Вмоей жизни было некоторое количество хитовых историй. Одна из них многие годы пользуется особым успехом у друзей

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   13   14   15   16   17   18   19   20   ...   29

Дело происходило на квартире Иры Коротневой, куда после «Мосфильма» приехала Земфира. По иронии судьбы, там же завис мой старинный друг и редактор журнала «КонтрКультУра» Сергей Гурьев. Встреча с башкирской певицей произвела на одного из организаторов легендарного рок-фестиваля в Подольске сильнейшее впечатление.

«Больше всего меня потряс внешний вид Земфиры, — вспоминает Гурьев. — Выглядела она почти как бомж — была одета в какие-то серо-черные обноски, а на абсолютно запущенное по части кожи и волос лицо вообще нельзя было смотреть без слез. „Да, — думал я, — стилистам-визажистам тут работы явно не на один год! Интересно, как они из такого положения выйдут?“ Среди всей этой визуальной беспонтовщины, однако, сразу выделялись глаза — невероятно живые, наполненные огромной внутренней энергией. Вместо Земфиры в целом говорить хотелось именно о ее глазах — их, и только их, как-то характеризовать: быстрые, уверенные, страстные, сильные… Словно именно там концентрировалась ее личность. Остальное на их фоне теряло смысл… Мне хотелось послушать хоть кусочек только что записанного альбома, который сама Земфира непрерывно слушала в наушниках — ей это было нужно для работы. Она мне дала буквально на двадцать секунд — и я попал, кажется на „Синоптика“. Показалось, что голос сильный, по-хорошему сырой, самобытный и самозабвенный. Что все это сделано просто и эффективно — и, наверное, действительно выстрелит. Долго слушать мои впечатления Земфира не стала: ее явно больше интересовали собственные эмоции».

Когда мы вернулись из Прибалтики, а Земфира — из Питера, мне показалось, что артистка перестала психовать. Ей удалось договориться с Бурлаковым, что вокал на нескольких композициях она перепоет в Лондоне, где вскоре планировалось смикшировать и отмастерить материал. Как бы там ни было, к зиме 99 года альбом процентов на восемьдесят был готов. Незадолго до Рождества певица презентовала мне этот вариант, взяв с меня слово никому эту версию не переписывать.

«Я летела в самолете, слушала весь альбом, — сказала Земфира. — Мне показалось, что в нем нет ничего лишнего. Нет ощущения, что чего-то не хватает. По-моему, все в нем закончено».

Как ни странно, обещание не переписывать альбом я сдержал — хотя желающих иметь копию было предостаточно. Сами понимаете…

Однако в любом договоре — тем более, устном — можно легко найти лазейки. Дело в том, что никто мне не запрещал слушать этот альбом вместе с друзьями-журналистами. Что я вскоре и сделал.

Сразу после новогодних праздников я собрал человек десять в центре зала метро «Преображенская площадь». Собрались будущие редактора и корреспонденты русского «New Musical Express», представители «Живого звука», «Viva!», «Столицы», «Вечерней Москвы», «Турне».

Сценарий встречи был на редкость простой: мы пришли на мою съемную квартиру (где я когда-то познакомился с Лагутенко), сели на пол и прослушали весь альбом. Целиком. Теперь это называется «show-case», а тогда — «посидели-попиздели».

Когда на кассетнике закончила играть последняя песня, в квартире наступила тишина. Затем все загалдели, перебивая друг друга. Кто-то просил поставить еще раз, кто-то — дать переписать. Всем было отказано. Чувство голода — неплохая диета в ожидании пластинки. Но из квартиры все выпорхнули разгоряченные и одухотворенные.

Я был на седьмом небе от счастья — значит, пахали мы все-таки не зря. Из-за последствий дефолта нам приходилось трудиться за символическую плату. Бурлаков с Лагутенко несли существенный финансовый риск. Это была работа за идею, работа на грядущий результат. «Тайная вечеря» с журналистами еще раз доказала, что результат обязательно придет.


