Харьковскую армянскую городскую общину и лично П. А. Акопяна, Э. Ш

Вид материала

Документы

Содержание С уважением,Константин Кеворкян О любви к Украине Судьба города Отчет о проделанном полете Соединенные Штаты глазами зарубежного гостя Ну здравствуй, незнакомая земля! Альфред Карр, французский писатель Артур Шопенгауэр Генрих Гейне Тем не менее, бомжевать пришлось. Хождение за четыре моря Старая Новая Мальта Куда идешь? Путешествие из макак в пингвины Европейский блокнот Шаг в пропасть Канарский вариант Из газеты «Эмигрант» Ханты, манси и понты Мне наплевать, что будет, потому что ничего не было! ... Полное содержание

Подобный материал:

• Тульская областная общественная организация, 48.3kb.
• Тиминой Ольгой Николаевной посетили детскую городскую библиотеку. Цель : рассказ, 9.43kb.
• Кредитование инноваций в Украине, 17.13kb.
• Институт международного сотрудничества, 143.83kb.
• 5. «Ах, Одесса! » Одесса Музыкальная и Театральная, 321.8kb.
• -, 2874.41kb.
• -, 11458.58kb.
• Муниципальное учреждение культуры, 351.42kb.
• Муниципальное учреждение культуры, 341.26kb.
• Литературный круиз «Мир пушкинской поэзии», 9.07kb.

К. Кеворкян,

ПЕрвая столица

Автор благодарит за помощь в издании этой книги
Харьковскую армянскую городскую общину
и лично П. А. Акопяна, Э. Ш. Тер-Степаняна,
С. П. Хачатряна, С. П. Мовсесяна
и настоятеля храма Сурб-Арутюн
Тер-Мкртыча Григоряна

Уже пятнадцать лет существует старейшая программа харьковского независимого телевидения «Первая Столица». Странно — в одном предложении вместилось полтора десятка лет моей жизни, с ее радостью и отчаянием, достижениями и провалами, и сомнениями — нужен ли вообще дан­ный проект нашему городу.

Эти ядовитые сомнения отступали с каждым новым изданием книги «Первая Столица». Феноменальный результат — этот, по сути дела, сборник телевизионных сценариев выдержал уже 3 издания, и вот сейчас вы держите в руках четвертое. Однако невозможно все время бессмысленно повторяться, и данная книга — во всяком случае, мне хочется в это верить — является уникальной. Впервые под одной обложкой собраны не только сценарии из цикла «Первая Столица» и моя публицистика, но и полный спектр моих путевых заметок, воспоминаний и даже кое-что из художественной прозы. Весь материал богато иллюстрирован, в том числе и фотодокументами из моего личного фотоархива, который я впервые открываю для сторонних глаз.

В этой небольшой книге воедино слились история Харькова, хроника моей скромной жизни и 15-летнее сущест­вование телепередачи, название которой стало синонимом нашего города.

Странно — все можно сформулировать лишь одним пред­ложением, с которого я и начал данное предисловие, а получилась целая книга.

С уважением,
Константин Кеворкян

Часть 1
Первая столица


Глава 1

Основание Харькова

Нам кажется, что об основании Харькова мы знаем довольно много. Действительно, проблема происхождения такого крупного центра, как Харьков, не могла остаться без внимания исследователей. Но странная вещь — чем больше мы погружаемся в историю нашего города, тем загадочней она становится.

Из топографического описания Харьковского наместничества 1785 года: «Заподлинно неизвестно, но если верить молве, завел себе хутор некто из зажиточных малороссиян, именем Харитон, а по просторечью Харько, от которого яко­бы сей город и река название получили. И был, дескать, сей казак разбойником. Но однажды, преследуемый татарами, был ранен и утонул».

Насколько я могу судить, легенда эта, весьма распрост­раненная в наших краях, скорее имеет отношение к фильму «Чапаев», чем к исторической науке. Начнем с того, что на пустынном месте одинокие хутора никто не ставил — поселенцы всегда селились крупными партиями. В противном случае они становились легкой добычей татар. Образование имени Харько от малороссийского Захарко противоречит нормам украинского языка, что и было с успехом доказано учеными-филологами. И более того, название «Харьков» в исторических хрониках появляется значительно раньше, чем описываемые народной молвой события.

