Ник Перумов Черное копье
Вид материала | Документы |
СодержаниеГлава 8 БОЛОТНЫЙ ЗАМОК |
- Художник В. Бондарь Перумов Н. Д. П 26 Война мага. Том Конец игры. Часть вторая: Цикл, 6887.91kb.
- Ник Перумов Война мага. Том 4: Конец игры, 9464.07kb.
- Ник Перумов Адамант Хенны, 5376.16kb.
- Один на один Ник Перумов, 3720.97kb.
- Воина Великой Тьмы. Ник Перумов. Земля без радости книга, 5591.23kb.
- Воин Великой Тьмы. Ник Перумов Воин великой Тьмы книга, 5109.78kb.
- Ирина Лежава ловец, 234.9kb.
- Киноторговая компания «вольга» представляет шпионский экшн джо райта ханна. Совершенное, 1702.63kb.
- Кузьмин а. Г. Крещение руси международные связи киевской руси, 157.67kb.
- Физике цвета и технологии восприятия”, 47.44kb.
Глава 8
БОЛОТНЫЙ ЗАМОК
В стародавние, ныне прочно забытые времена Второй Эпохи на южной окраине Великого Леса, что в Рованионе за Андуином, Саурон воздвиг одну из первых твердынь, получившую имя Дол Гулдур. Однако он не задерживался там, и крепость долгие века простояла недостроенной и заброшенной. Но примерно в двадцать третьем веке Второй Эпохи на свет из вековечной Тьмы впервые выползли Назгулы, Всадники Мрака, Призраки Кольца, ужасные слуги Саурона Великого. Их домом и стал замок посреди лесов и болот; они отстроили его, привели в порядок, и он стал их домом на многие сотни лет, в течение которых они тревожили несчастный мир. Здесь было истинное средоточие их сил и власти: здесь завершался процесс их перехода в мир теней; и если столицей мрачной империи Саурона был, без сомнения, Барад Дур, то твердыней Назгулов все это время оставался Дол Гулдур. Приказы их повелителя забрасывали Назгулов на самый край земли — но после дальних походов они непременно возвращались к своей изначальной твердыне. Теперь сюда стремился и Олмер, стремился осознанно или нет, но судьба черной цепи собранных им Мертвецких Колец должна была решиться именно под стенами Болотного Замка. Или отряд, составленный из бойцов Свободных Народов, как и в дни Войны за Кольцо, исполнит свой долг и прервет земной путь Вождя — или же темное воинство, многократно усилившись, обрушится на противостоящий ему Запад не растраченной за три века мощью.
Конники миновали редколесье, густо устланное облетевшим осенним листом.
Мало помалу деревья сдвигались, просветы за спиной у всадников быстро исчезли из виду. Нигде никаких следов; ни троп, ни дорог. Где то к востоку от них должны были сохраниться остатки еще одного древнего Сауронова тракта — от Черных Врат Мораннона до Болотного Замка, но времени на поиски уже не оставалось. Они двигались почти наугад, лишь приблизительно придерживаясь общего направления на север. Заросли вокруг казались безжизненными; деревья напирали бесконечными рядами, угрюмые, серые, одинаковые; отсюда словно и не уходила мрачная зима. Горестно раздавались стоны ветра в высоких оголенных кронах; под копытами чавкала жидкая осенняя грязь, смешанная с болотными водами. Трясины надвигались исподволь, выбрасывая далеко вперед моховые языки неглубоких, обманчиво легко проходимых болот, заросших мелким сосняком, затем трясины внезапно раздвигались вширь и вдаль, захватывая большие пространства, в которых и находили свой конец многочисленные речки, бравшие начало на водоразделе.
Продвижение отряда резко замедлилось. Пошли в ход слеги, длинные шесты; каждый шаг давался с трудом. Кони вязли по брюхо, еле еле пробивая себе дорогу в вязкой болотной жиже. Когда то здесь было несколько посуше — труд рабов людей и строителей орков удерживал болото на достаточном отдалении.
Но теперь некому было ухаживать за сложной системой шлюзов, пользуясь которой можно было в одночасье затопить всю округу; время слизало и сами шлюзы, и остатки жалких рабских хижин, и полуземлянки орков; да и от самого замка осталась лишь груда развалин. Хоббит ожидал чего то неимоверно мрачного и зловещего от этих мест; однако его ожидания на сей раз не оправдались — отряд шел по самым обычным болотам, весьма глубоким и опасным, но не более. Владычица Галадриэль не зря шла в первых рядах штурмующих, когда эльфы Лориэна лихой атакой захватили оплот Назгулов и обратили его во прах. Ее гнев каленым железом выжег древнюю злобу, затаившуюся в этих краях; и Тьма еще не оправилась от нанесенного ей удара.
Два дня отряд брел среди топей, на все лады проклиная Вождя, из за которого им приходится не идти в бой, радостный и грозный, а лезть через трясины, по уши в грязи, не имея возможности ни толком обсушиться, ни переночевать. Усталые, злые и промерзшие, они и сами не заметили, как мало помалу болота стали мельче, страшные бучила пропали, дорога пошла в гору; опомнились они, лишь только когда уперлись, что называется, лбом в древние остатки рухнувших стен. Ругань и разговоры сразу смолкли. Они были у цели.
В молчании, стараясь оставлять как можно меньше следов, они объехали замок кругом. Отыскалось и некое подобие дороги, бравшей начало на холме и скрывавшейся среди болотных мхов; она вела на юго восток. Замок оказался не сложен по архитектуре. Простой вытянутый четырехугольник полуразрушенных фундаментов, по периметру — груды обломков от упавших стен. Крыша сгнила полностью; низкие, стелющиеся по земле кустарники скрыли входы в подземелье, где прадед Хорнбори нашел заветное Гномье Кольцо. Хоббит был бы не прочь устроить тут некоторые разыскания, но позже, конечно же, позже! После того, как все кончится.
