Париж, без единой капли крови! Люди, видя нас, открывали ворота городов и плясали от радости! Что это, как не очевидное желание избавиться от тирании Бурбонов и их прогнившего феодального режима? Хотя еще несколько месяцев назад все считали необратимой мою ссылку на Эльбу. Многие тогда говорили, что это моя судьба – великого полководца и государственного деятеля – закончить ссылку князьком на крошечном острове. И что, скажите мне, это – судьба или все-таки поддающиеся логике закономерности?
Поэтому я настаиваю, что и в 1812-м наши неудачи были обусловлены вполне конкретными закономерностями, две из которых я назвал.
«Так должен был бы поступить и любой другой, имеющий славу великого человека»
- Что вы думаете о Кутузове как полководце и человеке?
- Кутузов либо чрезмерно осторожный, либо близорукий полководец. Вспомнить, к примеру, отступление французских войск осенью 1812 года. Если бы он тогда просчитал наш очень умный ход у Березины, он мог бы нанести нам сокрушительное поражение, разрушив наши мосты и перебив десятки, сотни людей. Но Кутузов решил перестраховаться, отступить назад, попробовать посмотреть, что будет, если мы пойдем вдоль течения, а не будем форсировать реку. Так он упустил драгоценное время, а мы сумели с куда меньшими потерями, чем их могло бы быть, отправиться дальше на запад. И так у Кутузова было с очень многим.
Что касается Кутузова-человека, то я имею не самые лестные отзывы на его счет. Это хитрый интриган - придворный в самом плохом смысле этого слова. Такое поведение никогда не вызывало у меня уважения, таких людей не чтят при моем дворе.
- Вы упомянули про ваше отступление на запад, с которым связана еще одна история. Как любят вспоминать ваши недоброжелатели в России, вы бросили свою армию и уехали в Париж в теплой повозке. Вы считаете такое поведение достойным великого полководца?
- А вы считаете более достойным оставаться с тающей армией, не имея никакого кадрового резерва, да еще когда в вашем государстве чуть не произошел переворот?! Я понимаю: хорошо только то, что делаешь сам. Но мои маршалы разве не могли сами справиться с куда более простой задачей довести войска до Немана? Я принял ответственное решение, и так на моем месте должен был бы поступить и любой другой, имеющий славу великого человека. В моей жизни мне приходилось принимать много таких решений. Я покинул армию и двинулся во Францию собирать новые войска, так как понимал, что Александр не остановится и пойдет преследовать меня дальше по Европе. Кроме того, мне просто необходимо было разобраться со всеми аспектами заговора Мале, чтобы такого больше не повторилось.
- Что помешало вам выиграть войну 1812 года?
- Два фактора я уже озвучил: чрезмерно холодная зима и твердолобость русского крестьянства, променявшего свободу на патриотическое рабство. Нам помешало варварство русских. Я уже говорил о нем применительно к поджогу Москвы, но они дотла сжигали и свои деревни, чтобы «ни пяди родной земли» не отдать врагу. Они сжигали все: дома, поля, склады; они резали скот, били посуду… Оставшиеся пытались сражаться всем, что попадалось под руку. В ход шли вилы, грабли, молоты, топоры. Мы были поражены таким отчаянным патриотизмом. Нам ведь ничего не стоило утихомирить их. У нас были великолепные драгуны и гренадеры, против ружей которых крестьянское холодное оружие было бессильно. Крестьяне и сами все понимали, но сдаваться не собирались. К сожалению, когда враг пришел во Францию, такого сопротивления наши крестьяне ему не оказали.
В конце концов, все вылилось в партизанскую войну, и это тоже серьезно нам помещало. Потрясающим было то, что, пока русская армия отступала и всячески уклонялась от сражения, с нами бились те же самые крестьяне, многие из которых до этого оружия даже в руках не держали. Это позор русскому командованию, что свою победу они должны делить с теми, кого до этого всячески угнетали и унижали. Нам, французам, удивительно, что само крестьянство у вас, очевидно, недооценивает собственные силы.
Конечно, была еще тысяча более мелких причин нашего поражения. Но теперь нас это не должно волновать. Перед Францией открывается блестящая перспектива восстановить свое доминирование в Европе.
- И что вы будете делать теперь, когда против Франции союзниками организуется очередная коалиция?
- Будем биться до последнего. (Улыбается.) Уверяю вас, никогда ничего не бывает предрешено.