Вторая, не менее красивая, история основания Харькова принадлежит перу известного украинского писателя Квитки, получившего по названию своего имения прозвище Основьяненко.

Согласно его версии, наш город был основан не каким-то мифическим Харько, а предком писателя и первым владельцем данной усадьбы — Андреем Квиткой. Андрей бежал из Киева с молоденькой дочкой воеводы, которую, надо полагать, он совратил. Поселились они в этом самом имении под названием Основа.

Однажды, обходя свои обширные владения, Квитка был настолько поражен красотой вида, что открывался с нынешней Университетской горки — один вид на Полтавский Шлях чего стоит, — что немедленно решил основать здесь город.

Можно лишь добавить, что в современной истории первопричиной строительства новых городов тоже служила любовь, но не к воеводским дочкам, а к родной коммунистической партии. Ну, не знаю, как вы, а я предпочитаю естественные формы человеческой любви.

Но вернемся к теме нашего разговора. Понятно желание известного писателя присвоить своей семье честь основания Харькова — пусть даже используя для этого сюжетные схемы, достойные мексиканских сериалов. Был бы плохой город, он бы так не старался.

Наиболее интересной и наукообразной представляется третья версия, выдвинутая в XIX веке профессором Аристо­вым. Согласно этой версии, Харьков в свое время являлся легендарной столицей половцев — Шаруканью, позже захваченной русскими князьями. И все бы хорошо, если бы профессор, увлеченный собственной теорией, не забыл, что половцы были народом степным, а Харьковскую область в те далекие времена покрывали дремучие леса.

Сомнительно, чтобы половцы возвели свою столицу в столь непривычном для них месте, да еще и по соседству с русской крепостью Донец, остатки которой и доныне стоят на окраине Харькова (на берегу реки Уды, в районе Кара­чевки).

Доподлинно нам известны две вещи. Впервые в исторических документах название «Харьков» появляется лишь в 1627 году. Да и то речь идет о речке Харьков. И второе, пожалуй, самое важное. В одном из первых документов об основании нашего города прямо говорится, что поселенцы из Украины пришли не на пустое место — на нынешней Университетской горке уже стояло древнее поселение, аналогичное Донецкому городищу. Об этом докладывал царю первый русский наместник в Харькове воевода Селифонтов.

Беда состоит в том, что в центре Харькова никогда не велись широкомасштабные археологические раскопки. Но даже те предметы старины, которые в свое время уже были найдены в Харькове — а это и арабские монеты, и образ Спаса Нерукотворного ХIII века, и предметы быта, — позволяют отнести основание нашего города к домонгольскому периоду истории Руси, т. е. ХII—ХIII векам.

В пользу этого же соображения свидетельствуют и харьковские подземные ходы, часть из которых прорыта в то же время. По-видимому, во время татарского нашествия остатки жителей древнего Харькова и спаслись в этих таинственных подземельях.

Но в целом город пришел в упадок и к середине ХVII века являл собой жалкую деревушку. Было трудно даже предположить, что это древнее поселение не только обретет вторую жизнь, но и станет центром всего этого богатейшего края.

...Вот уже несколько лет на Правобережной Украине под руководством гетмана Хмельницкого шло восстание против польского владычества. По сути, это была война на истребление народов. В кровавой смуте гибли десятки тысяч безвинных украинцев, евреев, поляков. Правобережье было совершенно опустошено ужасной гражданской войной и татарскими набегами.

Летописец писал: «Видел я на разных местах много костей человеческих, сухих и нагих, только небом покрытых, и болел сердцем, что прекрасная и всякими благами прежде изобиловавшая Украина ныне в пустыне оставлена».

Простые казаки и крестьяне, спасаясь от грабежей и насилия, бежали на восток, во владения православного рус­ского царя, и селились на территории нынешней Слобо­жанщины. Цари принимали их ласково и даже помогали деньгами. И это понятно — южные пределы Российского го­сударства постоянно тревожили крымские татары, и возникавшие многочисленные украинские крепости служили надежной защитой от их нападений.

