Деяния святых Апостолов
| Вид материала | Документы |
- 13 июля православная церковь отмечает праздник двенадцати апостолов, 40.39kb.
- Никита Иванович Одоевский вместе с другими князьями Семеном Васильевичем Прозоровским, 63.92kb.
- Правила святых Апостолов. Правило Правило, 2667.12kb.
- Книга Деяний Святых Апостолов, 2215.68kb.
- § 86. Христианский календарь. Легенды о святых, 396.74kb.
- Деяния апостолов, 2646.75kb.
- Елена Уайт деяния апостолов, 4427.62kb.
- День славянской письменности и культуры, 34.67kb.
- Контрольные вопросы для сдачи Государственного экзамена по криминальному праву, 596.15kb.
- Бориса Васильева "Александр Невский", 4235.27kb.
1. Повествование Луки: событие Пятидесятницы (2:1-13)
Рассказ Луки начинается с краткого, обыденного упоминания времени и места сошествия Духа. Все они были единодушно вместе, пишет он, и явно не собирается более останавливаться на этом. Поэтому мы не знаем, был ли тот «дом», о котором говорится во 2 стихе, той же горницей (Деян. 1:13), или же одной из многих комнат или залов в храме (Лк. 24:53; Деян. 2:46а). Время, однако, дано точно: при наступлении дня Пятидесятницы (1). Этот древний иудейский праздник имеет два значения: одно — сельскохозяйственное, другое — историческое. Изначально он приходился на средний из трех ежегодных иудейских праздников жатвы (Втор. 16:16) и назывался либо «праздником жатвы первых плодов» (Исх. 23:16), потому что праздновался после завершения уборки урожая зерновых, либо «праздником седмиц», или Пятидесятницей, потому что праздновался через семь недель, или пятьдесят дней (pentekostos означает «пятидесятый») после Пасхи, когда начинался сбор урожая зерновых (Исх. 34:22; Лев. 23:15 и дал.; Чис. 28:26).
* Неумение понять и распознать разницу между этими четырьмя значениями события Пятидесятницы лежит, как я подозреваю, в сохраняющемся напряжении между «харизматическими» и «нехаризматическими» течениями в христианстве. Например, Роджер Стронгстад определенно прав, когда подчеркивает «профессиональный» аспект дара Духа, а именно то, что Он дает людям «помазание» и «облачение» для их служения. Это было особенно очевидно в случае с Апостолами. Однако Роджер Стронгстад, как мне кажется, перегибает палку, утверждая, что согласно теологии Луки, Дух дается не для спасения и освящения, но исключительно для служения (Стронгстад, с. 1, 12, 83).
Но уже очень давно Пятидесятницу стали праздновать в память дарования народу закона при горе Синай, так как считалось, что закон был дан пятьдесят дней спустя после Исхода.
Заманчиво видеть символизм в установлении праздника в честь сбора урожая и принятия закона в один и тот же день — день Пятидесятницы. Определенно, 3 000 душ, приобретенных для Христа, были хорошим урожаем в тот день, явившись первыми плодами христианской миссии. Как говорит об этом Златоуст, «пришло время пустить в ход серп слова; ибо здесь сошел обоюдоострый, как и серп, Дух» *.
*Златоуст, Гомилия IV, с. 25.
Также определенно то, что пророки рассматривали два обетования Завета Иеговы как почти тождественные друг другу, «вложу внутрь вас дух Мой» (Иез. 36:27), и «вложу закон Мой во внутренность их и на сердцах их напишу его» (Иер. 31:33), ибо когда Дух входит в наши сердца, Он пишет там закон Божий, как ясно учил Павел. Тем не менее Лука не видит в этом двойного символа. Мы не можем быть уверены, было ли это так важно для него, хотя даже иудейская традиция ассоциировала ветер, огонь и шум со святой горой Синай (ср.: Евр. 12:18-19), то есть те три феномена, которые он собирается описать.
