Михаил Белов. Иисус Христос или путешествие одного сознания Иисус Христос или путешествие одного сознания (книга о лечении некоторых психических болезней путем исповедывания христианства)

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 23

Первый день прошел хорошо. Все были довольны и пьяны. Второй тоже обе- щал закончиться хорошо. Но вечером перед уходом домой, рассказывая Ире последний анекдот, я почувствовал, что сказал лишнее:вместо окончания кульминацией анакдота, я закончил его реакцией на него моей матуш- ки.Хотя в какой-то ситуации моя концовка могла бы быть продолжением юмора, но Иру она разочаровала. "А",-выдохнув воздух из груди и сразу теряя львиную долю своего интереса ко мне сказала она. Я потерял чувство меры! Для меня это было смутным вестником чего-то неотвратимо надвигающегося ужасного. В тот вечер, возвращаясь домой, я был перепол- нен жалостью к себе. Мой интеллект продолжал себя убивать. Марксист- ско-ленинская философия, бывшая фундаментом моей мысли, говорила мне о моей обреченности на одиночество. По закону отрицания я отрицал своих родителей, а мои дети отрицали бы меня. Друзей в полном смысле этого слова я тоже иметь не мог. Я мог находиться лишь в неантагонистических противоречиях в отношениях с ними. Чувство подсказывало мне что спасе- ние я смогу найти лишь в любви. И я стал искать себе девушку. Впрочем, она уже была найдена. Она училась в моей группе. Звали ее Ира Колмако- ва. Обратил я на нее внимание после того как услышал ее анкетные дан- ные, что их троих мать растит одна на зарплату 127 рублей. А Ира к тому времени уже успела себя зарекомендовать отличницей по всем предметам.

После Жениной свадьбы я решился. Подойдя после уроков к Ире, я пригла- сил ее в кино. Она как-то странно взглянув на меня отказалась, сослав- шись на занятость. И я опять остался один. Все более открыто освобож- дался от обязанностей перед группой Краснов. Углублялся в компромиссах с собой и Гарик.От него я все чаще начал слышать, что Пахан - ничего, вроде, парень. Я Гарику ясно давал понять, что тропинка между нами нам- ного уже прежней. Тем более, что Гарик, подойдя к нашему куратору -Ва- лентине Павловне Мачинской попросить стипендию, так как сдал экзамены на тройки, мне об этом не сказал, так как я тоже ее не получил по этой же причине. Я не думал, что сдача экзаменов скажется на стипендии и не старался особо отвечать. После я подошел к ней тоже, и она мне ее тоже сделала. Но Гарик не хотел терять позиции. Как-то ночью нас с матушкой разбудил звонок в дверь. Пока я просыпался, матушка пошла открывать.

-Гарик?- услышал я ее какой-то беззащитный голос. Эта ее интона- ция была катализатором моих чувств. -Миша, иди, Гарик пришел.

Я встал. На часах было 2.

-Можно переночевать?-У парня засиделся, опоздал на автобус, обще- житие закрыли.

Я почувствовал, что засиделся он явно не у парня. Но это было бы еще ладно. Хуже было то, что я почувствовал, что это была не просто просьба о помощи. Это был и ход конем. Попадать под его копыта я не хо- тел.

- Раздевайся,-это, наверное, и было моим единственным, сказанным мной в ту ночь словом. Гарик смотрел на меня во все глаза. Он, хоть и ве- рил мне, но что ожидать от меня в той ситуации он не знал. Утром мое молчание продлилось, и он поспешно стал уходить. Я предложил ему завт- рак. Он отказался. Тогда я сказал ему: -Подожди.

Мы вышли на улицу.

-Счастливо, -многообещающе сказал я ему и вернулся домой. В институте мы продолжали сдержанно здороваться.

"Комсомольское собрание-вот где надо прочистить мозги этому ора- тору",- думал я о Краснове.-Клин- клином. Три вопроса и ответы на его взможные ответы долго придумывать не пришлось, и я стал ждать собрание.

