Анализа Моим родителям с благод

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 17

АРИСТОТЕЛЬ

Аристотель дал первую в европейской традиции тщательно разработанную аргументацию женской неполноценности. В сочинении «О возникновении животных», «первом великом компендиуме из когда-либо написанных», он излагает свою точку зрения: «С женской стороны не предоставляется семени для зарождения», но предоставляется вещество catamenia (менструации) или то, что аналогично ему у холоднокровных животных. Кроме физиологического доказательства своей точки зрения (прекращение менструаций во время беременности указывает на то, что этот материал используется для создания эмбриона), Аристотель — что для него характерно — переводит вопрос на метафизический уровень:
«...требуется с необходимостью быть тому, что порождает, и тому, из чего порождается, даже если они будут одним, все же они должны различаться по форме, и их сущность должна быть различной... Далее, если мужское соотносится с действующим и активным, и женское, рассматриваемое как женское, соотносится с пассивным, из этого следует, что женское, чтобы выполнить свою задачу, должно соответствовать мужскому семени, само не будучи семенем, но материалом для семени. Это как раз то, что мы обнаруживаем в случае catamenia, имеющей по своей природе сходство с первозданной материей».
Женщина предоставляет prima materiel*(Первичная материя (лат), питание и место для развивающегося эмбриона. У нее своя необходимая роль. Но активный, созидательный, порождающий принцип целиком исходит от отца. У него лучшая роль. Может показаться, что существует равенство в смысле параллелизма или симметрии функций, но, если вглядеться пристальнее, обнаружится явное предубеждение.
Женское участие — это менструальная кровь, которая, в конечном счете, считалась по большей степени табуированным веществом, своего рода отходами, или, в лучшем случае, очистителем. Ее неполноценность по отношению к мужскому семени с определенностью толкуется в аристотелевской теории семени. Семя считалось высочайшей формой крови, в сильной степени сгущенной пеной, вырабатываемой из крови посредством преобразовательного процесса, называемого pepsis — пищеварение или переваривание. Кровь, которую женщина предоставляет для воспроизводительного процесса, все еще не прошла через pepsis. Она все еще не достигла высшей формы актуализации. Так и должно быть, поскольку женщина более сексуально холодна и не обладает природным жаром, необходимым для того, чтобы перевести кровь в ее более высокое состояние. Таким образом, женский вклад является физиологически низшим. Кроме того, не имея семени, женщина существует без causa formalis", (формальная причина (лат.) не имея возможности порождать из себя самой собственную сущность, которая поэтому является объектом для мужчины, из чьей сущности происходит и мужское, и женское. Как и в библейском мифе творения, в мужчине заключается преформация женщины. Вначале Адам, затем Ева.
Точка зрения Аристотеля, которая была характерной для его времени, обусловила вместе с тем более позднюю католическую точку зрения томистов. Возможно, что отрицание женского семени посредством физиологических аргументов, которое поздней нашло отражение у последователей Аристотеля и томистов, ведет свое начало от Диогена Аполлонийского, одного из поздних ионийских натурфилософов второй половины V столетия до н.э. В его космосе воздух является главным элементом, и в его теории семени воздух играет главную роль. Воздух представляет пневматический аспект, который претворяет кровь в разреженную субстанцию семени, она легче, прозрачнее и душевнее других элементов. Воздух означает также ум и интеллект. «Отец, не мать дает потомство. Женщине, поскольку она испытывает недостаток в пневматическом элементе и не имеет полноценного семени, недостает также души и ума».
Представление биологической неполноценности женщины было у Фомы Аквинского в громадной степени обусловлено аристотелевской теорией воспроизведения. По мнению Фомы Аквинского, женщина является ignobilior et vilior* (более низкого происхождения), чем мужчина. Она существует на более низком уровне. Во-первых, по биогенетическим причинам в понимании Аристотеля; во-вторых, женщина качественно уступает мужчине, потому что не способна преобразовывать кровь в сперму и, таким образом, не способна к продолжению человеческого существования; и в-третьих, она неполноценна в функциональном отношении, поскольку обеспечивает только пассивный принцип матки и питание для эмбриона.
