Джон Мейнард Кейнс изменили наш мир, и рассказ
| Вид материала | Рассказ |
- Джон Мейнард Кейнс. Вработе исследование, 142.51kb.
- Литература по макроэкономике, 12.58kb.
- Джон Мейнард Кейнс (1883 1946), 27.02kb.
- И. М. Губкина кафедра экономической теории планы семинар, 440.53kb.
- Джон Мейнард Кейнс. Монетаризм. Открытие и исчезновение кривой Филипса. Критика Лукаса, 30.09kb.
- Історія вільних грошей найбільше пов’язана з Німеччиною, 211.5kb.
- Собрание сочинений в 4 т. Т. М., Мысль, 1993 с. 347 Основной, 749.26kb.
- Джин Ландрам «13 женщин, которые изменили мир», 3969.1kb.
- Мы резонаторы и наш резонанс, 2820.82kb.
- Digital Equipment Corporation) в городе Мейнард (штат Массачусетс, сша) для семейства, 150.6kb.
Как я могу принимать [коммунистическую] доктрину, — писал Кейнс в 1931 году, когда единодушия по этому вопросу, мягко говоря, не наблюдалось, - если в качестве своей библии, недоступной никакой критике, она избрала устарелый талмуд, по моему глубокому убеждению не только изобилующий ошибками, но и совершенно бесполезный для современного мира? Как могу я предпочитать лужу, где плавает рыба, самой рыбе, а невежественный пролетариат — буржуазии и
1 Harrod, op. cit., p. 436.
358
1 Harrod, op. cit., p. 436.
358
ГЛАВА 8. Ересь Джона Мейнарда Кейнса
интеллигенции, которые, несмотря на все недостатки, задают жизненные стандарты и которым мы обя -заны движением человечества вперед?*
В теориях Кейнса, равно как и в вынесенном им диагнозе и предложенном курсе лечения, можно найти множество недостатков. При этом нельзя не признать, что никто из утверждавших, будто Кейнс лишь ради собственного развлечения вмешивался в работу исправной системы, не произвел на свет более осмысленной теории, глубокого диагноза и убедительного лекарства. И уж точно никто не мог возражать против объявленной им цели: создания капиталистической экономики, почти полностью избавленной от главной угрозы ее существованию — безработицы.
Как мы уже отмечали, наш герой был просто не способен заниматься только одним делом. Одновременно с возведением у себя в голове конструкции «Общей теории...» оннасобствен-ные деньги построил в Кембридже театр. Это было типичное для Кейнса предприятие. Прежде убыточный, театр уже через два года начал окупать себя, а его творческий успех был самым что ни на есть впечатляющим. Кейнс умудрялся успевать везде: он выступал спонсором, продавцом билетов (когда соответствующий служащий исчез в неизвестном направлении), мужем ведущей актрисы (Лидия играла в пьесах Шекспира, собирая восхищенные отклики) и даже концессионером. При театре открылся ресторан, и Кейнс ревностно следил за его финансовыми делами, сопоставляя доходы с разными типами представлений, словно пытаясь вывести зависимость потребления еды от полученного при просмотре удовольствия. В баре по очень низкой цене — дабы поощрить клиентов — наливали шампанское. Может быть, это был один из самых приятных периодов в его не лишенной приятных вещей жизни.
1 Charles Hession, John Maynard Keynes (New York: Macmillan,
1984), p. 224.