4. Башкирское золото


Ты козырь наш, башкирский мёд! Юрий Шевчук


Не так давно я прочитал в одном музыкальном журнале, что раскручивать Земфиру было не надо — мол, она сама себя раскрутила. Своими песнями. Ха-ха три раза… Это, конечно же, полный бред. Зимой 1999 года все выглядело не так просто и радужно.

Как только из Лондона привезли канонический вариант альбома, я тут же направился на «Русское Радио». Не сильно задумываясь о последствиях, я отдал все песни Земфиры программному директору Степе Строеву — на предварительное ознакомление. Лет за десять до этого я немного продюсировал группу «Зангези», в которой юный Степа играл на басу. Так что я был вправе рассчитывать на объективность. Вскоре объективность восторжествовала — правда, в довольно причудливой форме…

Когда через неделю я перезвонил на «Русское Радио», мне сказали, что все это, возможно, очень неплохо, но явного хита у Земфиры нет. По крайней мере, Степа его на альбоме не видит. Надо подождать…

Ждать пришлось недолго: через несколько недель Строева попросили написать заявление об уходе — правда, по причинам иного свойства.

…Пока программные директора раздумывали о ротации, Земфира дала на «Радио России» первое в своей жизни интервью на всю страну. Этот эфир мы с ведущим передачи «Четыре четверти» Сашей Алексеевым пробивали больше месяца — никак не могли достучаться до сознания его начальства. «Ты с ума сошел, парень, — говорила Алексееву администрация. — Ты что, не понимаешь? Она ведь наркоманка!»

Это было что-то новенькое. Но мы с Алексеевым зарубились на своем и вскоре придумали фишку. Теперь тема его программы звучала следующим образом: «Александр Кушнир представляет свою будущую книгу „100 магнитоальбомов советского рока“ — вместе с ее героями».

Голь на выдумки хитра. В нашем варианте Земфира выступала в роли одного из героев энциклопедии. Получалась небольшая нестыковка по времени — в 80-х годах Земфира еще училась в школе и слушала «Наутилус Помпилиус» и «Кино». В скобках заметим, что о Земфире в книге не было написано ни слова — кроме благодарности в разделе «плодотворное сочувствие идее»… Но, видит бог, цель засветить ее песни оправдывала любые средства.

Первое появление Земфиры на радио ничем особенным не запомнилось. Кроме того, что в узком проеме студийной двери она столкнулась с предыдущим гостем — певицей Аленой Апиной. Экс-вокалистка «Комбинации» сжалась в комок и каким-то бабским нюхом почуяла неладное. Еще бы! Ей навстречу шла не просто новая артистка. Ей на смену шла новая эпоха.

Когда ночью я переслушал на диктофоне запись прямого эфира, то понял, что самое интересное происходило за кадром. Пока в студии на всю страну играли песни Земфиры, включенный диктофон фиксировал нашу расслабленную болтовню. Там было несколько забавных моментов — в частности, когда любознательный Саша Алексеев начал выяснять у Земфиры, не является ли песня «СПИД» автобиографической.

«Это всё личные переживания, — зная, что микрофоны выключены, разоткровенничалась певица. — Мне приятно, что вы обратили внимание на эту песню, но раскрывать секреты не хочется. Я сейчас скажу в эфире, что у меня СПИД, и со мной сразу разорвут все контракты. А если я этого не скажу, будет неинтересно. Как мне быть?»

Во время следующей паузы, когда в эфире играли «Маечки», Алексеев преподал певице неплохой урок позиционирования. Несмотря на нашу договоренность, Земфира, рассказывая про уфимскую «Европу Плюс», невзначай добавила: «А еще я четыре года в ресторанах работала…» — «Ты что, картошку там жарила?» — живо поинтересовался Алексеев. Земфира перехватила мой укоризненный взгляд. Больше слово «рестораны» я от Рамазановой не слышал никогда.