Разудалые дружинники Этчелиона подобрались, посуровели. Однако все они, как один, были опытнейшими, закаленными воинами — и мелкие тяготы похода не слишком действовали на них. Хотя место и оказалось малоприятным, они быстро и сноровисто устроили временный лагерь, выбрав место так, чтобы его нельзя было увидеть с края окрестных болотных пустошей. Натаскали дров, развели небольшой огонь, прикрыв его полами специальных кожаных накидок.
Грелись и готовили пищу на углях — и ни единого клуба дыма не выдало их присутствия. Началось тяжкое ожидание.
Первый день в засаде прошел без малейших происшествий. Пользуясь случаем, Атлис и дружинники много расспрашивали хоббита и остальных его спутников; кое кто из гондорцев попросил Амрода спеть; но тут решительно воспротивился хоббит. Вновь, как и в дни сидения на краю Серых Гор, у него возникло полузабытое уже чувство — он физически ощущал приближение Вождя.
Но теперь ощущение было совсем иным. Сперва Олмер мало что знал о своей Силе — и давал ей истекать в пространство, и Фолко мог почувствовать его присутствие. Затем Вождь взял это под контроль, и тогда лишь чудодейственные талисманы эльфов да кинжал Отрины могли подсказать, если тот оказывался достаточно близко. А теперь снова Сила переполняла Вождя, била через край — но теперь внутреннему зрению хоббита он уже не казался младенцем, радостно шарящим взором по только что открытому миру. Холодный, жесткий взгляд был направлен строго вперед — к ясно видимой цели, все внимание было сосредоточено на ней. Черного клубочка, испускающего острые иглы, каким предстал Олмер мысленному взору хоббита у Серых Гор, более не существовало. Тот комок мрака растворился в некой куда более сложной субстанции, изменив ее, но и сам изменился. Нечто человеческое — и нечеловеческое, правильнее — надчеловеческое — подумалось хоббиту. Он поспешно достал перстень Форве, вгляделся, но не заметил ничего подобного тому, что видел в камне в памятную ночь неожиданного появления Вождя в лагере Отона. То ли Олмер был еще далеко, то ли камень и впрямь ослеп, если верить предсказанию Форве.
Подумав о принце, хоббит попытался мысленно вызвать его. Это удалось, хотя и с огромным трудом — хоббит весь взмок, несмотря на холодный и промозглый вечер. Однако Фолко слышал только голос принца, но лица его увидеть не смог.
— Мы на месте, — невольно понижая голос, сообщил хоббит. — Засели в замке. Ждем. Мне кажется, я чувствую, что он где то поблизости. Как дела у вас?
Форве начал что то отвечать, хоббит понимал лишь одно слово из трех четырех, но ясно было, что особых изменений на востоке пока не произошло. Эльфы были встревожены тем, что несколько крупных отрядов Вождя направлялись к Дому Высокого и Тропе Соцветий; однако до столкновения с отрядами, обороняющими Дом, пока еще не дошло.
Минула холодная безлунная ночь. Какие то тени блуждали у самой границы скудного света крохотных костров, разведенных в ямах; чье то шипение доносилось из сгустившегося у подножия холма мрака; какие то существа шевелились, двигались в темноте, но стоило нескольким воинам с факелами взяться за копья и под прикрытием десятка лучников спуститься вниз — как все тотчас исчезало. Ходившие дружинники не нашли никаких следов.
Эти темные часы хоббит провел без сна. Глубоко под разрушенными фундаментами клокотала несдерживаемая ярость того, кто когда то воздвиг эти стены, а потом был низвергнут в Ничто. Словно пройдя через все слои Тела Арды, злоба и ненависть Саурона прорывались в этом месте обратно в Мир, и еще здесь была память Назгулов. Все здесь помнило их, и Фолко не мог заставить себя скосить взгляд вниз, в скопившиеся вокруг холма призрачные болотные туманы — ему казалось, что в сизых сырых волнах бледного марева бродят десять высоких истонченных теней с длинными гибельными мечами, и кости громко стучат о кости... Страх подкатывал к горлу, и тогда хоббит покрепче сжимал рукоять кинжала Отрины, усилием воли вызывал в памяти Синий Цветок — и жуть отступала.
На второй день ожидания заветный перстень Форве ослеп и оглох окончательно. Фолко постарался всеми доступными ему способами задать вопрос о том, в каком направлении находится эльфийское королевство на Водах Пробуждения, и опять таки после длительных усилий ему удалось добиться ответа. Сложив крылышки, мотылек превратился в изящную стрелку.
А Вождь все не появлялся. И тем не менее он был неподалеку. То ли бродил по окраинам Чернолесья, отыскивая заросшие дороги, то ли был занят чем то еще — этого хоббит так и не узнал. Однако вечером третьего дня, когда солнце садилось и хищные вечерние тени залегли в низинах, из болотных туманов внезапно вынырнуло несколько темных фигурок конных воинов с каким то штандартом на высоком древке. Задержавшись на некоторое время и дождавшись появления еще целого отряда верховых, передовые всадники двинули своих коней в болото. Лошади шли медленно, и над вечереющим лесом поплыло испуганное ржание. Огненный мотылек в перстне и пламенная змея браслета Черных Гномов сразу ожили, потянувшись своими остриями к пробирающемуся через топь отряду. Олмер шел прямиком в расставленную ему ловушку. Весь его конвой не превышал трех десятков воинов.
— Готовьсь! — пронесся шепот команды по рядам затаившихся гондорских воинов.
Не скрипела тетива, не звякал меч; отлично смазанное, бережно холимое оружие не подвело, не выдав своих хозяев ни единым звуком. Забрала шлемов, выкованных мастерами Гондора и гномами, бесшумно опустились. Молча, беззвучно стояли приученные боевые кони. Три десятка луков искали цель, готовясь снять первый смертельный урожай, двадцать мечников должны были управиться с остальными.