359
РОБЕРТ Л. ХАЙЛБРОНЕР
Философы от мира сего
Он продолжался недолго. В 1937-м успешное восхождение было грубо прервано: Кейнс пережил сердечный приступ, и ему пришлось удалиться на покой. Конечно, покой — понятие относительное. Кейнс продолжал играть на бирже, редактировать «Экономик джорнал» и писать блистательные статьи в защиту «Общей теории». Как-то раз при его появлении один ученый сказал:« Эйнштейн на самом деле сделал для физики то, что мистер Кейнс, по его мнению, совершил для экономики». Кейнс был не таким человеком, который пропустил бы это мимо ушей. Стоило ему захотеть, как он брал в руки свое разящее перо и буквально уничтожал критиков, поодиночке и скопом. Иногда применяя сарказм, и нередко совершенно блестяще, и очень часто — с нескрываемым раздражением. Многие непродолжительные знакомства оканчивались фразой «Мистер Н. отказывается понять меня», которая по сути очень напоминала полный отчаяния вздох.
Тем временем надвигалась война; после Мюнхенского соглашения дела пошли еще хуже. Кейнс с возмущением читал трусливые письма сочувствующих левым идеям людей в «Нью-стейтсмен энд нейшн», в руководстве которого он когда-то состоял. Он немедленно написал и отправил в издание следующие строки: «Разве можно поверить, что существует некий обобщенный «социалист»? Я в его существование верить отказываюсь. — И далее: — Когда доходит до дела, не успевают истечь и четыре недели, как они вспоминают о том, что являются пацифистами и начинают строчить пораженческие послания в адрес вашего издания — таким образом, оставляя защиту свободы и цивилизации полковнику Твердолобому и Старым Друзьям под троекратное «Ура! »1
Когда война наконец началась, Кейнс был слишком слаб, чтобы занимать постоянный пост в правительстве. В Министерстве финансов ему выделили отдельный кабинет — надеялись использовать его интеллект. К этому вре-
1 Harrod, op. cit., p. 477,488.
360
ГЛАВА 8. Ересь Джона Мейнарда Кейнса
мени он успел написать очередную книгу,« Как нам оплатить войну», — смелый план финансирования войны, в качестве главного способа предлагавший использовать «отложенные сбережения ». План край не простой: определенная доля зар -платы каждого гражданина автоматически будет инвестирована в государственные облигации, а выплаты по последним произойдут не ранее окончания войны. Таким образом сберегательные сертификаты будут погашены непосредственно в момент возникновения необходимости в устойчивом спросе со стороны граждан на производимую экономикой продукцию.
Обязательные сбережения — какой разительный контраст с его более ранними попытками добиться своего рода обязательных инвестиций! Но образ мыслей Кейнса не изменился настали другие времена. Раньше проблемой была недостаточность инвестиций, провоцировавшая безработицу. Теперь неприятности создавали излишние инвестиции, вызванные огромными расходами на вооружение, а результатом была инфляция. Изложенные в «Общей теории...» принципы настолько универсальны, что позволяли понять природу как инфляции, так и ее противоположности — безработицы. Все просто переворачивалось с ног на голову. Теперь новых доходов было все больше и больше, а не меньше и меньше, а значит, и новое лекарство должно было быть абсолютно другим. И если тогда Кейнс призывал стимулировать инвестиции любыми подходящими для этого способами, теперь он требовал точно того же — но относительно сбережений.
На это стоит обратить внимание, поскольку многие ошибочно считают Кейнса экономистом, благоприятно относящимся к инфляции. Действительно, еще со времен глубокой депрессии он одобрительно оценивал возможность «рефляции» (увеличения доходов, а не цен). Но заключить, что он поощрял инфляцию как таковую — значит исказить его идею, которая наглядно иллюстрируется следующей ци-
361
РОБЕРТ Л. ХАЙЛБРОНЕР
Философы от мира сего
татой из «Экономических последствий Версальского мирного договора»:
Как говорят, Ленин заявил, что наилучшим средством, чтобы расстроить капиталистическую систему, является разложение системы денежного обращения. Непрерывно производя все новые выпуски кредитных билетов, правительство может тайно и незаметно конфисковать значительную часть богатств своих подданных. Посредством такого приема оно не только конфискует, но конфискует произвольно; и между тем как этот процесс многих доводит до нищеты, он также обогащает некоторых... Ленин, без сомнения, прав. Не может быть более хитрого, более верного средства для того, чтобы опрокинуть основу общества, чем расстройство денежного обращения. Процесс направляет все скрытые силы экономического закона в сторону разрушения и делает это так, что ни один человек из миллиона не в силах отыскать корень зла}.
