Религиозные традиции мира

Вид материала

Документы

Содержание Глава: 21 Иудаизм как идеологическая система Возникновение классического иудаизма (с конца Вавилонского плена, 539—538 гг. до н.э], до падения второго Храма,  70 г. н.э.) Формирование раввинистического иудаизма (с момента падения Иерусалимского Храма в 70 г. н.э. до окончательной редакции двух Талм

Подобный материал:

• Религиозные традиции мира, 5649kb.
• Религиозные традиции мира, 7987.31kb.
• Религиозные традиции мира, 3577.88kb.
• Религиозные традиции мира, 6955.69kb.
• Религиозные традиции мира, 5215.77kb.
• Религиозные традиции народов мира, 14.46kb.
• Религиозные традиции мира, 4998.86kb.
• Задачи исследовательской деятельности. Познакомиться с историей празднования Нового, 254.33kb.
• Религиозные традиции мира, 5659.6kb.
• «Религиозные партии и демократическое развитие: опыт Западной Европы, выводы для современного, 325.64kb.

Глава: 21 Иудаизм как идеологическая система

когда мы думаем о религии, множество вопросов приковывает к себе наше внимание: во-первых, широта диапазона идей, ценностей, веро­ваний и, во-вторых, наряду с этим множество вербальных и невер­бальных способов выражения, связанных с понятиями религиозного символа, ритуала, авторитета. Однако эти разные элементы, взаимо­действуя друг с другом, образуют общее мировоззрение. В тот или иной исторический период под влиянием соответствующих условий какой-то определенный аспект мировоззрения получает наибольшее развитие или наиболее четкое выражение, хотя гораздо чаще различ­ные верования и символы, характерные для этого мировоззрения, перемешиваются с системой ритуалов и ценностей, образуя тем самым плотную культурную ткань. В самом деле, когда религия действитель­но выполняет свою культурную роль, ее мировоззрение всегда опира­ется на личностный и межличностный уровни, что проявляется как на примерах людей, далеких от религии, часто не способных восприни­мать и разделять религиозные ценности и верования, так и на примерах признанных учителей и религиозных мыслителей.

В соответствии с этим в данной главе мы будем рассматривать иудаизм как идеологическую систему, т. е. одновременно и как систему идей о Боге, мире, человеке, и как систему ценностей, определяющих поведение и чувства члена человеческого общества. В течение всей истории иудаизма идеи и ценности, составлявшие его суть, никогда не оставались абсолютно застывшими, поэтому важно обратить внимание на их историческое развитие и изменение. Кроме того, иудаизм никогда не представлял собой единой культурной системы, поэтому также важно будет обратить внимание на истори­ческое разнообразие иудаизма. Наконец, рассмотрев иудаизм в идео­логической и исторической перспективе, мы обратимся в главе 17 к ритуальной стороне иудейской веры.

 

Раввинистическое учение  о  святости и спасении в этом мире

Наследие Библии

История иудаизма начинается с Библии и ее религиозно-литератур­ного наследия, потому что 24 книги Ветхого Завета являются не только литературной антологией, связанной с религиозной и культурной жизнью древнего  Израиля,   но  составляют для  иудаизма и  иудеев основное религиозное свидетельство, основной религиозный текст, который, по их убеждению, содержит откровения, данные в древно­сти Богом народу Израиля. Библия тем не менее не есть некий «Ветхий Завет», чьи исторические свидетельства и религиозные поуче­ния потеряли впоследствии (полностью или частично) свою актуаль­ность. Напротив, Библия остается для иудеев книгой авторитетного учения и исторической памяти, трудом, правильная интерпретация которого конституирует и освящает повседневный образ жизни иудея.

Когда мы обращаемся к Библии как к основному религиозному тексту иудаизма, необходимо рассмотреть по крайней мере два важных момента. Первый момент исторический, коренящийся в том факте, что иудаизм всегда утверждал, будто его начала находятся в Библии. Такое понимание имеет несколько связанных друг с другом аспектов. Во-первых, евреи всегда смотрели на библейских персонажей как на своих предков, а на события, излагаемые в Библии, — как на собственную историю. Во-вторых, евреи всегда считали, что завет между Богом и древними израильтянами является основой их собст­венного религиозного долга. И наконец, к глубокой древности восхо­дит убеждение, что не существует никакого разрыва между религией древних израильтян и иудаизмом.