Положив на колени меч и вновь приготовив эльфийские стрелы, Фолко с замиранием сердца следил, как в неверном лунном свете медленно пересекал болото отряд их заклятого врага. Врага? Который до сих пор не сделал им ничего плохого, разве когда отбивался от их первого нападения. Мысли эти возникли было у Фолко, однако он быстро подавил их. Он не просто жил жизнью бойца — он стал им, и он твердо знал, что бывают случаи, когда подобные вопросы, обращенные к самому себе, просто губительны. «Стреляй первым, Леголас!» — вскричал когда то Гимли, приняв вернувшегося из теней Смерти Гэндальфа за предателя Сарумана. Теперь хоббит понимал, насколько прав был гном. Окажись на месте Гэндальфа Саруман — и друзей не спасло бы ничто. «Стреляй первым». Он был готов выстрелить первым. Он был готов даже выстрелить в спину.
Несколько передних всадников одолели примерно половину пути, остановившись, они повернулись, поджидая отставших. У Фолко екнуло сердце — неужели их учуяли?
И действительно, в небольшом отряде, идущем на них, начались какие то перемещения. В авангард выехало еще с десяток всадников, столько же составил арьергард. Тесная кучка оказалась в середине, и Фолко напрягся, пытаясь издалека приметить Вождя. Над болотами нависала тишь — лишь еле слышно доносилось чмоканье раздвигаемых копытами коней мхов.
Передние всадники пересекли границу досягаемости гондорских луков.
Однако Атлис не пошевелился, и все дружинники понимали почему: врага надо было подпустить поближе. Уйти не должен был никто. И никто не должен был овладеть Мертвецкими Кольцами, что носил при себе Вождь. Кстати, мысль о том, что же делать с ужасной добычей, попади она им в руки, впервые пришла на ум хоббиту только сейчас. Ородруин крепко спит, а где найти второе такое пламя, в котором зловещие творения Саурона могли быть уничтожены навеки?
Вот уже весь вражеский отряд оказался на прицеле дружинников Этчелиона.
Кони двух передних ратников — низких, коренастых, скорее всего орков, — уже взбирались на берег. Фолко видел и тесно сгрудившуюся вокруг кого то кучку телохранителей Олмера; он опознал их по доспехам. Где то за их спинами скрывался и Вождь. Но неужели Олмер не остановит своих, неужели таинство замыкания Колец в черную цепь произойдет на глазах каких то там орков? Втайне хоббит надеялся, что Вождь поступит именно так — отошлет охрану, и это даст ему, хоббиту, и его соратникам лишний шанс.
Однако Вождь явно не торопился подняться на заветный холм. Два десятка его воинов начали подъем, обтекая развалины справа и слева, а сам он с телохранителями по прежнему стоял в болоте; кони погрузились почти по брюхо.
Медлить дальше было нельзя. Сейчас орки полезут вверх; и хотя дружинники Этчелиона были мастерами бесшумного снятия часовых, со всеми двадцатью этот номер бы не прошел. Хоть один, да успел бы или крикнуть, или заметить неладное.
И Атлис коротко свистнул.
Раздалось слитное гудение разом отпущенных тетив и свист трех десятков стрел; тишина тотчас сменилась яростными воплями боли и ненависти. Мастера внезапных ударов, воины Этчелиона выстрелили, и ни одна стрела не пропала даром. Вставали на дыбы обезумевшие от боли лошади, сбрасывая седоков; с хриплыми воплями, захлебываясь кровью, падали в липкую болотную жижу пораненные в лица и горло орки — а стрелы продолжали лететь.
Десять телохранителей Вождя не напрасно закрывали его собой на подступах к холму. Одетые в особо прочные доспехи, они не понесли потерь, но, понимая, что стоять под ливнем вражеских стрел они долго все равно не смогут, бросились вперед, стремясь увлечь за собой уцелевших орков и схватиться с неведомым противником.
— Гондор! — потряс воздух грозный боевой рык Этчелионовой дружины.
Пришла пора отложить луки — исход дела должны были решить мечи. На склонах Дол Гулдурского холма заблестела сталь, от ударов загремело железо доспехов.
Эльфы и хоббит не кинулись вслед за воинами Атлиса в гущу схватки, куда, потрясая топором, устремился Торин, а вслед за ним и Малыш. Они не выпускали из виду тесный круг Олмеровых охранников, которые теперь сжались в подобие ощетинившегося клинками ежа и отчаянно рубились с атакующими их с трех сторон гондорцами. В первых рядах воинов Соединенного Королевства мелькала высоченная фигура Атлиса.
Немногие орки, уцелевшие под стрелами лучников герцога, сражались с невиданной яростью.
Их спасение заключалось только в соединении с теми, кто стеной стоял вокруг Вождя; и они сумели пробиться к ним. Однако гондорцев все равно было вдвое больше; у Олмера не оставалось и двух десятков бойцов.
Казалось, еще минута другая, и те не выдержат, рассыплются под грозным натиском воинов Минас Тирита.
Эльфы и хоббит ждали, Олмер был здесь, но различить его среди прочих сражающихся им пока не удавалось. Свои и чужие смешались так, что стрелять было невозможно.
Но шли минуты, а плотно сбитая группа телохранителей Олмера не убывала в числе. Напротив, она шаг за шагом пробивала себе дорогу из болота, куда ее с налета загнали было гондорцы. Казалось, мечи дружинников отскакивают от доспехов врагов, не причиняя тем никакого вреда.