Святой Фома формулирует с характерной краткостью: «Semen mulieris поп est de necessitate conceptionis», потому что женское семя «nihilfacit ad generationem» (нет необходимости в женском семени при зачатии, потому что женское семя ничего не предоставляет для зарождения (лат.).
Женская секреция является несовершенным аналогом мужского семени. Вследствие врожденного недостатка или неполноценности секреция женщины не «переваривается» или не доводится до степени своей зрелости. В продолжение схоластического периода установление женского бесплодия основывается в целом на этой теории. Impotentia generand и женщины признавалась в том случае, когда менструальная кровь не могла быть передана эмбриону. Этот неполноценный продукт является вкладом женщины.
В сочинениях Отцов Церкви женоненавистничество выражается в особенной враждебности относительно тела женщины. Мария все еще не была освящена догматом Вознесения, поскольку считалось, что «глубинная сторона телесного человека с его животными страстями и природными инстинктами наследуется человеком от женщины». Взгляд на женщину у яхвистов и павликиан устанавливается отчасти на основании аргументов физиологического рода. Женщина более близка к материи, и ее неполноценность характеризуется как нечистота. Даже Иероним, бывший, как считается, из всех Отцов Церкви самым снисходительным к женщине и женскому сообществу, тем не менее приходил в неистовство, стоило зайти речи об ее теле.
Оборотной стороной этого подавления является очарование — и непреодолимое желание. Так, Везалий «упоминает схоластических теологов, среди которых, как он говорит, более часто происходят дебаты о зачатии, чем в среде медиков, и которые валят толпами на его лекции всякий раз, когда должны демонстрироваться гениталии». (Другим предметом, который зачаровывал набожные умы в Сорбонне, было использование спринцевания в матку для освящения детей.)

БЕЛОЕ — КРАСНОЕ

Преобразование крови в сперму создает предпосылки для других оппозиций между мужским и женским, базирующихся на физиологических фантазиях. Об этом с ясностью свидетельствует пассаж из «Шедевра Аристотеля». «Шедевр Аристотеля» написал не Аристотель. Это сочинение представляет собой компендиум общераспространенных сведений по физиологии, гинекологии и психологии, который впервые был издан в виде фолианта в 1503 г. в Венеции и впоследствии получил громадное распространение, особенно в Англии. Издание содержит искаженные тексты Аристотеля, сращенные со вставками из Авиценны, Галена, Альберта Великого и других «авторитетов». Тем не менее книга, выдержавшая по крайней мере 66 изданий в течение пяти веков нашей культуры, являете авторитетной, поскольку это представительное изложение образцов коллективной фантазии. Сведения изложены в форме катехизиса:
Вопрос. Почему мужское семя белое, а женское — красное-
Ответ. Оно белое у мужчины вследствие великого жара и быстрого переваривания, потому что оно разрежается в яичниках; но является красным у женщины, потому что в ее условиях непереваренная кровь портится и оно получает свой цвет.
Красно-белая пара, представляющая мужское и женское, хорошо известна из алхимии, но там красное представляет собой мужское. В иудейской традиции обнаруживается противоположное: кости, сухожилия, ногти, содержимое головы и белки глаз переходят к зародыш) от отца, «который сеет белое»; кожа и окрашенные части тела наследуются от матери, «которая сеет красное», «Первобытная» параллель этой теории обнаруживается в племени Баренда в Восточной Африке, представители которого считают, что белые элементы переходят к эмбриону от отца, красные — от матери. Красное и белое использовалось также в тестах по определению пола зародыша у беременных женщин в европейском фольклоре. Один из советов гласит: «Сохрани мочу женщины на несколько дней; если по некотором прошествии времени образуются красные частицы, то ребенок будет мальчиком, если белые, то девочкой».