После поражения Богдана Хмельницкого под Берестечком в 1651 году на восток хлынула очередная, третья по счету, волна отчаявшихся беженцев с Правобережья. Современник тех драматических событий писал: «Хмельницкий, ожидая угодного к отмщению времени, позволил утесняемому от ляхов народу идти из городов к Полтавщине и за границу — в великую Россию».

Напомню, это было более 340 лет назад, шел 1651 год. А уже через два-три года наш город начинает активно упоминаться в официальной переписке тех времен — различных указах, отчетах и повелениях. Причем, что любопытно, одно из первых упоминаний о Харькове во всемирной истории является обыкновенной кляузой. Церковники из Бел­города жалуются тамошнему воеводе Б. П. Шереметеву, что поселившиеся у слияния рек Лопани и Харькова украинцы без разрешения законных владельцев, то есть тех самых белгородских монахов, рубят лес, бьют зверя и ловят рыбу. Этот документ важен в двух аспектах. Во-первых, это подтверждение тому, что в харьковских реках водилась настоящая ры­ба. А во-вторых, это свидетельство опровергает новомод­ную украинофильскую теорию, будто Харьков построен на свободной земле и находился вне юрисдикции московского царя. Данная земля являлась собственностью Русской православной церкви. Потом, чтобы получить разрешение стро­ить здесь крепость, харьковчане ездили к царю и были вначале подчинены чугуевскому воеводе.

Обычно время появления первых документов о нашем городе, т. е. 1653—1654 годы, считается официально признанной датой основания Харькова. Однако я позволю себе усомниться в этом и буду опираться еще на один любопытный документ из деловой переписки Белгорода и Москвы. Оказывается, еще в 1654 году харьковчане активно ездили в город Тор на соляные промыслы. Тор — это нынешний Славянск, снабжавший весь регион пищевой солью, что, меж­ду прочим, давало харьковчанам и всем другим желающим возможность неплохо заработать. Но самое главное — дорога, которая к тому времени уже существовала между Харьковом и Тором. Эта дорога была столь широка и благоустроенна, что сам царь беспокоился, как бы по ней не прорвались татары. За один год такую дорогу создать невозможно.

Более того, проведенная позже перепись харьковчан показала, что уже к тому времени наш город по количеству горожан уступал лишь крупнейшему тогда центру Слобожанщины — Сумам. Понятное дело, что такие крупные по тогдашним меркам города за день не рождаются — для этого нужно немалое время.

Если не углубляться в другие тонкости, а говорить конкретно, я полагаю, что современный Харьков построен на два года раньше официально признанной даты. Он был основан той самой волной переселенцев, что бежала с Украины после поражения запорожцев под Берестечком в 1651 го­ду. Любопытно, что на знамени Харьковского казачьего, а затем и драгунского полков всегда стояла дата «1651 год». Что это? Случайность или память о том времени, когда будущие харьковчане вступили на эту землю? Я склоняюсь ко второму варианту.

Основателем же нашего города является не мифический Харько или Андрей Квитка, а руководитель данной партии переселенцев, которого звали Иван Каркач. Человек, имя которого до сих пор ничего не говорит рядовому харьковчанину. Основатель огромного города, до сих пор не удо­сто­ившийся даже памятника.

Так или иначе, первые харьковчане поселились у сли­яния речек Лопани и Харькова и город начал постепенно расти. Каковы же были люди, которые сначала его населяли, были ли они похожи на нас, о чем они мечтали и чем занимались?

Мне думается, первые харьковчане были людьми веселыми и трудолюбивыми. Обустройство на новом месте требует колоссальных усилий, а кто хорошо работает, тот хорошо отдыхает.