Второй момент, относящийся к Библии как к основному религи­озному тексту, — идеологический. Он коренится в том факте, что данный текст всегда рассматривался как главный источник иудаизма. Последнее обстоятельство также имеет несколько связанных друг с другом аспектов. Во-первых, евреи всегда считали верования и запо­веди, заключенные в Библии, неразрывно связанными с иудаизмом, что не мешало, однако, их глубоким и разнообразным интерпретаци­ям. Во-вторых, предписания и установления (зачастую в совершенно трансформированном виде), содержащиеся в этом тексте, рассматри­вались в качестве должной модели ежедневного образа жизни иудея. Наконец, основным догматом раввинистического иудаизма еще в глубокой древности стал догмат о том, что все черты иудаизма (включая любые инновации) своим последним источником имеют Тору. В самом деле, доказательство прямого проистекания из Библии стало насущной задачей любых иудейских интерпретаций, стремящих­ся оставаться в рамках традиции.

Так как в своем нынешнем биде иудаизм всеми корнями уходит в Библию, нам следует задаться вопросом, что унаследовал иудаизм через Библию от древнего Израиля. В чисто литературоведческих терминах можно сказать, что он унаследовал обширную антологию текстов, охватывающих по времени создания около тысячелетия или более, начиная с патриархов-кочевников (1500—1350 гг. до н.э.) и кончая эпохой сопротивления эллинизму (книга Даниила, II в. до н.э.). Эти тексты содержат в себе эпические описания исхода из египетского плена, завоевания и обоснования в земле Ханаана. Они перечисляют царские дворы и святыни, приводят моральные поучения и воззвания пророков, практические советы и умозрительную мудрость, описывают религиозные ритуалы, гражданское право и многое другое. Хотя опре­деленные темы преобладают, во всей этой обширной литературе с трудом удастся выделить единое законченное религиозное мировоз­зрение. Действительно, следует выделить множество взглядов на во­просы религии (пророческих, священнических, монархических) и множество различных направлений (теологическое, историческое, этическое), представленных в Библии. Бросаются в глаза, например, различие религиозных чувств северных (эфраимиты) и южных (иудеи) племен, разница в предписаниях, сформулированных создателями Левита и Второзакония, и, наконец, разница во взглядах на Бога и человека у ранних и поздних пророков или даже у современников: Иеремии и Езекии. Таким образом, существует множество «израилитов» внутри народа древнего Израиля на его родине, точно так же как множество иудаизмов конституирует народ Израиля во всех странах его рассеяния.

Возвращаясь к содержанию Ветхого Завета, следует задаться вопросом, какое влияние мог оказать на иудаизм документ, охватывающий тысяче­летие и включающий в себя множество различных слоев. В действитель­ности, однако, определенные идеологические константы должны быть выделены из этого материала. Они имели решающее значение для формирования иудаизма, определяя его отношение к ветхозаветным персонажам и событиям, а также помогая становлению его религиозной идеологии и иерархии ценностей.