В этом символизме женская неполноценность, т.е. красное, низшее по отношению к белому, не является чем-то неизменным, поскольку и красное, и белое как цвета являются амбивалентными по смыслу, не обладая только положительным или только отрицательным значением. Однако как только возникает идея преобразования крови в сперму, как у Аристотеля и в «Шедевре», женское красное предстает несовершенным состоянием в сравнении с более высоким белым мужского.

ЗРЕЛОЕ — НЕЗРЕЛОЕ, СФЕРООБРАЗНОЕ — ЯЙЦЕОБРАЗНОЕ, ПРАВОЕ — ЛЕВОЕ

Прежде чем перейти к Галену, рассмотрим некоторые другие физиологические «доказательства» женской неполноценности.
Основное преимущество белого семени над красной кровью заключается в том, что первое является более совершенно приготовленным. Оно более сухое и разреженное и поэтому воздействует как коагулянт на женскую субстанцию (здесь вводится сравнение с сыром, возвращающее к Аристотелю). Поскольку семя существует в более высоком состоянии, мужской эмбрион является изначально более зрелым, чем женский. То, что он является более активным, нуждающимся в меньшем «периоде завершенности (готовности)», по выражению Нидхема, оказало свое влияние на теорию установления пола. Мальчик в матке оживает, начинает шевелиться раньше, потому что он созревает быстрее. В школе Гиппократа, например, считалось, что мальчики полностью формируются в течение тридцати дней, а девочки — сорока двух дней. Считалось, что мужской утробный плод превосходит женский, потому что созревает быстрее, нуждаясь в меньшем «периоде готовности».
Плиний Старший считал, что плод-мальчик начинает шевелиться в сорок дней, плод-девочка — в девяносто дней. Он также говорил, что мать испытывает тяжесть в ногах, когда носит девочку. Мать, вынашивающая мальчика, имеет т лучший цвет лица, благодаря быстрому развитию или жару, или зрелости мужского существа внутри ее. Это соображение возникает довольно часто, что свидетельствует о его распространенности в нашей цивилизации. В 1859 в Обществе акушеров в Берлине одним из врачей был сделано сообщение о том, что быстрый пульс у матер указывает на то, что она носит мальчика; и в 1878 г. был сообщено о наблюдении за пятьюдесятью гинекологических пациенток в подтверждение того, что бодрое, радостное настроение и цветущий вид беременной являются диагностическим признаком будущего рождения мальчика А предварением к рождению девочки было: зачать ее от неполноценной сущности, вынашивать в слабости и бледности и избавиться от депрессии с ее рождением.
Мужское чувство превосходства составило канон в этот специфическом смысле — момент начала шевеления плоде Мужская душа пробуждается раньше: «...канон, сформулированный в окончательном виде, признавал сначала сроком оживления сорок дней для мальчика и восемьдесят дней для девочки, но позднее сорока дней для тех и других». Это представление продержалось вплоть до Goelicke, который опроверг его экспериментально в 1727 г.
Для наших следующих примеров мы обращаемся к яйцам: существовало противопоставление куриных яиц сферической формы яйцам продолговатой формы. Изучение куриных яиц и развития куриных эмбрионов явилось основной базой для исследований эмбриологии. Использование яйца для экспериментального изучения составил! непрерывную линию традиции, берущую начало в Древнем Египте и продолженную у греков и наукой Ренессанс в Англии и Италии вплоть до современной научной биологии. Поскольку яйцо является к тому же экстраординарным символом, наблюдение, конечно, стало жертвой фантазии, отпущенной на волю этим пассивным, немым женским объектом исследования.
