Ник Перумов Черное копье

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава 12 УРАГАН НАД ЭРИАДОРОМ
Подобный материал:
1   ...   22   23   24   25   26   27   28   29   ...   33

Глава 12

УРАГАН НАД ЭРИАДОРОМ



Мощно, гордо, попирая десятками тысяч копыт избитую до мельчайшей пыли степную дорогу, шло на север гондорское войско. Хоббит узнал, что битва в Анориэне принесла победу Этчелиону, доставив ему и заслуженную славу великого полководца. Атлис тотчас отыскал великое множество друзей и приятелей, в том числе и из дружинников герцога. От них друзья узнали последние новости.

— Они полезли в Анориэн, прямиком на Кайр Андрос, и вторглись в Северный Итилиэн, — вернувшись, рассказывал гондорец. — Кайр Андрос уперся — там, если помните, и стены не низки, и войска вдоволь, но напавшие — вовсе неведомые восточные люди — его и не штурмовали. Не штурмовали, но и не уходили, держали гарнизон острова, не давали снять оттуда полки... А вот в Северном Итилиэне война пошла вовсю. Мои друзья порубежники — великие мастера лесной войны, но нашелся кое кто и поискуснее. Наших теснили, теснили, пока не оттерли аж до рубежа Осгилиатской дороги. Там пришли подкрепления из Минас Тирита, враг встал. Анориэн они сперва тоже заняли — там болот много, коннице как следует не развернуться, но, когда герцог собрал всех своих, дело пошло на лад. Однако на юге... харадримов мы с трудом задержали на Поросе. Они потеряли многих, очень многих, но Харад всегда славился многолюдством, а его воины — презрением к смерти...

Летописцы сочли, что на нас навалилась сила, не меньшая, чем в дни Войны за Кольцо! А потом дошли вести о разгроме роханцев... И тогда герцог уговорил короля атаковать врагов в Анориэне. Истерлинги плохо сражаются ночью, и герцог окружил их лагеря своей дружиной, так что даже лесная ночная тварь и та ничего не заметила. Дружинники подняли шум. Началась паника... Короче, мы разбили их в пух и прах — но только правофланговый отряд врага, напавший на Гондор. Остальные пока целехоньки. Все решится здесь.

«Решится... Решится...» — стучалась в виски хоббита навязчивая мысль.

Да, решится. И, действительно, именно здесь. И король Гондора, даром что отмахивался от предупреждений и не хотел верить в надвигающуюся угрозу, поняв наконец, что к чему, оставил столицу и кинулся вослед Олмеру... Судьба Запада решится здесь, на равнинах Минхириата, — у армий Заката это последний шанс. Какая жалость, что нет хирда! Почему Наместник Арнора не взял с собой гномов? И почему не послано в Морию? Сейчас, когда вторгшиеся оказались меж двух огней — надвигающейся с севера арнорской многотысячной дружиной Наместника и идущей с юга гондорской армией? А ведь есть еще сжимающаяся для удара роханская конница — после двух поражений от нее осталась только половина, но она есть, и всадники будут биться как бешеные... От волнения у хоббита пересохло в горле: такой шанс покончить с Вождем! Неужели он мог так опрометчиво поручить блокаду Минас Тирита каким то вспомогательным отрядам, нерасчетливо уверовав в их непобедимость? Чутье подсказывало хоббиту, что здесь что то не так. Олмер никогда не совершал грубых ошибок. Вождь просчитывал каждый свой шаг, прекрасно предугадывая все действия своих врагов, легко отражая их удары.

Не мог он не предвидеть возможность поражения в Анориэне! А если так — значит, разработал какой то план и на этот случай. И Фолко вдруг подумал: а так ли это хорошо, что гондорцы проломились аж до самой Тарбадской Переправы? Не рассчитывал ли Вождь именно на это, полагая одним махом, в открытом бою покончить с последними своими врагами? Не по себе становилось от таких мыслей...