Кейнс особо подчеркивал тот факт, что его идея касательно отложенных сбережений сделает распределение богатства более ровным, поскольку собственниками государственных облигаций станут буквально все. Несмотря на строгость и привлекательность лежавших в основе плана предложений, тот не получил достаточной поддержки. Слишком уж новаторским он был по сравнению с налогообложением, нормированием и добровольными сбережениями — проверенными орудиями финансовой политики военного периода. Кейнсова схема воспринималась как своего рода украшение, но так и не заняла центрального места, которое отводил ей автор.
1 Keynes, Economic Consequences, p. 235.
362
ГЛАВА 8. Ересь Джона Мейнарда Кейнса
Но у того не было времени переживать по поводу холодного приема — онучаствовалвочереднойкампании Британии. В 1941 году Кейнс полетел в США с остановкой в Лиссабоне; это была первая из шести подобных поездок. Лидия отправилась с ним в качестве сиделки и телохранителя. После случившегося с ним сердечного приступа она взяла себе за правило вести учет времени своего неутомимого мужа, и очень многие высокопоставленные персоны были крайне вежливо, но не терпящим возражения тоном выдворены по истечении отведенного Кейнсу на встречи срока. «Пора, джентльмены», — говорила Лидия, и переговоры немедленно прерывались.
Его визиты в Америку касались непростых вопросов финансирования Великобританией расходов на войну, а также грядущих проблем тяжелого послевоенного периода. Туг Британия не была единственной заинтересованной стороной: Соединенные Штаты желали заложить основы международной торговли, которая не влекла бы за собой финансовых разногласий, так часто приводящих к разногласиям военным. Сторожевыми псами нового финансового порядка стали основанные тогда же Международный банк и Международный валютный фонд. На смену миру, где народы сосуществовали согласно принципу «человек человеку волк» и всячески старались навредить друг другу, должна была прийти новая эпоха совместной помощи странам, оказавшимся в финансовом затруднении.
Заключительная конференция состоялась в Бреттон-Вудсе, штат Нью-Гемпшир. Несмотря на болезнь и усталость, Кейнс играл первую скрипку, но главным образом на личном уровне; что же до политических итогов, то финальный план учитывал в большей степени американские, чем английские предложения. Так или иначе, дневниковая запись одного из участников конференции многое говорит о личности Кейнса:
Вечером я посетил крайне изысканное празднование. Оказалось, что сегодня исполняется 500 лет смо-
363
РОБЕРТ Л. ХАЙЛБРОНЕР
Философы от мира сего
мента подписания соглашения между Королевским колледжем Кембриджа и Новым колледжем Оксфорда, и Кейнс устроил небольшой банкет в своем номере в честь этого события... Кейнс, несколько недель ждавший этого дня, словно какой-нибудь школьник, был на высоте. Он произнес замечательную речь... Удивительный пример того, насколько неоднозначен этот выдающийся человек. Будучи радикальным в своих суждениях, культурно он совершеннейший консерватор берковского толка. Было очень тихо, как того и требовал повод, но слова Кейнса о нашем долге перед прошлым не могли не тронуть1.
«Если мы продолжим решать большие задачи в том же духе, в каком начали разбираться с маленькими, то в будущее мира можно смотреть надеждой»2, — сказал Кейнс на закрытии конференции, и делегаты аплодировали ему стоя.