Та из многочисленных фантазий происхождения яйца, которая имеет отношение к нашей теме, касается сравнительной ценности яиц по морфологическому признаку. Аристотель полагал, что будущий петушок развивается из остроконечного или продолговатого яйца. Наиболее совершенным яйцом, в котором наиболее полно реализуется природа яйца, является наиболее продолговатое яйцо, и оно, как и следовало ожидать, производит на свет цыпленка мужского пола.
«В шестой книге («Животные») Альберт Великий противоречит мнению Аристотеля о том, что цыпленок мужского пола развивается из остроконечного яйца; он настаивает на том, что ...на самом деле Аристотель согласен с Авиценной в том, что мужские особи всегда развиваются из более сферических яиц, потому что сфера является наиболее совершенной фигурой в пространственной геометрии».
Независимо от того, как это аргументируется, лучшим всегда оказывается мужское яйцо. Если форма сферы является наиболее совершенной, тогда сферическое яйцо является мужским. Если продолговатое яйцо является наиболее совершенным в своем проявлении сущности яйца, тогда продолговатое яйцо — мужское. Гораций придерживается взгляда Аристотеля, когда в одном из своих сатирических стихов на гастрономические темы (Сат., II, 4.1, 12) замечает, что удлиненные яйца — это чистые и белые яйца, и они мужские. Леонардо представляет пример в духе Авиценны и Альберта Великого; он пишет в своих записках: «Яйца, имеющие круглую форму, дают мужское потомство; те же, которые имеют удлиненную форму, дают женское потомство». Дискуссия закончилась только в XVIII в., когда эксперименты доказали ошибочность идеи о том, что форма яйца указывает на пол его обитателя. Какую бы форму яйца ни превозносили — круглую или удлиненную, — женское яйцо всегда оказывалось низшим.
Даже яйцу, по преимуществу женскому символу, приписали высший и низший аспекты и ухитрились использовать его для представления женской неполноценности.
Другим способом доказательства преимущества мужского начала является оппозиция левое — правое: «Справа — мальчики, слева —девочки». Это утверждение, приписываемое Пармениду, дошло до нас в передаче Галена. Оно подобно схожему высказыванию Анаксагора, сохраненному Аристотелем. Леский отмечает: «Ни одно из представлений о зачатии не оказалось столь живучим на протяжении тысячелетий, как вера в то, что мальчики возникают из правой стороны тела, а девочки — из левой».
И, конечно, женская неполноценность оказалась, как обычно, замешанной в эту лево-правостороннюю теорию. В нашей традиции «проявление силы с левой стороны всегда являлось чем-то таинственным и неправомерным; оно вызывает страх и отталкивание». После выявления доминирования правой клешни у раков (De part, animal. IV. 8. 684a26) Аристотель сформулировал положение о неполноценности левой стороны, подкрепляя метафизическую точку зрения (De incessu animal. 706a20, 706Ы4): «Правое занимает более высокое по значению место, чем левое». Превосходство правой стороны и ее соотнесенность с мужским является столь широко распространенным и столь хорошо известным представлением, что нет необходимости тратить здесь на его изложение время. Это представление отражает глубокий уровень общераспространенной фантазии. Мы обнаруживаем его у Артемидора, у которого правая часть сновидений и поля зрения связываются с мужскими родственниками, а левая — с женскими. Мы найдем его в древнеиндийской медицине, в которой правая часть сновидений и поля зрения связываются с мужскими родственниками, а левая - с женским. Мы найдем его в древнеиндийской медицине, в которой утверждается, что мальчики возникают из правой стороны матки, а девочки - из левой. Мы обнаруживаем его и во Франции XVIII столетия: человек благородного сословия должен был перевязывать или даже ампутировать свое левое яичко, чтобы обеспечить мужское потомство.