Атлис рассказывал и об увиденном гондорскими воинами в Рохане. Эдорас, конечно, не смог продержаться долго, да его и не очень упорно обороняли.

Казна была вывезена, население ушло в твердыню Дунхарроу; когда воины Минас Тирита подошли к крепости, враг поспешно оставил город и отступил на запад.

— Пожгли там, конечно, не без этого, — говорил Атлис. — Но что меня удивило: многое не грабили, не портили, не растаскивали — аккуратно перекладывали по своему, точно решили вернуться и сесть хозяевами. Потому, наверное, и особого разбоя не чинили. Крепости в горах еще отбиваются, но кое какие опустели — люди ушли тайными тропами в Гондор, а степнякам тех троп во веки веков не найти... Но плохо другое. — Атлис понизил голос. — Мои дружки говорят, что у них под самым носом идет северным путем через Рохан большая рать Олмера. Дело будет жаркое!

— А что слышно из Серой Гавани? — спросил Малыш. — Позовут ли хирд Голубых Гор? Что сказали старейшины Халдор Кайса?

— Про гномов ничего не могу сказать, — покачал головой гондорец. — Слышали, что многие из них у Кэрдана... а про Морию и вовсе никто ничего не знает.

— Так нужно к Дори Славному гонцов слать! — встрепенулся Маленький Гном. — Да не мешкая, чтобы хирд к битве успел! На силы Голубых Гор, по моему, рассчитывать особенно не стоит, хотя, конечно, хорошо бы мне ошибиться.

— Это почему не стоит? — удивился Торин.

— Ты что, старейшин наших забыл, какие они есть? На помощь Арнору шли, потому что слово было дадено, а вдобавок в интересах той же гномьей торговли, чтобы покупателей всякие разбойники не разоряли. С не очень крупным вторжением — почему бы и не помочь справиться? А если дело большой кровью пахнет... Да ты и сам знаешь, сколько наших с тобой знакомцев встанут и скажут: зачем нам наши головы где то на безвестном юге класть? А если падет Арнор — жалко, конечно, но что поделаешь, пить есть надо, давайте мириться с теми, кто пашни опустевшие займет! Могут не послать хирда и желающим сражаться идти запретят — под страхом изгнания.

Торин в замешательстве охватил рукой подбородок — слова Малыша задели его. Корыстолюбие старейшин самых древних поселений в Лунных Горах было общеизвестно.

— Я думаю, — продолжал Малыш, — что хирд на поверхность не выйдет совсем даже не поэтому. Как бы ни любили золото наши старейшины, они Тьмы страшатся куда сильнее. Мы забыли, друзья, о Пожирателях Скал, что ушли было из под Мории — чему мы, помнится, все радовались. А идут они куда? К Серым Гаваням! А что о них Наугрим говорил? Чьи они порождения? Вот и думайте, что может произойти! Пусть мы даже Олмера здесь побьем и прогоним — если Пожиратели доберутся до твердыни Кэрдана... А как их остановить? — Он обвел всех взглядом, выдерживая паузу. — Очень просто. Огонь чем тушат?

Водой. А вода где? В Западном Море. А как ею Пожирателей залить? Тоже на словах просто — встречные тоннели прорубить. Вот и смекаю я, братья, что сейчас все наши с тобой, Торин, соплеменники, весь Халдор Кайс от мала до велика, рубят скалу под Серой Гаванью, воду в глубь земли ведут. У эльфов с гномами вражда старинная, что верно, то верно, Наугламира ни те, ни другие не забыли, но если Пожиратели испепелят Гавань, то и нам, гномам, тогда не жить. Опять бери золото, сколько можешь унести, и беги, пока подземные своды не рухнули...

— А верно говоришь... — сумрачно протянул Торин. — Не соберет Наместник хирда. Точно, каждая кирка на счету. Надеяться разве что на Дори Атлис!