Библия начинается с рассказа о сотворении мира всемогущим Богом. Не зависящий ни от богов, ни от природы, этот Бог создал прекрасный и щедрый мир, а заботу о нем препоручил человеку. Вначале мир, будучи творением благого Бога, находился в гармонии с человеком. Не нужно было отвергать материальную сторону мира, для того чтобы постичь божественную милость, ибо эта милость была разлита во всем творении сама по себе — в человеке, названном в Библии словосочета­нием «очень хорошо», и в окружающей его природе, названной словом «хорошо». И только вследствие нарушения людьми божественных запо­ведей в этот мир пришли боль, смерть, нужда. Однако люди, созданные по образцу и подобию Божьему, свободны в своем подчинении или неподчинении Богу, и они сами и их потомки будут испытывать на себе последствия своих поступков. Бог же является моральным судьей для них, он внимательно следит за человеческими поступками и воздает за них должное. Эти элементы библейского мировоззрения принимают новые формы, когда центр тяжести повествования перемещается от человечества в целом к маленькой группе людей, затерянной среди племен и языков, — к евреям. Рассказ об этом начинается с великих предков народа (Абрагима, Исаака и Иакова), о их верности божествен­ным заповедям и об обещании Бога национального благоденствия на родной земле, земле Ханаана, позже названной землей Израиля. Это обещание Бога об историческом национальном благоденствии было древним заветом, обновленным и расширенным столетиями позже вместе со всем народом. На горе Синай, после божественного спасения из египетского плена, народ по доброй воле подчинился заповедям и обещаниям, данным Богом; древние израильтяне признали заботу Бога и обратились в веру в Него Одного. Условия договора, описываемого в Торе, конституировали религиозный союз между людьми и их Богом. Подчи­нение божественным заповедям обеспечивало народу мир и благоденствие на родной земле под управлением справедливого царя. Неподчинение, вследствие греха, приводило к бедствиям и гибели, изгнаниям и потря­сениям. Однако Бог всегда внимательно следит за каждым моментом жизни Израиля, чтобы в соответствии с ней судить его. Божественный договор являлся универсальным и с точки зрения житейского смысла, ибо он включал в себя множество предписаний, охватывающих все детали жизни (мораль, гражданское устройство, религию), и с точки зрения веры, ибо он давал возможность народу почувствовать и исполнить боже­ственную волю. Наличие договора превращало весь мир и все проис­ходящее в нем в свидетельство божественного участия. Поэтому история, по Библии, не была бессмысленным нагромождением собы­тий, а природа — слепой силой. Напротив, и то и другое становилось орудием и судом в руках Бога. С точки зрения библейской религиоз­ной идеологии возвышение и падение наций, природные явления и т. д. всегда являлись реакцией Бога на те или иные поступки Израиля. И даже аргументы Иова не опровергают до конца эти взгляды на мир и человеческую судьбу.

Итак, по Библии, человеческие поступки формируют этот мир. Они являются тем спасением, которое здесь может быть достигнуто, — мир и блаженство для нации, изобилие и семья для отдельного человека. Заповеди призваны регулировать и социально-религиозную жизнь, и жизнь природы и истории, все это по воле и решению Бога. Вследствие этого ни в природе, ни в жизни людей никогда не было ничего законченного. Мир всегда обновлялся благодаря благочестию и раскаянию, однако он же погружался в пучину бедствий и отчаяние вследствие самоуверенности и треха. Знание того, что нужно делать для спасения, знание последствий своих поступков дает религии древних израильтян ее публичный, экзотерический характер. Нет никаких секретных сведений о чем-нибудь важном для человека, доступ к которым был бы закрыт для человеческого мира, как нет никаких секретных знаний, необходимых для спасения, получить которые можно было бы только путем мистерий. То, что нужно для благочестия и спасения, дано Богом всем. «Сокро­венное — это Господу Богу нашему, открытое — нам и детям нашим навечно, чтобы исполнять все слова учения сего» (Втор. XXIX, 28), — говорит Моисей. Заповеди «в устах твоих и в сердце твоем», — добавляет он (Втор. 30:14).

Народ Израиля был призван для служения Господу и дома, будучи объединенным вокруг Храма, и в изгнании. Это служение несет в себе две задачи: с одной стороны, сохранение собственной святости, с дру­гой — выполнение функции религиозного свидетельства и примера для окружающего мира, ибо, если во времена греха и непослушания народ Израиля наказывается посредством природы и других народов мира, то во времена раскаяния и послушания Израиль станет центром надежды и милости, к которому обратятся все народы земли. Таким образом, Надежда истории заключается в конечном обновлении и объединении всех народов земли, которое несет в себе принятие учения и веры в справедливого и всемогущего Бога. Это будет временем всеобщего примирения, когда жатва будет опережать сев, когда меч будет перекован на орало, когда все народы придут к Храму. Несмотря на боль и страдания, эта библейская надежда передавалась от одного поколения к другому и жива до сих пор.