Грехэм также находит подобный мучительный обычай в фольклоре: «В этот день некоторые индийские крестьяне применяют технику, основанную на этом веровании. В момент эякуляции жена охватывает левое яичко своего мужа и сжимает его изо всей силы» для того, чтобы предотвратить женское потомство. Мы обнаруживаем это представление в сравнительно позднее время в работе Селигсона, опубликованной в 1895 г. под заглавием «Willkvirliche Zeugung von Knaben und Madchen». Он попытался экспериментально обосновать античную идею «мальчики справа, девочки слева», передаваемую от поколения к поколению в собрании медицинских афоризмов Гиппократа. Селигсон утверждал, что при всех внематочных беременностях в трубах мужской эмбрион оказывается расположенным в правой трубе, а женский эмбрион в левой и что посредством односторонней кастрации у кроликов он может определить пол потомства. В 1913г. все еще сообщалось о проведении опытов в связи с право-левосторонней теорией зачатия.
Вильма Фритц в свою превосходную небольшую книгу «Левое и правое в науке и жизни» включила и документировала широкий крут дискуссионных материалов. Несмотря на энергичные и блестящие усилия Бахофена возвысить гипотезу до общепринятой истины, левое = правое не является универсальным законом. Жители Андаманских островов, например, проранивают левое и мужское. Неполноценность левой стороны не столь широко распространена, как мы можем полагать, оставаясь внутри нашей правосторонне ориентированной традиции. Многочисленные примеры можно обнаружить у Фритца, Гране в заметках о Китае, в иудейской мистической традиции или у делаварских индейцев, среди которых распространено убеждение в том, что «левое священно, правое — нечистое, дьявольское».
Фантазии, связанные с оппозицией сторон, являются, возможно, даже более сложными, чем фантазии мужское — женское, с которыми они соединяются. Эта проблема не является нашей задачей. Но когда данные наблюдения и доказательства, связанные с латеральностью, рассматриваются для того, чтобы приравнять левостороннюю неполноценность к женской неполноценности, мы не вправе забывать предупреждение, сделанное Фритц: «Распространено предпочтение правой стороны, которого придерживаются ученые».
Это направление мысли с самого начала от Книги Бытия и Аполлона, получившее развитие усилиями людей науки и разума, имело манихейский эффект на исследование и склоняло его «вправо», к защите мужского превосходства. Наше сознание, основанное на доминировании правой руки или правого глаза, является правосторонним, имея склонность искажаться в определенных перспективах под действием лежащих в основе сознания архетипических структур. Мы видим вещи в свете доминант этих структур. Глаз отражает видение под знаком этих доминант. Наше зрение и даже научное наблюдение ненадежны не только вследствие чувственных восприятий и их хорошо известной уязвимости для сенсорных иллюзий, но и вследствие психических структур, на которых наши восприятия базируются. За видением сознания стоит архетипическое видение, и мы оказываемся несостоятельными, когда утрачиваем внутреннее зрение — прозрение — по отношению к субъективному фактору, который оказывает влияние на наши наблюдения. Мы ненадежны не потому, что мы недостаточно «объективны», но потому, что мы стали нечестивы, утратив «видение» богов и их влияния на наши взгляды.

ГАЛЕН

Может показаться, что Гален (129-199 гг. н.э.), следующий в ряду ученых мужей, высказывавшихся о женском начале, понимал его не так, как его предшественники. Гален, по-видимому, открывает новую традицию, которая отводит женскому началу физиологически равное место в процессе размножения. Во-первых, несмотря на авторитет Аристотеля, он считал, что действительно существует женское семя, которое имеет свое функциональное применение при размножении. Во-вторых, анатомические исследования навели его на мысль о морфологическом сходстве, даже параллелизме органов мужчин и женщин. Признав существование женского семени, он признал существование творческого потенциала в женском начале. Проводя параллели между мужской и женской генеративной системой, он придал научное содержание их равенству.
Но при более внимательном рассмотрении открытий Галена мы обнаруживаем, что его взгляды сохраняют предубеждения женоненавистника. (Быть может, его идеи следует также рассматривать в их римском контексте с учетом умонастроения Марка Аврелия, Коммодия, Септимия Севера, императоров, которым он служил.) Он установил, что женское семя «менее насыщено», «холоднее», «более вязкое», «слабее», «количественно меньше» и, наконец, имеет «более низкий тонус»*.