а. Три явления
И внезапно, говорит Лука, наступило это событие. На них сошел Дух Бога. Его приход сопровождался тремя сверхъестественными знамениями — шумом, пламенем и странной речью. Во-первых, сделался шум с неба, как-бы от несущегося сильного ветра, и он (т. е. шум) наполнил весь дом, где они находились (2). И, во-вторых, совершенно явственно явились им разделяющиеся языки, как-бы огненные, которые разделились и почили по одному на каж-
дом из них (3), обособив каждого. В-третьих, и исполнились все Духа Святого и начали говорить на иных языках (т. е. каких-то языках), как Дух давал им провещавать (4).
Эти три явления были подобны естественным природным явлениям (ветер, огонь и речь); однако же они были сверхъестественными по происхождению и характеру. Шум не был ветром, но звучал именно так; они видели огонь, но он не был обычным огнем, лишь напоминал его; а речь их была не на обычных языках, но, каким-то образом, «на иных». Произошло воздействие на три органа чувств: они слышали шум, подобный ветру, видели нечто, подобное огню, и слышали «иные» языки. И все же то, что они испытали, было чем-то много большим, нежели просто ощущения — все это имело определенное значение. Это они и пытались понять. «Что это значит?» позже спрашивали люди (12). Если мы попробуем осознать происшедшее, основываясь на других местах из Писаний, мы увидим, что эти три знамения, по меньшей мере, символизировали новую эру Духа, которая уже началась (Иоанн Креститель особо отмечал ветер и огонь) (Лк. 3:16), и новую работу, которую Он пришел выполнить. Если это так, то шум, подобный ветру, может символизировать силу (ту, что обещал им Иисус для свидетельства, Лк. 24:49; Деян. 1:8), видение огня — очищение (как горящий уголь, который очистил Исайю, 6:6—7) и говорение иными языками — всеобщность и универсальность христианской церкви. В дальнейшем повествовании Лука больше не останавливается на феноменах ветра и огня; все свое внимание он посвящает третьему феномену, то есть языкам.
5 В Иерусалиме же находились Иудеи, люди набожные, из всякого народа под небесами. 6 Когда сделался этот шум, собрался народ и пришел в смятение; ибо каждый слышал их говорящих его наречием. 7 И все изумлялись и дивились, говоря между собою: сии говорящие не все ли Галилеяне? 8 Как же мы слышим каждый собственное наречие, в котором родились.
Лука особое внимание обращает на интернациональный характер толпы, которая собралась послушать Апостолов. Это были Иудеи, люди набожные, и они все находились (то есть жили) в Иерусалиме (5). Однако они не родились там; они пришли из рассеяния, из всякого народа под небесами (5). Из дальнейшего ясно следует, что выражение «из всякого народа» мы не должны понимать так, будто оно включало в себя, например, американских индейцев, австралийских аборигенов или племя майори из Новой Зеландии. Автор говорил так, потому что это делали в норме все библейские авторы, опираясь на собственные горизонты познаний, а не наши, подразумевая греко-римский мир, расположенный в бассейне Средиземного моря, где в каждой нации действительно имелись евреи.
Список Луки состоит из пяти подгрупп. Если мысленно продвигаться по карте с востока на запад, их всех можно увидеть там. Он начинает перечислять их: Парфяне, и Мидяне и Еламиты, и жители Месопотамии (9а), то есть люди, жившие на запад от Каспийского моря. Многие из них являлись потомками еврейских изгнанников, депортированных в те области в восьмом и шестом веках до Р. X. Во-вторых, в стихах 9б-10а Лука говорит о пяти районах Малой Азии, или Турции, а именно о районах Каппадокии (восток), Понта (север) и Асии (запад), Фригии и Памфилии (юг). Поскольку Иудея (9) странным образом перечислена между Месопотамией и Каппадокией, некоторые комментаторы считают, что Лука использует это слово, обозначая им более широкую область, охватывающую всю Палестину и Сирию, даже включая Армению. Другие ученые следуют версии древнего латинского, где читаем Joudaioi («иудеи») вместо Joudaian («Иудея»), и, таким образом, переводят это слово, как «иудеи, населяющие Месопотамию и Каппадокию и т. д.». Третья перечисленная здесь группа (106) — это Северная Африка, а именно евреи из Египта и частей Ливии, прилежащих к Киринее (ее главный город), четвертая (Юв) — пришедшие из Рима через Средиземное море (как иудеи, так и обра-
щенные в иудаизм), и пятая группа, о которой словно бы только что вспомнили, — это Критяне и Аравитяне (Па) *.
