Мой Террорист

Вид материалаЗакон
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   14
  • Ладно, секс-машина, отдыхай. Можешь завтра прийти с обеда.

Мой Террорист Глава 6


- Подожди… Тор… Да подожди же! Черт… Можем мы хоть раз сделать это по-человечески? Мне бы в душ…


- Обойдешься.


- Shit. Давай хоть до дивана дойдем… Черт!.. Рубашка… Осторожнее… Прошлый раз пуговицу «с мясом» оторвал…


- Новую купишь. Я заплачу.


- Пошел ты… Дай, я сам, что ли…


- Просто руки подними.


- Тор, не надо так… Нет!


- Заткнись уже.


- Тор, нет… Тор, ты обещал, что без смазки больше не будешь… Тор, чтоб тебя! А!!! Fuck you!! Тор!! Тор… Тор… Тор… Тор… Тоор… Тор… Тор… Тоор… Тоор!.. Тооор!!.. Тооооооор!!!..


……………………………………….

- Тор, давай не так… По другому…


- Как именно?


- Вот так… Вот, давай, ложись на спину. Нет, не трогай, я сам… Ннннн… Так хорошо?


- Продолжай.


- Ааа… Аааа… Аааа…


- Хааа…


- Эй, ты чего!! Тор, ну какого!... Shit, ты меня так по дивану размажешь…


- Извини. Не люблю быть снизу. Даже в активной роли.


- Чертов гребаный… Террорист… Чертов… гребаный… Тор… Тор… Тор… Тор… Тоор… Тоор!.. Тоооор!.. Тоооооор!!...


………………………………….

- Тор, иди нах! До дома не потерпишь?!


- Нет.


- Может, давай, просто отсосу тебе?


- Вечером отсосешь. В том числе.


- Зайдет кто-нибудь.


- Никто не зайдет. Все на обеде.


- А если?


- Плевать.


- А мне – нет! Черт… Ты хоть дверь запер?


- Не помню. Повернись к стене. Вот так.


- Тор! Ну ты скотина… Тор! Тор… Тор… Тор… Тооор… Тооор!!.. Тооооооор!!!..


…………………………..

Все это – моя жизнь. Во всяком случае, ее немалая часть. Вот уже больше месяца. Уже больше месяца прошло с того самого идиотского похода в клуб. С того самого охеренного внезапного траха. Теперь это случается постоянно. Не каждый день, но часто. Я бы сказал, очень. И, да, вы правильно поняли, иногда это происходит даже на работе. Хорошо, что в офисе он хотя бы всегда пользуется резинкой, меньше проблем.


Все эти полтора месяца я какой-то растерянный. Совершенно не понимаю, что происходит. Не понимаю, что между нами. Между нами – все, и в то же время – ничего. Между нами – мои стоны боли и наслаждения, мой умоляющий шепот, мои беспомощные ругательства. Между нами – его тихий звериный рык, его горячее дыханье, его сильные властные руки, стискивающие до синяков. Между нами – страсть, похожая на жгучий огонь.


Больше между нами нет ничего. По-прежнему – ни признаний, ни ласки. Ни долгих тихих уютных минут в постели после сумасшедшего секса, с ленивым пустым трепом, с дурацкими шуточками, с одной сигаретой на двоих, не курю, но из его рук пару раз затянулся бы. Он вообще надолго у меня не задерживается. По-прежнему почти ничего о нем не знаю. Не знаю, есть ли у него друзья, много ли их. Мне кажется, что не очень. Не знаю, что ему нравится. Кроме текилы, кофе и черного цвета. Что там еще? Не любит на отдыхе бриться, кажется, любит водить машину, надеюсь, любит блондинов… Способен пойти в ночной клуб в рваных джинсах… Ходит в тренажерку и бассейн, но не знаю, доставляет ли ему это удовольствие, может быть просто для физической формы. И, самое главное, не знаю, какое место занимаю я в его жизни, и занимаю ли какое-то вообще.


