Ошо путь мистика глава 1 Мысли всегда мятежны

Вид материала

Документы

Содержание Любимый Ошо Любимый Ошо Любимый Ошо

Подобный материал:

• Украсть истину Глава 26. Яотвечаю не на ваши вопросы; я отвечаю на ваши сердца, 8078.7kb.
• Вступление на путь крестный 3 глава, 2190.5kb.
• Ошо Раджниш. Впоисках Чудесного. Чакры, Кундалини и семь тел, 3681.15kb.
• Рихард вагнер и мистика, 316.4kb.
• "Освобождение мужчины", собранный из различных выступлений Ошо. Предлагаемые прототипы:, 2751.33kb.
• Беседы по сутрам Йоги Патанджали, 2853.65kb.
• Пустая лодка ошо беседы по высказываниям Чжуан Цзы, 5041.82kb.
• Интуиция Знание за пределами логики Ошо, 1722.9kb.
• Ошо Раджниш. Мессия. Том, 5649.07kb.
• Язык Ошо неповторим. Всвоих беседах Он предельно краток и каждое Его слово наполнено, 3872.84kb.

Глава 12
Вся проблема - ум

          Вчера утром ты говорил о восхождении на разные уровни сознания и привнесении света в соответствующие им части бессознательного. Необходимы ли для этого специальные техники, или наблюдение ума, тела и эмоций просто проведет нас по этим разным уровням?
          На вчерашней вечерней лекции ты сказал, что во время смерти у человека есть только две или три секунды, за время которых душа путешествует из одного тела в другое. Мастер, ты сказал, что твоя последняя жизнь была семьсот лет назад. Где же ты был все эти годы?
          Темнота кажется такой глубокой, и мои глаза затуманены, и мой нескончаемо шумный ум - кроме тех мгновений, когда я с тобой, - вертится и вертится вокруг меня. Свет есть, но он кажется слишком далеким во всей этой темноте. Иногда я сомневаюсь, получится ли у меня. Любимый мастер, я не могу найти дверь.

           Любимый Ошо,
          Вчера утром ты говорил о восхождении на разные уровни сознания и привнесении света в соответствующие им части бессознательного. Необходимы ли для этого специальные техники, или наблюдение ума, тела и эмоций просто проведет нас по этим разным уровням?

          Наблюдения тела, ума и сердца более чем достаточно. Не нужно никаких других специальных техник, хотя техники есть. Но, насколько я их вижу, они не необходимы; напротив, они усложняют все это явление. А духовный рост - не технологическое явление, и поэтому любая техника может стать препятствием. Ты можешь начать цепляться за эту технику. Именно это случилось с миллионами людей.
          В поисках духовного роста они сталкивались с учителями, которые давали им какую-то технику. Техника помогает им стать более молчаливыми, спокойными, тихими, почувствовать себя очень хорошо, но тогда абсолютной сутью становится эта техника. Они не могут отбросить эту технику. Если они отбросят технику, все эти опыты начнут исчезать. Даже если эта техника практиковалась годами, всего за три дня все эти опыты исчезнут. Эти техники на самом деле не дают вам духовного роста, но создают галлюцинацию, которая кажется духовной, потому что вы не знаете, что такое духовный рост.
          Однажды случилось так, что ко мне привели одного суфийского мастера. Он был мастером тысяч мусульман; он приходил в город один раз в год. Некоторые мусульмане из его группы заинтересовались мною и захотели увидеть встречу. Они восхищались тем, что их мастер видит Бога везде, во всем и всегда остается радостным: «Мы были с ним двадцать лет и никогда не видели его ни в каком другом состоянии, кроме как в экстазе». Я сказал им:
          - Будет хорошо, если он у меня погостит. Оставьте его со мной на три дня. Я позабочусь о вашем мастере.
          Это был очень старый, очень хороший человек.
          Я спросил его:
          - Не использовал ли ты какой-нибудь техники для достижения этого постоянного экстаза, или он пришел сам собой, без всякой техники?
          - Я, конечно, использовал определенную технику, - ответил он. - Техника эта состоит в том, чтобы помнить, на что бы ты ни смотрел, что в этом есть Бог. Поначалу это выглядело смехотворным, но мало-помалу ум привык: теперь я вижу Бога везде и во всем.
          - Сделай одну вещь... - сказал я. - Сколько ты это практиковал?
          - Сорок лет, - наверное, ему было около семидесяти лет.
          - Доверяешь ли ты своему опыту экстаза? - спросил я.
          - Абсолютно, - сказал он.
          Тогда я сказал:
          - Сделай одну вещь: на три дня прекрати эту технику... не вспоминай больше, что Бог есть во всем. Три дня смотри на вещи такими, как они есть; не накладывай на них свою идею о Боге. Стол - это стол, стул - это стул, дерево - это дерево, человек - это человек.