Это была интернациональная и разноязычная толпа, собравшаяся вокруг 120 верующих. Слышим их нашими языками говорящих о великих делах Божиих (116), говорили они, то есть слышим каждый собственное наречие (8). Однако было известно, что говорившие были галилеянами (7), имевшими репутацию необразованных людей (ср.: Ин. 1:46; 7:52). «Они испытывали трудности в произнесении гортанных звуков и имели привычку проглатывать целые слоги во время речи; поэтому в Иерусалиме на них смотрели как на провинциалов» **.
Нет ничего удивительного в том, что толпа отреагировала на это крайним изумлением (6). Действительно, и изумлялись все и недоумевая говорили друг другу: что это шачит? (12). А иные, меньшинство, которое по какой-то причине не знало никаких языков, насмехаясь говорили: они напились сладкого вина (13).
б. Глоссолалия
Чем же в действительности являлся тот третий феномен, на который Лука обратил особое внимание и в результате которого люди услышали о чудесах Божьих на своем родном языке? Как Лука понимает явление глоссолалии! Начнем наш ответ с отрицания.
Прежде всего, происшедшее не было результатом опьянения, результатом большого количества выпитого gleukos «сладкого молодого вина» (13, БАГС). Петр подчеркивает этот момент: «Они не пьяны, как вы думаете, ибо теперь третий час дня» (15).
* Из-за несколько странного порядка, в котором Лука перечислил все нации, некоторые ученые предположили, что, возможно, он следовал какой-то древней «астрологической географии», подобно Павлу Александрийскому в четвертом веке, который распределил все нации согласно двенадцати знакам зодиака. Для более трезвой оценки этих рассуждений см. эссе Брюса Мецгера у Гаска и Мартина, с. 123-133.
** Лонгнекер, <Деяния», с. 272. См. также: Мф. 26:73 и Лк. 22:59 к информации о специфическом галилейском акценте.
Хенчен поясняет, что в такой ранний час «даже пьяницы и бражники еще не начинали питие» *. Кроме того, евреи в дни праздников постились до тех пор, пока не заканчивались утренние богослужения в храме. Мы должны добавить также, что onbii; верующих от исполнения Духом им не кажется результатом опьянения и для остальных не выглядит так, словно они потеряли контроль над своим умственным или физическим состоянием. Нет, ибо плодом Духа является обретение «воздержания» (Гал. 5:23), а не его утрата. Более того, лишь «иные» (13) сделали такое замечание и, хотя они так говорили, похоже, они не имели )то в виду. Потому что, как замечает Лука, «они говорили, насмехаясь». Это был скорее жест, чем серьезный комментарий.
Во-вторых, это говорение на языках не было ошибкой или чудом, рассчитанным на обман слуха, когда аудитория предполагает, что люди говорят на других языках, но на самом деле ничего подобного не происходит **. Некоторые из утверждений Луки, похоже, подкрепляют эту теорию: «каждый слышал их говорящих его наречием» (6); «как же мы слышим каждый собственное наречие» (8); и «слышим их нашими языками говорящих о великих делах Божиих» (11). Но когда Лука начинает собственное повествование, он не допускает никаких сомнений на этот счет: они «начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещавать» (4). Глоссолалия действительно была слуховым явлением, но только потому, что вначале она стала явлением речи.
В-третьих, то не были бессмысленные высказывания. Комментаторы либерального толка начинают с того, что не приемлют чудес, предполагая, что 120 верующих начали бессвязную, экстатическую речь, а Лука (который побывал вместе с Павлом в Коринфе) ошибочно решил, что они говорили на определенных языках.