-Есть еще у кого-нибудь какие-нибудь вопросы?-спросила Ира Глады- шева.

-Можно я задам нашему профоргу?

-Задай,-удивленно сказала Ира.

-Мне?-удивился Паша, -"с какого боку припека?"-прочитал я в его спо- койном и безразличном ко мне взгляде. Он еще ничего не чувствовал.

-Паша, когда ты последний раз был на первой паре?- спросил я, выходя за трибуну. -Я? А какое это имеет отношение к делу? -зашевелился он.

-Да, ты. А к делу это имеет прямое отношение. Но ты не ответил на мой вопрос.

Пришлось ему сознаться, что давно.

-По какому принципу ты распределяешь талоны в профилакторий? У одного своего друга Паша нашел к счастью не тяжелый физический недуг. На этом его перечисление принципов и за- кончилось.

-Когда ты последний раз был с нами на уборке улицы?

-Может ли человек с такими моральными качествами находиться в группе на руководящей должности и иметь в своем ведении материальные ценности? - был мой следующий вопрос группе.А из материальных ценнос- тей Паша владел еще льготными путевками в различные санатории. И тут группа замялась. Они были обескуражены моей новой подачей себя. А к Паше они уже привыкли. Тем более некоторые перехватывали у него для списывания домашние задания. И на контрольных он был щедр своей эруди- цией.

Я был обескуражен больше их. Своим выступлением я давал им духов- ную свободу, прижимая всю Пашину блатоту. Им оставалось только меня поддержать. Паша был подавлен. Но пользуясь менжеваниями группы, начали поднимать головы в его защиту его друзья. Однако вопрос был мной пос- тавлен. Закончилось собрание компромиссом: все мои претензии были пос- тавлены Паше на вид, а его лишили на месяц стипендии. С собрания я вы- шел потрясенным. Как с людьми, которым безразлично чью руку жмет рука, можно варить дальше общую кашу? Я переживал и за другое. Выступив на комсомольском собрании, я во всеуслышание заявлял о принципах, к

ень. Я не знал как себя вести. До этого я, видя себя со всех сторон, знал как меня воспринимает каждый присутствующий человек, и где должна находиться каждая конечность моего тела. Теперь же, после моего выступ- ления, интерес окружающих ко мне стал расти, а я не знал как себя вес- ти. Я потерял и духовную свободу и контроль за собственным имиджем в их глазах. Это была уже настоящая боль. Сидя в читальном зале и держа в руках книгу, я видел как плывут и сливаются перед глазами строчки и понимал, что с психикой происходит что-то страшное.

Страшной оказалась только боль. Она была круглосуточной и нес- колько лет круглогодичной. Перекантовавшись день в институте, рожая остатки своей былой эрудиции и ложась вечером в 10 спать, я, сжавшись и ворочаясь от одиночества и нестерпимой головной боли, впадал в за- бытье в 2 ночи. Просыпаясь в 4-5 утра, я молил Бога о скорейшем наступ- лении дня, чтобы, хоть и усиливая свою боль в общении с людьми, забыть об одиночестве и безысходности. Помощи мне ждать было неоткуда. Обра- титься в психиатрическую больницу? В нашем небольшом городе это значи- ло бы "по секрету всему свету" и конец моего имиджа и, может быть, не только его. А так у меня оставался только он. И терпение. В основном ангельское. И наоборот. Единственный промах в отношениях с Красновым я допустил, обозвав его, увидя менжевания большинства: "Да что вы думае- те? -спросил я. -Разве вы не видите, что это дерьмо?" Я тяжело переживал свою ошибку. Она закрывала мне худой мир между нами и мое прямое влия- ние на него. Спустя 2-3 дня после комсомольского собрания я, набравшись сил в перерыве между лекциями, принес ему свои извинения. Но мне надо было продолжать лидировать хоть как-то. На 23 февраля девушки нас позд- равили. Приближалось 8 Марта. Паша в мужском коллективе принимал позу отвергнутого лидера, а в группе-мальчишки-эгоиста. Непоздравление деву- шек чревато и весомо сказывалось лишь на моем имидже. Да и простой долг вежливости говорил мне о необходимости брать инициативу в свои руки.