Поэтому я так растерян. Только не поймите неправильно, я ни о чем не жалею. И даже не чувствую себя использованным. Чего уж там, пользуемся оба. Я тоже пользуюсь им, пользуюсь его членом, его охренительным телом, пользуюсь его страстью, чтобы утолить свою ненасытную жажду. Все, как я и хотел. Чего же мне не хватает? Может быть, смешных ласковых слов, теплой усталой близости? Глупой доверчивой нежности?


Просто абсурд… Разве может быть нежной лавина? Может быть нежным землетрясение, тайфун, тигр, выслеживающий добычу в Уссурийской тайге? Ничего такого нет и в помине, он даже по-прежнему меня не целует и не дает целовать самому. Не то, чтобы не позволяет, просто почему-то всегда получается так, что мой поцелуй попадает куда угодно, только не в губы. Не знаю, если бы целовал, наверное, для меня бы это так много не значило, но теперь стало просто навязчивой идеей. Тем более, что я не понимаю, почему. Он никогда не целует парней? Может быть, просто не любит целоваться? Не придает поцелуям никакого значения? Или, наоборот – поцелуй для него значит слишком много? Какую-то высшую степень близости и доверия? Shit, глупости это все, такие сантименты не для Тора.


Как-то раз я даже решаюсь об этом спросить. Мы с ним только что трахнулись, лежим на моем уродском скрипучем диване. Черт, никак не куплю «надувную кровать», все время не до того. Он сейчас спокоен, расслаблен, самый момент.


- Тор, почему ты никогда меня не целуешь?


- А что, ты хотел бы?


- Ну, я не знаю… Но как-то… Все это делают.


- Ну, допустим, не все. Зачем тебе это, ты же не девочка. В чем дело? Надеюсь, ты не считаешь, что между нами происходит что-то выдающееся?


- Вот еще…


Приподнимается на локте, заглядывает мне в лицо.


- Эй, не вздумай влюбиться, только все испортишь. Я не по этим делам.


- Иди в задницу.


Смеется.


- Да я только оттуда.


- Тогда на хуй…


- А вот этого не дождешься.


Потом он уходит. Привычно стою у окна, смотрю, как он появляется из подъезда, закуривает, садится в машину, трогается с места. Куда ты отправился? Домой спать? В гости к приятелю? На свидание? На какую-нибудь светскую тусу? Ты вроде бы не большой их любитель, это я успел заметить, но знаю, что ради дела иногда посещаешь. Кстати, в последнее время в желтой прессе иногда мелькают твои фотографии с какой-то блондинкой. Я ее очень ревниво разглядываю: не девчонка, лет около тридцати, шикарная, ухоженная. В брильянтах и шмотках «от кутюр». Впрочем, в сопровождающих снимки статейках папарацци довольно толсто намекают на то, что, возможно, всем известная светская львица госпожа К** вовсе не так богата, как старается казаться. И совсем не прочь поправить свое материальное положение с помощью удачного замужества. В то же время, господин Гуров молод, энергичен, удачливый бизнесмен, и вообще они очень неплохо смотрятся вместе. Как жаль, что ни тот, ни другая не дают никаких комментариев. Может быть, объяснишь, что это значит?


Сам я прямо спросить ни за что не решусь, приходится идти на множество всяких уловок, чтобы навести разговор на интересующую меня тему. Гуров, не моргнув глазом, отвечает, что просто знакомая.


- Бывают мероприятия, на которые принято являться с дамой, наверное, сам знаешь. Она в таких случаях меня выручает.


В этом ответе заключено неявное признание в том, что в его жизни нет значимой для него женщины, но Тор не дает мне долго радоваться, потому что тут же в своей обычной язвительной манере добавляет:


- А ты хотел бы, чтобы я брал тебя? Не обижайся, но ты уже давно не в том возрасте, когда парни хорошо выглядят в женских тряпках.


Shit, вечно он так. Ненавижу его за это. Ненавижу этого чертова гребаного Террориста. Вот только моя ненависть с каждым днем все больше похожа на что-то другое.