          - Но какая в этом цель? - спросил он.
          - Я скажу тебе через три дня, - ответил я. Но не понадобилось и трех дней; на следующий же день он уже разозлился на меня, разозлился до бешенства:
          - Ты разрушил дисциплину, созданную мною за сорок лет. Ты опасный человек. Мне говорили, что ты мастер, но вместо того чтобы мне помочь... Теперь я вижу, что стул - это не более чем стул, а человек - не более чем человек; Бог исчез, и с исчезновением Бога исчез и мой экстаз оттого, чтобы я окружен океаном Бога.
          - Это и было конкретной целью, - сказал я. - Я хотел, чтобы ты понял, что эта твоя техника создала галлюцинацию; иначе выработанная за сорок лет дисциплина не смогла бы исчезнуть за один день. Ты должен был продолжать технику, чтобы она продолжала создавать эту иллюзию. Теперь все зависит от тебя: если хочешь прожить остаток жизни в галлюцинационном экстазе, это в твоих силах. Но если ты хочешь проснуться, не нужно никаких техник.
          И помни, свидетельствование - это не техника, это твоя природа. Наблюдение - это не техника, потому что ты ничего не навязываешь, и нет никакой возможности создания иллюзии; ты просто наблюдаешь. Даже если сам Бог возникнет перед тобой, ты не должен падать на землю и касаться его ног: ты должен просто наблюдать. Наблюдение - это не техника.
          Техника что-то создает; наблюдение просто обнажает то, что есть. Оно ничего не создает; напротив, оно может разрушить многие иллюзии, которые кружились вокруг тебя, потому что ты был недостаточно наблюдателен и никогда не замечал, что это иллюзорные явления.
          Иллюзию можно создать так легко, что ум всегда наслаждается техниками. Кто будет использовать технику? Хозяином техники будет ум.
          Наблюдение - за пределами ума. Ум не может наблюдать. Это единственная в существовании вещь, которую ум не может делать. Именно поэтому ум не может ее загрязнить, не может заставить ее сбиться с дороги.
          Однажды я несколько лет жил с одной из сестер моего отца. Иногда ее навещала одна подруга; они были очень близки. Я обычно читал допоздна, до трех часов ночи, а потом засыпал. И у этой женщины, подруги сестры моего отца, была проблема со сном: она не могла уснуть. И когда весь дом засыпал, она приходила в мой кабинет поговорить со мной или просто посидеть. По крайней мере, я не собирался спать до трех часов, и именно в это время ей тоже хотелось спать; она засыпала утром.
          Муж сестры моего отца имел обыкновение во сне скрипеть зубами, два или три раза за ночь. У него было что-то не в порядке с желудком, и он скрипел зубами, и звук доносился очень явственно.
          Однажды я разговаривал с этой женщиной, и она спросила:
          - Ты веришь в привидения?
          - Почему ты спрашиваешь?
          - Я живу одна, - сказал она. Она была вдовой и была очень богата. - Я живу одна и всегда думаю о том, что я одна. Если существуют привидения, я в опасности; в моей комнате никого больше нет.
          Я сказал:
          - Привидения не только существуют; они присутствуют в этой комнате, в этом доме.
          - Что ты имеешь в виду? - сказала она.
          - Я тебе расскажу. Когда построили этот дом, здесь жил владелец прачечной со своей очень красивой женой, у которой был только один глаз. Ее лицо было очень красиво - плохо было только, что не хватало глаза. Во время первой мировой войны владельца прачечной призвали в армию, и там он погиб. Горе его жены было так велико, что она не могла в это поверить. Она отказывалась верить, что он умер; она продолжала ждать его день за днем. И в этом состоянии, продолжая постоянно ждать его, она стала плохо есть и перестала заботиться о теле. Все пытались ее разубедить:
          - Он умер, он не может вернуться. Тебе не стоит целыми днями сидеть у дверей.
          Но она не могла и помыслить о том, что он может ее покинуть. Их связывал обет, что они проживут вместе и умрут вместе. Они так любили друг друга. В конце концов она умерла, но из-за этого желания, чтобы муж вернулся и нашел ее, она стала привидением. Она все еще живет здесь.
          После ее смерти ее небольшая хижина была разрушена, и было выстроено это здание, но она по-прежнему здесь живет и по-прежнему ждет. Она приходит каждую ночь, и когда она приходит... ты должна понять сигнал: она производит такой звук, словно кто-то скрипит зубами. Не знаю, почему она это делает, - никто не знает, - но это происходит два или три раза за ночь. И если в доме гости, она приходит всегда - думая, надеясь, что, может быть, это ее муж вернулся и гостит в доме.