Надежда сменилась тревогой. Фолко видел, как в отчаянной попытке дотянуться острием клинка до противника один из воинов герцога потерял равновесие — и короткий кинжал отбившего его удар орка нашел узкую щель в броне... Дружинники Этчелиона бились о неколебимо стоящий утес вражеского строя, бились — и разбивались, как приливные волны. Словно заговоренные враги избегали их ударов.
Атлис довольно быстро сообразил, что дело неладно — его отряд понес тяжелые потери. Не понимая, что происходит, Атлис отдал единственно разумный приказ — отойти.
Однако оторваться от на диво неуязвимых противников оказалось непросто.
С хищным гиканьем горстка бойцов Вождя сама бросилась в атаку; зная, что в бою нельзя показывать спину, дружинники вновь обернулись и уперлись, на сей раз защищаясь.
С тупой настойчивостью железо долбило в железо, взмывали, сталкивались и отлетали отброшенные клинки. Однако теперь воины Олмера открыли свой левый бок, и Атлис благоразумно удержал своих от атаки на него. Потому что этот бок был как раз открыт стрелам эльфов и хоббита.
И они не замедлили этим воспользоваться. И все же волосы у Фолко стояли дыбом, мысли путались; он был более чем уверен, что прекрасные гондорские воины, мастера одиночных и групповых схваток, быстро сомнут небольшой отряд орков и людей. Орки всегда уступали людям в силе и быстроте и брали только числом. Но случившееся повергло Фолко в смятение, однако умения моментально брать прицел он не утратил.
Четыре стрелы были посланы разом; один из орков упал, схватившись за вонзившуюся ему в голову стрелу.
— Здесь какая то магия! — с отчаянием воскликнул Амрод. — Бейте же, бейте!
И они били. Они не жалели стрел, но цели достигала лишь одна из пяти шести посланных. Еще четверо орков погибли — и тогда их строй внезапно развернулся. Впереди вдруг оказался облаченный в серовато стального цвета доспехи человек, в глухом шлеме, с длинным мечом в правой руке и коротким кинжалом в левой. Лишь краткий миг эльфы и хоббит видели его на пустом пространстве между гондорцами и воинами Вождя — но и этого краткого мига им было достаточно. Четыре стрелы прорезали воздух; высекая искры, они ударили в броню — и отскочили, бессильные. Доспехи на Олмере были не в пример лучше тех, что носил он в том памятном бою возле пещер Черных Гномов.
А затем немногие уцелевшие люди и орки надавили вслед за своим Вождем на строй гондорцев — и началось неописуемое. Словно стальной ураган пронесся над рядами дружинников; сила и стремительность обрушенных Олмером ударов оказались таковы, что мало кто из самых лучших успевал поднять оружие для защиты; кого не сражал первым ударом меч, вторым добивал кинжал. Фолко видел, как Атлис взмахнул своим двуручным мечом; столкновение клинков отбросило гондорца на несколько шагов, он споткнулся, упал, его закрыли спины его товарищей. Происходило немыслимое — Олмер и десяток оставшихся в живых его бойцов теснили добрых три десятка вышколенных гондорских воинов!
Однако страшная атака Олмера открыла стрелам хоббита не только бок его небольшого отряда, но и спины. И дело у Фолко и эльфов пошло лучше: один за другим погибли еще четверо ратников Вождя. Рядом с ним оставалось лишь трое.
Оставшиеся без предводителя дружинники, видя гибель почти всех, кто окружал их необычайного противника, все же приободрились. Замолкнувший было боевой клич Соединенного Королевства вновь огласил унылые пространства болот; растянувшись, гондорцы полуокружили четверку сопротивляющихся врагов, стараясь при этом не закрыть их собой от своих товарищей лучников.
Однако этот нехитрый маневр не остался незамеченным. Вождь понял, откуда летят гибельные стрелы, и вновь бросился вперед так, чтобы прикрыть своих спинами дружинников.
Фолко в отчаянии опустил лук. Схватка превратилась в какую то дикую кровавую кашу: на землю то и дело валился человек; один за другим погибли одиннадцать воинов герцога, однако, как разглядел хоббит, они захватили с собой и всех, кто противостоял им. Кроме Олмера!
Вождь остался один.
— Разойдитесь! Да раздайтесь же! — исступленно заорал Фолко, выскакивая со стрелой наготове из своего укрытия. — Дайте его мне! Дайте же!
Гондорских воинов к тому времени осталось не больше дюжины. Они медленно, шаг за шагом отходили, со страхом оглядываясь на спокойно стоящего врага. Его клинки и руки до самых плеч были обагрены кровью: словно сам Вала Оремэ стоял он, и никто не дерзал приблизиться к нему.
Фолко растянул лук. Где же, во имя всемогущего Эру Илуватара, та щель в доспехах, что примет в себя его роковую стрелу?! Однако Олмер не дал хоббиту времени как следует обдумать этот предмет; он рассмеялся — так что у Фолко заледенела кровь в жилах — и в третий раз атаковал своих врагов.
Фолко увидел Малыша и Торина в первом ряду тех немногих, что пытались преградить путь Вождю; однако Малыш, обменявшись с Вождем парой ударов — от каждого из которых он с трудом удерживался на ногах, — наконец пропустил удар эфесом по шлему, удар такой силы, что пошатнулся и свалился без чувств. Молодецки взмахнул топором Торин; навстречу ему взметнулся меч Олмера, но им же подаренное топорище выдержало. На несколько мгновений они замерли, пытаясь оттолкнуть оружие противника, — Торин, державший топор двумя вытянутыми руками, и Олмер, давший сверху на упершийся в топорище меч... Возникла секундная заминка — Фолко и эльфы не упустили ее, и вновь их постигла неудача. Стрелы не нашли слабого места в защите Короля без Королевства. А затем заминка кончилась — Вождь отбросил Торина далеко в сторону, шагнул вперед, занося меч над Малышом...