Рассматривая Ветхий Завет в целом, можно сказать, что он является книгой национальной памяти и надежды, книгой разъяснений и пред­писаний, заповедей и заветов, смирения в вере и восстаний, чудесных спасений и роковых бедствий. Как события истории, великие освобож­дения, описываемые в Библии (исход из Египта, например), были событиями, однажды произошедшими во времени. Как факты исто­рической памяти, эти решающие моменты служат примерами надежды во времена кризисов. И как первый исход толковался пророками в качестве символа будущего освобождения от рабства, точно так же первое возвращение на Землю Обетованную символизирует собой будущее возвращение всей нации на свою древнюю родину. Иначе говоря, рассказ о Моисее является не только откровением о далеком прошлом, но и образцом для иных времен, иных обстоятельств. Библейские традиции поддерживали народ из поколения в поколе­ние, давая ему, с одной стороны, историческое самосознание и возможность самоидентификации, а с другой — образцы богочелове­ческих и межчеловеческих отношений. Собранные вместе, эти разно­образные традиции образовали единую ткань. Никакое действие или надежда, правило или праздник были немыслимы в отрыве от нее. Неизбежным результатом, осуществившимся  в последующие века, явилось авторитетное соединение этих традиций в одном зафиксиро­ванном тексте — Библии. С этого времени, говоря словами средневе­ковой пословицы, Израиль и Тора стали одним и тем же.

 

Возникновение классического иудаизма (с конца Вавилонского плена, 539—538 гг. до н.э], до падения второго Храма,  70 г. н.э.)

Традиционные нормы древнего Израиля принимают новые формы после событий 587—586 гг. до н.э., когда Иудея и Иерусалим были разрушены Навуходоносором, царем вавилонским. С этого времени множество израильтян оказываются в изгнании. В последующие века основные центры еврейского рассеяния находились в Александрии (Египет) и Вавилоне (территория современного Ирака), кроме того, центром еврейской жизни оставалась Иудея. Наличие этих трех центров приводило к смешению и взаимному влиянию сформировавшихся в каждом из них традиций.

В течение трех веков, со времен Александра Македонского (356— 323 гг. до н.э.) до начала II в. н.э., земля Израиля и Александрия играют ведущую роль в истории евреев и иудаизма. В последующем Палестина продолжала считаться религиозным центром, однако под давлением римской гегемонии система образования в этом регионе постепенно уступает место системе образования, получившей развитие в Вавилоне. Это смещение на восток весьма знаменательно не только из-за возникновения нового крупного центра культурной жизни (во многом это было возрождение обществ древнего изгнания), но и потому, что это смещение говорит о целом ряде изменений в тогдашних религиозных воззрениях иудеев, что мы увидим позже.

Когда евреи вернулись в Иерусалим из вавилонского плена (после 538 г. до н.э.), они приступили к восстановлению древнего Храма, разрушенного за 500 лет до этого. После восстановления тогдашний законодатель и духовный лидер Эзра пытался дать развитие всем формам религиозной жизни, основанной на Торе Моисея. В то время персидская администрация терпимо относилась к иудаизму. Будучи религиозными сюзеренами, персы активно поощряли вассальные наро­ды к развитию своих традиций. Однако персидское влияние неизбежно должно было проникать в жизнь иудеев. Некоторые идеи зороастризма постепенно оказывали воздействие и меняли существующие убежде­ния. Дуалистическая теология зороастризма, включающая два высших начала — добро и зло, — естественно, была отвергнута иудеями; однако в модифицированном виде эти и другие идеи были воспри­няты иудаизмом в ходе своего развития. Многие ученые, например, рассматривают эсхатологические и ангелологические теории, получив­шие тогда распространение в иудаизме, как результат персидского влияния. Литература монашеских общин, живших вблизи Кумрана (II в. до н.э. — I в. н.э.), ясно демонстрирует это восточное влияние. В кумранских текстах дается детальное описание космических принци­пов добра и зла (света и тьмы), хотя и под главенством Всевышнего Бога; рисуются картины конечной космическо-исторической битвы, где добро (свет) должно оказаться победителем; получают развитие ангелология, астрология, понятие личной судьбы и рока. Эти различ­ные по своему характеру идеи искусно интегрированы в живое религиозное учение, активно провозглашающее само себя истинным иудаизмом того времени, приверженцы которого будут оправданы в конце дней.