          Она приходит, сдергивает с тебя одеяло и смотрит тебе в лицо. Это очень красивая женщина, но у нее только один глаз.
          - Но мне никто об этом не рассказывал, - сказала она.
          - Тогда никому не говори, потому что никто не будет приходить в этот дом, и даже продать его будет невозможно. Этот дом хотят продать, поэтому никто из этой семьи не говорит правду. Как только дом будет продан и куплен новый, это будет проблемой кого-то другого; это уже не их дело. Поэтому об этом сохраняется полное молчание. Но тебе я рассказал, потому что ты попросила. У меня ничего нет, я никак не заинтересован в этом доме. Я просто говорю как есть - а так все и есть.
          Только если она подойдет к твоей кровати и посмотрит твое лицо, не пугайся, потому что она очень невинная женщина; она никогда никому не причиняла вреда. Она просто смотрит тебе в лицо, и видя, что это не ее муж, снова накрывает тебя одеялом и уходит. И прежде чем она придет, ты услышишь скрип зубов.
          - Боже мой! - сказала она. - Это опасный дом - а я столько раз в нем ночевала. Может быть, я спала, когда она приходила. Но теперь я не могу спать.
          - Попытайся, - сказал я, - пойди и усни. Около часу ночи она ушла в свою комнату, и в тот момент когда она вошла и выключила свет, случилось великое совпадение: она услышала скрип зубов и громко завопила. Я бросился в комнату.
          Все проснулись:
          - Что случилось?
          Она лежала на полу; она не могла даже добраться до постели! Она лежала на полу без сознания.
          И мне сказали:
          - Мы же просили тебя не рассказывать историй, которые не имеют никаких оснований. Теперь твоя обязанность, твой долг - позаботиться о ней. Прежде всего приведи ее в сознание.
          - Я попытаюсь, - сказал я, - но не думаю, что она придет в сознание так легко; на это потребуется время. И даже если она придет в сознание, то тут же снова его лишится.
          - Но что ты с ней сделал?
          - Завтра утром я расскажу всю историю, когда она придет в себя.
          Я сделал что мог. Я побрызгал ей в глаза холодной водой.
          Она пришла в сознание и только показала в угол:
          - Вон она стоит! - И снова завопила и потеряла сознание.
          - Кто стоит в углу? - спросила вся семья.
          - Не знаю, - сказал я. - Наверное, кто-то стоит. Я слышал, что здесь есть привидение.
          - Мы никогда не слышали ни о каком привидении, - сказали они. - Ты здесь всего два месяца и уже слышал о привидении? Кто тебе сказал?
          - Завтра утром... - сказал я. - Сначала нужно привести эту женщину в сознание и уложить спать.
          Но это повторялось три или четыре раза: она приходила в себя, только чтобы посмотреть в угол и закричать:
          - Вон она стоит... один глаз!
          Им пришлось не спать всю ночь - спал только я.
          Утром женщина пересказала им историю, рассказанную мной. Они сказали:
          - Не слушай его. Он всегда что-то рассказывает людям, и странно, что они верят - даже старики.
          Один человек жил по соседству с нами и был постоянным гостем. Он был очень уважаемым - ему было шестьдесят пять лет, он был старше всех в этом доме - и очень любящим человеком. У него был лучший в городе продуктовый магазин. Нигде нельзя было купить еды лучше; у него было лучшее качество. Он был одинок - ни жены, ни детей - и воспринимал свою профессию как служение тысячам людей. Так что это было не только профессией, это было нечто наподобие религиозного долга: продаваться должно было все самое лучшее и с минимальной прибылью.
          Я рассказал ему об этой женщине. Он сказал:
          - Я не верю в привидения; я - верующий в Бога. Не верю ни в какие привидения.
          - Дело не в веровании, - сказал я, - дело в реальности. Можешь просто провести одну ночь в этой комнате.
          - Почему я должен спать в этой комнате? - спросил он.
          - Все ясно, - сказал я. - Ты, конечно, испугался; иначе, один раз переночевать... Ты же спишь в соседнем доме. Ты один, так что никаких проблем нет; ты можешь переночевать здесь. Я приведу тебе доказательство очевидного.
          - Но почему я должен пытаться? - спросил он.
          - Ты сказал, что не веришь в привидения, а я сказал, что они есть, и есть женщина, которая приходит, но только к новым гостям, поэтому, если хочешь, можешь попробовать.
          И то же самое случилось с этим человеком. Он лег в постель, но не мог уснуть, потому что ожидал, что придет эта женщина - и вдруг услышал скрип зубов. Это было предрешено; можно было гарантировать, что, по крайней мере, три раза за ночь муж моей сестры заскрипит во сне зубами.