…Пока мы развозили промо-записи и давали первые интервью, Бурлаков договорился о встрече с Михаилом Козыревым, ушедшим с «Радио Максимум» на «Наше Радио». Мы приехали в его офис в районе метро «Октябрьская», взяв с собой весь джентльменский набор артистов «Утекай звукозапись»: «Туманный стон», «Deadушки», «Мумий Тролль» и Земфира…

Первые две группы Козырев прослушал скорее из вежливости. Пластинка Земфиры сразу же произвела на него сильное впечатление. Это было видно невооруженным глазом. После долгих разговоров-переговоров решили начать ротацию с песни «СПИД». Первый эфир планировался на пятницу, 26 февраля 1999 года.

Накануне радийного дебюта Земфиры мне не спалось. Волновался. Поводы для этого были немалые — последние полгода деловые и человеческие отношения тандема Козырев—Бурлаков были далеки от идеала. Поэтому случиться могло всякое. Утром я для подстраховки позвонил Козыреву.

Поскольку спрашивать про ротацию Земфиры «в лоб» было признаком дурного тона, я решил зайти с фланга. «Миша! — как-то чересчур возбужденно сказал я. — А вот если тебе, скажем, позвонит Березовский и запретит крутить „а у тебя СПИД, и значит, мы умрем“? Что ты тогда сделаешь?» Козырев выдержал эффектную паузу и как-то театрально произнес: «Если мне даже Ельцин позвонит, я все равно поставлю Земфиру». И — таки поставил.

Вскоре альтруистический почин «Нашего Радио» подхватило еще несколько станций: «Радио Максимум», «Авторадио», «М-радио» и «Европа Плюс». Жизнь налаживалась.

Параллельно Бурлакову удалось заинтересовать музыкой Земфиры Константина Эрнста. На столе у босса Первого канала появилась промо-копия альбома, на обратной стороне которого Бурлаков выдал прямо-таки гениальный в своем минимализме текст:

Краткая характеристика проекта: Земфире, на наш взгляд, впервые удалось так гармонично соединить накопленный материал советской эстрады (А. Пугачева, Л. Вайкуле, Валерия и т. д.) с самыми современными формами рок-музыки (Ж. Агузарова, «Мумий Тролль», Alanis Morissete и т. д.). Полученное ею высшее джазовое музыкальное образование по классу вокала, композиции и аранжировки позволило акцентировать внимание на многогранности и уникальности голоса певицы. Самодостаточность, законченность и простота ее текстов позволяет им прочно «войти в жизнь». Благодаря невероятной работоспособности, настойчивости, внутренней независимости и полной самостоятельности (имеет готовую группу для живых выступлений) Земфира имеет реальные взгляды на шоу-бизнес. Практически все центральные средства массовой информации уже упоминали об ее «появлении», но никто толком ее еще не слышал. Поэтому самый простой и необходимый рекламный ход — это непосредственное предъявление певицы…

В последней фразе Бурлаков был прав на двести процентов. Теперь наступил момент показать певицу журналистам. Как бы это странно ни звучало, ситуация с Земфирой в марте 99 года в чем-то предвосхитила Глюкозу — другими словами, об артистке все слышали, но никто не видел.

За неделю до запланированной нами пресс-конференции внезапно опомнилась Капа из «Московского Комсомольца», которая давно хотела опубликовать большой очерк о Земфире. Логика журналистки была проста: ее статья должна выйти в среду 24 марта — за несколько часов до начала пресс-конференции. Я всегда ценил Капу за то, что в бурном информационном потоке именно ей удавалось «по полноте охвата информации» быть впереди планеты всей. Так случилось и на этот раз.

У этой истории был единственный минус — Земфира в тот момент находилась в Уфе. Вместо певицы рассказывать о ее творческой судьбе довелось мне. Передо мной стояла не очень сложная задача — поделиться с журналисткой «Московского Комсомольца» впечатлениями о Земфире-артистке, Земфире-человеке, Земфире-поэте и композиторе. И, наконец, о волнующей всех теме отношений Земфиры и Лагутенко.