И тут перед ним, словно из под земли, вырос Маэлнор. Лук эльфа был натянут от вытянутой вперед руки до отведенного назад правого плеча, до самого последнего предела; наконечник стрелы сиял, точно маленькая звезда; презрев опасность, эльф сошелся с Вождем вплотную и в упор выпустил стрелу.
Одновременно сверкнул ударивший подобно гибкой змее меч Олмера, широкое лезвие рассекло лук и руку Маэлнора, пробив доспехи, глубоко пробороздило грудь. Эльф упал без стона, без крика, беззвучно обняв рванувшуюся на него землю, но и Вождь не остался невредимым. У него вырвался глухой стон тяжкой боли: пущенная с такого малого расстояния стрела пробила таки нагрудную пластину его панциря!
С воплем прыгнул вперед один из последних дружинников — добить, довершить, докончить!
Однако Олмер тут же показал, что сам он если и ранен, то не смертельно.
Отразив выпад, он нанес ответный удар, и Фолко содрогнулся, увидев, как легко рассек меч Вождя сработанную, право же, не худшими в Средиземье оружейниками кольчугу, как брызнула кровь и человек рухнул замертво.
И тогда вперед бросился Фолко. Маэлнор указал способ — терять уже нечего, будь что будет, вперед! Мозг работал лихорадочно, но четко. Нечего лезть спереди — отыщешь лишь быструю смерть. Подобраться к нему сзади...
Похоже было, что примерно так же думали и Беарнас с Амродом. Двое эльфов и хоббит бегом бросились к Вождю, на ходу выпуская стрелы. Те пока еще отлетали от панцирных чешуек, но Маэлнор показал, что и этот доспех можно пробить.
Олмер вновь рассмеялся. На ходу вбрасывая меч в ножны, он легко, словно и не было раны в груди, побежал вверх по склону, к развалинам. Фолко и Амрод устремились за ним, Беарнас задержался, он не мог не наклониться над распростертым Маэлнором. Неподалеку от поверженного эльфа заворочался, застонал и начал подниматься на ноги Торин; неимоверным усилием оторвал от земли залитую кровью голову Атлис...
Вождь не задержался на вершине. Попетляв по руинам, он стал быстро спускаться вниз, к болотам, по другой стороне холма. Там, в волнах тумана, бродил какой то конь — верно, одного из погибших воинов Олмера.
Король без Королевства схватил его за повод, вскарабкался в седло — и туман быстро поглотил его.
Амрод в бессильной ярости швырнул свой лук под ноги. Вождь скрылся!
Преследовать Олмера было бессмысленно: тому годилось любое направление, а поди отыщи его следы в тумане да еще в темноте подступающей ночи! И Фолко с Амродом вернулись.
Итоги были неутешительны. Тридцать пять дружинников полегло, остальные были тяжело ранены, семеро умирали. Торин, правда, вышел из боя без единой царапины, лишь сильно оглушенным, а вот Малыша, похоже, шарахнуло покрепче. Мифрильный шлем спас его, но глубокая вмятина говорила об ударе нечеловеческой силы. У Атлиса был глубоко рассечен лоб, поранена рука, задет бок, однако он мог держаться на ногах и тут же принялся помогать эльфам обихаживать раненых. Нечего было и думать уйти отсюда до рассвета.
Ко всеобщей радости и удивлению, жив был и Маэлнор. Его рана, страшная и глубокая, смертельная для любого человека и чрезвычайно опасная для Перворожденного, все же могла быть исцелена.
— Как же он сумел так разрубить этот панцирь... — бормотал Амрод, склонившись над другом, пока Беарнас осторожно перевязывал Маэлнора.
— Сам удивляюсь, — хрипло, с трудом выговорил Торин, в свою очередь, бинтуя одного из дружинников. — У меня он оставил такие отметины...
Сдается мне, он рубит мифрил!
— Быть того не может! — У Фолко глаза полезли на лоб.
— Не может, не может... а вот есть.
Уже не таясь, они развели костры. Конечно, Олмер мог вернуться в любую минуту, но раненые могли погибнуть все до единого, а для их спасения огонь был необходим — хотя бы для того, чтобы прокипятить болотную воду. Жестоко страдая от ран, Атлис тем не менее отправился в дозор. Амрод с Беарнасом старались больше всех. И хотя у гномов тоже нашлось немало целебных трав и кореньев, диковинные порошки с Вод Пробуждения действовали лучше, и хоббит стал надеяться, что хотя бы этих пятнадцать гондорцев они спасут.
Наступила ночь. Малыш по прежнему лежал в полубессознательном состоянии; Атлис, еле державшийся на ногах, после возвращения из дозора был вынужден вновь отправиться на перевязку, а Торин, Фолко, Амрод и Беарнас продолжали, не смыкая глаз, бродить взад и вперед по развалинам замка. Кто нибудь из них с луком и стрелами Маэлнора охранял раненых, остальные же, поделив участки наблюдения, всматривались и вслушивались.
Все понимали, что уснуть им сегодня если и суждено, то лишь вечным сном, и поэтому они не смыкали глаз. Фолко чувствовал, он не мог ошибиться — Олмер бродит где то поблизости, лишь несколько отойдя от холма в глубь болот. Он не мог уйти, и его появления нужно было ждать каждое мгновение. Каким бы ни был его рубящий мифрил меч, от этой схватки зависело все — и жизнь самого отряда, и судьба всего Средиземья.
Медленно тянулись часы. Осенняя ночь была длинна и промозгла, звезды неспешно поворачивались вокруг Полярной, где то среди мявшихся обрывков облаков затаился ущербный лунный диск. Заставляя себя забыть о страданиях товарищей, хоббит крался по склону, держа наготове стрелу. Олмера можно убить! Это он помнил твердо.