          И он заскрипел зубами, и этот человек просто сбросил одеяло, прибежал в мою комнату, разбудил меня и сказал:
          - Она пришла!
          - Кто? - спросил я.
          - Женщина, о которой ты говорил. Я верю в привидения; этого достаточно. Но не надо больше об этом! Я слышал звук и не хочу оказаться в той же ситуации, что и та бедная женщина - потому что по всему городу распространился слух, что та женщина... Она перестала останавливаться в нашем доме, потому что боялась. Три или четыре дня у нее был жар; даже когда она пришла в себя и вернулась домой, ее лихорадило, так глубоко проник страх.
          И этот старик сказал:
          - Я не хочу оказаться в беде, как она. Просто открой дверь и позволь мне пойти домой!
          - Но ты же такой верующий в Бога человек, - сказал я. - Это хороший момент, чтобы испытать твоего Бога.
          - Я не буду тебя слушать, - сказал он, - ты опасный парень. Бог? Не знаю, есть ли он вообще или нет, но привидение, несомненно, существует! Я только что слышал... она скрипит зубами!
          А он был старым и очень религиозным человеком, который каждый день ходил в храм, читал мантры и тому подобное.
          Он сказал:
          - Я могу сказать... но только открой дверь и позволь мне пойти домой! Я никогда больше не скажу, что Бог существует; я буду всегда говорить, что существуют привидения. Только позволь мне пойти домой! С меня достаточно доказательств. Еще немного, и... Я старый человек. Может быть, у меня что-то случится с сердцем, или...
          Собралась вся семья:
          - Что происходит?
          - Ничего, - сказал я, - только он опять услышал это привидение, а я как раз говорил ему: «Ты такой любящий Бога человек: привидение ничего не может тебе сделать».
          - Ты просто... почему ты говоришь все эти вещи? - спросила моя семья.
          - Я ничего не говорю... он сам начал. И все свелось к дилемме: Бог или привидения? И я сказал, что не знаю, существует ли Бог, но знаю, что существуют привидения.
          И хотя все в моей семье знали, что это только моя выдумка, они и сами начали в это верить:
          - Может быть, в этом что-то есть. Один раз еще ничего... та женщина поддалась его влиянию, потому что слушала его одна поздно ночью. Но этот старик - очень религиозный и уважаемый человек, а ведет себя, как ребенок!
          Никто не хотел спать в той комнате, где происходили все эти вещи, - даже люди, жившие в доме. Никто не хотел; они говорили:
          - Спи там сам, если тебе хочется.
          И я говорил:
          - У меня же есть своя комната, и та комната ничем не лучше моей, я не хочу ее менять.
          Но если ночью им что-то нужно было взять из той комнаты - она превратилась в склад для хранения вещей, потому что никто не хотел там жить, - мне говорили:
          - Иди первый, а мы за тобой.
          - Вы не понимаете, - говорил я, - даже если там есть Привидение, оно меня не испугается.
          Они говорили:
          - Ничего не хотим слушать. Если мы видим, что ты туда идешь, то можем быть уверены, что опасности нет, поэтому войди первым; возьми факел и иди.
          Когда им что-то нужно было взять из этой комнаты ночью или даже днем, они не входили туда поодиночке. Никто не хотел. Даже дети пробегали через эту комнату, не проходили. Эта комната стала такой знаменитой, что когда они решили продать дом, никто не хотел его покупать, и они сказали:
          - Теперь ищи покупателя сам. Ты разрушил ценность этого дома. Это прекрасный дом, а люди называют его домом с привидениями.
          - Но вы же знаете, что никакого привидения нет.
          - Мы знаем, но знать в таких делах недостаточно; все решает чувство. Страх двоих людей... ни один из них больше не вернулся в этот дом. Мы иногда приглашаем старика, но он говорит: «Никогда больше не вернусь в это дом! Я помню ту ночь, когда он не хотел открывать дверь - потому что ключ был у него, - и чувствую себя повинным в том, что из страха мне пришлось признать, что Бога не существует, а привидения существуют. Теперь я молюсь дважды - утром и вечером - убеждая Бога, что я верю в него: «Ты существуешь. Этих привидения и тому подобного нет».
          Ум может спроецировать любой опыт. Эта женщина действительно видела жену владельца прачечной, как я ее описал. Утром она описала ее в точности: красивая женщина с длинными волосами и одним глазом, в красном сари с черным краем. Она сказала:
          - Если бы я была художницей, то могла бы ее нарисовать. Я могу закрыть глаза и увидеть ее.