Посоветуй герцогу — пусть к Морийским Вратам посыльного шлет!

— А если там уже пусто? — возразил хоббит. — Вспомни Синий Туман, что колыхался в том секретном выходе копей, к которому мы рвались! Если вся Мория им вновь заполнена и сам Дори оттуда ушел?

— Ну, может, какой ход и заполнило, — неуверенно ответил Торин, но видно было, что эта возможность еще не приходила ему в голову.

— Гонцов слать, конечно, надо, — продолжал Фолко. — Только и на этот хирд надежды мало...

— Герцогу я все передам прямо сейчас, — поднялся Атлис. — Однако когда еще они до нас доберутся? Олмер ведь ошибок не повторяет. Не подставит он своих под гномьи копья. Не станет дожидаться прихода хирда, раньше ударит.

У него ведь тоже теперь одна надежда — нас по частям разбить...

Атлис допил кружку обжигающего чая, поднялся и скрылся в суматохе лагеря. Друзья остались в тяжелом молчании...

— Зря мы горбуна отпустили, — заговорил Малыш, меняя тему. — Нельзя было отпускать, пока не выведали все планы Вождя! Лопухи мы, нечего сказать.

— Не ворчи! — остановил гнома хоббит. — Не то ты молвишь. Отпустили, как должно. Он свое слово сдержал — а мы, хоть вслух ничего не говорили, но ведь тоже ручались. Уговор дороже денег.

Малыш поджал губы — остался при своем мнении, но спорить не стал.

Вечерело. Воины Гондора разводили костры в ямах, лагеря обносились рогатками, в сгущающийся сумрак уходили ночные дозоры. Тянуло с севера, временами сыпал быстро тающий снежок.

— Новый год уж скоро, — вздохнул Фолко, когда они укладывались спать. — Неужто встретим его где нибудь под кустом?

— Хорошо еще, если вообще встретим, — жестко заметил Торин.

Гондорская армия наступала, точно в пустоту. На горизонте маячили разъезды Олмера, но они не приближались. Торин выходил из себя: пять дней, как они в войске, пять дней Король ведет своих по Южному Тракту навстречу воинству Вождя, а противника нет как не было! Зато следов осталось предостаточно...

Вдоль широкой, торной дороги стояли мертвые деревни. С непонятной яростью их даже не жгли, а разметывали по бревнышку, превращая крепкие дома в бесформенные груды обломков. Обитатели деревень отыскались тоже — мало кому удалось спастись. Многих угнали с собой, еще больше просто перебили. Мертвые тела были аккуратно сложены, приготовленные к погребению, — видно было, что убивали не торопясь, с толком...

— Хазгская работа, — мрачно вымолвил Торин, когда отпылали погребальные костры. — Это их давнишние земли, расчищают, значит.

— Это еще доказать нужно, — буркнул хоббит, почувствовав себя уязвленным за хазгов: они были хорошими товарищами, когда трое друзей шли с отрядом Отона...

Дымы пожарищ мало помалу затягивали северный и северо западный края горизонта.

К востоку, где лежали почитаемые хазгами своими земли, такого они не видели.

«Что такое, где же арнорцы?!» — ползли тревожные разговоры. Армия шла почти вслепую. Говорили, что разведчики уходят и не возвращаются, а сами разведчики стали необычно мрачны и насуплены, хотя, как и прежде, никто не мог вытянуть из них ни единого слова. Тарбадская Переправа приближалась, а никто не мог сказать, где же противник. Король приказал лучше прикрыть тылы.

Ночью седьмого дня до гондорского лагеря с трудом добрался измученный гонец. Слух о его прибытии пронесся с быстротой молнии — и люди вскочили на ноги, командиры полков заспешили к королевским шатрам.

Некоторое время спустя они вернулись — хмурые и неразговорчивые; в войсках Гондора свято блюли принцип — каждый должен знать лишь столько, сколько положено ему по должности. Рядовым воинам не объясняли ничего.