* Хенчен.с. 178.
** Напр., «многие присутствовавшие считали, что они узнавали слова, восхваляющие Бога, на других языках» (Данн, «Иисус», с. 151 и дал.).
По их мнению, Лука попал впросак и перепутал две совершенно разные вещи. То, что он принял за языки, являлось в действительности «бессвязным экстатическим бормотанием» *, или «потоком неосмысленных звуков на несуществующем языке» **. Однако те из нас, кто полностью доверяет Луке как историку, не говоря уже о его огромном богословском вкладе в Новый Завет, приходят к выводу, что заблуждается не он, но скорее его интерпретаторы-рационалисты.
В-четвертых, и позитивно, глоссолалия в день Пятидесятницы явилась сверхъестественной способностью говорить на узнаваемых языках. Некоторые считают, что то были арамейский, греческий и латинский языки, на которых говорили все в многоязычной Галилее; что «иные языки» означали «иные, чем еврейский» (святой библейский язык, который соответствовал бы этому случаю); и что изумление толпы было порождено великими делами Божьими, а не языками, содержанием, а не средством передачи. Это правдоподобно и вполне соответствует рассказу Луки. С другой стороны, больший акцент он все же делает на лингвистическом средстве (4, 6, 8, 11), чем на самом сообщении (12). Более естественно было бы перевести выражение «иные языки», «как отличные от родного языка», чем «отличные от еврейского». Перечень пятнадцати регионов, представленный в стихах 9—11, позволяет предположить наличие более широкого диапазона языков, чем только лишь арамейский, греческий и латынь. Удивление толпы, похоже, нарастает от того, что языки, являвшиеся для говоривших «иными», были для собравшихся своими (6, 11), поистине их «собственным наречием» (8), в котором они родились (см. АВ). Исходя из этого я заключаю, что чудом Пятидесятницы, хотя сюда входит содержание того, о чем говорили сто двадцать человек (великие дела Божий), являлась в первую очередь их речь (иностранные языки, которые говорившие на них никогда раньше не изучали).
До сих пор все свое внимание я уделял тому, как сам Лука понимает явление глоссолалии в день Пятидесятницы. Это можно обнаружить только лишь через толкование второй главы Деяний.
* Нейл.с. 71. ** Баркли, с. 15.
Предположительно глоссолалия, на которую он ссылается в Деяниях 10:46 и 19:6, являлась тем же говорением на иностранных языках, поскольку он пользуется тем же словарем (хотя многие древние тексты опускают слово «иные»). Что же говорить в таком случае о ссылке на говорение языками в 1 Послании к Коринфянам 12 и 14? Упоминается ли в Деяниях и 1 Послании к Коринфянам один и тот же феномен? Мы должны искать ответ, опираясь скорее на библейский текст, нежели на современные источники.
Некоторые считают, что эти явления во многом отличаются друг от друга. Во-первых, они отличались в направлении: глоссолалия в Деяниях являлась в своем роде публичной, «говорящей» (11) о великих делах Божиих, рассказывающей о них другим людям, в то время как в 1 Послании к Коринфянам говорение языками является говорением «не людям, а Богу» (1 Кор. 14:2; ср. стихи 14-17,28). Во-вторых, они отличались по характеру: глоссолалия в Деяниях проявлялась в говорении языками, понятными различным группам слушателей, а в 1 Послании к Коринфянам 14 речь говоривших языками понять было невозможно, а потому необходим был переводчик. В-третьих, они различались по своей цели. В Деяниях глоссолалия являлась своеобразным доказательством, неким изначальным «знамением», даваемым всем во свидетельство принятия Духа, а в 1 Послании к Коринфянам она является назидательным знаком, продолжающимся «даром», нисходящим на некоторых людей для учреждения и строительства церкви.