          Техники, используемые для духовного роста, ничем от этого не отличаются. Этот суфийский мастер не мог оставаться со мной три дня, но, покидая меня, он в конце концов сказал:
          - Я благодарен. Я больше не начну то же самое путешествие. Я вижу, что произошло: сначала я стал проецировать. Я знал, что стол - это стол, а стул - стул, но начал проецировать Бога, воображать, что они сияют существованием Бога. И я знал, что это только моя идея. Но... сорок лет! Постепенно это стало реальностью. Но ты показал мне, что эта техника просто создавала галлюцинацию.
          Было много людей - много так называемых великих святых, пророков, мессий - которые жили в галлюцинации, которые никогда не знали о простом процессе наблюдения.
          Лучше, если ты не будешь вовлекаться ни в какую технику. Наблюдение так чисто; не загрязняй его ничем другим. И оно так полно, так завершено, что не нуждается в поддержке ничего другого. Но ум всегда хочет какую-то технику, потому что ум может контролировать технику. Ум - техник; технология - его стихия. Но наблюдение вне его контроля. Оно за пределами его, над ним, и фактически, для ума это смерть.
          Если в тебе растет наблюдение, ум умрет.
          И все эти люди, такие как Махариши Махеш Йоги, обучающий трансцендентальной медитации, дают техники, которыми ум совершенно доволен. Ум может их использовать. Но в этом не будет никакого роста. Техника не плоха, но она просто дает тебе иллюзорное чувство хорошего самочувствия - как будто ты эволюционируешь... а ты стоишь там же, где и Л раньше; нет ни эволюции, ни роста. Все эти люди, эксплуатирующие человечество, давали техники - и это худшая из всех эксплуатации, потому что она останавливает эволюцию.
          Я за простой, естественный метод, который у тебя уже есть и который ты иногда используешь.
          Когда ты злишься, как ты узнаешь, что зол? Если бы был только гнев, и его никто не наблюдал, ты не смог бы осознавать гнев. Сам по себе гнев не может осознавать.
          И ты осознаешь, когда гневен, когда не гневен, когда тебе хорошо, когда нехорошо. Но ты не использовал этого наблюдения последовательно, научно, глубоко, тотально в каждой фазе ума. Для меня это слово содержит саму сущность медитации.

           Любимый Ошо,
          На вчерашней вечерней лекции ты сказал, что во время смерти у человека есть только две или три секунды, за время которых душа путешествует из одного тела в другое. Мастер, ты сказал, что твоя последняя жизнь была семьсот лет назад. Где же ты был все эти годы?

          Здесь, в Уругвае! Где же еще мне быть? Доступно все существование. Когда ты не в теле, ты просто часть существования, без всякого разделения.
          Причина, по которой семьсот лет я оставался... Некоторые люди не оказываются в следующей жизни немедленно. Либо этот человек такой подлый, животный и звероподобный, как Адольф Гитлер... Он еще не переродился, потому что ему нужна особенная утроба, которой может не найтись за тысячи лет: ему приходится ждать. Либо, если ты достиг определенного развития сознания, возникает та же проблема: тебе нужна особенная утроба. Пока она не найдется, ты не можешь получить следующее рождение.
          Обычно это две или три секунды, потому что для сонного человечества доступны такие же сонные утробы. Каждый день миллионы людей занимаются любовью, и все они дают возможность новым людям войти в утробу. Для масс никаких проблем нет; им не нужно ждать. Это происходит почти мгновенно: они покидают одно тело, и тотчас же где-то готова какая-то утроба. И они оказываются в ближайшей.
          Кстати, если ты родился в Германии, это может значить, что ты рождался в Германии многие жизни, по той простой причине, что если ты остаешься просто частью массы, нет никаких причин ходить далеко, в Китай или Японию, чтобы там родиться. Всюду вокруг тебя достаточно утроб, готовых тебя принять.
          В своих экспериментах я увидел, что люди обычно продолжают оставаться в одной и той же среде, пока что-то в них не начинает расти, и они не могут найти подходящей утробы в непосредственной близости. Тогда они меняют место. Тогда они перемещаются в другие страны, в другие национальности, в другие народы.
          Но в таких крайностях - когда ты либо слишком проклят, либо слишком благословен - тебе придется ждать, потому что лишь для такого изредка представляется подходящая утроба. У отца должны быть определенные качества, у матери должны быть определенные качества, и определенная душа может войти, только если их качества симметричны с ее собственными. Поэтому вы не только несете кровь и плоть своих родителей, их клетки; есть нечто еще более глубокое. В тебе есть определенные качества, в точности схожие с качествами твоих родителей, но ты не унаследовал их от родителей - они у тебя уже были, и именно поэтому ты получил этих родителей.