Занимавшие его голову дела мирового масштаба, как это часто бывало, не препятствовали достижению менее важных целей. Он был назначен директором Банка Англии (в связи с чем объявил, что «теперь все гадают, кто загладит грех, женившись на опороченной девушке»), а также председателем новой государственной комиссии по музыке и искусству. Взвалив себе на плечи заботы о том, чтобы донести точку зрения Великобритании до международного сообщества, он не забывал вести обширную корреспонденцию, посвященную музыкантам-путешественникам, делам балета «Вик-Уэллс», поэтическим чтениям и библиотечным томам. Разумеется, Кейнс оставался увлеченным коллекционером: в библиотеке Фолджера он отыскал редчайшее издание Спенсера и несколько виновато объяснил библиотекарю, что получил ка-
- Harrod, op. cit., p. 577.
- Ibid., p. 584.
364
ГЛАВА 8. Ересь Джона Мейнарда Кейнса
талог, воспользовавшись своим положением в Министерстве иностранных дел.
На него обрушились самые разные почести. Теперь он был аристократом — лордом Кейнсом, бароном Тилтонским (по имени купленного им в середине жизни имения, которое, как выяснилось, некогда принадлежало одной из ветвей Кейнсов). Университет Эдинбурга, Сорбонна и его родной Кембриджский университет присвоили ему почетные степени. Он вошел в совет попечителей Национальной галереи. Помимо удовольствий существовала и работа: настало время переговоров по первой ссуде Великобритании, и именно Кейнсу было доверено представлять свою страну. После его возвращения репортер поинтересовался, правда ли, что отныне Англия будет сорок девятым штатом Америки. Кейнс был краток: «Если бы»1.
В 1946-м муки его завершились. Он вернулся в Сассекс, где собирался делить время между чтением, отдыхом и подготовкой к новому витку преподавания в Кембридже. Однажды утром им овладел приступ кашля. Лидия бросилась к кровати мужа, но тот был уже мертв.
Панихида проходила в Вестминстерском аббатстве. Его родители — девяностатрехлетний Джон Невилл Кейнс с женой Флоренс — пришли проводить сына в последний путь. Англия горевала о потере великого лидера, ушедшего в тот момент, когда его проницательность и мудрость были нужнее всего. В длинном некрологе, опубликованном 22 апреля, «Тайме» отмечала: «С его смертью страна лишилась великого англичанина».
Что уж тут говорить, он не был ангелом. Этот ярчайший из великих экономистов, как и все они, был пусть и выдающимся, но человеком — со своими слабостями и недостатками. Так, он был способен шумно ликовать, выиграв двадцать два фунта в бридж у двух графинь и герцога. Мог
1 Harrod.op. cit., p. 617.
365
РОБЕРТ Л. ХАЙЛБРОНЕР
Философы от мира сего
оставить жалкие чаевые алжирскому чистильщику сапог и отказаться признать свою оплошность, мотивируя это тем, что он «не будет участвовать в обесценивании валюты». Мог быть на удивление мягким с медленно соображавшим студентом (ведь, как он говорил, экономисты должны быть терпеливы, как дантисты) и при этом недопустимо резким с бизнесменом или чиновником, по той или иной причине вызывавшим у него неприязнь. Однажды сэр Гарри Гошен1, председатель Национального провинциального банка, разгневал Кейнса, призвав того «дать вещам идти своим чередом». Кейнс отвечал: «Как поступить, смеяться или негодовать по поводу столь простодушных заявлений? Наверное, лучше всего будет просто дать сэру Гарри пройти его чередом».
Кейнс пролил свет на природу собственного гения, говоря о совсем другом человеке. Рассуждая о своем старом учителе Альфреде Маршалле (которого он любил и любя же высмеивал как «нелепого старикана»), Кейнс перечислил необходимые экономисту качества:
Изучение экономики не требует специальных талантов и необыкновенной одаренности. Не является ли в таком случае этот предмет очень легким в сравнении с особенно замысловатыми областями философии и естественных наук? Да, несомненно, но сколь мало число тех, кто преуспевает в нем! Возможно, разгадка кажущегося парадокса такова: хороший экономист должен обладать редким сочетанием навыков. В той или иной мере он должен одновременно быть математиком, историком, государственным деятелем и философом. Он должен понимать язык символов, но в разговоре использовать слова. Рассматривая частности, он должен
1 См.: Harrod, op. cit., p. 222.