Наиболее авторитетным и общительным парням я предложил, объединившись, что-нибудь организовать. Они с удовольствием подхватили эту идею. Нем- ного подумав, мы решили организовать чаепитие, танцы, а начать вечер сценкой. Олег Канарский переодевался девушкой, я, одетый ковбоем, вво- дил "ее" в комнату, сажал на стул и пел песню группы "Динамик":

Ты любишь ананасы и бананы, И обожаешь песни Челентаны.

Ты принимаешь солнечные ванны, И на тебя глазеют хулиганы.

Ты любишь шоколадные конфеты, И куришь дорогие сигареты.

Ты не читаешь книжки и газеты, Зато меняешь часто туалеты.

О-о-о-о, твоих грехов не перечесть.

Твоих грехов не перечесть.

Сегодня ты мне нравишься такая как есть.

Сегодня ты мне нравишься такая как есть.

А завтра можешь надоесть.

Как эти логарифмы.

Как сладенькие рифмы.

Мы остались на высоте положения.

Как-то я зашел к Павитрину и поделился с ним своей болью. Тем, как меня подвела группа. По крайней мере, я так считал. От его презри- тельного взгляда мне стало больно.

Приближались экзамены. Я с ужасом ожидал их начало. За зиму мно- гие успели узнать, что я "довольно эрудированный юноша". Было глупо скупиться на знания, когда, ничего не теряя, ты мог изменить оценку контрольной товарища или поздним вечером в читальном зале приблизиться душой к незнакомому человеку. Это было так романтично. Сейчас же мой общественный имидж рос, а внутренний падал. "Что-то будет"-думал я, чувствуя, что простоту и легкость ответов должна будет сменить армейс- кая находчивость вкупе с изворотливостью. Противно это было делать, но выбора у меня не было. Это была борьба за существование. Сессия была сдана. Как я пролез через нее и как пролезал через через 4 другие, я с трудом понимаю. Ведь помимо сдачи гор зачетов и ответов на горы вопро- сов мне предстояло всячески скрывать что в действительности у меня внутри. Внутри же у меня неотвратимо нарастал комплекс собственной не- полноценности. С одной стороны спихнуть с высоты побывавшего на ней сложно. Но мне ведь и подпереть себя было нечем. Я весь был в боли, ко- торая и выполняла эту подпирающую функцию. Я научился и привыкал, уходя в себя, растворяться в ней, забывая о своей самооценке и становясь равнодушным к своему общественному имиджу.

Летняя практика состояла из двух этапов-внутри города и с выездом за его пределы. азбившись на бригады, мы замеряли температуры воздуха, почвы, скорость ветра, отчитывались по номенклатуре /систематизации названий/ облаков и способности применять эти знания на практике. Пос- ле, на камеральной обработке, мы обрабатывали данные и составляли кар- тину климата отдельных городских районов и в целом города. Все шло нормально, кроме одного: Паша Краснов, распределенный в мою брига- ду,"шарил"- избегал работы. Я, как бригадир, предупредил его дважды. Его действия приобрели скрытую форму с приготовленными отмазками. Больше я не стал предупреждать. После землеведения мы приготовились к поездке в Свободненский район за 100 километров от города. Там нам предстояла практика по картографии. На предварительном собрании после инструктажа преподаватель-фронтовик Георгий Александрович Груздев обратился к нам: -У кого есть вопросы и предложения?

-Я настаиваю на снятии Краснова с практики,- сказал я.

-Мотивы?