          Невоплощенный, ты просто часть существования. Трудно объяснить, где ты находишься, потому что «где» указывает на определенное пространство; «когда» указывает на определенное время. Но, покинув тело, ты выходишь за пределы и времени, и пространства, и нельзя сказать, где ты. Ты есть: время для тебя остановилось, пространство для тебя исчезло.
          Ты будешь оставаться в этом состоянии, в блаженстве - если именно блаженство мешает тебе найти новую утробу - или в большом страдании, если ты застрял из-за страдания, из-за боли, из-за всего того зла, которое причинил.
          Адольф Гитлер убил миллионы людей, по крайней мере, шесть миллионов человек, а затем сам покончил с собой - и все без всякой цели. Все это было абсолютно бесполезно. Чтобы найти родителей сходных качеств, сходных преступных умов, ему придется обождать. Но все это ожидание будет интенсивным страданием.
          В моем собственном понимании, именно из-за этих ситуаций возникла идея рая и ада. Нет ни ада, ни рая, только люди, которые застревают и не могут найти утробу. Если они в боли, страдании, темноте, все то мучение, которому они подвергли других людей, начинает сказываться на них. Они живут в полном самоистязании. И именно поэтому была создана идея ада; никакого другого ада нет. Но в ней есть смысл, символический смысл.
          Эти семьсот лет были для меня абсолютным блаженством, и я могу сказать, что каждый, кто пережил такого рода блаженство за пределами времени и пространства, естественно, подумает, что оказался в раю. Но никакого рая нет; это существование - все. Либо ты в теле... тогда у тебя есть шанс эволюционировать; без тела ты не можешь эволюционировать. Тело - это своего рода школа. Оно дает тебе ситуации для эволюции. Я знаю, что эти мои семьсот лет были блаженны, но я не мог двигаться вперед; это было застывшее блаженство. В этом состоянии нет возможности расти: ты останешься в той же точке, пока не родишься снова, и лишь тогда можешь начать расти. Чтобы расти, необходимо тело.
          Как только ты достигаешь всех возможностей роста, всего спектра, не нужно больше никакой эволюции; ты достиг всего. Тогда ты не будешь больше возвращаться в тело. Нет необходимости снова возвращаться в школу; ты всему научился. Теперь ты можешь оставаться частью существования вечности, в вечном блаженстве.
          Тело нужно уважать и любить, потому что это твое средство для роста, продвижения вперед. Без него. ты не можешь двигаться. Именно поэтому меня постоянно удивляет, что все религии проповедуют идею, что тело - это нечто антидуховное. Тело это то, что ты от него хочешь: оно может быть против духовности, может быть за духовность. Это средство передвижения: ты можешь направить его куда захочешь; у него самого по себе нет программы. Тело очень невинно и лишено всякой программы.
          Фактически, все эти религии, осудившие тело, принесли человечеству вред, потому что осудившие тело люди перестали использовать телесную возможность перехода в более высокие состояния. Напротив, они стали причинять телу вред. Они разрушительны с телом, и оно не помогает. Они разрушают собственное средство продвижения.
          Но кажется, тот факт, что достигшие просветления люди больше не входили в тело, дал священникам и ученым-теологам - тем, кто не знает, а думает, что знает, - ложную идею. Они восприняли так, что если после достижения просветления в тело не возвращаются, это значит, что тело не духовно; тело антидуховно. Ты в теле лишь потому, что не просветлен; борись с телом, мучь тело, освободись от тела. Но используемые ими методы не освободят их от тела; они еще сильнее увязнут в теле. Никто не делает себе труда разбираться во всех импликациях явления.
          Это правда, просветленный человек никогда больше не входит в тело, но обратное неверно - что не входя в тело, ты будешь просветленным, или что разрушив тело, ты будешь просветленным. Сама идея разрушительности и мучения недуховна, и человек, способный разрушить самого себя, легко может разрушить кого угодно другого. Если он может мучить самого себя, ему очень легко мучить кого-то другого.
          Может быть, такие люди, как Адольф Гитлер, были когда-то в прошлом вашими так называемыми святыми. Они до такой степени истязали свои тела, что сейчас это обратная реакция; маятник переместился в другую крайность: теперь они истязают других людей. Иначе нет никаких причин одним людям мучить других. Какое наслаждение они получают, мучая других? Наверное, за этим стоит какая-то причина - они достаточно мучили самих себя. Теперь это становится порочным кругом: ты мучишь себя, затем рождаешься в другое тело и мучишь других; и поскольку ты мучил других, ты снова рождаешься в тело и мучишь себя.
          На языке хиндустани мир называется словом самсара. Индия была очень аккуратна в языке: каждое слово имеет собственную философскую подоплеку. Самсара значит колесо, которое продолжает вращаться. Единственный способ спрыгнуть с колеса - быть наблюдательным, потому что наблюдение уже находится вне колеса. Если ты привыкаешь к наблюдению, внезапно ты - вне колеса. Но если ты отождествляешься с гневом, ревностью, любовью, ненавистью - с чем угодно - тогда ты пойман в колесе.