Однако другие исследователи указывают на то, что во всем Новом Завете греческие слова и выражения, касающиеся этого явления, одинаковы. Glossa («язык») имеет только два значения («орган во рту» и «язык как речь»), а hermeneuo («интерпретировать, переводить») обычно обозначает «переводить язык». Из этого они заключают, что отрывки и в Деяниях, и в 1 Послании к Коринфянам относятся к одному и тому же явлению, а именно к языкам. Даже те, кто считает, что цель различна, признают, что характер одинаков. Например, комментатор церкви Ассамблеи Божьи * Стенли М. Хортон пишет, что «языки здесь (т. е. в Деяниях 2) и языки в главах 12-14 1 Послания к Коринфянам одни и те же» **. Как гласит официальная формулировка церкви Ассамблеи Божьи (параграф 8), они «одинаковы по своей сущности», но «различны по характеру и применению».
В итоге, отказываясь от либерального подхода, который объявляет коринфскую глоссолалию непонятными высказываниями и уподобляет им феномен Деяний, лучше предложить обратное, то есть что феномен Деяний являл собой говорение на существующих языках и опыт в 1 Послании к Коринфянам следует уподобить ему. В качестве главного аргумента можно напомнить, что, хотя глоссолалия упоминается в нескольких местах Нового Завета без пояснений, Деяния 2 является единственным отрывком, где это явление объясняется и описывается достаточно подробно. Кажется более разумным интерпретировать необъясненное в свете объясненного, чем наоборот ***.
Споры о характере глоссолалии не должны отвлекать наше внимание от того, какое значение придавал Лука этому явлению в день Пятидесятницы. Оно символизировало новое единство в Духе, преодолевающее все расовые, национальные и лингвистические барьеры. Поэтому Лука старается подчеркнуть космополитический характер толпы при помощи выражения «из всякого народа под небом» (5).
* Ассамблеи Божьи — одна из крупнейших американских церквей пятидесятников. — Прим, перев.
** Хортон, с. 33, примечание 11.
*** Дискуссии продолжаются и, в частности, затрагивают вопрос о том, являются ли современные опыты глоссолалии говорением на узнаваемых языках. Тому находятся подтверждения, напр.: Мортон Т. Келси, «Говорение языками». — Morton T. Kelsey, Speaking with Tongues (1964, Epworth, 1965) и Джон Л. Шерилл «Они говорят иными языками». — John L. Sherrill, They Speak with Other Tongues (1964, Hodder, 1965). С другой стороны, на основании двух серьезных, объективных лингвистических исследований можно утверждать, что нет никаких научных данных, подтверждающих, что глоссолалия является иностранным языком, который говорящий не изучал. Эти работы: Уильям Дж. Самарин, «Языки людей и ангелов». —William J. Samarin, Tongues of Men and Angels (Macmillan, 1972) и Джон П. Килдал, «Психология говорения языками». — John P. Kildahl, The Phsychology of Speaking in Tongues (Hodder and Stoughton, and Harper and Row, 1972).
Хотя не все народы присутствовали там буквально, но все они были там представлены. Ибо Лука включает в свой список потомков Сима, Хама и Иафета и представляет в Деяниях 2 таблицу народов, сравнимую с таблицей в Выше 10. Епископ Стефан Нейл сделал следующее замечание: «Большая часть людей, упомянутых Лукой, подпадает под семитов, где Еламиты — первые из семитских наций, упомянутых в Бытие 10. Но Лука также включает Египет и Линию, которые подпадают под хамитов и критян (Киттим), и жителей Рима, расположенного на территории, отданной когда-то Иафету... Лука не привлекает нашего внимания к тому, что делает; но в своей ненавязчивой манере он дает нам понять, что в день Пятидесятницы там присутствовал несь мир в лице представителей самых различных наций» *. Ничто лучше этого не могло бы продемонстрировать многорасовый, многонациональный и многоязычный характер Царства Христа. С тех самых пор ранние Отцы церкви и комментаторы рассматривали благословение Пятидесятницы как отмену проклятия Вавилона. В Вавилоне языки человеческие были смешаны и народы рассеялись: в Иерусалиме языковый барьер сверхъестественным образом был снят как знамение того, что теперь все народы соберутся вместе во Христе, предвосхищая тот великий день, когда искупленный народ «из всех племен и колен, и народов и языков» будет стоять «пред престолом» (Быт. 11:1-9; Отк. 7:9). Более того, в Вавилоне земля высокомерно пыталась достичь неба, тогда как в Иерусалиме само небо с кротостью спустилось на землю.