Не только семя, но и сам порождающий аппарат находится у женщины в более подчиненном положении. Гален пишет: «Все части, имеющиеся у мужчины, можно наблюдать в женском половом пути лишь с одним отличием: женские органы находятся внутри, а мужские снаружи той области, которую описывают как промежность»(IV, 15 .
Как справедливо отмечает Лески, мужские гениталии в этой теории являются «экстраверсией» женских гениталий. Для Галена эта экстраверсия отражает дальнейшую стадию развития, его более полное достижение. То, что составляет кульминационный пункт в мужчине, существует в женщине лишь в ранней форме. «Таким образом, Гален может сказать, что мужской индивид совершенен, а женский представляет несовершенную стадию»* (в зародыше лат).
Таким образом, параллелизм женского и мужского не истинен. Анатомические исследования Галена открыли аналогичную морфологию органов размножения. Но моделью для этой аналогии послужила мужская система. Мужчина был прототипом, а женщина аналогом. Вначале Адам, а потом Ева. Яичники есть недоразвитые яички; женское семя ниже по достоинству, чем мужское. Онтогенез здесь соединяется с онтологией, т.е. мужчина реализован, усовершенствован, актуализирован. Женское все еще остается in nuce"f, пребывает в области промежности, оно лишь потенциально, еще не созрело. Женщина не имеет внутренней теплоты, чтобы достичь зрелости в анатомии или в семени. В дальнейшем мы вернемся к идее женской медлительности.

ФРЕЙД

Взгляды Галена и Фрейда имеют ряд сходных черт. Они не отходят от прошлых представлений; но, опираясь на авторитет множества письменных источников, они воссоздают прошлые представления в виде новой структуры, чтобы старое сохранилось в новой системе и влияло на нее изнутри. Наблюдение и воображение сливаются и теряют отчетливость. Таким образом, по отношению к женскому началу создается интегрированная система, которая, по-видимому, расстается с наблюдением; однако при внимательном рассмотрении можно увидеть, что своим возникновением она в большей степени обязана воображению. Наиболее очевидным для них обоих является то, что «теория человеческого тела всегда составляет часть философии». Особое значение для нашей темы имеют основные свидетельства женской неполноценности, приведенные Фрейдом, которые, как и свидетельства Галена, доказываются на основе методов сравнительной анатомии.
Из множества предшественников Фрейда наиболее привлекал Вильгельм Флисс, который создал тот фон, на котором формировалось сознание Фрейда в период наиболее интенсивного самоанализа (1887-1902). Флисс проявлял настолько большой интерес к полярности правого и левого, что, как говорят, тема билатерализма послу- жила причиной их последующего отчуждения. Флисс считал, что левая сторона человека выражает в нем сторону противоположного пола, а его доминирующий пол относится к правой стороне. Если «женщина напоминает мужчину или мужчина напоминает женщину, то мы обнаруживаем акцент на левой стороне тела». Флисс придал полярности правое — левое сексуальный оттенок. Или, как он сам говорит: «Поскольку вырождение состоит в смещении мужского и женского качеств, мы можем понять, почему так много левосторонних людей вовлечено в проституцию и преступную деятельность». Здесь полярность левое — правое выражает генетическую идею противопоставления доминирующего рецессивному, сексуальный контраст мужского и женского, этику социальной справедливости в противопоставлении моральному вырождению. Неудивительно, что Флисс столь энергично отстаивал свое «открытие». Он был полностью поглощен символом, который соединял в себе столь много направлений — биологическое, социологическое, моральное, сексуальное — и выражал в метафизической форме «сражение полов». Поэтому, прежде чем изложить свою точку зрения на женскую неполноценность в теоретических работах о младенческой сексуальности, Фрейд познакомился благодаря Флиссу с системой левое — правое, ориентированной в том же направлении — женщина есть малое. Благодаря другому своему наставнику Шарко и дискуссиям в связи с его воззрениями на истерию Фрейд познакомился со второй группой идей, связывавших женское с истерическим.