Внезапно заорали и загомонили на противоположном склоне. Слышалась неистовая брань Торина — точно хищный зверь рычал в зарослях... Будь хоббит молодым, неоперившимся, только только взявшим в руки меч, он бы, без сомнения, ринулся туда, на шум и крики. Однако он уже давно вышел из этого возраста и знал, что, пока не загремело железо, кидаться очертя голову нечего — Олмер вполне мог пойти на какую нибудь хитрость. Кто знает, сколько времени ему нужно, чтобы должным образом надеть Кольцо?
Секунда? Минута? Час?
Похоже было, что хоббит не ошибся. Шум утих, и Фолко продолжал бесшумно скользить вдоль кромки болота, старательно хоронясь в тени. Однако он не переставал напряженно размышлять. Ну хорошо. Вождь улизнул, но зачем ему, спрашивается, лезть на рожон вторично, прекрасно зная, что его враги никуда не делись с холма? Стрела Маэлнора уже нашла дорожку; другие могут оказаться еще более удачливыми — и что тогда? Почему бы Вождю спокойно не выждать, пока его противники сами подобру поздорову не уберутся из этого проклятого места — хотя бы для того, чтобы не обречь на верную, медленную и мучительную смерть своих раненых? Да он же и сам ранен... Но кто знает, какими силами он теперь владеет? Может, стиснув зубы, до утра выдержит, а может — и до вечера... Припасы у него наверняка в седельной сумке найдутся, рана небось не тяжелая, раз бегал так резво... А вот им теперь что делать? Уйти, пытаясь довезти своих хотя бы до Рохана, и бросить все на произвол судьбы, отказавшись от последней возможности выполнить свой долг и предотвратить уже вот вот готовую разразиться бурю истребительной войны? Разумнее всего, конечно, как можно скорее отослать всех раненых на юг — или хотя бы на запад, до ближайших поселений Беорнингов, а самим остаться здесь. Но кто пойдет с этим жутким обозом? Атлис? Он едва держится на ногах, однако силы еще есть, может, и дотащится, но один он в дороге ничего не сделает. Кто еще? Малыш неизвестно еще, встанет ли...
Кого послать из четверых оставшихся невредимыми после боя? Каждый на счету...
Не чувствуя усталости и холода, хоббит до рези в глазах вглядывался в сумрак. Угроза не отодвигалась; Олмер терпеливо ждал, там, за непроницаемыми завесами мрака. Он неглуп, этот Король без Королевства: он понимает, что десятки тысяч погибших в еще не происшедших сражениях — дело будущего, а вот эти пятнадцать стонущих, просящих пить людей — есть уже сейчас, и, как всегда, необходимость помочь реально существующим как то отодвигает на второй план ту мысль, что уйди они отсюда — и прольются такие реки человеческой, гномьей, орочьей, эльфийской и одному Илуватару ведомо, какой еще крови, что побледнеют все войны прошедших эпох...
И как то само по себе пришло в голову единственно возможное решение: нужно, чтобы Олмер поверил, что они все ушли. Он ждет этого — и он дождется. Они уйдут — большим обозом, все вместе, а потом они с Торином незаметно соскользнут с лошадиных спин и, распластываясь по болотной грязи, не поднимая головы, поползут обратно... И, возможно, тут они и примут свой последний бой. Всем, кто способен держать оружие, отходить от раненых не следует — Вождь наверняка постарается проследить за ними какое то время, чтобы убедиться, чтобы все вышло наверняка... Хотя эльфы Авари могут ходить бесшумнее кошки и в темноте видят прекрасно...
Может, стоит рискнуть. Тогда сейчас надо палить пожарче костры да перекликаться погромче — чтобы Олмер, упаси нас от этого Дьюрин, потеряв разум от своей раны, ненароком не полез бы напропалую прямо сейчас. Убить они его, может, и убьют, но и сами полягут.
Немедленно приступив к выполнению своего плана, хоббит заорал, надсаживаясь, стараясь, чтобы слышно было подальше:
— Эге гей! Торин! У меня все тихо!
— У нас тоже! — донесся не менее громогласный ответ. — Подымись на вершину, посмотри веток!
Фолко послушно поднялся, поминутно оглядываясь, и, к своему удивлению, нос к носу столкнулся с Торином и Амродом.
Похоже, дельные мысли приходят в умные головы одновременно. Спор возник только вокруг того, кому отделяться от обоза и идти обратно на холм — почти на верную смерть, если говорить прямо.
— Нет уж, — упирался Торин, по бычьи нагибая голову. — Вам, эльфам, идти вовсе не надо. У Вождя меч хоть и хорош, но против мифрила он все ж послабее будет, чем против ваших доспехов. Это раз. Второе — я с ним на топоре против меча продержусь все же дольше, чем вы, пока кто нибудь ему в упор стрелу не всадит.
— Не будем спорить, — поморщился Амрод. — Пойдем все вместе.
— А если все поляжем? Кто доведет обоз с ранеными? Атлис?
— Если мы все поляжем, — у эльфа дрогнули губы, — то нашим товарищам, увы, будет все равно, когда погибать — сейчас или месяцем позже.
— Ты не можешь так говорить, — тихо сказал, покачав головой, хоббит — слова Амрода больно резанули его. — Никто не вправе судить, есть ли смысл людям жить лишний месяц или нет...
— Прости меня, — опустил прекрасное и гордое лицо Амрод.
— Ладно, — сдался Торин. — Первыми идем мы с хоббитом. За нами — вы с Беарнасом. Раненых оставим на Атлиса — если Дьюрин будет милостив, тот довезет их до своих. Давайте собираться, если возражений нет...
Возражений не было. Ночь шла к рассвету — а они остервенело рубили росший кое где на склонах холма кустарник, чтобы связать из веток достаточно вьючных носилок для раненых, благо лошадей хватало с избытком.
И солнцу оставалось еще долго отдыхать глубоко под корнями Арды, когда они двинулись в путь.