Теперь небольшое географическое отступление... Я знал, что в самом начале Ленинского проспекта, неподалеку от будущего клуба «Точка», находится уютное кафе под названием «Cosmo», в котором по телевизору транслировались передачи «MTV Россия». Когда-то это было вершиной шика… Сегодня этого кафе уже нет, и на его месте стоит магазин с прозаичным названием «Обувь». Но весной 99-го мы, не спрашивая ни у кого разрешения, превратили «Cosmo» в пресс-офис Земфиры. Забившись в одну из угловых кабинок, певица давала свои первые интервью. Именно в «Cosmo» я встретился с Капой.

Беседа длилась больше двух часов и оказалась на редкость поучительной. По двум причинам. Во-первых, для доверительности Капа пришла на встречу без диктофона и каким-то парадоксальным образом все мои охотничьи рассказы запомнила. Или у нее цифровой диктофон был спрятан в рукаве — не знаю. В любом случае, работала журналистка «Московского Комсомольца» профессионально.

В конце моего восторженного монолога Капа как-то по-хитрому прищурилась и спросила: «А ты можешь рассказать про Земфиру какие-то неочевидные подробности?» «Что именно ты имеешь в виду?» — удивился я. «Ну, например, об ее отношениях с девушками», — ответила журналистка. «Да ты что, шутишь? — поразилась пресс-служба Земфиры, собственно говоря, в моем лице. — У нее есть бойфренд Аркадий. Он отличный звукорежиссер, часто приезжает к ней в Москву из Уфы. Капа, что ты придумала? Какие девочки?»

Дискуссия становилась оживленной. На нас стали оглядываться из-за соседних столов. И тут настал звездный час Капы. «Да ты че, альбом не слушал? — задала она риторический вопрос. — Ты что, не слышал, что на первых двух песнях поется о любви девушки к девушке? А Анечка, которая просила снять маечку?»

Капа сказала, как гвоздь в крышку гроба вбила. Я был в нокдауне, ведь эту тему мы не обсуждали ни с кем из участников процесса — ни с Земфирой, ни с Бурлаковым, ни с Лагутенко. Во-вторых, на это не обратил внимания никто из моих приятелей и коллег, знакомых с музыкальным материалом. Но игнорировать реплики Капы я не мог…

До появления или расцвета творчества групп типа «Гостей из будущего», «Ночных снайперов» и Butch оставалось от силы полгода-год. Но я, тем не менее, чувствовал себя натуральным инопланетянином. Можно сказать, совком. Мимо меня проносилась искрящая каким-то потаенным электрическим потенциалом жизнь, о которой я не только ничего не знал, но даже и не догадывался. Со свернутыми набекрень мозгами я распрощался с Капой и уныло поплелся в клуб «Республика Beefeater» — договариваться о пресс-конференции.

…Статья в «Московском Комсомольце» должна была явиться первой серьезной публикацией о Земфире, которая, по идее, могла заложить фундамент правильно сформированного общественного мнения. Я маялся и никак не мог дождаться среды, когда газета появится в продаже. Во мне бурлило ощущение грядущей сенсации. Во вторник вечером, почувствовав у себя в одном месте шило, я поехал на «Пушкинскую» и купил с рук у бабушек завтрашний номер «Московского Комсомольца». Капа оправдала все ожидания, лихо шарахнув статью о никому не известной певице Земфире размером в половину полосы. Во второй половине музыкальной рубрики рассказывалось о сенсационных европейских контрактах певицы Линды. Судя по газетному объему, эти два события считались информационно равнозначными…

Материал о новой артистке назывался «Девочка-пожар», а подзаголовок возвещал о том, что «на место „Мумий Тролля“ пришла его воспитанница Земфира». На тему однополой любви Капа написала предельно деликатно: «Страстью всепоглощающей и мнущей, как шоколад стекло, переполнены все песни Земфиры. Но страстью к кому — непонятно. Предмет любви размыт (то ли дурной мальчишка, то ли отвергающая, непонимающая женщина), но выпирает из альбома глубокая, безумная жажда чего-то».