К сожалению, очень мало достоверно известно об этом периоде истории иудаизма. Еврейские литературные источники, в большом изобилии появляющиеся со II в. до н.э., ясно говорят о значительной религиозной активности данного периода. Следует отметить одно нема­ловажное обстоятельство: евреи Египта, Израиля и Сирии находились под управлением различных греческих администраций (Птоломеи на юге, Селевкиды на севере), что отразилось на общественной и экономи­ческой жизни евреев. Кроме того, евреи и иудаизм находились под мощным влиянием эллинизма. Значение последнего в формировании иудаизма следующих столетий трудно переоценить.

Для многих иудеев возвышенной Иудеи эллинизм воплощал в себе невиданную широту взглядов и идей. Новое носилось в воздухе, вызы­вая иное отношение к соперничеству греческой паидеи (образования и культуры) и благочестия, основанного на Торе. Три основных типа этого отношения могут быть выделены. Все они некоторым образом предзнаменовали собой доминирующий характер культурной реакции  иудаизма на иностранные культуры в последующие века. Происходило впитывание в иудаизм чужих идей и элементов, притом, что открыто они отвергались, или же происходило обновление религии, являвшееся ее реакцией на эти новые идеи и элементы мировоззрения.

Космополитическая и метафизическая широта взглядов греческих спекулятивных учений и греческих понятий об интеллекте и этике заставили многих евреев совсем по-другому относиться к Торе. Они считали ее наивной и бесполезной, а потому активно стремились вжиться в греческую культуру, чтобы иметь возможность принимать участие в ее захватывающей интеллектуальной жизни. Другие же евреи, несмотря на давление греческого мира, встали на защиту исконных еврейских традиций и отвергали всякий культурный симбиоз того или иного рода.

Среди тех, кто стремился к позитивной реакции на эллинизм, самым значительным деятелем являлся Филон Александрийский (20 г. до н.э.— 50 г. н.э.). Как еврей он был предан древней Торе, соблюдению ее заповедей, изучению их раввинистических осмыслений. Как эллин он разделял тогдашние греческие учения и идеалы. Отказываясь одно ставить после другого, он рассматривал заповеди Торы как главные ценности и истины. С другой стороны, он решительно отказывался оценивать путь философии как второстепенный и лишенный всякой ценности. Его решением было объединение греческой традиции (Платон, Аристотель и стоики) с традицией Торы (учение Моисея и раввинов). Под этим углом зрения божественная правда Торы представлялась не только эквивалентом философской мудрости, но и тем, что содержит ее. Поэтому еврею нет никакой необходимости отвергать Тору для того, чтобы принять философию, ибо все истины философии находятся в Торе, причем в более совершенном виде, нужно только уметь видеть их. Рассказы о патриархах и законодательные предписания толкуются им как аллего­рическое учение, помогающее адепту философии в его духовных, моральных и интеллектуальных поисках. Например, глубинный смысл библейских законов, которые настаивали на том, что допустивший случайное убийство попадал на гору отверженных, понимался Фило­ном как учение о противоположности человеческой души и телесных пут. Подобным образом Абрахам и Сара для Филона не только исторические персонажи, но и символы интеллектуально-моральных качеств. Таким образом, Филон является первым религиозным фило­софом Запада, первым великим мыслителем, попытавшимся соеди­нить философскую мудрость с божественным откровением. В разно­образном и влекущем окружении Александрии евреи смогли сохра­нить свои обычаи и образ жизни, а также гордость за глубокую философию своего древнего наследия.

Противовесом интеллектуальному синкретизму Филона выступал срав­нительно грубый религиозный синкретизм значительной части священни­чества и аристократии в Иерусалиме. Эти евреи при помощи взяток и подкупа надеялись осуществить изменения в гражданской и религиозной жизни Иерусалима; вступая в тайные сношения с Селевкидами, они добивались издания декретов администрации, направленных против тра­диционных устоев. Эллинизация иудаизма, по мысли этой части жречества и их последователей, должна была превратить иудаизм в один из «философских» культов греческого мира. Очевидно, что мотивацию их действий не составляли исключительно корыстные или узкосоциаль­ные интересы. Однако большинство евреев усмотрели в подобном развитии событий серьезную угрозу своей национальной и религиоз­ной самобытности; реакция на них была соответствующей.