Основным занятием жителей этих мест являлись зем­лепашество и пчеловодство. Причем, пахать приходилось с оружием за плечом, ведь каждую минуту могли напасть татары. Отдыхали наши предки в многочисленных шинках. Мужчины и женщины пили горилку маленькой чаркой. Заметьте, чаркой, а не граненым стаканом. А выпив горилки, харьковчане дружно плясали украинские либо польские танцы. Потом с песней и музыкой шли в другой шинок, и о том, как это все заканчивалось, история благоразумно умалчивает.

О размахе производства спиртных напитков свидетельствует хотя бы то, что всего спустя десять лет после основания Харькова в городе имелось более пятисот казанов для выкуривания горилки, варки меда и пива. Ели обычно два ра­за в день — утром и вечером. Борщ на кислом квасе со свиным салом, галушки из гречневой муки с творогом, по праздникам — баранина или домашняя птица. И конечно, любимое блюдо харьковчан — густой кулеш с укропом.

Справедливости ради заметим, что русские жили в харьковской крепости с самого ее основания. В основном это были служивые люди, стрельцы, которые несли охрану кре­пости. Всех остальных русских — беглых холопов, расколь­ников и преступников — царские воеводы выслеживали и отправляли восвояси. Вот, к примеру, первое сообще­ние харьков­ской криминальной хроники. В 1655 году, заботясь о мирной жиз­ни харьковчан, белгородский воевода велел своих земляков Проньку Биркина и Павлика Уколова «за их воровство и смертное убийство казнить смертью в Харькове, а иных, за разорение харьковских пасек, посадить в острог». Правосудие, в общем, нехитрое, зато дейст­венное.

Но это, так сказать, гастролеры. Настоящие харьковчане мелкой уголовщиной всегда брезговали. Первые местные ма­фиози были изобличены в нашем городе буквально спустя несколько лет после его основания — в 1660 году. Их звали Оська Иконник и Васька Золотарь, и занимались они изготовлением фальшивых денег. Золотарь ковал монету, а Икон­ник вырезал буквы на обеих ее сторонах. Таким образом они успели изготовить фальшивой медной монеты на целых три рубля, но были арестованы сотрудниками «отдела по борьбе с организованной преступностью» при харьковском воеводе.

И еще немного о темных делишках. Харьковчане традиционно считались людьми хорошо образованными и не суе­верными. Ну, верили слегка в упырей и в то, что евреи пьют кровь христианских младенцев. Так некоторые и сейчас в это верят. Однако случай, о котором я хочу рассказать, произвел неизгладимое впечатление на всю харьковскую прогрессивную интеллигенцию той непростой эпохи.

Житель Харькова — некий Рыбасов, — изрядно напившись, остался ночевать у хозяйки шинка, которую звали Морозихой. Уж не знаю, что там у них случилось ночью, однако в результате разразился грандиозный скандал. В шинок во­рвался казацкий патруль и отвел полуголого Рыбасова, а заодно и Морозиху в управу. И — о боги, — у Морозихи при обыске в кошельке была найдена сушеная шкура жабы! Как уверяла потом хозяйка шинка, эта колдовская штука способствовала бойкой торговле спиртным. И всего-то!

Вот и решайте сами, уважаемые читатели, как лучше организовать свой бизнес в этой стране: с помощью дохлых жаб, засушенных вождей или нормальных экономических законов.

Но, к сожалению, отравляли жизнь первых харьковчан и вещи куда более серьезные, нежели вяленые земноводные. Более того, драматические события тех далеких дней ока­зали непосредственное влияние на современную Украину. Я имею в виду события гражданской войны, которая разразилась сразу после смерти гетмана Богдана Хмельницкого. Именно в то трагическое время на столетия вперед определились роль и значение Харькова в жизни Украины.

Итак, 15 августа 1657 года умер главный сторонник союза с Москвой гетман Богдан Хмельницкий. Горячо любившие гетмана казаки избрали на его место малолетнего сына Хмельницкого — Юрия, а при нем двух опекунов: Выгов­ского и Пушкаря.