С точки зрения начала PR-кампании это был просто идеальный текст. Здесь присутствовали и интрига, и реклама, и косвенный пиар… В восторге от того, что история творится прямо на глазах, я тут же позвонил Бурлакову. И с интонацией «о вручении ордена Ленина» зачитал статью целиком.

Леня довольно журчал в трубку. То ли жевал, то ли гедонистически радовался тому, как у него продвигаются переговоры по поддержке Земфиры каналом ОРТ. И господином Эрнстом лично… Закончив издавать не поддающиеся идентификации звуки, он внезапно спросил: «А пресс-релиз для завтрашней пресс-конференции у нас готов?»

Вопрос Бурлакова застал меня врасплох. В клуб «Республика Beefeater» аккредитовалось более полусотни журналистов, а пресс-релиз, интервью для которого, смею напомнить, я брал еще полгода назад в Солнцево, готов не был. Более того, так получилось, что на нем даже «муха не сидела».

Вспомнив, что лучшая защита — нападение, я стал рассуждать о том, что статья в «Московском Комсомольце» — отличный пресс-релиз. И, мол, нечего дублировать шедевры. Бурлаков молча выслушал эту демагогию, а потом вынес вердикт: «Пресс-конференция в четыре — значит, в двенадцать часов пресс-релиз Земфиры должен быть готов».

Я для приличия немного сопротивлялся, но мои аргументы были скорее спонтанные, чем рациональные. В конце концов, я быстро набросал небольшой текст, который первоначально назывался «Башкирский мёд». И никак иначе.

Ларчик открывался просто. В названии содержался замаскированный воздушный поцелуй Земфире. Дело в том, что приезжая из Уфы, она, как правило, привозила друзьям в подарок мёд. Биологические добавки для медведей перемещались на самолете Уфа—Москва в крохотных деревянных бочонках, на которых вручную было выжжено: «Башкирский мёд». Очень трогательно. И очень вкусно.

Утром, перед тем как послать пресс-релиз на печать, я все-таки передумал. Решил, что все эти подарки Земфиры — что-то очень личное. А у нас тут как-никак московский шоу-бизнес. И в последний момент переделал название текста на более нейтральное — «Башкирское золото».


5. Первый бал


Пресс-конференция Земфиры в переполненном «Бифитере» прошла удачно. Мы с Бурлаковым прокрутили весь альбом, рассказали про планы «Утекай звукозапись», а затем — о том, откуда вышеупомянутое «башкирское золото» свалилось всем нам на голову.

Земфира в это время сидела не в зале, а в тесной гримерке — вместе с мамой Лагутенко Еленой Борисовной, которая немало помогала певице в тот период. Земфира старалась сконцентрироваться, словно перед финальными соревнованиями первенства России по баскетболу. Но когда она появилась перед прессой, от волнения не осталось и следа.

«Это твоя первая пресс-конференция?» — дружелюбно спросил Бурлаков. «Восьмая!» — огрызнулась Земфира. Кажется, ее не смущали ни диктофоны, ни десятки фотокамер, ни свет прожекторов. Не дожидаясь вопросов, она сразу же перехватила инициативу: «Чего это вы такие кислые и скучные? Давайте-ка я вам лучше что-нибудь спою».

И в полной тишине исполнила а-капелла башкирскую народную песню «Свет очей моих». После чего все закулисные разговоры на тему ее искусственности отпали сами собой. «Вообще-то это был очень опасный ход: а вдруг не споется, — призналась мне после пресс-конференции певица. — Но я-то в себе уверена».

