Джон Мейнард Кейнс изменили наш мир, и рассказ

Вид материала

Рассказ

Содержание Дурные предчувствия пастора Мальтуса и Давида Рикардо Роберт л. хайлбронер Дурные предчувствия пастора Мальтуса и Давида Рикардо Роберт л. хайлбронер Дурные предчувствия пастора Мальтуса и Давида Рикардо Роберт л. хайлбронер Дурные предчувствия пастора Мальтуса и Давида Рикардо Мечты утопических социалистов Роберт л. хайлбронер Мечты утопических социалистов Роберт л. хайлбронер

Подобный материал:

• Джон Мейнард Кейнс. Вработе исследование, 142.51kb.
• Литература по макроэкономике, 12.58kb.
• Джон Мейнард Кейнс (1883 1946), 27.02kb.
• И. М. Губкина кафедра экономической теории планы семинар, 440.53kb.
• Джон Мейнард Кейнс. Монетаризм. Открытие и исчезновение кривой Филипса. Критика Лукаса, 30.09kb.
• Історія вільних грошей найбільше пов’язана з Німеччиною, 211.5kb.
• Собрание сочинений в 4 т. Т. М., Мысль, 1993 с. 347 Основной, 749.26kb.
• Джин Ландрам «13 женщин, которые изменили мир», 3969.1kb.
• Мы резонаторы и наш резонанс, 2820.82kb.
• Digital Equipment Corporation) в городе Мейнард (штат Массачусетс, сша) для семейства, 150.6kb.

Философы от мира сего

ГЛАВА 3. Дурные предчувствия пастора Мальтуса и Давида Рикардо

ное продовольствие хлынуло на английский рынок. Во вре­мена Рикардо пшеничные поля угрожали полностью занять склоны холмов, а всего несколько десятков лет спустя послед­ние вновь превратились в пастбища. Стоит подчеркнуть, что рост населения никогда не был настолько серьезным, чтобы привести к истощению продовольственных ресурсов стра­ны. Рикардианская теория ренты произрастает из различий между наиболее и наименее плодородными участками земли, а успешное решение проблемы перенаселения вызовет со­кращение этих различий и, следовательно, не позволит ренте достичь статуса проблемы национального масштаба. Но заду­майтесь хотя бы на секунду над такой возможностью: а что, если сегодняшней Британии потребуется прокормить сто миллионов голодных ртов с помощью выращенных внутри страны зерновых? Представьте также, что хлебные законы так и не были отменены. Стоит ли сомневаться, что нарисован­ная Рикардо картина подчиненного землевладельцам обще­ства станет ужасающе реалистичной? В современном запад­ном мире проблема ренты перешла в разряд теоретических головоломок, возбуждающих умы кабинетных ученых. Это произошло не потому, что теория Рикардо была ошибочна. Мир спасся от рикардианской напасти лишь потому, что про­изводственные и технологические прорывы уберегли нас от предсказанных Мальтусом бедствий. Наступление промыш­ленной эпохи не только позволило нам заметно сократить уровень рождаемости, но и существенно улучшило нашу спо­собность выращивать еду на ограниченном объеме годной для возделывания земли.

Мальтус не терял времени зря — он обнаружил новую причину для волнений. Теперь его тревожила возможность, как он сам выражался, «общего перепроизводства» — потока товаров, которые никто и не думает покупать.

Нам такое допущение кажется очевидным, а вот Рикар­до был уверен, что глупее этого он давно ничего не слышал. Конечно, время от времени экономика Англии испытывала

125

РОБЕРТ Л. ХАЙЛБРОНЕР

Философы от мира сего

ГЛАВА 3. Дурные предчувствия пастора Мальтуса и Давида Рикардо

жение ничем не отличается от расходования средств, которое заслуживает отдельного упоминания с его стороны», — по­рицал старшего товарища Рикардо¹. Разумеется, он просто не мог понять, зачем человеку откладывать часть своей прибыли, если не ради расходов на оборудование и рабочую силу, при­званных обеспечить дальнейшее увеличение этой самой при­были.

Мальтус был поставлен в затруднительное положение. Как и Рикардо, он полагал, что для капиталиста сбережения, по сути, оборачивались новыми расходами. И все же он чув­ствовал нечто разумное в своей идее. Ах, если бы он только мог объяснить, что именно! Увы, этого ему не удалось. Однаж­ды он попытался доказать, что накопление не было настолько неопровержимым фактом жизни, как полагал Рикардо:

Не один богатый торговец сколотил свое состояние несмотря на то, что едва ли не каждый год увеличивал свои щедрые траты на предметы роскоши и источ­ники удовольствия¹.

Несчастный священник удостоился лишь сокрушитель­ного ответа Рикардо:

Возможно, хотя его собрат купец, располагающий той же прибылью, но отказывающий себе в щедрых тратах на предметы роскоши и источники удоволь -ствия, разбогатеет куда быстрее нашего героя³.