2. Проповедь Петра: объяснение Пятидесятницы (2:14-41)
Прежде чем мы начнем подробно изучать проповедь Петра, следует рассмотреть речи в Деяниях.
* Стефан Нейл, «Призыв к миссии». — Stephen С. Neil, Call to Mission, (Fortress, 1970), p. 12.
а. Речи в Деяниях
Каждого читателя Деяний поражает, какое огромное внимание в тексте Луки уделяется речам. В этой связи особенно заметно, насколько неполным является название этой книги, деяния ли Христа имеются в виду, деяния ли Духа или Апостолов. Ибо в нем содержится столько же «обращений», сколько имеется «деяний». Лука прав в своем стремлении записать то, что Иисус продолжал (после Своего вознесения) и «делать», и «учить» (1:1). Во второй книге Луки содержится не менее девятнадцати значительных христианских речей (не считая нехристианских речей Гамалиила, чиновника магистрата из Эфеса и ритора синедриона Тертулла). Из них восемь принадлежат Петру (в главах 1, 2, 3, 4, 5, 10, 11, 15), по одной—Стефану и Иакову (в главах 7 и 15), девять — Павлу (пять проповедей в главах 13, 14, 17, 20 и 28, и четыре речи в свою защиту в главах с 22 по 26). Примерно 20% текста Луки занимают обращения Петра и Павла; если прибавить к этому речь Стефана, их число возрастет до 25%.
Но являются ли эти речи оригинальными текстами тех, кому они приписываются? Насколько они точны? Здесь, пожалуй, возможны три ответа.
Во-первых, никто и никогда не предполагал, что речи в Деяниях являются verbatim (дословными) отчетами о том, что было сказано в каждом конкретном случае. Существует несколько причин, по которым следует отвергнуть такую идею. Речи слишком коротки, чтобы быть полными (проповедь Петра в Пятидесятницу длилась, если судить по записям Луки, три минуты, а речь Павла в Афинах — полторы минуты). В конце своего рассказа о проповеди Петра автор Деяний особо подчеркивает, что Апостол продолжал увещевать и назидать толпу «и другими многими словами» (40). Конечно же, в те дни не было никаких записывающих технических средств, даже стенографии, и, конечно, Лука не присутствовал лично на каждой проповеди или речи. Поэтому он должен был полагаться на рассказы, которые представлял ему либо сам автор речи, либо кто-нибудь из слышавших его. Поэтому очевидно, что он дает не более чем краткое изложение каждого обращения.
Второй современный критический подход, ставший популярным в период между последними мировыми войнами, в англоязычном мире представлен X. Дж. Кэдбе-ри, а в Германии — Мартином Дибелиусом. Этот подход носит более скептический характер. Принятая ими концепция недостоверности речей основывается на двух главных аргументах. Первое, если сравнить речи друг с другом и с повествованием Луки, то полный текст автора отражает его стиль и словарь, в то время как многие речи оформлены одинаково, имеют сходные теологические темы и цитаты из Писания. Естественным объяснением такого сходства является то, что все речи и обращения - - скорее результат опыта самого Луки и его пера, чем различных ораторов. В качестве второго аргумента выдвинуто утверждение, согласно которому «главной традицией среди древних историков был обычай включать в свое повествование речи главных героев» *, тогда как эти речи составлялись самими авторами повествований. Таким образом, речи в греческой истории выполняли такую же пояснительную функцию, как хор в греческой драме. Более того, эти авторы-историки полагали, что читатели понимают и признают этот литературный прием, который использовался как в греческой, так и в еврейской исторической литературе.