Вести, как всегда, принес неугомонный Атлис. Герцог Этчелион звал своего дружинника назад, в свой отряд, однако Атлис отказался расстаться с новыми друзьями. И, вернувшись от герцога, он рассказал:

— Этчелион тоже не слишком разговорчив, но кое что я понял. Олмер ломит на север, он уже сшибся с арнорцами и, кажется, теснит их. Король приказал коннице выступать вперед. Если войско Наместника не выдержит, нам придется солоно. Пехота идет сзади, к ней должен присоединиться Эодрейд с роханцами. Олмер перешел Гватхло! Тарбад окружен, но гонцы короля спешат к Мории — звать гномов... Герцог хотел, чтобы я шел с ним — он уходит на рассвете с конными полками, — но я ответил, что останусь с вами.

Задолго до рассвета, взяв почти всех заводных коней, гондорская кавалерия двинулась вперед, опережая свою пехоту. Лица всадников были угрюмы; отряды расставались в молчании.

Блистающие доспехами конные лавы гондорцев, развернувшись в боевые порядки, скрылись в дымке равнины; пешие воины молчаливо шли следом, ширя шаг без всяких понуканий. Уставших сажали на телеги.

Минул восьмой день; прискакали двое посланников короля, по виду — спокойные, никаких чрезвычайных приказов они не привезли, и люди несколько успокоились. Но вечером того же дня враг сам пришел к ним.

Из сгустившегося мрака летели губительные стрелы; не боясь огня, на дозорных прыгали огромные волки; отчаянные крики подняли лагерь на ноги; многолетняя выучка гондорских воинов сказалась сразу — прочный строй выстроился точно по волшебству, костры погасли, — и в ночи нападавшие лишь зря тратили стрелы. Однако никто в гондорском лагере не сомкнул глаз до утра, а на рассвете королевскую армию атаковали свежие полки Вождя.

Казалось, они вырастают из под земли; за считанные минуты вся гондорская пехота оказалась в кольце. По обе стороны Тракта развевались черно белые знамена Олмера; вглядываясь в неподвижно ждущие сигнала ряды врагов, хоббит узнавал знакомых по двум предшествующим битвам хеггов и ховраров вкупе с ездящими на волках и теми, что держали на длинных сворках у седел страшных тигроволков. Однако не заметно было ни истерлингов, ни ангмарцев, ни тем более хазгов. Появились — в который уже раз — незнакомые хоббиту племена: похожие на гномов коренастые крепыши с большими топорами и шестиугольными вытянутыми щитами — они сражались пешими.

— Вот это да! — потрясение пробормотал Торин. — Ловко он нас! Тут добрая треть его войска! Неужели он с оставшимися управится со всей мощью Соединенного Королевства?

— Не знаю, как с ними, а вот с нами он вполне может управиться, — буркнул Фолко, поспешно опуская забрало; в отдалении уже натягивали тетивы вражеские лучники. — Торин! Не стой с открытым лицом!

Однако враги так и не напали. Весь день они простояли, лишь изредка выбрасывая небольшие группки конных лучников. Гондорские стрелки отвечали, и небезуспешно — их луки превосходили вражеские. Фолко тоже не раз выходил из рядов, привычно, не мигая, беря упреждение. Звенела тетива, стрела уносилась прочь, и окружающие Фолко воины громко кричали, видя падающего на всем скаку вражеского наездника.

На следующий день командир гондорской пехоты скомандовал готовиться к прорыву. У войска кончилась вода в бурдюках — во что бы то ни стало нужно было добраться до источников, до колодца у дороги.

Латники составили четырехугольник вокруг помещенных в середину строя телег. Все передвижения гондорцев враг видел в мельчайших подробностях, не имело смысла таиться. И медленно, не тратя попусту силы, пехота Соединенного Королевства двинулась на прорыв.