Во главе скорбного шествия ехал Атлис. Он с трудом держался в седле и время от времени тихо шипел от боли и гнева. За ним на носилках, укрепленных между парой вьючных коней, следовали раненые; по бокам ехали Фолко и Торин, замыкали шествие Амрод и Беарнас. Они углубились уже довольно далеко в болота, когда хоббит внезапно насторожился, словно почуявшая след охотничья ищейка. Он не мог ошибиться — знакомое чувство, чувство того, что Вождь где то рядом и пристально наблюдает за ними, появилось внезапно, продлилось несколько мгновений и исчезло, точно перестал дуть холодный ветер. На самой грани слуха хоббит уловил еле различимое чмоканье и хлюпанье где то позади них — и все стихло.
Фолко беззвучно соскользнул с седла и сразу погрузился по пояс. Ледяная жижа потекла в сапоги — не слишком приятно, но придется потерпеть. Тут же раздался негромкий всплеск — примеру Фолко последовал ничего не почувствовавший, но всецело доверявший хоббиту Торин.
Эльфы и бровью не повели, когда две согнутые в три погибели фигуры проползли мимо них назад, к Дол Гулдурскому холму. Напротив, они продолжали довольно таки громкую беседу, стараясь создать впечатление, что отряд в полном составе продолжает идти, куда шел, и ни у кого из его членов не возникло даже мысли повернуть назад.
Хоббит и гном вдвоем, как в самые первые дни их кажущегося бесконечным странствия, ползли по болоту к развалинам замка. Ползли молча, зло обрывая цепляющиеся за мокрую одежду стебли; ползли тяжело, сквозь зубы дыша сырым, плотным, насыщенным испарениями стынущих болот воздухом; ползли, утирая мокрые лбы рукавами, держа наготове оружие; хоббит держал высоко над головой свой колчан.
В голову лезли какие то бессвязные обрывки мыслей; ни к селу ни к городу вдруг вспомнилась Хоббитания, пылающий камин в общем зале, песни, танцы, шуточки с Милисентой... Бред какой то. Хоббит гнал это прочь — нелепые мысли упорно возвращались. И среди них вдруг мелькнула одна совсем из другого ряда — он вспомнил свое видение по пути в Арнор, видение, что не раз ставило его в тупик: две темные фигурки посреди туманного моря, на краю громадного холма с руинами на вершине, и человек в черном, спокойно стоящий над небольшим костром. «Похоже, оно начинает сбываться...» — устало подумал Фолко. У него уже не осталось сил удивляться. Он шел вперед точно неживой, мало помалу забывая обо всем, и даже вспыхнувшие было воспоминания о мирной и счастливой хоббитанской жизни начинали блекнуть и уплывать куда то в темноту.
Болото мельчало, впереди смутно вырисовывался холм.
Олмера он ощутил внезапно и безошибочно. Там, за сенью сырых завес, горел живой огонь — совсем как в его видении сне. Крохотный живой костерок, но возле него стоял — или стояло? стояла? — Сила, с которой давно уже не приходилось иметь дела ни одному Смертному. Даже перед Эовейн и Мериадоком на Пелленорских Полях она была иной. Фолко не мог дать ей определения. Впрочем, он и не пытался. Сейчас его интересовало только одно — снял ли его противник доспехи или хотя бы шлем?!
Из туманных волн вынырнули двое, мокрые, грязные, потные. Перед ними вверх уходил довольно таки крутой склон холма. Там, впереди, горел огонь, возле которого стоял Олмер, а рядом должен был смирно хрупать насыпанным из седельных сумок овсом черный боевой конь Короля без Королевства. Так должно было быть. Так было. Всеобщая связь, волшебным образом появлявшиеся у него видения событий, которые могут произойти в некоем будущем... Что за ними? А впрочем, важно ли это? Болото кончается, огонь горит... теперь тихо, очень тихо, вверх по склону, стрела на тетиве, запасная в зубах, меч, клинок Отрины, метательные ножи, все наготове... И нечего думать о тайнах, что окутывают всю эту историю. «Стреляй первым!»
Пальцы коснулись края обрушенной стены. Теперь осторожно подтянуться... приподняться... выглянуть.
Да, здесь все было так, как в памятном сне. Горел небольшой костер; чуть слышно хрумкал чем то вороной Олмера; и сам Олмер, в темном плаще, без шлема и доспехов, стоял перед хоббитом как на ладони. В тот миг, когда край головы хоббита показался в проломе, плечи Вождя едва заметно вздрогнули — или это только показалось Торину?
Слова заледенели у гнома на языке.
— Стреляй! — Ему показалось, что он крикнул, а на самом деле едва слышно прохрипел.
Фолко впервые видел руки Олмера без перчаток. Сколько он помнил. Вождь никогда не снимал их — черных, гладких, обтягивающих, словно вторая кожа, но вот пришло время и для них.
Олмер держал руки над пламенем. На миг мелькнуло удивление — как он их не обожжет? — а затем все внимание Фолко приковал тонкий черный ободок на среднем пальце правой руки Вождя. Хоббит взглянул на него — и едва не упал, с трудом подавив крик. Это темное невзрачное колечко ударило осмелившегося бросить на него дерзновенный взор так, что, не ожидай Фолко бессознательно чего то подобного, он бы не устоял. Но его собственная воля успела вмешаться — подобно тому, как искусный мечник легким поворотом клинка отводит в сторону всю чудовищную силу обрушившегося на него удара, вместо того чтобы просто подставить собственный щит, так и воля хоббита, совершив нечто неописуемое, уберегла его. Ощущение было такое, что Фолко всем своим естеством потянулся вперед, стягивая волю в острый конус и направляя его вершину в горло Олмеру...
Все описанное длилось мгновение. Темп мыслей сказочно ускорился, а вот руки двигались не в пример медленнее. О всемогущий Илуватар, почему же я так медленно поднимаю лук?!
