Geum.ru

Лев Николаевич Толстой

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   36   37   38   39   40   41   42   43   ...   89

VIII.




На Пьера опять нашла та тоска, которой он так боялся. Он три дня после

произнесения своей речи в ложе лежал дома на диване, никого не принимая и

никуда не выезжая.

В это время он получил письмо от жены, которая умоляла его о свидании,

писала о своей грусти по нем и о желании посвятить ему всю свою жизнь.

В конце письма она извещала его, что на-днях приедет в Петербург из-за

границы.

Вслед за письмом в уединение Пьера ворвался один из менее других

уважаемых им братьев-масонов и, наведя разговор на супружеские отношения

Пьера, в виде братского совета, высказал ему мысль о том, что строгость его

к жене несправедлива, и что Пьер отступает от первых правил масона, не

прощая кающуюся.

В это же самое время теща его, жена князя Василья, присылала за ним,

умоляя его хоть на несколько минут посетить ее для переговоров о весьма

важном деле. Пьер видел, что был заговор против него, что его хотели

соединить с женою, и это было даже не неприятно ему в том состоянии, в

котором он находился. Ему было все равно: Пьер ничто в жизни не считал делом

большой важности, и под влиянием тоски, которая теперь овладела им, он не

дорожил ни своею свободою, ни своим упорством в наказании жены.

"Никто не прав, никто не виноват, стало быть и она не виновата", думал

он. -- Ежели Пьер не изъявил тотчас же согласия на соединение с женою, то

только потому, что в состоянии тоски, в котором он находился, он не был в

силах ничего предпринять. Ежели бы жена приехала к нему, он бы теперь не

прогнал ее. Разве не все равно было в сравнении с тем, что занимало Пьера,

жить или не жить с женою?

Не отвечая ничего ни жене, ни теще, Пьер раз поздним вечером собрался в

дорогу и уехал в Москву, чтобы повидаться с Иосифом Алексеевичем. Вот что

писал Пьер в дневнике своем.

"Москва, 17-го ноября.

Сейчас только приехал от благодетеля, и спешу записать все, что я

испытал при этом. Иосиф Алексеевич живет бедно и страдает третий год

мучительною болезнью пузыря. Никто никогда не слыхал от него стона, или

слова ропота. С утра и до поздней ночи, за исключением часов, в которые он

кушает самую простую пищу, он работает над наукой. Он принял меня милостиво

и посадил на кровати, на которой он лежал; я сделал ему знак рыцарей Востока

и Иерусалима, он ответил мне тем же, и с кроткой улыбкой спросил меня о том,

что я узнал и приобрел в прусских и шотландских ложах. Я рассказал ему все,

как умел, передав те основания, которые я предлагал в нашей петербургской

ложе и сообщил о дурном приеме, сделанном мне, и о разрыве, происшедшем

между мною и братьями. Иосиф Алексеевич, изрядно помолчав и подумав, на все

это изложил мне свой взгляд, который мгновенно осветил мне все прошедшее и

весь будущий путь, предлежащий мне. Он удивил меня, спросив о том, помню ли

я, в чем состоит троякая цель ордена: 1) в хранении и познании таинства; 2)

в очищении и исправлении себя для воспринятия оного и 3) в исправлении рода

человеческого чрез стремление к таковому очищению. Какая есть главнейшая и

первая цель из этих трех? Конечно собственное исправление и очищение. Только

к этой цели мы можем всегда стремиться независимо от всех обстоятельств. Но

вместе с тем эта-то цель и требует от нас наиболее трудов, и потому,

заблуждаясь гордостью, мы, упуская эту цель, беремся либо за таинство,

которое недостойны воспринять по нечистоте своей, либо беремся за

исправление рода человеческого, когда сами из себя являем пример мерзости и

разврата. Иллюминатство не есть чистое учение именно потому, что оно

увлеклось общественной деятельностью и преисполнено гордости. На этом

основании Иосиф Алексеевич осудил мою речь и всю мою деятельность. Я

согласился с ним в глубине души своей. По случаю разговора нашего о моих

семейных делах, он сказал мне: -- Главная обязанность истинного масона, как

я сказал вам, состоит в совершенствовании самого себя. Но часто мы думаем,

что, удалив от себя все трудности нашей жизни, мы скорее достигнем этой

цели; напротив, государь мой, сказал он мне, только в среде светских

волнений можем мы достигнуть трех главных целей: 1) самопознания, ибо

человек может познавать себя только через сравнение, 2) совершенствования,

только борьбой достигается оно, и 3) достигнуть главной добродетели -- любви

к смерти. Только превратности жизни могут показать нам тщету ее и могут

содействовать -- нашей врожденной любви к смерти или возрождению к новой

жизни. Слова эти тем более замечательны, что Иосиф Алексеевич, несмотря на

свои тяжкие физические страдания, никогда не тяготится жизнию, а любит

смерть, к которой он, несмотря на всю чистоту и высоту своего внутреннего

человека, не чувствует еще себя достаточно готовым. Потом благодетель

объяснил мне вполне значение великого квадрата мироздания и указал на то,

что тройственное и седьмое число суть основание всего. Он советовал мне не

отстраняться от общения с петербургскими братьями и, занимая в ложе только

должности 2-го градуса, стараться, отвлекая братьев от увлечений гордости,

обращать их на истинный путь самопознания и совершенствования. Кроме того

для себя лично советовал мне первее всего следить за самим собою, и с этою

целью дал мне тетрадь, ту самую, в которой я пишу и буду вписывать впредь

все свои поступки".

"Петербург, 23-го ноября.

"Я опять живу с женой. Теща моя в слезах приехала ко мне и сказала, что

Элен здесь и что она умоляет меня выслушать ее, что она невинна, что она

несчастна моим оставлением, и многое другое. Я знал, что ежели я только

допущу себя увидать ее, то не в силах буду более отказать ей в ее желании. В

сомнении своем я не знал, к чьей помощи и совету прибегнуть. Ежели бы

благодетель был здесь, он бы сказал мне. Я удалился к себе, перечел письма

Иосифа Алексеевича, вспомнил свои беседы с ним, и из всего вывел то, что я

не должен отказывать просящему и должен подать руку помощи всякому, тем

более человеку столь связанному со мною, и должен нести крест свой. Но ежели

я для добродетели простил ее, то пускай и будет мое соединение с нею иметь

одну духовную цель. Так я решил и так написал Иосифу Алексеевичу. Я сказал

жене, что прошу ее забыть все старое, прошу простить мне то, в чем я мог

быть виноват перед нею, а что мне прощать ей нечего. Мне радостно было

сказать ей это. Пусть она не знает, как тяжело мне было вновь увидать ее.

Устроился в большом доме в верхних покоях и испытываю счастливое чувство

обновления".