Воины Олмера ответили стрелами — но эти лучники не могли тягаться ни с хазгами, ни с ангмарцами, ни даже с истерлингами. Стрелы бессильно отскакивали от доспехов гондорцев, они редко когда пробивали даже плотные простеганные попоны, которыми накрыли коней. За весь день гондорская пехота потеряла ранеными лишь немногим более полутора десятков человек.

Противник не принял боя. Плотный строй гондорцев напоминал хирд — а уж о нем, Фолко был более чем уверен, слышали все от мала до велика в Олмеровом войске. Правильное сражение означало смерть храброму, но неорганизованному воинству Вождя, большая часть которого не прошла школы боев с тяжеловооруженными латниками.

К вечеру гондорское пешее войско добралось до остатков наполовину спаленной, наполовину разметанной деревни. Здесь нашлись колодцы, бурдюки наполнили водой. Деревня стояла на холме, в достатке имелось подручного материала, чтобы соорудить частокол, — можно было бы встать и долго обороняться, — но не этого ли ожидал от них Вождь?

— Они будут висеть на нас, не давая вздохнуть и мига, не давая распустить завязки на доспехах, — заметил Амрод.

Они с хоббитом стояли, осматривая рассыпанные по равнине костры вражеского лагеря. Эти костры полыхали подозрительно близко, так приманчиво... Какой соблазн для гондорских тысячников — железной стеной щитоносной пехоты, мало в чем уступающей хирду, навалиться на нестройные вражеские толпы, не умеющие сражаться в строю! Ударить сейчас, ночью, смять, втоптать в землю...

— Я бы рискнул, — словно услыхав, мысли Фолко, шепотом произнес Амрод.

— Уж не преувеличиваешь ли ты мудрости Вождя, друг мой? Тем более что здесь его самого нет. А ведь мы можем разом от них избавиться!

Однако гондорцы не вышли из лагеря. Поутру сотники построили своих в боевой порядок. Командир выполнял королевский приказ — не ввязываясь в бой, пробиваться на соединение с гондорской конницей. Командир знал свое дело. Он берег людей. Он не хотел рисковать.

И еще один день все повторялось с прежним постоянством. Стрелы, лихие по виду наскоки конницы — но стоило надавить на неприятеля, как его лучники тотчас рассыпались и отступали. Пехота же держалась в отдалении.

Дневной переход был удачен. Войско оставило позади много миль — неужели Вождь позволит им идти так и дальше? Пока вся висящая на них, по выражению Амрода, вражеская армия не причинила им существенного вреда. И вот вот должны были подойти роханцы — что тогда станут делать командиры Олмера?

Он словно в воду глядел — на следующее утро все резко изменилось.

Дорогу загородил плотный строй воинов с топорами, на крыльях выстроилась конница. Враг занял сильную позицию между двумя холмами, на их вершинах толпились стрелки.

Торин ухмыльнулся.

— Ну наконец то, — проворчал он, лишний раз протирая свой топор ветошью. — А то вроде как и не война. Что ж это они три дня круг без точила вертели?

— Наверное, давно это место приметили, — предположил Маэлнор; эльф уже оправился от раны, она зажила на нем поразительно быстро.

— Эх, врубимся! — хищно оскалился Малыш, без нужды хватаясь за меч.

Все, кроме Фолко, ждали кровавого боя, точно веселого праздника. Хоббит же, молча глядя на вражеские ряды, как всегда перед боем, загонял поглубже свою исконную хоббичью робость. Он хотел иметь холодную голову. Впереди ждала целая череда битв, и нужно было остаться в живых, чтобы в случае чего помочь самой Хоббитании. Он не мог без содрогания думать о том, что случится, если война докатится до берегов Брендивина.

Командир гондорской пехоты тоже не стал бежать от боя. Полки сжались железной «черепахой»: стрелки получили приказ встать в первые ряды войска.