-Я - бригадир, армеец.Он-профорг, не служил. Сознательно отлыни- вает от работы. Я предупреждал его дважды. Не помогает. Если не могу зас- тавить его работать я - из группы не сможет сделать это никто. Ваше же распределение его в одну из бригад автоматически означает работу всех остальных ее членов за себя и этого бездельника. Поэтому я настаиваю, на том, чтобы вы отстранили его от практики.

-Все так считают?- форма вопроса показывала, что чувства Георгия Александровича на моей стороне. Я перевел дыхание.

-А, пускай идет к нам в нашу бригаду,- раздался тут голос Гари- ка. Он не был в своей бригадиром. Это место занимала Ира Колмакова. Гарик же с багажом своих знаний и армейской находчивостью занимал в своей бригаде позицию, аналогичную Паши Краснова в моей.

-Гарик, не понял, почему это ты подаешь голос? - начал было я.

-Не надо мне рот затыкать. Понял, да?-загремел на меня он.

-Не понял? - полностью развернулся к нему я.

-Не надо ссориться,-раздался голос Георгия Александровича. -А что скажут остальные члены бригады?

-А, пускай идет к нам,-сказал Вадик Гитько.

-Ты видишь, что тебя никто не хочет брать на поруки?-сказал Геор- гий Александрович Краснову. - Учти, это, скорей всего, твой последний шанс исправиться.

На этом собрание и закончилось. Все вышли в рекреацию. Я кипел от поступка Гарика. Он был сделан и для доставания меня. В холле, подойдя к Гарику, я в упор громко спросил его: -На каком основании ты замолвил за Краснова слово?

Все повернулись к нам лицом.

-Миха, Миха, кончай, жалко же парня, сам пойми.

-Не-ет. Кукушка хвалит петуха. Ты сам знаешь кто ты.

Повернувшись, я вышел на улицу. Следом выбежал Гарик.

-Миха, зачем ты так, жалко же парня, давай разберемся. -Я знаю кто я, ты знаешь кто ты. Какие могут быть еще нерешенные вопросы?

Посмотрев на меня, больше он не сказал ни слова.И мы поехали на практику.

Вспоминать ее печально и больно. Кругом цвела зелень, пели птицы, рядом текла наша могучая Зея. Можно было наслаждаться и свободой отно- шений. Но воспринимал я эти прелести лишь кусками и через головную боль из жуткой становящейся противной оттого, что я никак не мог от нее от- делаться. Она все сильнее формировала мой комплекс неполноценности, тормозила мой мозг, и все необходимые знания я доставал из себя, так сказать, по принципу угасающей инерции. Но сущность моя оставалась прежней. Я, хоть все чаще уединялся, видя бессмысленность своего душев- ного общения с людьми, но ни от какой работы не отказывался и старался быть в ногу со всеми. Душой с людьми я общался лишь вечерами у костра через гитару, вкладывая первую в песни впечатанные мне в психику стрессом. Моей любимой песней была "Костер" Андрея Макаревича, казавшей- ся мне написанной им про меня. Пел, знал и любил я множество других песен самых различных групп, задолго до начала перестройки начавших появляться как грибы после дождя. Моя любовь ко всему новому и экстра- вагантному была, наверное, моей слабостью. "Миша, человек, желающий достичь многого, должен уметь себя ограничивать", - говорил мне до ар- мии Валентин - мой духовный наставник, единственный из всех других, давших мне помимо чего-то, нечто.

Он.