А пальцы Олмера задумчиво вращали еще одно кольцо, на глаз не отличавшееся от того, что было на его руке, — такое же темное, почти черное, — но слабо светящееся по краям недобрым темно багровым светом. На миг скользнуло удивление: где же все остальные кольца? То, которое сейчас в руке Вождя, несомненно, принадлежало Королю Призраку, еще одно надето на пальце Олмера, где же еще семь?
А руки продолжали поднимать лук. Медленно, неимоверно медленно!..
И точно так же медленно — но все же чуть быстрее — пальцы Олмера начали надвигать последнее, Девятое, Кольцо на тот же средний палец его правой руки.
Фолко почувствовал, как под его ногами разверзается земля. Этого нельзя было допустить ни в коем случае! О великий Манве, о Светлая Варда Элберет, за что же такая пытка — думать в сотни раз быстрее, чем делать?! В сознании зашевелился ледяной древний ужас — точно ископаемое чудовище, странной прихотью судьбы оказавшееся вновь под солнечным светом, расправляло крылья, готовясь взвиться и обрушиться огненной грозой на ничего не подозревающий город.
Острие стрелы почти поравнялось с краем стены.
«Стреляй! Да стреляй же!» — ворвался в сознание чей то очень знакомый голос, вроде бы Гэндальфа.
Он и рад бы выстрелить, но куда? В кирпичи? Кольцо коснулось ногтя на пальце Олмера. В сознании хоббита возник не слышимый обычным ухом тоскливый и долгий вой, отличный от того, что ему приходилось слышать в начале их пути с Торином. Ошибиться было невозможно — где то в невообразимых безднах родился и достиг поверхности земли боевой вопль Назгулов.
И Олмер словно тоже услыхал его — Кольцо поползло быстрее, теперь уже заметно обгоняя движения рук хоббита.
Фолко не мог скосить глаз, не мог видеть перекошенное лицо гнома, пытающегося выхватить кинжал из ножен, — руки его двигались, но не быстрее рук Фолко. В реальном мире не прошло еще и доли секунды; по мысленным же часам хоббита и гнома все это заняло не меньше нескольких минут. Все вокруг них, казалось, застыло, замерло, окаменело — все вокруг ждало исхода.
Кольцо Короля Призрака скользило по длинному пальцу Олмера, скользило, приближаясь к уже надетому, леденящий ужас все крепче и глубже запускал безжалостные когти в сознание Фолко. Страшные видения встали давящей чередой: пылающие селения; скелеты, терзающие выбеленными костяными фалангами плоть живых; солнце, низвергающееся с небосвода подобно подбитой, раненой птице; и вселенская стена огня, встающая от горизонта до горизонта...
От нестерпимой боли хотелось разорвать рот в истошном, облегчающем крике, и чувствовалось, что может быть хуже, гораздо хуже. Кольца соприкоснулись.
Ветер, ветер и тьма, задергивающие непроницаемым покровом фигуру Короля без Королевства, сотрясение земли под ногами; и оцепеневший хоббит увидел то, что доселе не видел ни один Смертный или Бессмертный: руку Олмера окутало алое призрачное сияние — и в этом неверном, недобром свете полыхнули багровым оба Кольца — и слились.
Вот и ответ, куда делись остальные семь Колец: сливаясь, они превращались в некую новую сущность; но какие Силы заставляли их соединиться?
Полог Тьмы сомкнулся, и одновременно острие стрелы оказалось таки нацеленным туда, куда нужно, и хоббит отпустил тетиву, а Торин метнул свой кинжал.
Стрела и клинок бесшумно канули в колышущейся темной завесе, точно в глубокой воде, — и ничего!..
Они не успели удивиться происходящему. Хоббит не успел наложить запасную стрелу, Торин не успел броситься вперед, завязать лихую смертельную рубку; леденящее оцепенение навалилось на них; наверное, можно было бы сказать, что это был страх, переросший всякие границы чувствительности и оттого сознанием не ощущаемый — зато обездвиживающий. А затем из за завесы мрака неспешно появился Олмер. Появился и неторопливым шагом направился прямо к замершим друзьям.
«Похоже, конец», — мелькнуло в голове у хоббита.
Они стояли, точно окаменев, а Олмер шел к ним, и плащ его казался лоскутом Вечной Ночи. Они опоздали. Ничто не могло теперь остановить Короля без Королевства; ну а им, неудачливым охотникам, — поделом!
Олмер остановился в двух шагах от них, пристально вгляделся в лицо хоббита. Его глаза, как и тогда, в шатре, казались бездонными провалами в Вечную Ночь, в Ничто... Но в остальном это было человеческое — пока еще человеческое — лицо.
Время остановило свой ход, и Фолко наяву ощутил, как закачались, заколебались Весы, о которых он так стремился узнать побольше — лишь для того, чтобы понять, что Смертному о них вообще лучше и не ведать.
Олмер едва заметно усмехнулся. Он стоял, опершись о длинный меч, и левая рука закрывала пальцы правой.
— Не вышло, половинчик, и не выйдет. И ты не хватайся за топор, тангар.
Не бойтесь, я не трону вас, сейчас нельзя убивать без крайней нужды...
Хоббит и гном молчали. Немного погодя Олмер вдруг добавил:
— Правильно, правильно, любезный гном, ты не зря глядишь на мой меч — есть на свете вещи, которые родились не на земле и не под землей...
Олмер легко повернулся и зашагал вниз с холма. За ним как привязанный брел его вороной. Страшное оцепенение мало помалу отступало, но двигаться они пока еще не могли.
— Прощай, половинчик! — в последний раз донеслось из тумана, и хоббит услыхал удаляющееся хлюпанье конских копыт. Бой у Болотного Замка кончился.