Geum.ru

Кризис гуманизма в условиях современной техногенно-технократической цивилизации

Вид материалаДокументы
Подобный материал:




Кризис гуманизма в условиях современной техногенно-технократической цивилизации


Колычева С.В. г.Омск


Понятие технократизма в философии противопоставляется понятиям гуманизма и гуманитаризма. Он применим ко многим сторонам социокультурного мира. Технократизм, как способ мышления, предполагает частичность, односторонность, жестокость, однозначность, рассмотрение средства в качестве цели. Он выступает в виде современной формы догматического, механистического мировоззрения и деятельности. В основе понимания технократизма лежат причины двоякого характера. С одной стороны, это жесткая (административно-командная) форма организации производства и всей жизни человека. С другой стороны, - это сам характер современной цивилизации, который принято называть в современной науке «машинной», или техногенной. Способ взаимодействия с природой, базирующийся на механических принципах, заложенных в технике, диктует человеку определенный способ поведения и мышления. Этот способ закрепляется в мышлении и распределяется на другие сферы человеческой жизни.

В этих условиях человек не может выйти за рамки ограниченности, частичности, узости мышления, развернуть универсальное богатство своего потенциала. Технократическое понимание человека отражено в идеале его всесторонности, рассматриваемой как механическое соединение всех положительных сторон. Но в этом случае реальная целостность остается за пределами познания, а в наличии имеется лишь множество черт, механически сведенных воедино. Лишь саморазвивающаяся и субстанциональная система может заключать в себе богатство целостности, и только по отношению к ней осуществим комплексный подход и всесторонний анализ. Человек при таком подходе рассматривается в противоречивом единстве системы «человек – условия его существования». Он – элемент системы, винтик, который не обладает собственной ценностью. Любое отсечение, отбрасывание одной из сторон ведет к неадекватности мышления и деятельности личности. Примером может служить многолетнее культивирование лишь материалистической философии, тогда как целостность подразумевает свободное ориентирование, свободное существование в многомерном полисимфоническом пространстве.

Технократическое понимание человека выразилось в его отделении от условий его существования, которые гармоничны его природе. Человек утратил связь с природой в ритме своей повседневной деятельности, диктуемой другими ритмами ускоряющегося прогресса, отпал от органичности и целостности. Он стал ограничен обществом, людьми, социальной группой и пространственно и творчески. Его отношение с природой так же тотально детерминированы обществом и культурой, что приводит к неадекватности его сущности и разрыву всех связей с миром, частичному одномерному существованию.

Противоположностью технократического подхода может стать глубокий сущностный (или субстанциональный) подход, с точки зрения духовной культуры. Сама история свидетельствует об этом противоборстве.

Техника представляется как надсоциальная и надчеловеческая данность, имеющая свою внутреннюю логику и свои законы развития. Техника становится автономной, так как способна к саморазвитию, безграничному совершенствованию собственных параметров. Развитие техники на поверхности социального тела выглядит прогрессивно, однако, нарушает равновесие материальных и духовных сил, что ведет в диспропорции культуры и цивилизации, от чего произрастает кризис.

Технический прогресс в наше время явно опережает социальный и культурный. В настоящее время, техника господствует над человеческим сообществом, диктуя свои законы и свою волю. Примером может служить то, что многие впадают в зависимость от интернета, от компьютера, в психдиспансерах появляются новые больные с нарушением психики, зомбированные компьютероманы.

Техника, материализует волю разума человека-завоевателя и человека-хищника («Raubter» по Шпенглеру). Такое видоизменение статуса техники в обществе узаконивает завоевательно-потребительское отношение к природе, ведущее к экологическому, моральному и духовному кризису. Технологический детерминизм, как течение, был свойственен почти всем западным социологическим концепциям, например Сен Симона и Веблена. Центральная идея технической цивилизации - это идея власти технических специалистов или носителей технической рациональности. Технократы постепенно заполонили мир. Об этом писали многие философы начала ХХ века. Вся экзистенциальная философия направлена против обездушенной технократической и обезбоженной реальности, и выступает за творческое самобытие, самораскрытие человека, утверждение свободы, индивидуальности и субстанциональности в культуре. Самой глубинной основой технократизма, как способа мышления, является нарушения исконной органической целостности, утраты связей с корнями Бытия, онтоса. Происходит процесс тотальной дезонтологизации, о чем писали Ясперс и Марсель. Это проявляется в разбалансировке понимания взаимодействия материи и духа, дисбаланса культуры и цивилизации, Эроса и Танатоса.

Техника создает одномерно-количественный подход, потому что она по своей сущности и предназначению явление массовое. И, функционируя в обществе, она многократно усиливает, размножает те стороны нашего мышления, которые являются односторонними, которые ориентированы на жесткий схематизм, механистичность, линейность и стандартизацию, о чем писали все франкфуртские мыслители Т.Адорно, М.Хоркхаймер и Г.Маркузе.

М.Хайдеггер пишет о таком мышлении, как о «бегстве от мышления», противопоставляя ему «осмысляющее мышление». «Вычисляющее мышление» ограничено, это частный вид мышления. «Его специфичность состоит в том, что, когда мы планируем, исследуем, налаживаем производство, мы всегда считаемся с данными условиями. Мы заранее рассчитываем на определенные результаты» [3; с.21]. Такое мышление будет калькуляцией даже тогда, когда оно не оперирует цифрами и не пользуется калькулятором и компьютером.

Хайдеггер вычленяет основные черты «вычисляющего» (то есть технократического) мышления.
  1. Строгую заданность системой конкретных координат, соотносительность с условиями существования. («Осмысляющее» мышление, наоборот, жестко не связано с условиями, оно охватывает смысл, сущность и целостность.)
  2. Целесообразность. («Осмысляющее» мышление не связывается с определенной целью.)
  3. Прогностический и прагматический характер. («Осмысляющее» мышление не имеет расчета на какие-либо конкретные результаты.)
  4. Это калькуляция, учет, вычисление условий деятельности и действия. («Осмысляющее» мышление самодостаточно и не нуждается в количественных параметрах в своем видении окружающего мира.)
  5. Оно не обязательно связано с цифровым - точным или естественно-научным знанием, но так же и с гуманитарным.

В таком способе мышления многие философы, как русские, так и западные, увидели неизбежность и трагедию.

Его содержание анализирует Н.Бердяев, Д.Оруэлл, О.Шпенглер, Х.Ортега-и-Гассет, Г.Маркузе, Г.Марсель.

Одномерный человек с одномерным мышлением выступает как закономерный побочный продукт цивилизации у Г.Маркузе. Истоки же традиции противостояния технократизму восходят к XVIII веку, когда тенденции нарождающегося технократического мышления и деятельности человека чутко уловили Гете и Шиллер. А позже эту идею развили Гегель, Маркс, Бальзак, Достоевский, Толстой, Томас Манн. Развитие общества закономерно привело к расширению и укреплению технократизма, где техника стала объективной ступенью человеческого развития, необходимой формой отношения человека к миру. А сегодня она является трагической данностью прогрессивных тенденций, которая постепенно становится способом постижения мира и способом бытия человека.

Технократизация человека была проанализирована экзистенциалистами не просто как внешнее, механическое примыкание его к техническому миру, и даже властвование над ним и посредством его, но как внутреннее переустройство самого человека, его рациональности, чувственности и понимания им своей роли в обществе. Бердяев писал, что «стремление к целостности и органичности мы унаследовали от прежней, природно-органической эпохи». Техническая же эпоха закрывает дорогу этому стремлению. Она «требует от человека фабрикации продуктов, и притом в наибольшем количестве при наименьшей затрате сил. Человек делается орудием производства продуктов. Вещь становится выше человека» [1, с.149].

У Хайдеггера техника подчиняет себе все пространство бытия, присущая ей логика пронизывает сознание эпохи. «Она не просто атрибут индустрии, а способ самореализации человечества. Она не просто инструмент, а универсальная ценность вселенского масштаба. Ее статус равняется статусу истины [2, с.13]. Техника становится способом обнаружения, раскрытия, «выведения из состояния потаенности» глубинных свойств бытия. Через нее человек говорит с бытием, слышит зов Бытия. Человек должен понять и внетехнический фундамент техники, так как сама техника не есть средство в руках человека, а наоборот, человек становится средством, рабом во власти машины.

Г.Марсель называет современного прогрессивного человека новой технической организации «тотализованным универсумом технической рациональности» и «технической экстраполяцией». Он считает дух абстракции – ядром современной цивилизации. Марсель видит переоценку роли техники, составляющую душу современной цивилизации, где под техникой он понимает навык, предназначенный для покорения мира. Человек почувствовал себя центром Вселенной и переоценил мощь своего разума по покорению внешнего мира. Научно-технический разум становится центром новой «технической цивилизации», которая грозит полной дегуманизацией мира.

Это один из парадоксов истории, где гуманизм переходит в свою противоположность – антигуманизм. Из вышесказанного можно сделать вывод, что при возрастании роли техники в техногенной цивилизации, отчуждается человек, превращаясь в технический элемент, деталь технической цивилизации. Попадая в ее измерение, он становится приложением к научно-технической реальности, «человеком-механизмом» («Homo mechanicus»), и «человеком-потребителем» («Homo consuments» по Э.Фромму). Анализируя современную западноевропейскую цивилизацию, Марсель полагает, что техногенная цивилизация разрушает духовно-ценностное содержание культурно-исторической традиции. Над «духом мистерии», возобладал «дух техники», покоряющий действительность, который может манипулировать ею. Этот процесс завершается тотальным манипулированием общественной жизни и сознания человека.

Глобальную идею технократизма, как конкретный образ организации развил в своих трудах Л.Мэмфорд. При своем возникновении, техника была связана со всей природой человека. Ее сменила «монотехника, целиком посвященная увеличению власти и богатства путем систематической организации повседневной деятельности» [4, с.232]. Эту первичную коллективную машину – иерархическую организацию общества и труда, «человеческую модель всех последующих машин», - Мэмфорд называет Мегамашиной. «С созданием коллективных машин работа, став самоценной, и отделившись от всей остальной жизни, стала проклятием, ношей, жертвой, формой наказания» [5, с. 232]. Всеобщая машинизация, по словам автора, не совместима с дальнейшим развитием потенциальных возможностей человека. «Эта машиноорганизованная метафизика взывает к замене: она устарела как в древней форме века пирамид, так и в форме, присущей ядерному веку » [5, с.237].

Воплощением принципа Магамашины, по Л.Мамфорду, стал образ «Человека-Организации»: «Система, как таковая, является продолжением такого человека – от самых примитивных форм политической власти он выступает одновременно и как творенье, и как создатель, и как последняя жертва Мегамашины» [6, с. 79]. Человек-Организация, по Л. Мамфорду, есть связующее звено между древним и современным типом Магамашины. Он не есть изобретение нынешней эпохи, или исключительно продукт современной техники. Лучшими считаются те его качества, которые соответствуют данному типу машины.

Концепция Мегамашины, как универсального принципа мышления и деятельности, предложенная Мэмфордом, выглядит еще глубже и богаче, чем концепция «инструментального разума» в современной немецкой философии и социологии, в которых присутствуют те же черты механистичности, рассудочности и «обесчеловечивания». Высокий инженерный профессионализм является гарантией односторонности мышления, о чем пишет в своих трудах Х.Люббе. Но «инструментальный разум» не выходит за пределы технических обществ. Х.Люббе считает, что необходим путь профессионального совершенствования в рамках существующей технократической системы. Л.Мэмфорд же предлагает разрушение Мегамашины, осуществление автономности и самоуправления, самоосуществления личности за счет восстановления целостности «путем представления жизненной гармонии» и «путем предоставления простора каждой составной части человеческой личности, а не только тем функциям, которые служат научным и техническим требованиям Мегамашины» [6, с.239].

Русские философы внесли большой вклад в критику идей технократизма. Они пытались противопоставить ограниченности, разорванности и частичности человека и его Бытия, принцип синтеза и целостности. Об этом писали Вл.Соловьев, П. Флоренский, А.Карсавин, С.Булгаков и Н.Бердяев, которые глубоко понимали объективную сущность и ограниченность самой машинной цивилизации.

В природе самой машинной цивилизации, которая базируется на концепции науки Нового времени, заложена возможность технократизма. «Знание – сила» - это и есть девиз мышления и мироощущения эпохи, в котором заложена возможность технократизма, порождающего упрощенный образ мира. Именно в этих условиях и появляется возможность возникновения мира машины.

В сфере воспитания, технократизм – это убеждение в воспитуемости каждого под влиянием идеологического, инженерного, массового и технократического воздействия.

«Технократ – это педагог, подавляющий всякую инициативу; политик, создающий рецепты для всех времен и народов; это вера в предсказуемость; неспособность соотнести полученную пользу и заплаченную цену; это – как интегральная характеристика – антигуманное отношение к человеку и результату его деятельности» [8, с. 20].

В работе «Технократизм о мире и человеке» А.А.Захаров отмечает реальные симптомы кардинальных изменений научной парадигмы, как защитной реакции культуры на технократизм – любимое детище европейского научного сознания Нового времени, представляющее комплекс взглядов на мир и человека. При этом меняется традиционное представление о времени, поскольку техническое усилие требует сиюминутного результата.

С точки зрения религии, проблема технократизма глубоко проанализирована Н.А.Бердяевым. Он выделяет четыре черты нового типа духовности, ознаменовавшего победу цивилизации над культурой:

1. Устранение искусства и философии, замену их инженерным искусством;

2. Переход к новому типу этики – от миссии хранения и продолжения творения к господству над ним в своих целях;

3. Господство «философии обладания» над «философией бытия» (об этом же писал Э.Фромм);

4. Утрата выхода в вечность, возможность созерцания Бога, истины, красоты» [1, с.76-78].

Каким образом можно освободиться от технократического разума и мышления? Технократизм в философии противопоставляется культуре, которая целостна, имеет целостное ядро, сердцем которого является религия и осознает метафизические корни своего Бытия, где технократизм предстает деструктивным инородным элементом. Но он – составляющая часть социального бытия и элемент ее, постоянно возбуждающий и провоцирующий мышление к конструкциям иного типа. Культура должна «снимать» ограниченность технократизма. Технократизм рождается в лоне и выходит из лона культуры, но, отпав от нее, он начинает самостоятельно диктовать условия существования культуры и человека-творца культуры. Диктуя новый способ существования, технократизм ведет цивилизацию в тупик, в вырождение, к катастрофе. Технократизм становится глобальной характеристикой мышления и деятельности человека. Он имеет глубокую традицию в общественном сознании, которая связана с наукой, мышлением Нового времени, с изменением характера человеческой деятельности и возникновением реальной угрозы деформации природы человека. Суть технократизма – в нарушении целостности человека, закреплении односторонности, частичности, одномерности, «линейности» его мышления и деятельности, их запрограммированности, связанности и обусловленности…

Технократизм более всего связан с частью Бытия социума, связанной с управлением и планированием, калькулированием, распределением, замещением и уничтожением.

Технократизм в культуре неотделим от отчуждения и превращения культуры, которая должна быть основана на Эросе, в антикультуру, которая основана на Танатосе, из чего рождается культурная некрофилия. Она возникает как результат мышления, ограничения, усечения, искоренения органически присущего, смыслообразующего момента Бытия. Это – результат утраты собственности в смысле жизнедеятельности человека, его сущностной стороны, ибо собственность продуцирует целостность, которая в ходе развития оказывается отчужденной от него и часто ему же противопоставленной. Технократизм разрывает связующее звено всех человеческих взаимоотношений, социальных институтов, продуктов труда и творчества, он убивает самое главное – дух творчества, любви, радости, смысла жизни, заменяя его безличным повиновением, мертвыми социальными структурами, обезличенной властью и законами. В таком обществе нет место человеку, у которого еще осталась душа с вечными ценностями. Так же он разрушает представления человека о моральном и эстетическом.

Человек технотизированный полностью забывает о прекрасном, он не испытывает вдохновения ни от работы, ни для создания чего-то нового, он не видит пользы морального, ибо быть моральным – становится бессмысленно для человека организации, так как он – часть большего технизированного, и вместе с тем аморального «общества-машины», технополиса, или Мегамашины. Законы в этом технополисе таковы, что чем быстрее освобождаешься от морали, тем легче выжить в этой огромной смертоносной машине, где все регулируемо, стандартизируемо, управляемо по шаблону (тоже аморальному), куда не вписываются вечные истинные законы морали и красоты, основанные на благе всеобшего. За эти принципы в свое время боролся Платон. («Справедливость - высший закон государства»), и за это ратовал И.Кант: «Поступай так, чтобы максима твоей воли соотносилась со всеобщим благом»!

Эти ценности рухнули с приходом техногенной цивилизации и приходом технократического разума. Технократический разум так же породил вечно скучающего человека-потребителя, для которого ценности заключены только в материальном достатке и оснащении.

Это, возможно, самая фундаментальная утрата, так как она незаметно меняет всю парадигму мыслей и чувств человека, его ценностные ориентации и образ жизни. Окружающий мир становится, поэтому, враждебен красоте и гармонии. Признаками этого являются как внешние, так и внутренние элементы. Наступило время глобальной деструкции и деконструкции человеческого сознания, в котором нет места культурным традициям, понятиям целостности человека и гармонии, определяющей смысл его Бытия. Утрата гармонии с миром рождает болезненные, искаженные представления о мире и о себе, больные мысли порождают нездоровое мировоззрение, оно в свою очередь, порождает безнадежно больные и деструктивные социальные «структуры»: мертвенные некрофилические институты и учреждения образования (пример – тоталитарные секты, интернет-клубы, шоу-бизнес, платные эротические услуги, иногда по телефону и интернету). Человечество встало перед фактом образования антиэстетической действительности и в материальном и в духовном пространстве Бытия.

Анализ отчужденного человека от гармонии и красоты сделали в свое время Гете и Шиллер с его идеей «Эстетического социума»; Маркс и Бальзак, Т.Манн и Г.Маркузе с его «Эросом и цивилизацией». Они особенно остро пережили и подвергли анализу реальный факт отчуждения искусства и красоты от человеческой реальности, пытались выяснить его социальные предпосылки. Возникли различные модели спасения индивида из отчужденной реальности, которые способны восстановить целостность человека в условиях новой технократической цивилизации.

Критика проблемы отчуждения в культуре также осуществлена Шопенгауэром и Ницше, но в более культурологическом плане. Гете, Шиллер, Гегель, Маркс, Бальзак, Т.Манн прямо указывали на источник отчуждения – товарно-денежный характер буржуазных общественных отношений. Они сделали вывод: это общество по самой сути враждебно искусству и красоте.

Гете и Шиллер противопоставили односторонне-насильственному методу постижения мира преобразующее воздействие материального развития и эстетическое воспитания. Современного «узурпированного человека», – считал Шиллер, - надо медленно и спокойно преобразовывать в идеального гражданина; из человека, живущего в царстве нужды, создать гражданина «эстетического государства». Это будет, по его словам, человек достойный свободы. Шиллер считает, что только через красоту ведет путь к свободе. Такую точку зрения принято считать утопическим и эстетическим идеализмом. Эту же идею продолжил Г.Маркузе в работах «Эссе об освобождении» и «Эрос и цивилизация».

Сама по себе ценность предполагает целостность, которая невозможна без трансцендентного понимания мировой истории, без метафизического укоренения в онтосе.

Возникает проблема восстановления, воссоединения осколков бытия, исцеления кровоточащих ран бытия, срастания самого раздавленного и деформированного бытийного скелета и ядра бытия. На помощь умирающему бытию может прийти религия (religare – связывать), которая как раз является главным связующим и смыслообразующим ферментом мировой истории.

Проблема синтеза, восстановления его целостности из руин раздробленности и частичности включает целый ряд моментов изменения мышления. Необходимо преодоление технократического мышления в культуре, но чтобы «победить» технократов, необходимо найти средство борьбы с ними, или тактику поведения, направленную на их нивелировку. Для этого необходимо:

1). Вернуться к целостности человека; 2). Восстановить его содержательную целостность с точки зрения идеала всесторонности; 3). Достичь целостности системы «человек – условия его существования»; 4). Добиться целостности и единства самой науки о человеке.

Для современного общества характерны те же элементы деэстетизации, отчуждения красоты через отчуждение собственности и власти, через тоталитаризм государства, через унификацию, а в конечном счете – технократизацию человека. Но этот парадокс перестает быть таковым, если мы признаем качественное несоответствие наших представлений о собственном обществе с самим обществом, теоретической модели с реальностью, а также, если мы признаем возможность общества изнутри трансформироваться в новое качество. Зарождающийся социум сможет развиться в социум культуры лишь при условии «возвращения в мир красоты». Тогда мы сможем надеяться, что преодоление отчуждения красоты от человека, а следовательно, преодоление технократизма возможно в рамках будущего «высшего синтеза» - становящегося общества, к которому Запад и Восток должны пройти каждый свою часть пути.

Антитехнократические тенденции должны возникнуть и в современном научном познании. Феномен гносеологического технократизма определяется как противоположность целостности мышления, который охватил все уровни общественного Бытия и стал препятствием развития человека. Необходимо исследовать его существование в науке, там, где присутствует рефлексия мышления и осуществляется становление методов и программ познания. Можно констатировать, что наука стремится к целостности, синтезу познания. Характерная особенность современного этапа развития научного знания состоит в тенденции к созданию обобществляющих концепций, теорий и даже отдельных направлений, в которых объект исследования рассматривается под углом зрения взаимосвязи и взаимодействия различных его сторон, частей и функций в рамках целого. Примером может служить физика. Известный физик А.Б.Мигдал говорит, что «сейчас стремление к единству стало главной тенденцией фундаментальной физики» причем «первый решительный шаг на пути к объединению всех сил природы был сделан сравнительно недавно, когда была создана теория электрослабого взаимодействия, описывающая все электродинамические явления и все явления радиоактивных превращений» [10, с.24]. Объединение всех взаимодействий в суперобъединение в принципе «означало бы возможность объединить все физические явления с единой точки зрения. В этом смысле будущую теорию называют «Теорией всего» [10, с.25]. Очевидно, что интегрирующая тенденция в науке на современном этапе более сильна. Отсюда, необходимо повернуть от повышения интереса к целостности к самому способу ее реализации. Технократическое мышление, чтобы создать целостность, всегда механически соединяет элементы однородные и одноуровневые. Но на данном кризисно-катастрофическом этапе развития, необходим противоположный подход, который предполагает полифоничность для синтеза. Он отказывается от понимания единства лишь как соединения на единой научной платформе всего богатства теорий и концепций. Акцент делается на взаимодополняющем характере теорий. Осознается невозможность механического соединения гуманитарного и естественно-научного знания, как и соответствующих им образов мира. «…Фрагменты действительности, которые изучаются естественными науками, не сливаются в единый образ с теми фрагментами мира, которые изучают науки общественные… единый «срез» со всего пласта знания выступает лишь идеалом и может рассматриваться как ориентир исследования по методологии науки» [10, с.278]. Они не сливаются, а взаимопроникают, взаимодополняют друг друга, если не рассматривать их в одной плоскости. Примером может служить софиология П.Флоренского, его учение о единосущии тварного Бытия, понимание соборности в русской философии А.Хомякова и В.Соловьева, а так же симфоничности Л.Карсавина.

В современной науке примером может служить концепция Налимова В.В., где автор пытается объединить семантическую и физическую реальность. Антитехнократическим является синергетический подход. Целостность перестает отождествляться с равновесностью и порядком. Они выступают лишь частным случаем, не определяющей общей картины. Эту картину, наоборот, определяют неравномерность и хаос, случайность. Неравновесный и спонтанный характер системы научного знания ярко выражен в концепции Библера В.С. Целостное знание вырастает из непрерывного диалога (полилога), переклички, взаимодействия смыслов как в историческом, так и в современной среде. Этот подход подводит к необходимости возвращения науки в лоно культуры. Это не искусственное вживление в тело науки социокультурных образований, с чем не согласны ни защитники классического идеала научности, ни большинство сторонников современной экстерналистской тенденции, таком способе мышления, когда научные теории, гипотезы, факты всех времен и народов как бы разговаривают между собой на равных и имеют равное «право» на свое право в решении любой современной проблемы, хотя с другой стороны, не отбрасывается и «снятое» знание и в качестве «снятого» такие принимают участие в этом бесконечном научном полилоге. Каждый временной срез науки становится ареной двойственности, дополнительности и предстает как мозаичное полотно с элементами различного колорита, яркости, оттеняющими друг друга и только в сочетании дающими неповторимый облик целостности полотну. Парадоксы ведущие в тупик, на самом деле помогают выйти к качественно новой картине мира, которая уже на пороге познания и «стучится в дверь».

Таким образом, можно выделить следующие выводы. В современной ситуации мировоззренческого эклектизма, утрат устойчивого фундамента мировосприятия, распада целостной картины мира, чтобы прорваться из очередного тупика мировой истории необходимо совершить прорыв через 1). Стремление к отходу от механического понимания единства и целостности к осознанию их структуры как совокупности дополняющих друг друга неоднородных элементов. 2). Отказ от понимания целостности знания как его равновесности, абсолютной упорядоченности; переход к исследованию развития, динамики целого, к идее полилога, полифоничности знания. 3). Усиливающиеся антитехнократические тенденции в пространстве более общей тенденции поиска оптимальных форм интеграции, синтеза, целостности научного знания. 4). Парадоксализацию, разорванность научной картины мира.

На путях поиска интеграции и целостности возникает синергетическая концепция И.Пригожина, который дал новый способ мышления, создав междисциплинарный подход. Он преодолевает традиционное отождествление целостности с равновесностью. Сама равновесность становится моментом, стороной развития системы. С точки зрения кибернетики неравновесное состояние – это то, что разрушает устойчивость и целостность, с точки же зрения синергетики, оно не источник гибели, а основание становления упорядоченности, структурного оформления. Синергетика основывается на представлениях о принципиальной нелинейности реальных процессов, включающих вместе с тем узкий спектр явлений линейной природы. Отсюда универсальность синергетики. Возможность «отбора» системой в неравновесном, возбужденном состоянии внешних стуктурообразующих факторов снимает противостояние не только между живой и неживой природой, но и между жизнью и «обычными» законами физики. От изучения состояний целого мы переходим к изучению ее динамики. Идеи конструктивной неравновесности, неустойчивости для процесса развития системы, роли случайности в этом процессе позволяет по-иному взглянуть и на систему научного знания, представить и развитие как вероятностный процесс самоорганизации и саморазвития творческой деятельности. К этой концепции близка теория диалога или полилога В.С.Библера, развивающая, в свою очередь, идеи М.М.Бахтина. С этой точки зрения, система знания, как целостность, по преимуществу неравновесна, ибо она есть постоянная перекличка субъектов науки, постоянное изменение смыслов научных феноменов в свете все новых их взаимодействий, появление все новых участников развития и «высвечивания» ими новых черт и сторон участников прежних. Все это В.С.Библер соотносит с наукой, как феноменом культуры и видит в таком подходе больше перспективы, чем в традиционном понимании развития науки по схеме ее диалектического «восхождения», когда ценность предшествующих феноменов «снимается» ценностью настоящих.

Синтез и синергетика – это средство борьбы против технократизма. Необходим процесс преодоления господства технократического мышления и формирования новой синергетической парадигмы мышления. Должен сформироваться антитехнократический тип мышления, не ориентированный на машинообразие, догматизм, односторонность, жестокость, которому будет соответствовать и новая система общих представлений о природе, или новая картина мира, более сложная и многомерная, уточняющая место и роль человека во Вселенной, возможно, совершенно необычная с точки зрения повседневного «здравого смыслов». Эта новая картина мира станет великим завоеванием человека, и, возможно, качественно изменит его самого, возвращая науку в лоно культуры. Если мы хотим вернуться к гуманизму, необходимо создать новую ценностную науку о человеке, которая предполагает его целостность.

Всесторонность человека техногенной цивилизации должна замениться органической целостностью, а в социальных системах – интегральностью, которая невозможна без познания законов Вселенной и средствах достижения ее мудрости, без трансценденции.

Интересную антитехнократическую концепцию воскрешения гуманистического измерения Г.Марсель видит в возрождении сакрального измерения, которое истощилось от тотальных болезней века. Через Дух и духовность возможно возрождение гуманизма и чувства достоинства личности, которое стерлось с приходом «человека массы». Марсель предлагает вернуться к трагической мудрости и заглянуть за ее пределы. Трагическая мудрость – это необходимость, в которую попадает тотализованный универсум. Мудрость – это не жизненный режим и не духовная диета. Мудрость – это цель человека, к которой он стремится, чувствуя фундаментальную духовную и метафизическую необеспеченность своей человеческой экзистенции. Возникает таинственная связь между ростом технических средств и возрастанием этой «фундаментальной необеспеченности человеческой экзистенции». Трагическая мудрость в эпоху «абсолютной необеспеченности человеческой экзистенции», заключается в том, чтобы заглянуть за пределы нашего времени, вернуться к истокам сакрального Бытия. Эта мудрость принадлежит к области внутреннего, сокровенного знания, без которого культура становится лишь механическим копированием технической рациональности. Она теряет трансцендентные корни и задачи преображения этого мира. Для того, чтобы преодолеть кризисное состояние культуры в условиях всевозрастающей техногенной цивилизации, необходимо сохранить «у-себя-(самого)-бытие» - «Bei sich sein», где «Я» возвращается к единству с самим собой. Это «у-себя-самого-бытие» есть его бесконечность, или идеальность. Марсель предлагает современному человеку положительную перспективу - прорыв к трансценденции, оценивая состояние человека сумеречной фазы цивилизации, как «последний туалет, который осужденный совершает перед казнью». Критикуя массовое общество, Марсель считает, что единственной гарантией человеческой свободы является связь человека с трансцендентным, то есть с тем, что находится за границами «мира вещей», где хранятся концы и начала его Бытия. Марсель, как и Шпенглер, считает, что кризис культуры произошел с приходом к власти человека массы, не обладающим самосознанием и интеллигентностью, он внес деструктивный импульс в развитие мировой истории, отрицая культурную традицию и утратил связь с трансцендентным. Альтернативу «человеку массы» Марсель видит в персоне, личности, обладающей аристократизмом. Фундаментом персоны является субъективность, которая неизменно тяготеет к образу монады, на основе чего рождается интерсубъективность, межличностные связи людей на основе духа, укорененные в трансцендентном. Персона, связанная с Абсолютом, несет истинные культурные ценности, способные цементировать и упорядочивать, замазывать трещины в культурно-историческом процессе. Такие интерсубъективные связи Марсель уподоблял некоторому роду священнодействия, как причастия к священному, или сакральному (communion), где причастие людей друг другу неотделимо от их соборного причащения общих для всех ценностей в исторической традиции. В этих условиях идеалы и ценности, распределяющиеся между людьми, не рискуют превратиться в абстракции, когда они с неизбежностью превращаются или попадают в орбиту деятельности технократа, использующего их в целях манипулирования «массовым сознанием». Он, как и Маркузе, считает важным элементом в своей программе спасения культуры возрождение эстетического измерения, возникающего из переживания фундаментальной необеспеченности человеческой экзистенции.

Восстановить аутентичные связи с Бытием и традицией Марселю представляется с помощью философии «нового орфизма» - благоговения пред всем живым, единства макро- и микрокосмоса. Это приближение к поэтическому космосу древних. Здесь Марсель солидарен с Маркузе, который выход из кризисного состояния культуры ХХ века видит в приближении к метаценностям, созданным символом Орфея, как архетипа, восстанавливающего целостность и единство культурно-исторического Бытия. Пути выхода из кризиса Марсель видел, как и Флоренский, через трансценденцию - «схватывание человека Богом», или самопревосхождение человека к Абсолюту.

А проекцию концепции целостного знания в социальной плоскости бытия предложил Ж.Маритен, которую воплотил в целую систему «Интегрального гуманизма», как выхода из кризисного состояния культуры и общества.

Подобно П.Флоренскому, В.Соловьеву и Л.Карсавину Ж.Маритен пытается создать некую универсальную, интегрирующую концепцию, способную объединить все распадающиеся осколки Бытия европейской культуры, залечить трансцендентным понимание мировой истории все «кровоточащие раны Бытия».

«Интегральный гуманизм» способен объединить все ценности мировой истории на основе религии. Маритен считает, что религия является тем трансцендентным основанием, через которое возможен рост и интегрирование культуры и цивилизации, так как он является воплощением свободы и универсальных ценностей. «В силу естественного закона роста и под действием евангелического фермента, внесенного в человечество, в лоне этой цивилизации совершается некоторый прогресс…нравственной жизни и нравственного идеала, как средств формирования стабильных условий нравственной жизни» [].

Целостный человек – это не состояние, это процесс, выступающий как преодоление односторонностей и более полное и конкретное раскрытие его субстанционального богатства. Технократическая однобокость сознания и деятельности выступала как полное отбрасывание религиозной, идеалистической, сущностной и иррациональной составляющей духовной культуры человечества.

В философии Ж.Маритена осуществляется вариант объединения и гармонизации концепций христианских философов-экзистенциалистов и неотомистов. Ж.Маритен, попытался найти механизмы, объединяющие несоединимые ценности в культурно-историческом процессе ХХ века. Он предлагает собственный вариант выхода из кризиса ХХ века, построив ценностный идеал путем перестройки ценностного базиса культуры с целью ее обновления. Духовное преобразование современной культуры Маритен связывает с принципами «Интегрального гуманизма», который призван преодолеть все исторически сложившиеся преграды для целостного саморазвития личности, сочетая признание ее уникальной ценности с утверждением необходимости обрести вновь ее бытийные корни, трансценденталии абсолютного божественного бытия – Истину, Красоту и Благо. В чем он так же солидарен с Флоренским. Маритен надеется обновить общество преобразованием в сфере духовной культуры, утверждением христианского персонализма, общего блага, плюрализма и теистической ориентации. Нарастание кризисных тенденций общецивилизационного масштаба привело к падению популярности либерально-оптимистических воззрений на судьбы культурно-исторического развития. Возникает альтернативная стратегия жизни, вытекающей извечной природы человека, антипрогрессивизм и эсхатологическая проблематика. Маритен называет личность – «универсумом спиритуалистической природы». Человек – это «животное, которое кормится трансцендентным». Человек, творящий культуру, культурно-исторический мир, находится в постоянном самопревосхождении себя, и, обладая интеллектуальными добродетелями: мудростью, научным познанием и художественными способностями, а так же теологическими: верой, надеждой и милосердием, способен трансформировать мир культуры. Сакральная и мирская истории, по Маритену, переплетены, взаимодополнительны, а мир культуры – есть постоянное обогащение собственно человеческой жизни, совершенствование интеллектуальной. «Град земной» связан с «Градом Божиим», который ответственен за сохранение абсолютных ценностей в контексте культуры. Оправдание культурной активности предполагает выделение смысла истории, трансисторическое божественное предначертание. История рассматривается им в перспективе реализации в ней гуманистических ценностей, где трансцендентные основания гуманизма должны восстановить связь человека и божественного Бытия.

Маритен видел, что современная цивилизация стремится к материальному прогрессу, прилагая силу к тому, чтобы человеческая природа смогла получить максимальную пользу на земле. Современная культура по своей духовной доминанте является антропоцентрической, где гуманизм отделен от Воплощения.

Он заметил, что на пике своего развития и прогресса цивилизации возникает момент материалистического пессимизма, где человек, видя цель в самом себе, начинает отважный бой против трансцендентных основ естественного закона и против их творца, он берет на себя задачу создания из радикального атеизма тип нового гуманизма. Антропоцентрической модели культуры противостоит христианская концепция, как подлинно гуманная и гуманистическая, которая отражена в трактовке Фомы Аквинского, где он говорит о гуманизме, очищенном кровью Христа, то есть о гуманизме Воплощения. Такой гуманизм ставит над жизнью рациональной, жизнь созерцательную, ибо созерцательная жизнь ведет к любви и первому Началу, заключающему в себе совершенство. Современная цивилизация должна быть ориентирована на него. Эта идея иерархии ценностей, отличная от идеи индустриализма, на которой основана цивилизация ХХ века. Маритен считает, что в современном мире есть возможность реализации идеи христианской культуры, основанной на интегральном гуманизме. Должна возникнуть подлинно христианская культура, распространенная как сеть очагов христианской жизни, по всей поверхности земного шара в виде надкультурного единства Церкви. Маритен призывает к возрождению эстетического измерения и творчества, которое, по его мнению, утратило трансцендентные ориентиры, от чего культура терпит поражение.

Построенные на децентрации идеалов и ценностей и деконструкции метафизической традиции современные однобокие научные теории терпят крах. Отпадение от высших духовных ценностей и духовной традиции человечества ведет к вырождению, скатыванию в бескультурье, как считали русские религиозные мыслители П.А.Флоренский, В.С.Соловьев, К.Н.Леонтьев, Л.Карсавин, С.Л.Франк, Н.А.Бердяев, С.Н.Булгаков, И.А.Ильин, Г.П.Федотов.

Из культуры, ее определяющая роль в обществе перешла в политическую и экономическую сферу жизни общества. Сакрализация духовных ценностей и идеалов трансформировалась в тотальную сакрализацию политических лиц и людей власти. Идолы заменили идеалы, причем языческих идолов заменили социальные мифы, модернизированные идолы Государства, Политики, Экономики, «Новые Левиафаны, поедающие своих детей» - все это частный случай всеобщей глобализации. Это «дети порока», или плоды больной цивилизации - болезненные феномены: денатурированные, децентрированные, десакрализованные, рассублимированные, десубстанционализированные сущности, бледные лики и смутные образы, о которых так много говорил Н.А.Бердяев. Обратная сторона процесса сакрализации абстрактных символов эпохи техногенной цивилизации проявляется в процессе десакрализации культуры, ее десубстанциональности, разсублимированности и одномерности.

В условиях всевозрастающей роли техники, труд, или любое творчество противопоставляется другому типу труда, представляющему органическое единство игры и работы. По Г.Маркузе, чтобы снять отчуждение от продуктов производства, необходимо создать новую чувственность, эстетическую реальность, основанную на энергии Эроса, этим освободив Танатос, энергию агрессии, борьбы, подавления и репрессивный разум.

Технократическая ограниченность мышления приводит человека к осознанию своей собственной частичности, ущербности и рождает тоску по сакральности, что становится хронической болезнью века, так как человек – существо духовное и не может не «питаться» духом. Человек понимает иллюзию прогресса достижений в области науки и техники, у него пропадает иллюзия абсолютной универсальности механики, он осознает, что техника не всесильна и есть сила Провидения Божьего. Человек становится бунтарем против отчужденной технической организации, в которой он – лишь исполнитель нужд и запросов общества, которое направлено не на гуманизм. Происходит трансформация сознания в сферу познания высшего запредельного метафизического плана Бытия. И тогда он восстает против самой техники, науки и стиля технократического мышления, пытаясь изменить формы ее развития и применения.

В научных исследованиях о человеке возникает мощная антитехнократическая тенденция в сторону движения к целостности культуры. Она направлена на преодоление псевдодиалектического, комплексного подхода к пониманию природы и сущности человека, когда механически складывается природные и социальные начала; это преодоление устоявшегося представления об идеале всесторонности, осознаваемого как механическое соединение положительных сторон; это все более полное развертывание представлений об органической связи человека с условиями его существования; а так же преодоление современного антропоцентризма и недооценки возможностей человека, попытка понять его реальное место в космосе; это синтетичность и гармоничность самой зарождающейся науки о человеке.


ВЫВОДЫ:

        1. Технократизация сознания привела не к возвышению, а к упадку науки и техники, к неспособности вывести ее на качественно новый уровень, для достижения более прогрессивных идей. Это произошло, потому что технократическое мышление в глубине своей сущности противоположно творчеству, которое «питается» духом. Без творчества же мертвеют и самые новейшие научно-технические средства, теряя внутренний субстанциональный источник развития. Импульс «воли к власти» затмевает собой импульс «воли к культуре». Это и есть условия, при которых культура впадает в кризис, и теряет творческую способность.
        2. Самым фундаментальным проявлением технократизма как «машинизированного» способа мышления и деятельности человека, характерного для современной эпохи, является деэстетизация человеческого Бытия. Причина этого – в том, что эстетическое начало исконно противоположно однозначности, односторонности, упрощению, и, наоборот, связано по своему происхождению с многозначностью, многомерностью, свободной игрой, т.е. технократизм и красота противостоят друг другу по сущностным параметрам. Ситуация кризиса – это когда Танатос побеждает Эрос, цивилизация – культуру, возникает однобокое бытие, которое само подвержено вырождению.

3. Социальной базой антиэстетики как атрибутивной формы технократизма становится товарно-денежный фетишизм. Он выражается в абсолютизации роли товарно-денежных отношений, в неправомерном перенесении их с области материального на область духовного производства, и, как следствие этого, - в попытке искусственного «встраивания» сферы духовных, эстетических сущностей в механическую, количественную схему бытия. А с другой стороны – в исключении, «размывании» качественных характеристик духовности, формировании иллюзорного сознания. Утрата же качественности есть утрата целостности.

4. Разрушение целостности есть также атрибутивное свойство технократизма. Религия в культуре формирует целостность, равную синтезирующей тенденции. Среди главныхее черт – восстановление оптимально определенного места техники, поиск ее ниши в человеческом бытии; переход от потребительски-количественного к органически-качественному способу взаимоотношений человека с миром; преодоление узкого, механистического понимания свободы как «свободы от…», как свободы исключительно внешнефизической, границы которой завоевываются и держатся постоянным напряжением насилия; свободы, как неизбежно рождающейся из насилия. Синтезирующая тенденция проявляет себя не как внешнее насилие, но как неудержимое изменение системы изнутри, которое влияет на положительное изменение других систем.

5. Реальные последствия технократизма. Технократизм «разъел» как ржавчина и деконструировал все скрепления составляющих элементов духовной культуры. Поэтому произошло смешение принципов и родился мировоззренческий эклектизм; возникла энтропия духа культуры, дух перестал творить вечные идеалы и ценности; возникает коррозия вечных столпов истин Бытия, фундамента культуры; происходит эрозия вечных незыблемых духовных идеалов и ценностей.

6. В результате, только культура, ядром которой является религия, будучи выражением и материализацией целостности человека, может стать антиподом технократизма и может противостоять односторонности, частичности, искаженности и обеднению человеческого бытия. Итог исканий - это конституирование целостного мира и условий жизни человека в культурно-творческом пространстве его Бытия.

7. Зачем же нам дан дисбаланс науки и религии, техники и культуры? Из постановки данной проблемы напрашивается вывод о том, что без кризиса целостности в умозрении не было бы поисков выхода из кризиса, поиска новых моделей мышления и рождения новой ценностной доминанты в мышлении, которая стала фундаментом конституирования новой парадигмы мышления, которая в свою очередь стала отправной точкой в новых открытиях и могла бы спасти и исцелить мышление и умозрение от гибели. Иными словами, кризис – это средство от застоя в беспрерывном потоке развития, «реки мышления» и познания.

Действительно, отречение от гуманистической культуры, ядром которой является религия, которая имеет своей высшей целью – распространение и внедрение Слова Божьего на Земле и однобокое следование слову науки и техники – заведомо ложный путь вероломного и варварского завоевания и освоения окружающей действительности. Предоставление же развитию науки и истории свободы в виде произвола собственной динамики, при отречении от софийности и слова Божьего – это метафизическое самоубийство. В современной техногенной цивилизации, где доминируют деструктивные некрофилические тенденции необходимо действенное внедрение Слова Божьего в социальную реальность – это то, что Иаков называет «быть посланниками Слова», ибо «Светильник Господень – дух человека, испытывающий все глубины сердца» (Притчи 20: 27).

Без метафизически ориентированного гуманизма, пронизанного Духом и познания трансцендентного ее смысла – история мертва, а науки об истории человечества – становятся мертвенной каталогизацией систем знаний, которые невозможно применить. Без познания же Бога, человек – становится ограниченным приложением к этой мертвенной безжизненной систематизации псевдонаучных знаний и в своем познании сущности Бытия он становится бессильным управлять этой историей, становясь лицом к лицу с Божественным Провидением и Замыслом Божиим.


Литература:


1. Бердяев Н.А. Смысл истории. – М., 1990.

2. Библер В.С. Культура. Диалог культур // Вопросы философии. 1989. № 6.

3. Губман Б.Л. Западная философия культуры ХХ века. - М., 1997.

4. Гуманитаризация технического образования и гуманизация профессиональной

подготовки инженеров. – Ульяновск, 1989.

5. Новая технократическая волна на Западе. – М., 1986.

6. Мэмфорд Л. Миф машины // Вестник МГУ. – 1992.- №1.

7. Социально-философские проблемы духовного производства / Республиканская научная конференция. Ч.2. – Ульяновск, 1990.

8. Суркова Л.В. Технократизм: социокультурный феномен. – М., 1992.


Номинация 1. Конкурс на лучшую исследовательскую работу.


Колычева С.В…………………………………………………………………………………..