Жил он в Калинине, том самом, из которого я призывался в армию. Позна- комил меня с ним знакомый моего отца, перед которым я по просьбе отца и его собственной показал работу с нун-чаками. В разбрасываемости Валя меня остановил именно в отношении к восточным единоборствам, что так многолико и привлекательно. Валя дал мне помимо личного примера гармо- нии силы с подлинной духовной свободой, что тогда понять я мог только подсознательно, так как был слаб, уникальный комплекс упражнений, уни- кальность которого я понял только через 7 лет занятий ими. После прос- ветления я не раз думал, тренируясь, о том сколько мы сейчас бы могли дать друг другу, случись сейчас наша встреча. Каждая тренировка гим- настики тогда мне приносила освоенными по два - три новых элемента. И я быстро шел в гору не только в ней. Рост моих способностей был одина- ков как в учебе, так и в спорте, так и в освоении гитары. После стрес- са я был загружен до предела и теперь вспоминал о Вале лишь изредка.

Но вспоминал. Под конец практики девчата организовали праздник Непту- на, а парни - прощальный костер. Всем им было весело.

В тот год отец Вадима уехал в Киев для повышения квалификации. Ва- дик решил воспользоваться случаем и побывать на Западе, где еще ни ра- зу не был. В Кирове у его жены Оли жили родители. Сначала он хотел вслед за ней, уехавшей раньше его, заехать к ним, а потом поехать в Киев. Я, два года уже не видевший отца, был спровоцирован им и его сбо- рами. Стояло красное лето. До колхоза было полтора месяца. Выпадала воз- можность и ближе познакомить моего отца с Вадиком, когда на обратном пути последний заехал бы за мной. Отец помнил его по двум-трем встречам во время моей школьной учебы, когда Вадик, изредка приходя к нам, с видом знатока бежал смотреть книги.

Начало поездки было обычным, если не считать, что для нее Вадику надо было открутиться от военной подготовки в институте. Он сделал это мастерски, проведя преподавателя за нос. (Навешав лапши на уши). С са- мого начала путешествия его мечтой была идея выпросить у возможных по- путчиков-иностранцев валюты. К поезду Благовещенск-Москва в Белогорске прикрепляли 1-2 вагона с иностранцами, ехавшими в Москву из Владивос- тока. Так было и на этот раз. Вадик ерзал, боясь КГБ. Мораль и кошмары времен застоя в нем тогда держались крепко. Наконец он решился.

-О, ты не представляешь-двухместное купе, оба пожилые. Он знает немецкий, английский, французский и итальянский. Она-немецкий и фран- цузский, -восторженно рассказывал он мне. - Смотри, что они мне дали.

Я посмотрел на пятидолларовую монету и улыбнулся. Я был к этому равнодушен.

-Пойдем со мной-тебе понравится.

Вадик говорил на английском.Самостоятельные сверхурочные занятия сделали его одним из сильнейших "англичан" класса. Я был "немцем". Знал немецкий я достаточно хорошо для такого общения, но под доминантой стресса я не хотел появляться перед незнакомыми интеллигентными людь- ми. У Вадика же начал разгораться аппетит общения. Он опять изчез из купе.

-Японец, говорит на английском, студент токийского университе- та.На груди -фотоаппарат. Я спрашиваю его:"Кола?"-он не понимает. Я и так, и сяк,-наконец до него дошло: "О, кело (цветной)".

Меня тянуло и туда и сюда. Наконец чаша моего терпения была пере- полнена: -Пошли.

Я взял в подарок первым знакомым Вадика одну из костей динозавра с их кладбища, открытого в Благовещенске, которое мы посещали на прак- тике, и которые я вез своим братьям-Илюше и Ване, и мы направились в гости. Перед дверью их купе, набрав в грудь побольше воздуха, мы пос- тучали.

-Ja,ja.

-Thi is mei fremd Misha,-сказал Вадик после приветствия.

-Guten tag,-сказал я.

-The speak spanish,-поспешил он объяснить спектр моих лингвисти- ческих способностей.

-O, ja,ja.

Мужчина был простым представительным и повидавшим жизнь. В женщине же, несмотря на возраст, чувствовался познающий и радующийся миру ре- бенок. С этим ребенком у меня сразу возникла симпатия. Вадик уже успел сообщить о себе часть информации. Очередь была моей. Подбирая слова, я стал рассказывать о себе, институте, родных. Потом меня заочно со всеми членами их семьи познакомила женщина. Мужчина помогал ей, если у меня были затруднения в понимании. У него чувствовалась свобода и комбина- тивность мышления. В крайнем случае он говорил Вадику по-английски, а Вадик переводил мне на русский.