Всяческое подчеркивание самобытности древней религии и яростное сопротивление любому иностранному влиянию были типичными черта­ми этой реакции. Бессмертной славы удостоились в народной и исто­рической памяти евреев войны, поднятые священническим родом про­тив господства Селевкидов. Предводительствуемое вначале Маттафием и его сыном Иудой Маккавеем, охватившее вскоре весь народ, это восстание одержало решительную победу. Маккавеи вновь освятили Храм в Иерусалиме 25-го числа месяца кислев (ноябрь—декабрь) 165 г. до н.э. — день, отмечаемый евреями праздником Хануки. Действия Маккавеев и те причины, которые были их движущими силами, находят свое объяснение в религиозном пуризме и в фанатичной преданности национальной религиозной традиции, которые горели в еврейском народе со времен пророков.

Другим типом реакции внутри иудаизма на окружающий мир была попытка обновления религии, приспособления ее к окружающему миру. Учение фарисеев (важнейшее религиозное Направление того времени), приспосабливая национальные традиции к новым формам либо вовсе отвергая их, должно было согласовать ненациональные черты с тради­циями Торы, «натурализовать» их, что и происходило.

Отличительной чертой раннего фарисейства явилось возникновение идеи благочестия, основанного на Торе и открытого для всего челове­чества.   В самом деле, ранние легенды и исторические фрагменты, связанные с деятельностью учителей-фарисеев, показывают возникно­вение нового типа религиозного лидера — «ученика мудрости», кото­рый не был ни священником, ни святым, но самостоятельным толкователем Закона, который достигал величия благодаря знанию тайн писанной Торы и древней устной традиции. Поэтому изучение Торы и простота в поведении оставались высокими идеалами этих «учеников», которые утверждали, что следование учению доступно каждому, кто захочет изучать и выполнять его предписания. Перво­начально древняя устная традиция фарисеев не была освящена исклю­чительно авторитетом основного духовного пути, но опиралась также на свой собственный авторитет. Постепенно необходимая преемствен­ность с Торой была достигнута, так что к концу I в. н.э. фарисейство характеризуется убеждением, что его устная традиция и интерпрета­ция Писания являются истинным его пониманием и что Писание свои начала берет именно в этих традициях.

Теперь Тора становится абсолютным центром фарисейства. Все содержится в ней — как в писанной Торе, так и в устной традиции мудрецов, — и открытие новых сторон в Торе трактовалось как постепенно историческое осмысление новых сторон божественно бес­предельного мира. Соответственно в иудаизме фарисеев, что является отличительной чертой и того иудаизма, который дошел до наших дней, процесс обучения есть одна из главных форм благочестия. Этот идеал прослеживается в самых ранних упоминаниях об учителях фарисеев, таких, как Гиллель, и с тех пор он оставался образцом культурно-религиозного обновления в течение веков. Нельзя отрицать, что греко-римское окружение того времени не оказывало своего влияния на раннее фарисейство. Однако эти влияния, какими бы они ни были, в измененном до неузнаваемости виде впитывались самим иудаизмом. Действительно, человек, не знакомый с идеалами мудрости и мудреца у греческих стоиков, вряд ли почувствует печать этого учения в известном фарисейском трактате «Речения отцов», так же как человек, не знако­мый с греко-римской риторикой и терминологией, не сможет ощутить их влияние на методы и термины классического раввинизма. Следует доба­вить, что римские юридические понятия находили свое отражение в сочинениях фарисеев. Известнейшим примером является Гиллель. Столк­нувшись с нежеланием людей прощать долги в субботний год (Втор. 15:1— 2), он выработал остроумное решение, по которому Храм становился посредником между должниками и кредиторами. Таким образом, сохра­нялись и библейские предписания, и экономическая стабильность. Поста­новление Гиллеля (оно основывалось на библейском правиле, но шло несколько далее него) было названо в раввинистической литературе «просбул» — термин, происходящий от греческого pros boule («перед советом»), и сам метод, используемый Гиллелем, по сути своей греческий⁴. Однако фарисейство не пыталось выровнять свое учение ни по образцу чужой мудрости, ни по образцу чужой культурной системы, напротив, оно впитывает последние в иудаизм. Во всех своих трудах фарисеи высказы­вают ясное понимание своей культурной автономии и своих ценностей, они настаивают на глубокой вере в правду законов и поучений Писания. Это обстоятельство, как и многие другие аспекты их учения, делает фарисейство одной из исторических форм именно иудаизма.