Я так во всем этом запутался. Если бы я мог кому-то обо всем рассказать, наверное, было бы проще. Хорошо было бы Джеку, он, конечно бы понял. Но Женька последнее время такой печальный. Он даже внешне как-то изменился. Нет прежней легкости и сияния, он как будто погас. Однажды он приходит ко мне один, долго пьем с ним на кухне кофе. Shit, опять этот кофе, он так уже осточертел мне на работе, кажется, скоро возненавижу любимый напиток. Такая странная участь – ненавидеть то, что хочешь любить. Наконец, не выдерживаю, спрашиваю, что случилось. Может быть, отец с матерью что-то узнали?


- Нет, пока ничего. Но, по-моему, уже что-то подозревают. Знаешь, так странно смотрят. Мне все время кажется, что они хотят у меня что-то спросить.


- Джек, может, тебе все-таки с ними поговорить? Ну что ты так боишься? Ну, поорут, но потом, наверное, смирятся, они же твои родители.


- Тони, ты не понимаешь! Дело не в том, что я боюсь… Хотя, конечно, боюсь, это тоже. Но это не главное! Просто так надоело… Надоело шифроваться, следить за собой, чтобы, не дай бог, не позволить себе чего-то лишнего. Опасаться, что кто-то что-то заметит…


- Сладкий мой, вы просто должны быть осторожней. Вообще меньше мелькать на людях.


- Почему?! Почему нам надо что-то скрывать? Чего нам стыдиться? Я люблю его… Тони, я так его люблю… Ты говоришь, родители поймут… Тони, они и пытаться не станут! Для них это – мерзость, извращение! Ты знаешь, какой Фил. Умный, сильный, надежный… Верный… Если бы я был девушкой, мама с папой были бы просто в восторге от такого зятя… Вообще, никто ничего не имел бы против… Наоборот, умилялись бы и всячески поощряли. Взгляни на обычные пары, им позволено все – смотреть друг другу в глаза, обниматься, целоваться на улице, в парке, на набережной, в метро на эскалаторе… Никто и слова не скажет. А мы даже просто держаться за руки не можем. Черт, это так несправедливо…


- Джеки… Успокойся, хороший мой. Конечно, несправедливо. Но что же тут поделаешь?


- Но почему?! Тони, скажи, почему? В чем мы виноваты? В том, что любим? Два человека любят друг друга, что в этом плохого?! Откуда такая ненависть, такое презрение, как к преступникам, нет, даже хуже, как к грязи?!! Черт, да к убийцам иногда отношение лучше, чем к геям…


- Ни в чем вы не виноваты. Просто такая чертова жизнь…


- Ну не могу я полюбить женщину, как бы я ни старался. И зачем мне вообще стараться? Зачем? Я люблю Фила, я хочу быть с ним. Больше ни с кем, лучше умру. Тони, ты не поймешь… У тебя хотя бы есть выбор…


Так его жалко. И так за него тревожно. Такое чувство, что он на грани нервного срыва, не наделал бы каких-нибудь глупостей. Ничего не говорю, просто молча обнимаю. Что тут можно сказать? Не могу найти слов. И своими сомнениями нагрузить его не могу. Джек, говоришь, у меня есть выбор? Да, наверное, есть. Только мне почему-то кажется, что я его уже сделал. Причем не самый удачный.


Работы по-прежнему очень много. Наш совместный с дойчами проект идет полным ходом. В начале августа опять приезжает Клаус, правда, не с Фрицем, с кем-то другим. В аэропорт, встречать иностранных партнеров, отправляют не меня. Вообще, в этот раз у меня не очень много поводов с ними видеться, только непосредственно на переговорах. Я даже не приглашен на банкет. Мы, конечно, все равно сталкиваемся с хером Шварцем перед совещанием. Клаус, похоже, не затаил зла за тот облом. Наоборот, он очень рад меня видеть. Сияет широченной улыбкой, я даже опасаюсь, что он сейчас полезет ко мне обниматься. Но тут между нами ловко вклинивается генеральный. Он вроде бы тоже улыбается, но его улыбка почему-то очень напоминает хищный оскал. Хер Гуров так похож на сердитого пса, стерегущего кость, что мне становится смешно. И, буду честным, приятно.