          И колесо продолжает вращаться, от одной крайности к другой. То, что внизу, окажется наверху, то, что наверху, окажется внизу, - и этому нет конца, пока человек просто не выпрыгнет из него. А единственный способ выпрыгнуть из него - осознавать свой гнев, свою любовь, свою ненависть, свое горе, свою радость. Просто наблюдая, ты уже вне колеса - гусь снаружи.

           Любимый Ошо,
          Темнота кажется такой глубокой, и мои глаза затуманены, и мой нескончаемо шумный ум - кроме тех мгновений, когда я с тобой, - вертится и вертится вокруг меня. Свет есть, но он кажется слишком далеким во всей этой темноте. Иногда я сомневаюсь, получится ли у меня. Любимый мастер, я не могу найти дверь.

          Не волнуйся. Нет нужно находить дверь, потому что ты снаружи всех дверей! Ты никогда не был внутри, ты только веришь, что ты внутри. Экзистенциально ты всегда снаружи. В то самое мгновение, как ты понимаешь, что ты снаружи - и твое нахождение внутри было только идеей, - далекий свет больше не далек; это и есть ты сам. И окружающей тебя темноты больше не найти.
          Но самое основное - понять, что ты уже снаружи дверей. Совершенно невозможно, чтобы ты был внутри. Именно это я говорю: наблюдение - это не часть ума и не может быть частью ума.
          Ум не может быть свидетелем.
          Ум и есть темнота.
          Ум составляет всю проблему, а решение стоит прямо за дверью и ждет, когда же ты поймешь, что ты не внутри, а снаружи.
          В свидетельствовании содержимого ума приходит момент, когда ты внезапно осознаешь, что все твое существо всегда было снаружи - даже в самые темные ночи ты никогда не был внутри. На тебя нисходит такая великая радость: экзистенциально невозможно, чтобы ты был внутри. Хорошо, что ты не находишь двери; иначе ты войдешь вовнутрь!
          Никакой двери нет. Ум остается внутри; ты остаешься снаружи. Ни ум не может выйти, ни ты - войти. Но привязанность к уму возможна без всякой двери. Отождествление с умом возможно без всякой двери.
          Ты просто забыл себя.
          Ничто не потеряно, ничто не упущено, ничто не должно быть найдено. Просто вспомни. Просто вспомнить... самое простое - всегда труднее всего, это правда, - а это самая простая вещь.
          Ни одна из проблем не принадлежит тебе. Что касается тебя, никакая проблема не может в тебя войти, но ты можешь отождествиться с чем-то, что не является тобой.
          Я помню одну историю. У одного человека загорелся дом. Дом горел; этот человек положил всю жизнь, чтобы построить этот прекрасный дом. Собрались тысячи людей, но ничего нельзя было сделать. Слишком сильным был пожар. Можно понять этого человека: по его лицу катились слезы. Вся его жизнь сгорала у него на глазах. Вдруг прибежал его сын и сказал:
          - Отец, почему ты плачешь? Мы ведь вчера продали этот дом. Мы снаружи... но мы продали этот дом. Пусть теперь кто-то другой плачет и рыдает, но не ты. Мы получили за него достаточно денег.
          Этот человек тотчас же утер слезы и стал зрителем, точно как все остальные. Отождествления, невидимого отождествления «это мой дом», больше не было. Не было ни боли, ни страдания, совершенно никаких проблем. И где-то он был даже рад: «Теперь мы построим дом еще лучше». Он чувствовал облегчение; дом горел; он чувствовал облегчение.
          Тогда прибежал второй сын. Он сказал:
          - Да, правда, мы договорились о продаже, но бумаги не были подписаны, деньги не были перечислены. Так что этот горящий дом - наш, а ты выглядишь так, словно ты просто зритель! - И снова потекли слезы, снова его сердце стало разрываться. Видимо ничто не изменилось: дом горел, как и раньше, этот человек стоял рядом. Но люди, приносящие сообщения, изменили все! Отождествившись, он сам горит вместе с домом. Разотождествившись, с облегчением он чувствует, что не имеет ничего общего с этим домом; это какой-то чужой дом.
          Единственное, что нужно помнить, - это что ты уже снаружи, и по самой природе нет никакой возможности оказаться внутри. Ты можешь верить, ты можешь воображать... и все же будешь снаружи. Сидя на ступеньках собственного дома, ты пытаешься найти дверь, чтобы из него выйти. Ты никогда ее не найдешь, ее нет; доступно все небо. Просто встань и иди в любом направлении; не нужно открывать никакой двери.