 

Формирование раввинистического иудаизма (с момента падения Иерусалимского Храма в 70 г. н.э. до окончательной редакции двух Талмудов (V—VI вв. н.э.)

Размышляя о еврейском наследии и его значении, один из ранних еврейских мудрецов сказал: «Мир держится на трех вещах: Торе, служении Господу и на добрых делах»⁵. Под этим он имел в виду, во-первых, объединение иудаизма вокруг Торы и ее заповедей, во-вторых, продолжение храмового служения и правильное выполнение его ритуа­лов, в-третьих, заботу о благе человека и стремление к праведной жизни. Бесспорно, все три идеала черпали свое начало в библейской древности: в традициях Торы, в храмовом культе, в деятельности, направленной на общественное благо, и бесспорно, что каждая из этих вещей основывалась на продолжении божеско-человеческой связи, ибо исполнение завета зависит от послушания Торе, от исполнения обрядов жрецами и от доброй воли всех. Когда Симон таким образом разделил все эти вещи, он придал особую силу каждой для поддержа­ния полноты божественного благословения (природного и историче­ского) на земле. Евреи своими действиями поддерживают цивилизо­ванный и благой порядок жизни, ибо без поучений Торы, без божественно-человеческого единения, влияния Храма и человечности в повседневной жизни не существовало бы никакого мира, никакого общественно-морального порядка. Институты иудаизма действовали, говоря языком социологии религии, как система культурно-космиче­ских  императивов.

 

замещение храма. Разрушение Иерусалимского Храма в 70 г. н.э. и последующее осквернение храмовой горы римлянами было поистине великим водоразделом в истории иудаизма. Как все религии древности, иудаизм обладал сильнейшей централизацией вокруг своих сакральных институтов: Храма, жречества, обрядов жертвоприношения и искуп­ления, паломничества к жилищу Бога во время религиозных праздни­ков. Одним словом, Храм обеспечивал определенные границы в отношении к святости и божественному, а жречество, которое кон­тролировало храмовые ритуалы и правильность их исполнения, выра­батывало и определяло предписания, охватывающие самые разные стороны жизни (как, например, предписания, связанные с обрядами очищения от скверны, предписания об обязательных и посвятитель­ных приношениях). Для того чтобы понять значение потери Храма, следует представить себе религиозную жизнь вне ее сакральных форм, вне обрядов жреческого очищения от грехов и болезней, вне древнего процесса божеско-человеческого единения.

Однако древний иудаизм во времена вавилонского изгнания существовал без своих жреческих институтов, и потеря Храма в 70 г. продолжила процессы, начавшиеся несколько столетий назад и приведшие к новым трансформациям религии. Действительно, еще раньше вавилонские из­гнанники выработали новую форму благочестия (коллективную молитву) и новое отношение к древним традициям Торы (особенно это проявляется в их интерпретациях и толкованиях текста). Впоследствии, наряду с доминирующим жречеством, могут быть ясно выделены результаты всевозрастающего значения таких институтов, как синагога — для совместной молитвы, дома науки — для изучения и толкования текста Библии. Поэтому, когда Храм был разрушен, уже существовал сложный механизм, обеспечивающий выживание иудаизма без обрядов жертвоприношения и без иерархического авторитета жречества.

Итак, два «дома» заменили собой Храм — дом молитвы (бейт тфила) и дом науки (бейт мидраш). Каждый нес в себе часть нового понимания аводы — божественного служения.