Много вопросов задавалось Земфире на тему нюансов сотрудничества с Лагутенко. «Начнем с того, что я Илье доверяю безоговорочно — в силу того, что человек всего добился сам, — отвечала Земфира. — Я доверяю его вкусу, доверяю его порядочности в отношениях с людьми… На записи альбома у нас были некоторые разногласия, но я всегда делала по-своему. И это отразилось на пластинке. Может быть, кстати, даже в худшую сторону. Потому что музыкальному вкусу Лагутенко я бесконечно доверяю. Этот человек слушает много музыки — разной и хорошей. И спасибо ему за те пластинки, которые я слушала».

Затем кто-то из журналистов спросил, не собираюсь ли я написать о Земфире книгу — по-видимому, намекая на недавнюю «Правду о Мумиях и Троллях». Я отшутился, сказав, что тираж книги «Башкирское золото» уже находится в типографии. Кто-то посмеялся, кто-то поверил — как правило, события вокруг «Утекай звукозапись» развивалась с такой скоростью, что в любой момент могло произойти все что угодно. Поэтому лично я не сильно удивился, когда узнал, что через несколько дней мне вместе с Земфирой надо будет ехать в Питер — на фестиваль журнала «FUZZ».

По нашим подсчетам группа «Мумий Тролль» должна была завоевать там несколько призов. Я направлялся в Питер в качестве пресс-атташе «Троллей». Земфира была откомандирована с менее пафосными целями. Скорее всего, «в разведку» — дать несколько интервью и вообще, что называется, увидеть мир.

В поезде мы почти не спали, поскольку в купе, помимо Земфиры и меня, ехали Капа и певица Маша Макарова. Это была ядерная смесь — мы говорили, наверное, обо всем на свете. В соседнем купе находилась съемочная бригада «MTV Россия», которая где-то под утро предложила Земфире партизанскими тропами пробраться на сцену «Юбилейного» и под гитару спеть хотя бы одну песню…

В Питере московскую делегацию встречали активисты местного фан-клуба «Троллей», которые пригласили нас «в гости» на завтрак. «Мы приехали и остановились у одной девушки, у которой в квартире было старое, хорошо звучащее пианино, — вспоминает Земфира. — И мне пришла в голову мелодия какой-то новой песни, которую я тут же и сыграла…»

После сытного завтрака я начал тащить Земфиру на какую-то выставку в Русский музей. Не выспавшаяся Рамазанова отчаянно отбрыкивалась. В конце концов, я оставил ее спать и ринулся наслаждаться высоким искусством.

Встретились мы в «Юбилейном» только под вечер, где устроили импровизированный пресс-тур. С учетом того, что у Зёмы еще не было ни клипов, ни концертов, ни хитов, это выглядело настоящей наглостью. Первым нам встретился известный питерский фотограф Федечко-Мацкевич. «Андрей, сними девушку, — потянул я его за руку в сторону Земфиры. — Поверь мне, это будущая рок-звезда!»

Чуткий фотохудожник поверил на слово и добросовестно отщелкал в пресс-центре целую пленку. Дело сделано. Мы с Земфирой ринулись дальше — завоевывать новые территории. Казалось, нас ничто не может остановить.

В дверях оргкомитета мы столкнулись с Людой Титовой из минской «Музыкальной газеты», которая, наслушавшись моих рассказов про грядущую рок-сенсацию, тут же включила диктофон. Земфира вошла во вкус и начала гнать телеги: «У меня появился автомобиль — красивый и зеленый… На днях я увидела его возле казино и закатила истерику. И мне тут же его купили за восемьдесят тысяч долларов».

Первые успехи в общении Земфиры и прессы были скорее исключениями из правил. А общие тенденции были иными. Большинство питерских журналистов, кучкующихся в кулуарах «Юбилейного», знали меня по пресс-конференциям «Троллей», но интервью у певицы брали неохотно. Да кто она такая? «Снимайте, суки, — не сдавался я и чуть ли не пинками подталкивал к телу Господнему очередных фотографов и журналистов. — Потом „спасибо“ скажете!»