366
ГЛАВА 8. Ересь Джона Мейнарда Кейнса
держать в уме целое и умело совмещать размышления над абстрактным и конкретным. Он должен изучать настоящее в свете прошлого, не забывая о будущем. Он не может позволить себе упустить из виду никакую часть природы человека или его порождений. Он должен являть собой образец целеустремленности и беспристрастности; надменный и неподкупный, словно художник, иногда он должен быть ближе к земле, чем иной политик1.
Маршалл — и об этом говорил Кейнс — лишь приблизился к этому идеалу. Типичный представитель Викторианской эпохи, он не был бунтарем в достаточной степени, чтобы его исследования могли затронуть самые потаенные уголки общества. Кейнс преуспел больше: для него принцип Блумсбе-рийского кружка — «нет ничего святого» — распространялся и на официальную экономику; наконец-то судьбой нашего мира заинтересовался человек не настолько слепой, чтобы не видеть его недостатков, но и не слишком черствый, как эмоционально, так и интеллектуально, чтобы не желать ему скорейшего излечения. Если в своих экономических суждениях он был предельно строг, то в делах политических повиновался зову сердца, и именно здесь стоит искать ключ к пониманию его мироощущения.
Что же можно сказать об анализе Кейнса? Тут все сложнее. Так называемая «кейнсианская» школа главенствовала в американской экономической науке с 1940-х по 1960-е годы. Затем начался закат, и уже в 1980-м, по словам ее верного сторонника Алана Блайндера, «трудно было найти американского экономиста в возрасте до сорока лет, который считал бы себя кейнсианцем»2.
- Keynes, Essays in Biography, p. 140-141.
- R. Heilbroner, W. Milberg, The Crisis of Vision in Modern Economic Thought (New York, Cambridge University Press, 1995), p. 46.
367
РОБЕРТ Л. ХАЙЛБРОНЕР
Философы от мира сего
В чем причина таких крутых перемен? Кейнс смотрел на экономику с высоты птичьего полета, откуда казалось, что жизнь экономики определяют огромные потоки расходов, чьи размеры зачастую зависят от непредсказуемой «жизнерадостности» инвесторов; Маршалл же ставил во главу угла отдельные рынки, подчиняющиеся рациональным решениям продавцов и покупателей. Попытка увязать эти два подхода — «макро» и «микро» — в единую теорию окончилась неудачей. Отступление кейнсианства на другом фланге было связано с вновь возникшим интересом к вопросам теории денег, касающимся инфляции. Наконец, прописанное Кейнсом вмешательство государства в экономику вызывало все больше сомнений. Утерянная было вера в то, что поведение индивидов не только поворачивает экономическую машину, но и заставляет ее двигаться — и пропагандируемые Кейнсом меры не могли этому ни препятствовать, ни способствовать, — с видимой легкостью отвоевала потерянные позиции.
Кейнсианство ослабело, но и не дум ало умирать. 1980 год ознаменовался наступлением новой эпохи в истории экономической мысли: отныне о существовании принятого всеми взгляда на функционирование экономики и речи не шло. Результатом послужил — и до момента написания этих строк мало что изменилось — кризис мироощущения и его неизбежный спутник — отсутствие однозначных практических рекомендаций. Как ни странно — а возможно, это даже закономерно, — кризис поразил США — и в меньшей степени Англию — гораздо сильнее, чем континентальную Европу. Европейские экономисты никогда не были преданными почитателями Маршалла и держались на определенном расстоянии от Кейнса. В итоге в Скандинавии, Германии, Голландии и Франции родился своего рода прагматический сплав «микро» и «макро». Вердикт звучал примерно так: капитализм — это, безусловно, единственная жизнеспособная система организации производства, но и ей не справиться без серьезного
368
ГЛАВА 8. Ересь Джона Мейнарда Кейнса
вмешательства государства. Оно, в свою очередь, должно осознавать как настоятельную потребность своего участия в порождаемой растущей глобализацией конкурентной борьбе, так и необходимость щедрого социального обеспечения и помощи в получении образования жертвам этого процесса. В сухом остатке получаем чрезвычайно прагматическую «приземленную» философию, адекватную альтернативу которой нашей стране еще предстоит найти. Именно к этой теме мы и обратимся, прежде чем завершить наш рассказ.