Друзья, как всегда, держались вместе. На обращенную к врагу сторону четырехугольника гондорского строя ставили самых лучших, и, конечно же, Торин, и Малыш, и Атлис, и эльфы, и хоббит — все они стояли лицом к неприятелю.

Ждать гондорцам было нечего. Где то бродила, наверное, роханская конница, но стоило ли рассчитывать на ее приход? Не таясь, гондорский строй двинулся вперед.

— Щитоносцам — разомкнуться! Лучникам — в промежутки! Стрелы — готовь!

Непривычный к мгновенным воинским перестроениям, хоббит едва не запутался под ногами у воинов; помог Беарнас, вовремя дернувший его за руку.

Теперь вместо сплошной стены щитов враги видели надвигающиеся на них несколько отрядов латников, пространство между которыми заполняли стрелки.

Фолко не мог знать, что происходит на крыльях, но, судя по тому, что он читал, конница Вождя просто обязана была их атаковать.

Она и сделала это, но лишь когда гондорские лучники пустили первые стрелы — и свистнули первые ответные.

Справа и слева грянул многосотенный конский топот, лихие крики... Но гондорский строй, как и гномий хирд, нелегко было остановить кавалерийской атакой. Воины не замедлили шаг, и — Фолко знал — сейчас конные налетят и откатятся.

Шум боя нахлынул и отдалился, затем вновь нахлынул... Все шло, как и обязано было идти.

А коренастые воины с шестиугольными щитами недолго смогли простоять под гондорскими стрелами. Раздался дружный рев добрых десяти тысяч глоток — и вражеский строй покачнулся и покатился вперед, ломаясь и разрываясь...

— Строй — сомкнуть! Щиты — поднять! Копья — вперед!

Команда была исполнена четко, без лишней суеты. Некоторые из гондорских лучников — и Фолко в их числе — смогли протиснуться поближе к первым рядам, продолжая стрелять в упор. А Малыш с Торином, пренебрегая твердыми правилами боя, вышли вперед — искать рукопашной схватки.

Вал вопящих врагов с размаху ударил в гондорский боевой порядок. И замелькали в привычной кровавой работе копья и мечи, топоры и кинжалы, с грохотом столкнулись щиты. С неимоверной быстротой меняясь, хаос схватки разлился перед глазами Фолко; и сознание его, уже приученное и закаленное, делало лишь одно дело — не задерживаясь ни на одной детали, отыскивало врагов, находящихся в пределах досягаемости его стрел. Ловкий и гибкий, несмотря на доспехи, хоббит ухитрялся просунуться между могучими боками гондорских щитоносцев и копейщиков, чтобы выпустить стрелу прямо в глаз какому нибудь подбегающему вражескому воину.

Он так и не запомнил тот момент, когда наконец темное предчувствие превратилось в четкое осознание того, что дело плохо. Враг не рассыпался от натиска гондорцев; бородачи с топорами остановили этот натиск и, хотя потеряли, наверное, две трети своих, отступили, но и не разбежались.

Отойдя на короткое время в глубину строя — для отдыха и чтобы пополнить колчан, — Фолко понял, что бой кипит со всех сторон, гондорцы бьются в полном окружении. Все больше и больше становилось убитых и раненых — их оттаскивали к повозкам. Строй гондорцев остановился. Сил давить врага своей массой и слитностью, как у хирда, недоставало. Гномье искусство боя с длинными копьями, когда никто не мог даже приблизиться к стене щитов, оставалось тайной Подгорного Народа.

Было холодно, пар валил от разгоряченных рубкой людей. У хоббита появилось уже знакомое горькое предчувствие близящегося поражения. Стиснув зубы, он двинулся к своему месту в первых рядах сражающихся.