***


К сожалению, мои дурные предчувствия сбываются. Джек наглотался таблеток. Произошло то, что рано или поздно случилось бы. Минутная неосторожность, пронырливый репортер, недвусмысленное фото в бульварной газетке. Целующиеся Джеки и Фил. Подпись: «сын известного московского бизнесмена развлекается с сыном крупного питерского предпринимателя». Женькино лицо не очень хорошо видно, но родители свое чадо, конечно, узнали. Жуткий семейный скандал, оскорбления, домашний арест. Кажется, ему даже пригрозили быстрой женитьбой на ком-то. Отчаяние, аптечка в ванной, пачки снотворного и валиума. Наверное, он очень сильно нервничал в последнее время, раз принимал все это.


Когда обо всем узнаю, он уже два дня в больнице. Опасность, в общем-то, позади, но ему все еще очень плохо. Узнаю об этом от Фила. В первый момент хочу на него наорать, почему не сообщил сразу, но, к счастью, удерживаюсь. Филу сейчас хреново и, конечно же, не до меня, спасибо, что вообще позвонил. Поэтому я просто отвечаю, что сейчас буду. Звонок Фила застает меня в офисе. Гурова нет, умотал куда-то по каким-то делам, но уходить мне не разрешал. Набираю его сотовый. Не отпустит – плевать, все равно поеду, но доложиться все-таки надо. Тон у шефа не очень довольный, но уйти разрешает.


Больница, в которой лежит Женька, самая обычная, районная. Его сюда привезли на «скорой» и пока что не разрешают никуда перевозить, слишком еще слаб. В отделении токсикологии в коридоре старый залатаный линолеум, пошарпанные крашеные стены. Все примерно как там, где лежала мама. Те же запахи: лекарств, невкусной казенной еды, хлорки, еще какие-то, не могу их идентифицировать, но они вызывают мысли о физической немощи и страданиях. В маленькой рекреации, рядом с которой Женькина палата, ни комнатных растений, ни телевизора. Лишь несколько таких же залатаных как линолеум дерматиновых жестких диванчиков и такой же пошарпанный как стены холодильник. Какие же они все-таки убогие, наши обычные районные больницы. И это в Москве, даже думать не хочу, какие они в провинции. На одном из диванчиков сидит какой-то понурый дядька. Тоже чей-то посетитель.


Дверь палаты открыта настежь, заглядываю. Койка Джеки в середине. Кажется, он сейчас спит. С одной стороны кровати – штатив капельницы, прихваченная пластырем иголка уходит в сгиб локтя. С другой стороны на стуле – Фил. Локти уперты в колени, в руках, прижатых ко лбу – Женькина ладонь. В палате еще пятеро больных, но никто не обращает на них внимания. Здесь всем плохо и всем ни до кого. Беда всех уравнивает, и геев, и натуралов. С минуту смотрю на них, потом решаюсь пройти. Здороваюсь с Филом:


- Привет. Ну как он?


- Привет. Сейчас вроде бы ничего.


- Спасибо, что позвонил.


- Не за что.


- Сам-то как узнал? Неужели его родители сказали?


Фил зло усмехается:


- Как же, дождешься от них. Ты бы слышал, как его папаша на меня здесь орал. Просто торчал в машине недалеко от их дома. Планы, блядь, строил, как бы его вытащить… А он в это время… В общем, видел, как его на «скорой» увозили. Поехал следом.


- И его отец разрешил тебе здесь остаться?


- Да ни фига. Пока Женьку откачивали, всем на все плевать было, и родителям и мне. Зато потом чуть с лестницы меня не спустили. Но Джеки к тому времени уже очухался и такую истерику закатил, что им пришлось меня терпеть. Да насрать, что они там думают и чего хотят, главное, чтобы с этим дурнем все в порядке было.