Бедный Мальтус! Он никогда не был силен в открытой дискуссии. Наверное, он и сам знал, что его доводам дей­ствительно не хватает внятности. Однажды он даже написал: «Я придерживаюсь настолько высокого мнения об одарен-

1. Ricardo, op. cit., p. 449.
   
2. Ibid p. 98-99.
   
3. Ibid, p. 376-377.
   

127

РОБЕРТ Л. ХАЙЛБРОНЕР

Философы от мира сего

ГЛАВА 3. Дурные предчувствия пастора Мальтуса и Давида Рикардо

пространства. Почему в таком случае они пришли к настолько разным выводам? Конечно, здесь не обошлось без личност­ного фактора, как не обходится никогда. Можно привести и иное, куда более серьезное объяснение. Оно затрагивает раз­личия в восприятии тремя экономистами функционирования нашего общества. Эти различия не касаются мотива полу­чения прибыли, роли рынка в экономике или роли государ­ства — здесь все трое согласны между собой. А вот когда дело доходит до влияния технологических усовершенствований, подобного единства не наблюдается.

Согласно Смиту, воплощением подобных усовершенство­ваний является разделение труда. Конечно, мы помним его вос­торженную оценку (пусть и с несколькими отрезвляющими оговорками) того, что этот процесс может сделать для произ­водства конкретного товара, например булавок. Но мы также помним, что оценка Смита вовсе не предполагает, что, поспо­собствовав производству одного продукта, разделение труда тут же перекинется на новые изделия вроде тканей, чугуна и кто знает чего еще. Достигнув «полного обладания богатствами», страна останавливается в развитии или даже входит в полосу спада, и причину этого стоит искать прежде всего в технологии.

Подобные ограничения неведомы технологиям капита­листического производства, полвека спустя расцветавшим на глазах у Рикардо и Мальтуса. Прядильная машина «Дженни», паровой двигатель, пудлингование железа, как очень скоро ста­ло очевидно, открывали совершенно новые возможности для роста. Настал конец Смитовой эпохи ограниченных возмож­ностей для развития, с ним пришло и предчувствие проблем, которые принесет с собой эпоха начинающаяся. Во-первых, рост населения теперь представал в куда более мрачном свете, поскольку экономическое развитие не сдерживалось никаки­ми барьерами. Следуя той же логике, растущее число возмож­ностей для развития предполагало дальнейшее обогащение землевладельческого класса. Экономические системы Маль­туса и Рикардо ослаблены неурядицами и склоками. Вполне

129

РОБЕРТ Л. ХАЙЛБРОНЕР

Философы от мира сего

ГЛАВА 3. Дурные предчувствия пастора Мальтуса и Давида Рикардо

сформулировать свои подозрения. Спустя столетие после появления на свет его книги именно этот вопрос полностью завладел умами экономистов.

Оглядываясь назад, мы понимаем, что главная заслуга этой пары лежала за пределами чисто научных достижений. Даже если они и не отдавали себе в этом отчета, Мальтус и Рикардо сделали удивительную вещь. Они превратили обита­телей с оптимизмом смотревшего в будущее мира в безнадеж­ных пессимистов. Отныне рассматривать нашу Вселенную как среду обитания природных сил, которые с неизбежно­стью принесут каждому члену общества счастье и процвета­ние, было откровенно нелепо. Совсем наоборот: если раньше казалось, что эти силы целенаправленно пытаются привне­сти в мир гармонию и спокойствие, то теперь они выглядели угрожающе и зловеще. Если человечеству удастся справиться с армией голодных ртов, то, вполне вероятно, ему придется столкнуться с потоком никому не нужных товаров. В любом из этих двух случаев итогом продолжительной борьбы за про­гресс станет довольно печальная картина. Получаемых работ­ником денег будет едва хватать на пропитание, усилия капита­листа будут приносить выгоду кому угодно, но только не ему самому, и один помещик сможет по-настоящему ликовать.

На самом деле взгляды Адама Смита, Мальтуса и Рикардо роднит не только общая для них структура, как мы бы сегод­ня сказали, капиталистической экономики. Помимо этого, все они считали рабочий класс по существу пассивным. Ни один из этой троицы и намеком не допускает, что в один пре­красный день нищие работники задумаются над возможно­стью внесения изменений в функционирование системы, а то и построения своей собственной системы на месте старой. Так что пора начать новую главу, где будет рассказано о новом взгляде на жизнь общества, завоевавшем воображение мно­гих философов от мира сего.

4. Мечты утопических социалистов

Понять, почему мир виделся Мальтусу и Рикардо в таком дурном свете, не так уж и сложно. Ан­глия 1820-х годов была не лучшим местом для проживания; выйдя победительницей из изну­рительной схватки на континенте, страна ока­залась охвачена куда более серьезными внутренними про­блемами. Любому минимально заинтересованному человеку было ясно: постоянно растущая сеть заводов и фабрик ло­жится на общество тяжким бременем и день платы по счетам невозможно откладывать вечно.