В 1905 г. Фрейд опубликовал «Три эссе по теории сексуальности». «Здесь, как и повсюду в его работах, подчеркивается важность мужского импульса». Далее Джонс говорит: «Он считает, что либидо девочки в большей мере мужское, чем женское, так как ее аутоэротическая деятельность преимущественно затрагивает клитор. Он даже высказал непонятное предположение, что все либидо, будучи подобно всем импульсам активным по природе, является по существу мужским»*. Этот вывод довольно неутешителен для женщин: если жизненная сила, будучи активной, в принципе является мужской — старое уравнение мужское = активное, которое встречается и у Аристотеля, и у Галена, — тогда женщина есть opus contra naturam (дело против природы лат.).. Зависть женщины к пенису отражает ее более существенную лакуну, ее менее совершенную жизненную силу и врожденную структурную неполноценность.
Основная аргументация Фрейда по поводу женской неполноценности, как и доводы Галена, базируется на морфологии. Базовой моделью человека является Адам. Фрейд пишет: «Предположение о том, что все люди имеют одинаковую (мужскую) форму гениталий, составляет первую из многих замечательных и исключительно важных сексуальных теорий о детях». Наблюдение — или, быть может, фантазия? — что маленькие девочки рассматривают свою генитальную форму как депривацию и нечто неестественное, составляет основу всех его последующих воззрений на сущность женщины. В 1924 г. Фрейд писал по поводу женщин: «...морфологическое различие должно находить выражение в различиях психического развития. Перефразировав слова Наполеона, можно сказать, что «анатомия есть судьба». Ее несовершенные гениталии составляют «основу неполноценности». Далее в статье, посвященной этой теме, он показывает, что анатомическое различие имеет свои психические последствия**. Наконец в последних работах Фрейда, написанных им в возрасте 82 лет и посмертно опубликованных в 1940 г. под названием «Очерк психоанализа», мы находим новую формулировку первоначальной точки зрения:
«Девочке, разумеется, нет нужды бояться утраты пениса: тем не менее она должна реагировать на то, что она не получила его. Она изначально завидует тому, чем владеют мальчики; можно сказать, что все ее развитие окрашено завистью к пенису. Она... прилагает усилия, чтобы компенсировать свой дефект — усилия, которые в конечном счете могут привести к формированию нормальной женской установки. Если на фаллической стадии девочка, подобно мальчикам, пытается получить удовольствие посредством ручной стимуляции своих гениталий, ей нередко не удается получить достаточное удовлетворение и тогда она переносит свою оценку неполноценности со своего недоразвитого пениса на всю свою самость».