- У тебя-то дома как? Твои знали?


Он опять усмехается. На этот раз как-то криво.


- Как? Плохо. Не знали, конечно. Для них это тоже было большим сюрпризом. Я же раньше никогда… Все как у всех. У меня даже, можно сказать, невеста есть.


Вот это новость.


- А Джек знает? Про невесту?


- Нет. Да там и знать-то нечего. На самом деле, никакая не невеста, просто родители давно дружат семьями. И давно мечтают нас окрутить.


- Бедняга. С девчонкой тоже, наверное, проблемы будут?


Фил машет рукой.


- Да нет, тут все в порядке. «Невеста» как раз в курсе. Она вообще нормальная девка, с детства с ней дружим. Действительно дружим, без всяких. Да и с родителями, думаю, как-нибудь договорюсь, они у меня все-таки не такие придурки, как эти. Сволочи… Что они с ним сделали… Орали, оскорбляли по всякому. Этот козел его даже ударил несколько раз. Ты бы слышал, как он рыдал в трубку… Потом и телефон отобрали, гады…


На лице Фила такая ненависть. Голос просто трясется от злости. Надо как-то успокоить. Хотя я его понимаю.


- Фил, тише, Джеки разбудишь. Что думаешь дальше делать?


Он послушно понижает голос:


- Что буду делать? Пусть только выпишут, заберу его. Увезу нахрен отсюда, вообще из Раши.


- Куда?


- Да какая разница? Лишь бы от этих уродов подальше.


- А потом? Жить на что будете?


- Устроюсь работать. Может, какой-нибудь маленький бизнес заведу. Например, кафе открою. Или магазинчик. У меня есть свои деньги, дедово наследство. Не очень большие, но все-таки.


Смотрю на Женькиного парня с уважением. Действительно, умный, сильный, надежный. И верный. Все, как Джеки и говорил. Даже немного завидно.


Джеки, наконец, просыпается. Меня он пока не замечает, сразу находит глазами Фила. Бедный Женька, такой бледный, измученный, похудел, кажется, кило на десять, хотя куда ему дальше. Он сейчас, разумеется, без своих синих линз, но его взгляд, встретившись с взглядом любимого, так вспыхивает и так сияет, что разница почти не заметна. Фил тут же склоняется над ним, поправляет волосы на лбу, спрашивает, как он, не больно ли проткнутую иглой руку, не принести ли попить, что-то ласково шепчет на ухо. Тихонько выхожу в коридор. Немного попозже зайду.


В коридоре меня неожиданно окликают:


- Антон!


С удивлением оборачиваюсь. Кто бы? Женькин отец. Тот самый унылый дядька на кресле. Подхожу, здороваюсь. Тоже паршиво выглядит, можно даже сказать, что на нем лица нет.


- Антон, ну как он там?


Странно, что он спрашивает об этом меня. Мое удивление, наверное, заметно, потому что он опять поникает и неловко бормочет:


- Представляешь, не хочет нас с матерью видеть… Вообще не подпускает, сразу истерика начинается. Врач уже ушел, дежурного не найдешь, сестру тоже…


- Фил говорит, вроде бы, ничего.


- Фил!


Лицо Женькиного отца тоже просто перекашивает от ненависти, он сразу как-то подбирается, становится жестким, твердым.


- Антон, скажи, ну чего ему не хватало?! Зачем ему этот?! Почему вообще это все?!! Позор-то какой…


Блядь… Ну что за мужик. У него сын чуть не умер, а он думает о том, что скажут другие.


- Может быть, он просто не может без него жить?


- Антон, что за бред… Не может жить…


- Вы в этом сомневаетесь? Разве он не доказал?