 

Дом молитвы. В доме молитвы язык обращения к Богу и его восхваления принял определенные, характерные только для него формы. Молитва называлась «служением сердца», и ее порядок сим­волизировал собой служение в древнем Храме во время обряда жертвоприношений. Подробнее на форме и содержании иудейской молитвы мы остановимся в следующей главе. Здесь же заметим: во-первых, молитва произносится трижды в день — утром, днем и вечером, что соответствует порядку жертвоприношений в древнем Храме, во-вторых, иудейская молитва насыщена упоминаниями о древней славе Храма и надеждой на скорое его восстановление, а также различного рода бенедикциями, как, например, бенедикция из Чисел (6:24—26). Постепенно вырабатывались строго установленные черты молитвенного служения, которое совершалось с надеждой, что «приношение губ» будет так же приятно Богу, как жертвоприношения древности⁶. «Да направится молитва моя, как фимиам пред лице Твое, воздеяние рук — как жертва вечерняя», — говорит псалмопевец (141:2).

 

 дом науки. Бог Израиля, живущий на небесах, одновременно близок к людям и их нуждам. В самом деле, как могущественный и далекий Господь он называется Царем Небесным, как близкий и заботливый отец — Милостивым и Всепрощающим. О нем говорится как о «видя­щем глазами» и «слушающем ушами», к нему обращаются как к Богу справедливости и милости, который носит те же самые филактерии (тфиллины), что и его земные ревнители. По другому известному представлению, Бог изучает Тору и каждый день смотрит на коммента­рии к ней, данные его народом. Таким образом, возвеличенное, изуче­ние Торы рассматривалось как главная форма божественного служения (аводы). Действительно, изучение правил совершения жертвоприноше­ний воспринималось как постхрамовый эквивалент самих жертвоприно­шений. С приобретением домом науки независимого статуса Тора заменила собой Храм, изучение текста — жертвоприношения.

После исчезновения из истории иудаизма обрядов жертвоприноше­ния и жречества «ученики мудрости» восполнили собой образовав­шийся пробел. Вряд ли можно считать случайным, что вскоре после падения Храма обширная религиозная литература, связанная с Торой, была собрана воедино и канонизирована. Сложились новые условия для раввинистического осмысления и трансформации Писания. Од­ним из великих книжников этого периода был рабби Йоханан бен Заккай. Человек, принадлежащий истории, чья деятельность окутана легендами, рабби Йоханан, используя политическое влияние, добился разрешения на открытие духовной академии в городе Йавне (Ямния), расположенном на берегу Средиземного моря. Здесь, в «винограднике Йавны», собрались ученики, чтобы возродить иудаизм после постиг­шей его национальной и духовной катастрофы. Как современные греки собирались вокруг своих философских учителей, так студенты-иудеи собирались вокруг своих наставников, следуя каждому слову и делу их, ибо вся жизнь этой академии принадлежала Торе. Каким образом учитель-раввин трактовал или выводил постановление закона в той или иной ситуации (теоретической или реальной), как он вел себя в том или ином случае — все это имело огромное религиозное значение. Прославленным идеалом учителя этой академии было «воспитать множество учеников», соответствующим идеалом для учени­ка — «ревностно следовать учителю», общим идеалом для тех и других являлась Тора. При помощи последнего они надеялись направить иудаизм в новое историческое русло: академия была новым Храмом, мудрецы и учителя — новым жречеством, а главным ритуалом стало изучение Торы.

Широкая деятельность раввинов по комментированию Торы и рас­пространению ее поучений на все сферы жизни явилась следствием их убеждения в том, что «Тора есть основание мира» и что она одна указывает путь правды и святости на земле. Изучение Торы неотделимо от ее соблюдения, ибо, только зная божественную волю, можно соблюдать ее. В самом деле, для иудаизма нет ничего важнее, чем знание божественной воли («учение», Талмуд, Тора) и ее выполнение («действие», маасэ). Сделаем небольшую паузу и перечислим основные вехи и основное содержание этой раввинистической деятельности.

После 70 г. н.э. поучения и предписания раввинистических школ Гиллеля и Шаммая были собраны вместе сначала в устной форме. Как отмечалось, были созданы новые академии, сначала в Йавне, позже в Уше и Тиверии (Израиль). В этих заведениях было собрано и вырабо­тано множество теологических и нравоучительных комментариев к тексту с целью пояснения и закрепления основных взглядов и ценно­стей иудаизма. Результатом этой «устной Торы» стало создание постбиб­лейской раввинистической литературы, которая в свою очередь затем сама стала объектом толкований и интерпретаций.

Процесс толкования текста называется