9. Противоречия Иозефа Шумпетера
В 1930 году, когда жизнь большинства людей определялась усугублявшейся изо дня в день депрессией, мысли Кейнса были заняты совсем другими вещами. Словно забыв свое собственное утверждение о том, что в долгосрочном периоде мы все мертвы, он решил заглянуть в будущее — как раз таки в долгом периоде — и произвел на свет пророчество, разительно контрастировавшее с невеселой картиной за окном. И вот что увидел Кейнс: если избежать катастроф вроде неконтролируемого перенаселения или разрушительной мировой войны, то впереди нас ждут не уже немного привычные печаль и сомнение, а абсолютно полное, на границе с невероятным, счастье — ничуть не меньшее, чем в воспетой Адамом Смитом земле всеобщего изобилия.
Свое небольшое путешествие в будущее Кейнс озаглавил «Экономические возможности для наших внуков» (следует отметить, что у него их не было). Каковы были эти самые возможности? Не боясь показаться излишне оптимистичным, экономист намекал, что нельзя исключать наступление настоящего золотого века: по мнению Кейнса, к 2030 году экономическая проблема могла быть окончательно решена,
370
ГЛАВА 9. Противоречия Йоэефа Шумпетера
причем речь шла не о насущной необходимости вырваться из тисков депрессии, но об экономической проблеме как таковой — старой как мир Постоянной Нехватке Чего-нибудь. Впервые в истории человечество — по меньшей мере та его часть, что населяла Британию, — имело шанс прекратить борьбу за выживание ради жизни, в которой каждый мог бы с легкостью получить щедрую порцию еды с общего стола.
Как это часто бывало, Кейнс предпринял выпад в неожиданном направлении. Когда после Первой мировой войны мир наслаждался наступившим покоем, именно Кейнс призывал всех прислушаться к громыханию скелета в шкафу; наступили тридцатые, и, к удивлению поглощенного жалостью к себе мира, тот же самый Кейнс храбро возвещал о неминуемом конце невзгод. Впрочем, его оптимизм ни в коем случае не был напускным. Напротив, он всего лишь взялся за область экономики, повелевавшую умами всех тех, кто когда-либо пытался управлять нашим обществом, — сосредоточил внимание на склонности капитализма к росту.
Неудивительно, что в периоды спада эта тенденция уходила на второй план. И все же если окинуть взором более двухсот лет истории капитализма, то прежде всего внимание привлекает не беспорядочное чередование бумов и провалов, а устойчивый, пусть и едва ли подчиняющийся закономерностям, рост. Сорок миллионов англичан — современников Кейнса уж точно не благодарили щедрое провидение, но, несмотря на все тяготы, они занимали куда более выгодное место за столом Природы, чем десять миллионов их сограждан, живших во времена Мальтуса.
И дело не в том, что щедрее стала сама Природа. Напротив, подчиняясь знаменитому закону убывающей отдачи, почва производила богатство со скрипом тем большим, чем интенсивнее она культивировалась. Загадка экономического роста имела крайне простой ответ: каждое поколение штурмовало Природу с применением не только своих соб-
371
РОБЕРТ Л. ХАЙЛБРОНЕР