- Глупости все. Что значит «не может без него жить»? Ерунда. Он без кислорода не может жить. Без воды и еды не может, и то какое-то время протянет. А уж без этого Фила…


С удивлением смотрю на него: изменился просто в момент. Резкий, жестокий, властный. Как будто не он недавно сидел тут таким несчастным и растерянным. Все эти капитаны большого бизнеса… Как же с ними бывает трудно. Не понимают самых простых вещей. Иногда мне кажется, что, приобретая свои состояния, они попутно утрачивают вообще все человеческое.


- Может быть, он не хочет?


- Не хочет чего?!


Пожимаю плечами.


- Жить без Фила.


Киваю на дверь палаты:


- Посмотрите на них, неужели не понятно, что они на самом деле любят друг друга?


Он бросает в мою сторону сердитый взгляд, поднимается с дивана, идет к выходу из отделения. Снова поникшая спина, шаркающие шаги. Но мне его больше не жалко.


Наверное, уже можно вернуться в палату. Женька мне рад. Очень хочется его отматерить, но язык не поворачивается. Ничего, пусть только поправится, намылю ему шею. Если, конечно, его парень позволит. Фила мы выпроваживаем домой: принять душ, переодеться, поспать пару часов. Он не очень-то возражает, видно, что здорово устал. Клятвенно обещаю ему, что никуда не уйду, пока он не вернется. Мы с Джеки немножко болтаем, но в основном он спит, все-таки он еще очень слабый. Время в больнице тянется медленно и сонно, почти не движется. Приходит сестра, снимает капельницу. Через час заходит опять сделать укол.


Незадолго до возвращения Фила звонит Тор. Интересуется, где я. Отвечаю, что в больнице. Спрашивает в какой, и долго ли я еще собираюсь там торчать, он хочет знать, когда за мной заехать. По дороге домой рассказываю ему, что случилось. Совсем коротко, не думаю, что судьба Джеки ему так уж интересна. Тор и правда слушает не очень внимательно, если вообще слушает. По-моему, он думает о чем-то своем. Он не собирается заходить ко мне, но в этот вечер я, впервые за долгое время, проявляю инициативу сам. Джеки и Фил, их нежность, их тяга друг к другу меня как-то растревожили, и мне хочется если не того же, то хотя бы иллюзии. Кажется, Тор немного удивлен моей настойчивостью. В этот раз он не очень торопится уйти, и у меня даже возникает ощущение, что если я сейчас попрошу, задержится до утра. Но я не прошу, мне вовсе не нужны одолжения, хочу, чтобы он остался сам. Поэтому молча смотрю, как он медленно одевается, неторопливо завязывает шнурки на ботинках, не спеша спускается по лестнице. Не успевает черная «Ауди» тронуться с места, как я тут же жалею, что промолчал. Но звонить ему на мобильный, просить вернуться – это как-то совсем уж глупо. Обозвав себя придурком, иду спать. Заснуть не получается долго.


Примерно через неделю Джеки выписывают, и они с Филом начинают готовиться к отъезду в Англию. Shit, опять мне провожать. Почему все, кого я люблю, куда-то уезжают? Так я скоро останусь совсем один.


***


Как-то вечером, в середине сентября, Гуров, закончив работу, с удовольствием потягивается, откидывается в кресле и сообщает, что намерен уйти в отпуск. Ненадолго, дня на три. Пожить в своем загородном доме вдали от бизнеса и прочей суеты. Отдохнуть, расслабиться, отключить мозги, слиться с природой. Тут же ставит меня в известность, что проделывать все это он собирается в моей компании. Мое глупое сердце радостно подпрыгивает. Три дня наедине с Тором, вдали от города. Хотя, вряд ли наедине. Наверняка этот самый дом располагается в каком-нибудь крутом коттеджном поселке и набит разной прислугой. Все равно, эти три дня он будет только моим. Будем с ним прогуливаться по темным аллеям парка, играть в теннис, вместе плавать в бассейне. Завтракать, обедать и ужинать – тоже вместе. Будем подолгу разговаривать, и может быть, я, наконец, что-нибудь о нем узнаю. Очень заманчиво. Но я же не могу в этом признаться. Поэтому я хмуро бурчу: