«У птицы есть гнездо, у зверя есть нора. Как горько было сердцу молодому, Когда я уходил с отцовского двора, Сказать \"прости\" родному дому!»
| Вид материала | Классный час |
СодержаниеИз воспоминаний Ивана Бунина: его первые впечатления. Пустынный путь! Предлагаем вашему вниманию несколько стихотворений И. Бунина |
- «Мне ни к чему одические рати…», 41.6kb.
- Произведения для самостоятельного чтения, 36.67kb.
- Жизнь это что-то невозможное. Ее не должно было быть, но она есть. Это чудо что есть, 1166.47kb.
- Семинар тема: «Воспитание у детей любви к родному дому в условиях семьи и дошкольного, 107.98kb.
- Ответы на экзаменационные вопросы интернет-курсов интуит (intuit) : Введение в теорию, 197.01kb.
- Аксентьев Очерк "Мой остров", 274.14kb.
- Программа тренинга позволит, 55.8kb.
- Тургенева “отцы и дети” в аспекте современного изучения классики, 746.26kb.
- Лаврова Татьяна Леонидовна с. Колодино 2010 г. Цель урок, 130.62kb.
- «Что бывает, когда дети играют во взрослые игры». Ранняя беременность, 112.08kb.
Классный час:
« Паломничество Ивана Бунина в Святую землю».
Иван Бунин - странник.
«У птицы есть гнездо, у зверя есть нора.Как горько было сердцу молодому,
Когда я уходил с отцовского двора,
Сказать "прости" родному дому!»
И. А. Бунин, В. Н. Бунина.
Фотография с надписью Бунина:
«Весна 1907 г. Первое путешествие в Сирию, Палестину».
1907 г
Цели мероприятия:
- познакомить учащихся с путешествием Ивана Бунина в Иерусалим;
- развитие интереса к творчеству нашего земляка И. А. Бунина.
Человек, побывавший хотя бы раз в жизни в Святой земле, почитался на Руси почти как святой.
В 1907 г. припал к Святым местам Бунин. Приехал, чтобы найти умиротворение после кровавых крестьянских бунтов .Бунин не принял революции. Иван Бунин и его жена Вера Муромцева-Бунина отправились в путешествие в Турцию, Грецию, Египет, Сирию, Палестину, где побывали в Яффо, Иерусалиме, Хевроне, на Тивериадском озере (Кинерете), Вифлееме и в Хайфе.
Из воспоминаний Ивана Бунина: его первые впечатления.
Пересекли Босфор.. На палубе гам, давка. Босые лодочники в полосатых фуфайках и шароварах юбкой, с буро-сизыми, облитыми потом лицами, с выкаченными кровавыми белками, в фесках на затылок орут и мечут в барки все, что попадает под руку. Градом летят туда чемоданы, срываются с трапов люди. Срываюсь и я. Барка полным-полна кричащими арабами, евреями и русскими. Высадились в Корфу. Остановился в Яффе. Уступами громоздится этот каменный, цвета банана, городок на обрывистом прибрежье.
В садах вокруг Яффы — пальмы, магнолии, олеандры, чащи померанцев, усеянных огненной россыпью плодов. Запыленные ограды из кактусов в желтом цвету делят эти сады. Между оградами, по песчано-каменистым тропинкам, медленно струится меланхолический звон бубенчиков — тянется караван верблюдов. Где-то журчит по канальчикам вода — под однотонный скрип колес, качающих ее из цистерн. Этот ветхозаветный скрип волнует. Но еще больше волнует сама Яффа. Эти темные лавчонки, где тысячу лет торгуют все одним и тем же — хлебом, жареной рыбой, уздечками, серебряными кольцами, связками чесноку, шафраном, бобами; эти черные, курчаво-седые старики-семиты с обнаженными бурыми грудями, в своих пегих хламидах и бедуинских платках; эти измаилитянки в черно-синих рубахах, идущие гордой и легкой походкой с огромными кувшинами на плечах; эти нищие, хромые, слепые и увечные на каждом шагу — вот она, подлинная Палестина древних варваров, земных дней Христа!
На другой день покидаем Яффу, направляясь по Саронской долине к Табхе, всё ближе к Иерусалиму. Пустынный путь! Уже виден впереди серый камень, синь впадин и ущелий. Иногда они оживляются сожженной зноем зеленью деревьев. Но цветы ещё встречаются. Маки растут на камнях. По песчано-каменистым тропинкам, медленно тянется караван верблюдов.
Мы проехали довольно далеко за Табху, и было одно и то же: сожженная солнцем трава, безлюдье, тишина, нарушаемая лишь пением птиц, и непередаваемая красота гор .
Впереди Иерусалим. Во всем мире монастыри почти всегда находятся в самых красивых местах. Вероятно, религиозное чувство нераздельно с любовью к природе и с чувством красоты. И не мне передать ту нежность красок, мягкость очертаний, что я видел из Табхи, с берега этого дивного озера. Недаром именно здесь родилось самое прекрасное и милосердное учение в мире.
В те годы я был далек от христианства, но в этот незабвенный день я чувствовал Христа, и, может быть, по-настоящему...
„Иерусалим, устроенный, как одно здание!“ — вспоминаю я восклицание Давида. И правда: как одно здание лежит он подо мною, весь в каменных куполах. Первобытно-простой по цвету, первобытно-грубый по кладке, он весь заключен в зубчатую толщу стен и кажется несокрушимым.
Днем мы посетили главную мечеть. Меня поразило, как низко висели в ней лампады на железных цепях. И всюду золото, иконостасы, драгоценные камни, образа всех времен и всяческого письма, ладан, распятия, статуи Мадонны…
Громадная крепостная стена: Стена Плача, остаток укреплений вокруг храма Соломона, а теперь часть стен вокруг мечети Омара. Мечеть Омара цветет над нищей и нагой Иудеей во всем богатстве и великолепии своих палевых кафель, голубых фаянсов, черно-синего купола, громадного мраморного двора и тысячелетних кипарисов. Даже из-за Мертвого моря, видна она. В знойном неоглядном просторе открываются оттуда огнем горящие на юге и теряющиеся в блеске неба и солнца воды.
Камень Мориа, скала, на которой первый человек принес первую жертву Богу, есть средоточие мира. Скалу Мориа, что была покрыта некогда храмом Соломона, а ныне хранима мечетью Омара, положил в основание вселенной сам Бог“.
Мы восхищались, что мечети всегда открыты, что всякий правоверный во всякое время может найти себе приют, что с грязными ногами никто никогда не вступает в них. Хорош и этот двор с обилием воды для омовений, окруженный крытыми аркадами…
Ему так и не пришлось покинуть чужой дом и вернуться в свой, на русскую землю. Возвратилось то, что он написал. Рассказы о путешествии-паломничестве 1907 года легли в основу сборника «Тень птицы» (1907-1911). В своей книге «Жизнь Бунина. Беседы с памятью» Муромцева-Бунина подробно описывает увиденное в Палестине. Впечатления от этой поездки легли потом в основу многих рассказов и стихов Бунина. Не только яркие, красочные впечатления от путешествия, но и ощущение нового наступившего витка истории дали творчеству Бунина новый, свежий импульс.
«Стихи и проза И. А. Бунина, рожденные палестинскими впечатлениями, бесспорно, самое значительное после „Хожения Даниила“, что написано о Святой земле в русской литературе. »
Б. Н. Романов
Предлагаем вашему вниманию несколько стихотворений И. Бунина .
У птицы есть гнездо, у зверя есть нора.
Как горько было сердцу молодому,
Когда я уходил с отцовского двора,
Сказать "прости" родному дому!
У зверя есть нора, у птицы есть гнездо.
Как бьется сердце горестно и громко,
Когда вхожу, крестясь, в чужой наемный дом
С своей уж ветхою котомкой!
Канарейку из-за моря
Привезли, и вот она
Золотая стала с горя,
Тесной клеткой пленена.
Птицей вольной, изумрудной
Уж не будешь, как ни пой
Про далекий остров чудный
Над трактирною толпой!
Рассказ И. Бунина Роза Иерихона . Его основная тема — преодоление смерти и жизнь вечная. Об этом говорится уже в первой фразе.
В знак веры в жизнь вечную, в воскресение из мертвых, клали на Востоке в древности Розу Иерихона в гроба, в могилы.
Странно, что назвали розой да еще Розой Иерихона этот клубок сухих, колючих стеблей, подобный нашему перекати-поле, эту пустынную жесткую поросль, встречающуюся только в каменистых песках ниже Мертвого моря, в безлюдных синайских предгориях. Но есть предание, что назвал ее так сам преподобный Савва, избравший для своей обители страшную долину Огненную, нагую мертвую теснину в пустыне Иудейской. Символ воскресения, данный ему в виде дикого волчца, он украсил наиболее сладчайшим из ведомых ему сравнений.
Ибо он, этот волчец, воистину чудесен. Сорванный и унесенный странником за тысячи верст от своей родины, он годы может лежать сухим, серым, мертвым. Но, будучи положен в воду, тотчас начинает распускаться, давать мелкие листочки и розовый цвет. И бедное человеческое сердце радуется, утешается: нет в мире смерти, нет гибели тому, что было, чем жил когда-то! Нет разлук и потерь, доколе жива моя душа, моя Любовь, Память!
Так утешаюсь и я, воскрешая в себе те светоносные древние страны, где некогда ступала и моя нога, те благословенные дни, когда на полудне стояло солнце моей жизни, когда, в цвете сил и надежд, рука об руку с той, кому бог судил быть моей спутницей до гроба, совершал я свое первое дальнее странствие, брачное путешествие, бывшее вместе с тем и паломничеством во святую землю господа нашего Иисуса Христа. В великом покос вековой тишины и забвения лежали перед нами ее палестины – долы Галилеи, холмы иудейские, соль и жупел Пятиградия. Но была весна, и на всех путях наших весело и мирно цвели все те же анемоны и маки, что цвели и при Рахили, красовались те же лилии полевые и пели те же птицы небесные, блаженной беззаботности которых учила евангельская притча…
Роза Иерихона. В живую воду сердца, в чистую влагу любви, печали и нежности погружаю я корни и стебли моего прошлого – и вот опять дивно прозябает мой заветный злак. Отдались. Неотвратимый час, когда иссякнет эта влага, оскудеет и иссохнет сердце – и уже навеки покроет прах забвения Розу моего Иерихона.
Иван Алексеевич Бунин еще в дореволюционной России получил признание современников как один из наиболее талантливых писателей, сумевших глубоко и масштабно запечатлеть душу народа. В эмиграции талант Бунина не оскудел. Именно вдали от родины им были написаны наиболее пронзительные страницы о России, о русском человеке, о высокой и трагической любви, о непрочности человеческих отношений и земного существования. В 1933 г. И. А. Бунин, первый среди наших соотечественников, получил Нобелевскую Премию в области литературы за “строгое мастерство, с которым он развивает традиции русской классической прозы”.
В эмиграции он создает шедевры: роман "Жизнь Арсеньева",книгу рассказов о любви "Темные аллеи", философский трактат "Освобождение Толстого". Ему суждено было узнать славу знаменитого писателя. И он же в горестные дни эмиграции будет вынужден просить помощи у состоятельных знакомых, судьба уготовит ему голод и страдания в Грасе во время оккупации, а затем-тяжелую болезнь и медленное угасание в нужде и гордой бедности.
Это сильно мучило его в последние годы: "У меня душевные зрение и слух так же обострены, как физические, и чувствую я все во сто раз сильнее, чем обыкновенные люди, и горе, и счастье, и радость, и тоску. Просто иногда выть на луну от тоски готов. И прыгать от счастья. Да, даже и сейчас, на восьмом десятке. Хотя какое же у меня теперь счастье? Конец жизни похож на начало. Нищенская, грустная юность, нищенская, тяжелая старость. Сколько унижения, оскорблений! С протянутой рукой...Подайте великому писателю, Нобелевскому лауреату! Это при моей-то гордости- ведь я нечеловечески, я дьявольски горд, и почести и поклонения принимаю всегда как должное. Представьте, каково мне теперь?
И цветы, и шмели, и трава, и колосья,
И лазурь, и полуденный зной...
Срок настанет - Господь сына блудного спросит:
"Был ли счастлив ты в жизни земной?"
И забуду я все - вспомню только вот эти
Полевые пути меж колосьев и трав-
И от сладостных слез не успею ответить.
Это стихотворение - одно из многочисленных признаний в любви к родной земле .