Geum.ru

Лев Николаевич Толстой

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   41   42   43   44   45   46   47   48   ...   89

XIII.




Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце

и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим

из-под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны

вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в

кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась.

Она дочитывала свою последнюю молитву: "Неужели мне одр сей гроб будет?"

Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная,

увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно

высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она

на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о

другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как

бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью все

уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к

стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к

подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то

взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к

постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй,

слабой улыбкой.

-- Ну, ну, ну, -- сказала мать.

-- Мама, можно поговорить, да? -- сказала Hаташa. -- Ну, в душку один

раз, ну еще, и будет. -- И она обхватила шею матери и поцеловала ее под

подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость

манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать,

она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни

неприятно, ни неловко.

-- Ну, об чем же нынче? -- сказала мать, устроившись на подушках и

подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с

ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.

Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из

клуба, были одним из любимейших наслаждений матери и дочери.

-- Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать...

Наташа закрыла рукою рот матери.

-- О Борисе... Я знаю, -- сказала она серьезно, -- я затем и пришла. Не

говорите, я знаю. Нет, скажите! -- Она отпустила руку. -- Скажите, мама. Он

мил?

-- Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что

Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?... Что

ты думаешь? Ты ему совсем вскружила голову, я это вижу...

Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала, прямо и

неподвижно глядя вперед себя на одного из сфинксов красного дерева,

вырезанных на углах кровати, так что графиня видела только в профиль лицо

дочери. Лицо это поразило графиню своей особенностью серьезного и

сосредоточенного выражения.

Наташа слушала и соображала.

-- Ну так что ж? -- сказала она.

-- Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты

знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.

-- Отчего? -- не переменяя положения, сказала Наташа.

-- Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня...

оттого, что ты и сама не любишь его.

-- А почему вы знаете?

-- Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.

-- А если я хочу... -- сказала Наташа.

-- Перестань говорить глупости, -- сказала графиня.

-- А если я хочу...

-- Наташа, я серьезно...

Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и

поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать

ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в

косточку, шопотом приговаривая: "январь, февраль, март, апрель, май".

-- Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, -- сказала она,

оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из-за этого

созерцания, казалось, забыла все, что она хотела сказать.

-- Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть

его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых

людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть,

нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.

-- Сходит? -- повторила Наташа.

-- Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin...

-- Знаю -- Кирилла Матвеич, да ведь он старик?

-- Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не

надо так часто ездить...

-- Отчего же не надо, коли ему хочется?

-- Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.

-- Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! --

говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.

-- Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело.

-- Наташа улыбаясь поглядела на мать.

-- Не замуж, а так, -- повторила она.

-- Как же это, мой друг?

-- Да так. Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а... так.

-- Так, так, -- повторила графиня и, трясясь всем своим телом,

засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.

-- Полноте смеяться, перестаньте, -- закричала Наташа, -- всю кровать

трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья... Постойте... -- Она

схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца -- июнь, и

продолжала целовать июль, август на другой руке. -- Мама, а он очень

влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень,

очень мил! Только не совсем в моем вкусе -- он узкий такой, как часы

столовые... Вы не понимаете?...Узкий, знаете, серый, светлый...

-- Что ты врешь! -- сказала графиня.

Наташа продолжала:

-- Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял... Безухий -- тот

синий, темно-синий с красным, и он четвероугольный.

-- Ты и с ним кокетничаешь, -- смеясь сказала графиня.

-- Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно-синий с красным, как

вам растолковать...

-- Графинюшка, -- послышался голос графа из за двери. -- Ты не спишь?

-- Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.

Она долго не могла заснуть. Она все думала о том, что никто никак не

может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.

"Соня?" подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее

огромной косой. "Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в

Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это

удивительно, как я умна и как... она мила", -- продолжала она, говоря про

себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой-то очень

умный, самый умный и самый хороший мужчина... "Все, все в ней есть, --

продолжал этот мужчина, -- умна необыкновенно, мила и потом хороша,

необыкновенно хороша, ловка, -- плавает, верхом ездит отлично, а голос!

Можно сказать, удивительный голос!" Она пропела свою любимую музыкальную

фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной

мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша

не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более

счастливый мир сновидений, где все было так же легко и прекрасно, как и в

действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

-- -- -

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и

с того дня он перестал бывать у Ростовых.