          Но ты привязан к уму, ты отождествлен с умом, который внутри и у которого нет никакой возможности выйти наружу. Он не может существовать на свету. Вот ситуация: свидетель-ствование всегда снаружи и не может оказаться внутри; оно может существовать только на свету, оно не может существовать в темноте. Ум всегда внутри; он может существовать только в темноте, он не может существовать на свету.
          Находясь между этими двумя абсолютно разными вещами ты отождествлен, привязан, и это создает для тебя проблемы.
          Поэтому вспомни: ты снаружи. Если не можешь сделать этого сразу, сделай постепенно, часть за частью. Когда приходит гнев, наблюдай его, и ты увидишь, что гнев внутри, а ты снаружи.
          Когда Гурджиеву было только девять лет, у него умер отец. Отец был беден. Умирая, он подозвал Гурджиева поближе и сказал ему:
          - Мне нечего оставить тебе в наследство. Я беден, и мой отец тоже был беден, но он дал мне только одно, и это сделало меня богатейшим человеком в мире, хотя снаружи я остался бедным. Я могу передать тебе то же самое.
          Это определенный совет. Может быть, ты слишком молод и не сможешь последовать ему прямо сейчас, но запомни его. Когда ты сможешь действовать согласно этому совету, действуй. Совет прост. Я повторю его, и поскольку я умираю, слушай внимательно и повторяй за мной, чтобы я умер удовлетворенным, что передал послание, которое, может быть, веками переходило от отца к сыну.
          Послание было просто. Отец сказал:
          - Если кто-то оскорбляет тебя, раздражает, провоцирует, просто скажи ему: «Я понял твое послание, но я пообещал отцу, что буду отвечать только через двадцать четыре часа. Я знаю, что ты в гневе, я это понял. Я приду и отвечу тебе через двадцать четыре часа». И так же во всем. Соблюдай промежуток в двадцать четыре часа.
          Девятилетний мальчик повторил, что сказал ему отец, и отец умер, но переданное в такой момент послание запечатлелось навсегда. Когда он повторил послание, отец сказал:
          - Хорошо. Пусть будут с тобой мои благословения; я могу умереть в мире.
          Он закрыл глаза и умер. И Гурджиев, хотя ему было только девять лет, начал это практиковать. Кто-то оскорблял его, и он говорил:
          - Я приду через двадцать четыре часа, чтобы тебе ответить, потому что я пообещал это своему умирающему отцу. Прямо сейчас я не могу тебе ответить.
          Может быть, кто-то бил его, а он говорил:
          - Ты можешь меня бить; прямо сейчас я не могу ответить. Через двадцать четыре часа я приду и отвечу тебе, потому что я дал такое обещание умирающему отцу.
          И впоследствии он говорил своим ученикам:
          - Это простое послание совершенно меня трансформировало. Этот человек меня бил, но я не собирался реагировать в этот момент, и мне ничего не оставалось, кроме как наблюдать. Мне нечего было делать: сейчас этот человек меня бьет, а я должен быть просто зрителем. Двадцать четыре часа делать было нечего.
          И наблюдение этого человека создавало во мне нового рода кристаллизацию. Через двадцать четыре часа я мог видеть яснее. Мои глаза были полны гнева. Если бы я ответил прямо в тот момент, я стал бы бороться с этим человеком, я ударил бы этого человека, и все было 5ы бессознательной реакцией. Но через двадцать четыре часа я мог думать об этом более спокойно, более тихо. Либо он прав - я сделал что-то неправильное и нуждался в том, заслуживал того, чтобы меня побили, оскорбили, - либо он был абсолютно неправ. Если он был прав, ничего не оставалось, кроме как прийти к нему и поблагодарить. Если же он был абсолютно неправ... тогда не было смысла бороться с человеком, который так глуп и делает совершенно неправильные вещи. Это бессмысленно, это просто пустая трата времени. Он не заслуживает никакого ответа.
          И через двадцать четыре часа все становилось на свои места, и возникала ясность. И с этой ясностью и наблюдательностью в мгновении Гурджиев превратился в одно из самых уникальных существ этого века. И это было фундаментальной основой всей кристаллизации его существа.
          Ты всегда снаружи.
          Просто наблюдай.
          Ум всегда внутри. Не отождествляйся с ним. Неотождествленный, ты будешь становиться более и-более ясным, и ум умрет сам собой.
          Смерть ума и рождение наблюдения - это начало твоей эволюции. И свет не будет далеким - это и есть свет. Темнота уйдет, потому что ты есть свет, и тебя не может окружать темнота. Именно поэтому я говорю, что наблюдение - это не техника, это твоя природа. Просто вспомни это.