Действительно, у современного читателя могут волосы встать дыбом от рассказов об обычных для тех лет условиях работы на предприятиях. В 1828 году радикальный журнал «Лев» опубликовал невероятную историю Роберта Блинкоу, одного из восьмидесяти детей-бедняков, отправленных на фабрику в Лаудеме. Девочек и мальчиков — всем им лет по де­сять — денно и нощно пороли кнутом не только за малейшую оплошность, но и для того, чтобы стимулировать их произво­дительность. Впрочем, условия работы в Лаудеме можно было назвать гуманными по сравнению с фабрикой в Литтоне, куда позднее был переправлен Блинкоу. Там детям приходилось

132

ГЛАВА 4. Мечты утопических социалистов

отнимать у свиней отбросы, которыми тех кормили; они ча­стенько бывали биты и подвергались сексуальному насилию. Хозяин фабрики, некто Эллис Нидем, обладал жестокой привычкой щипать детей за уши до тех пор, пока его ногти не встречались, прорезав плоть. Мастер на заводе был еще хуже. Он подвешивал Блинкоу за запястья прямо над маши­ной и клал тяжелый груз ему на плечи, так что тот сгибал ноги в коленях. Ребенок и его маленькие товарищи по несчастью холодными зимами ходили почти голышом; мало того, им вы­рвали зубы (по-видимому, в порыве чистого, бессмысленного садизма)!

Подобная ужасающая жестокость, вне всяких сомнений, была скорее исключением, чем правилом; по всей вероятности, сочувствовавший реформам автор рассказа сгустил краски. Но даже если сделать скидку на возможные преувеличения, эта история была очень показательна для социального климата, в котором самые жестокие порядки казались естественными и, что важнее, считались личным делом хозяев фабрик. Шестна­дцатичасовой рабочий день не был ни для кого в диковинку: рабочие плелись на ткацкую фабрику в шесть утра и выползали за ворота в десять вечера. Наконец — и это было верхом бес­стыдства, — многие владельцы фабрик запрещали работникам носить собственные часы, а единственные фабричные часы имели странное свойство ускорять свой ход в короткий пере­рыв, отведенный на еду. Богатейшие и наиболее прозорливые промышленники осуждали подобные издевательства, но их управляющие и тем более неудачливые конкуренты, судя по всему, угрызений совести не испытывали.

Страдания рабочих были не единственной причиной волнений. В моду вошли станки, а это означало замену рабо­чих рук на не умеющую жаловаться сталь. Уже в 1779 году вось­митысячная толпа рабочих, доведенных до отчаяния бездуш­ной расчетливостью и эффективностью, напала на фабрику и спалила ее дотла, а к 1811 году волна подобных выступлений охватила всю Англию. Сельские пейзажи были изуродованы

133

РОБЕРТ Л. ХАЙЛБРОНЕР

Философы от мира сего

ГЛАВА 4. Мечты утопических социалистов

а также поток приходских делегаций, писателей, реформато­ров, сентиментальных барышень и скептичных предприни­мателей.

Их взорам представало живое доказательство того, что промышленная жизнь с ее нищетой и лишениями не была единственным и неизбежным способом организации обще­ства. В Нью-Ланарке аккуратными рядами стояли дома ра­бочих, причем в каждом имелось по две комнаты; на улице сложенный в опрятные кучки мусор ожидал вывоза, а не был разбросан по всему поселку. Стоило посетителям пересту­пить порог фабрики, как их глазам являлось еще более неожи­данное зрелище. Над каждым работником висел небольшой деревянный кубик, грани которого были покрашены в четы­ре цвета: черный, синий, желтый и белый. От светлого к тем­ному, эти цвета соответствовали разному поведению: белый означал отличное, желтый — хорошее, синий — приемлемое, черный — откровенно плохое. Таким образом управляющий фабрики мог с первого взгляда оценить своих подопечных. В основном он видел желтые и белые грани.

На фабрике не было детей, во всяком случае, никого мо­ложе одиннадцати лет — еще один сюрприз, — а рабочий день был сравнительно коротким: десять и три четверти часа. К тому же детей никогда не наказывали; вообще говоря, не наказыва­ли никого. Если исключить нескольких неисправимых субъ­ектов, которых следовало изгнать из общины за хроническое пьянство и другие пороки, дисциплина поддерживалась за счет всеобщей совестливости, а не страха. Дверь в кабинет управля­ющего фабрикой всегда была открыта, и рабочие могли изъяв­лять (и изъявляли) свое недовольство тем или иным правилом или ограничением. Каждый мог детально изучить журнал с за­писями о поведении, определявший цвет кубика над головой, а затем пожаловаться на несправедливые оценки.

Но самым замечательным в Нью-Ланарке были малень­кие дети. Вместо того чтобы бесцельно гонять на улице, они споро работали и играли в здании местной школы. Младшие


135

РОБЕРТ Л. ХАЙЛБРОНЕР