Оба они — Гален и Фрейд — полагают, что прототипом является мужская генитальность. Гален наблюдает это эмпирически при препарировании трупов; Фрейд наблюдает это эмпирически при анализе фантазии. Они оба отмечают свидетельства неполноценности женского органа. Неполноценность необратима, когда она представлена в контексте сравнительной морфологии. Неполноценность необратима потому, что она присутствует в самом physis женской природы. Анатомия есть судьба: взгляните, и вы увидите то, что воспринимают органы чувств! Тем не менее у них обоих база для наблюдений отличается шаткостью: мы не располагаем данными о том, что Гален когда-либо вскрывал труп женщины, или о том, что Фрейд анализировал маленькую девочку. Заключения Галена о женском теле построены на наблюдениях за поведением животных, выводы Фрейда о психологии детей основываются на наблюдениях за взрослыми*.(«Галеновская анатомия на протяжении многих веков считалась эталоном, но во многих отношениях была неточна, и это наряду с техническими несовершенствами и неточностями объяснялось тем, что она базировалась на анатомировании только животных». Основанные на изучении анатомии животных заключения, касающиеся людей, длительное время были уязвимым местом в данном вопросе. Фома Аквинский и Спиноза настойчиво выдвигали возражения. В отношении Фрейда и анализа детей Джонс пишет: «По поводу начального анализа у меня было с ним несколько бесед, но мне ни разу не удалось произвести на него впечатление, если не считать его признания, что он не руководствовался личным опытом». В его известном примере анализа ребенка упомянут мальчик, «Маленький Ганс», о котором он писал в 1909 г.: «Мне никогда не удавалось более ясно постичь детскую душу». Но анализ этого пятилетнего мальчика проводил его отец; Фрейд только раз принял мальчика для беседы. Джонс говорит: «С тех пор замечательный успех детского анализа, который начался именно с изучения этого случая, доказывает, что здесь обычная проницательность подвела Фрейда. Возможно, покажется странным говорить о человеке, исследовавшем детский ум до таких пределов, которые казались прежде невозможными, что он тем не менее сохранил некоторые запреты относительно слишком тесного сближения с этим умом... и до конца своей жизни проявлял некоторую сдержанность относительна пределов, в которых можно было осуществлять детский анализ». Если свою теорию Фрейд взял не только из эмпирических данных, тогда, возможно, на него, как предположил М.Д. Альтшуле, оказал влияние фольклор о женской генитальной неполноценности, который проник в анатомическое мышление XIX в. через известную в медицине и авторитетную в анатомии семью Меккеля". И.Ф. Мек-кель (1781-1833) «на основании своих исследований пришел к заключению, что женщина в отличие от мужчины представляла собой сексуально недифференцированный человеческий организм». Его брат Альбрехт Меккель в возрасте 20 лет (1790-1829) представил на рассмотрение диссертацию об «Аналогии гениталий и кишечника», фантазию об «ужасной стороне телесного человека», которая в настоящее время довольно часто упоминается в психотерапевтических историях болезни. Тем не менее нет нужды устанавливать исторические истоки фрейдовского подхода, если мы признаем архетипическое влияние фантазии на анатомическую теорию, будь то теория Галена, Меккелей или Фрейда.
Следует отметить, что это соединение наблюдения с воображением и фрейдовских фантазий о сексуальном удовлетворении с теориями об анатомии маленьких девочек представлено как наблюдение. Это же относится и к выводам о предположительно психологической природе, которую воображаемые маленькие дети получают в результате предположительно недостаточного удовлетворения. Фантазия Фрейда о разуме маленькой девочки становится фрейдовской фантазией в разуме маленькой девочки. Основная фантазия Фрейда — «предположение, что все люди имеют одинаковую форму (мужскую) гениталий», его теория «Первого Адама» (1905) — помещается в психи ку детей как их фантазия. Ребенок, подобно «первобытной орде» из доисторического прошлого, есть неизведанная tabula rasa или prima materia, и на основе его пустоты можно свободно, без возражений и даже откликов предлагать ему для обсуждения свои собственные фантазии. Когда мы в качестве основы для наблюдений в психологии на передний план выдвигаем ребенка, первобытного человека, животное, или археологическое прошлое — и, я бы добавил, пациента, — чтобы подкрепить теорию посредством ее внедрения в «истоки», только здесь мы можем лучше всего раскрыть архетипическую фантазию теории, которую мы таким образом оправдываем. Подлинным истоком является сама архетипическая фантазия, а не объективное место действий, где фантазия «наблюдается» как факт. Исток теории находится в идее, в человеческом теле как части философии, а не в человеческом теле как факте. Подлинный исток находится в имагинальной сфере, которая возникает, когда мы рассматриваем tabula rasa, неизведанную, неясную область примата, примитива, доисторического человека или ребенка.

Blog

Анализа Моим родителям с благод