-А это-кость динозавра,-сказал я как мог. -Он жил 70 тысяч лет на- зад.Звали его траходонт амурский (траходонт амурензис)."Латынь ведь то- же международный язык", - думал я. Кажется, они поняли лишь то, что это что-то палеонтологическое.

В беседе с мужчиной Вадик отмочил номер. Мужчина показывал по карте кругосветный маршрут их путешествия.

-О, этот длинный и извилистый путь,-сказал Вадик по-английски вспомнившееся название песни группы "Битлз".

-Да,-удивленно протянул мужчина.

-Вы сегодня ужинали?- спросил я их по-немецки, обрадованный воз- можностью убить сразу нескольких зайцев.

-Да, -почти одновременно ответили они, сразу посмотрев на меня уважительно и несколько удивленно. Но все равно нам надо было ухо- дить. Сердечно попрощавшись, мы вышли. Посмеявшись с Вадиком над ним самим и поделившись впечатлениями, мы продолжили путь.

Мой отец -очень принципиальный человек. Он обладает государствен- ным мышлением и энциклопедической эрудицией. Работе он отдает себя все- го. Будь он покладистей- он бы давно уже находился в верхних эшелонах власти России. Но его принципы, как он сам про себя выразился, на него больше навлекают, чем приносят. Их у него всего 2: порядочность и спра- ведливость. Отстаивай он их только по отношению к себе, -он бы уже давно почивал на лаврах. Но он не мыслит себя без людей, за судьбы которых он ответственен. Я был первым его сыном. Поженились они с матерью в 1964-м году. Я родился в 1965-м. У матушки от первого брака уже была дочь-Та- ня. Она на 6 лет старше меня.

Приехав в Калинин, спустя день, я почувствовал, что мне нужно от- цу рассказать все случившееся со мной. Дело в том, что говорил я сильно тяжело набирая в грудь воздуха и постоянно заикаясь. Создавалось стран- ное впечатление, и я рисковал быть неправильно понятым. Отец с готов- ностью и уже пониманием чего-то принял мое желание. Рассказ длился 5 часов. Пытаясь обрисовать картину своего недавнего мировосприятия и случившегося со мной, я с картины мироздания перескакивал на Краснова, с него на людей, с людей на Гарика.

-Подожди, Миша. Давай попытаемся выделить в случившемся главное.

-Какое главное? Разве могут быть в жизни частности?

Но отец тем не менее меня понял.

-Давай я познакомлю тебя с нашей знакомой.Она-психотерапевт.Жен- щина исключительной деликатности и порядочности.

Я колебался. Дав согласие, я через некоторое время забирал его на- зад. Я боялся раскрывать неспособную защитить себя свою душу перед нез- накомым человеком.Это бы означало расписывание перед ней и самим собой в своей слабости полностью. А если она еще и не сможет помочь? Нет.

Моя мачеха -Татьяна Геннадьевна -для меня -Таня, будучи достаточ- но осведомленной в фармацевтике, с помощью отца настояла, чтобы я стал принимать пирацетам.

"Это витамины для мозга- они радикально на тебя никак не повли- яют", -внушали мне они. Для меня таблетки тоже означали расписывание в слабости, но витамины-это был компромисс.

С папой и Илюшей мы съездили за Ваней в санаторий и всей мужской компанией- в Москву погулять. У зоопарка, в который мы пошли, произо- шел кусочек цирка. У памятника героям-краснопресненцам гид-папа задал Ване вопрос: -Ваня, кому памятник?

-Пушкину.

-Вань, а посмотри что у мужчины в задней руке?

-Граната.

Blog