Мало помалу рос беспорядок в первых шеренгах гондорских бойцов. Враг рубился, не щадя себя, и платил четырьмя за одного — но он мог менять своих воинов много чаще. Стена гондорских щитов уже не была сплошной, появились разрывы, промежутки; все чаще и чаще вспыхивали одиночные поединки, когда побеждает не искусный, а сильный; силы же воинам Востока было не занимать. Для стрелков недоставало места; тела погибших мешались под ногами у живых.

Несмотря на суматоху боя, хоббиту было легко держаться подле друзей гномов, бессменно сражавшихся в первом ряду. Малыш орал «Хазад!» так, что окружающие на секунду глохли... Вокруг двух казавшихся неуязвимыми бойцов стихийно сплачивались самые стойкие из медленно тающих передовых гондорских шеренг. И — странное дело — враг, обычно избегающий самых сильных воинов неприятеля, сегодня прямо таки зубами вцеплялся в гномов: на смену павшим вставали новые...

Бой длился весь день, до темноты. Гондорцы устояли, но прорваться не смогли. Набросав вокруг себя вражеских тел, полки Соединенного Королевства остались на прежнем месте. Здесь была вода, а значит, сражаться они могли долго.

Ночь после сражения прошла в стонах раненых и мрачном молчании оставшихся невредимыми, принимавших сейчас последние вздохи умирающих друзей. Наутро гондорские фаланги вновь выстроились для боя.

Несмотря на тяжелые потери во вчерашнем бою, враги повторили свою атаку. Однако теперь командир гондорцев приказал ограничиться обороной — и беречь людей!

Они выдержали и этот день. Разрушенная деревня давала пищу кострам; в колодцах плескалась мутноватая, но добрая вода, мешки с провизией еще бугрились, туго набитые...

Словно по негласному уговору, сражающиеся выстроились на смертном поле и на третье утро.

— Мы будем стоять, пока не подойдет король или роханцы! — объявил своим командир гондорцев.

Воины Олмера попытались сменить меч на стрелу, но не слишком преуспели.

Гондорская пехота имела крепкие доспехи; сколотили деревянные щиты для защиты лошадей — и продолжали стоять. И, верно, неистовую ярость — а потом и некий страх — вызывали во вражеском войске трое, дерзко выходившие из гондорских рядов, даже не беря с собой щитов: один невысокий, с длинным луком и двое кряжистых, с арбалетами, таких широкоплечих, что с ними не мог бы сравниться никто из людей. Эти трое казались заговоренными — даже пущенные с близкого расстояния стрелы отскакивали от их доспехов.

На четвертый день северный ветер, кроме холода, принес и долгожданные звуки гондорских рогов. Шла королевская конница!

Зовя на помощь своих, затрубили в рога и в лагере гондорской пехоты.

Люди расхватывали оружие, поспешно строясь. Сейчас, сейчас все изменится, и победоносная кавалерия Гондора опрокинет самонадеянных вояк Олмера, довершив дело, начатое пешими воинами!

А полки Олмера, поняв, что происходит, действительно стали раздаваться в стороны, размыкая кольцо окружения. Поспешно, будто в панике, они отступали на юг; конные лучники прикрывали это отступление.

На севере показались первые гондорские конные сотни. И с первого же взгляда стало понятно, что с ними далеко не все в порядке, что они идут не с победой. Плохо держа строй, почти совсем без знамен и значков, на измученных, загнанных конях не мчалась, не летела — медленно текла заметно уменьшившаяся в числе конница. Радостные крики в стане пехоты замерли, сменившись сперва недоумением, а затем горчайшей уверенностью.

Они потерпели поражение и теперь отходили, и на их плечах наверняка висел многократно сильнейший враг.

Они подъехали, измученные всадники на усталых конях. Их встретили тяжким молчанием. Все было ясно без слов.

Королевский штандарт был потерян, и сам король ехал в простой броне, не отличимый от прочих воинов. Его окружали изрядно поредевшая гвардия, немногочисленные приближенные. Среди них оказался и Этчелион.