Причина последующего раскола состояла в том, что Выговский был сторонником союза с Польшей, а Пушкарь — наоборот, был настроен пророссийски. Вспыхнула междоусобица, апогеем которой стала битва под Полтавой, где схлестнулись казаки, верные Москве, и сторонники Выговского. Сначала победил Пушкарь, но он не смог удержать свое войско от грабежа богатой добычи и пьянства. А ночью Выговский и его союзники, крымские татары, напали на уставших и хмельных казаков и учинили страшную резню. Пушкарь убит, Полтава сожжена, а Выговский заключает мир с Польшей.

В начале следующего года новый гетман — Выговский — рассылает по всей Левобережной Украине универсалы с призывом поднять восстание, но встречает упорное нежелание слобожан идти в союзе с Польшей против России. Слишком свежи были воспоминания о кровавой войне с ляхами. Кроме того, в Харьков пришла царская грамота, в которой царь Алексей Михайлович наказывал не поддерживать мятежников, обещая за верность большие торговые льготы.

Так или иначе, когда посланник Выговского прибыл к начальнику слободских казаков полковнику Кондратьеву, тот в присутствии казацкой старшины гетманский универсал порвал и объявил гонцу: «Выговский или от природы глуп, или разум потерял после смерти Хмельницкого. Слобожане — это не гетманцы и за бесчестие считают гетманцам равняться после их измены царю и святой присяге». Непоколебимая позиция слобожан послужила одной из глав­ных причин провала мятежа Выговского, его бегства в Польшу, где он бесславно умер.

Нет ничего проще, чем с высоты прошедших веков обвинять харьковчан в измене великому делу освобождения Украины. Но если присмотреться — а сегодняшние судьи кто? Уж не те ли фанатики, чьи маниакальные идеи полного разрыва с Россией и независимости любой ценой ныне привели Украину на грань катастрофы?

После бегства Выговского в 1663 году при прямой под­держке Москвы на пост гетмана был избран Иван Брюховецкий. Со дня основания Харькова прошло чуть более десяти лет. Новый гетман в Москве был ласково принят царем, пожалован в бояре, а сопровождавшие его полковники стали дворянами. Возмущение усилилось, когда из Москвы при­ехали воеводы с переписчиками и начали облагать насе­ление данью. Вспыхнуло восстание. Русских чиновников и ратников начали безжалостно истреблять. Брюховецкому ни­чего не оставалось делать, как стать во главе восстания. Слободские полки не верили Брюховецкому и не хотели поднимать восстание, и в наказание за верность царю запорожцы и крымские татары сначала напали на Красный Кут, а потом сожгли Змиев.

11 марта 1666 года мятежники подошли под стены Харьковской крепости и начали захватывать пленников. Возглав­лял отряды неприятеля знаменитый и непобедимый атаман Иван Сирко. Казалось, Харьков обречен. Но неожиданно из ворот крепости выехали харьковские казаки под командованием молодого тогда сотника Григория Донца, и внезапным ударом опрокинули мятежников, а потом гнали не успевших опомниться врагов аж до Валок и Мерефы. Причем в Мерефе они захватили личные пушки непобедимого Сирка и с триумфом вернулись в родной город.

Сторонники Брюховецкого не сдавались. Внутри самой крепости созрел заговор. Да, наш Харьков, как и всякий уважающий себя замок той эпохи, кроме тайных подземных хо­дов и неприступных стен видел и вооруженных заговорщиков, во главе которых стал именитый горожанин, один из основателей города — атаман Иван Кривошлык. Он и еще двадцать заговорщиков ночью убили преданного царю харь­ковского полковника Федора Репку и попытались под по­кровом темноты открыть ворота крепости подкравшемуся отряду запорожцев. Но харьковчане, возмущенные убий­ст­вом одного из своих любимых полковников, не позволили им это сделать, а затем подоспела подмога из Чугуева. Харьков вновь удалось отстоять, а за крепостью, на все времена ее существования, утвердилась слава непри­ступной.

Со смертью Брюховецкого, павшего от руки своих же соратников, Украине не суждено было долгое спокойствие, но Слобожанщина перестала быть ареной казацких битв и обрела наконец долгожданный мир.

Царь Алексей Михайлович сдержал свое обещание и осыпал верных харьковчан милостями. Им были дарованы доходы от винокурения, а это, как и сегодня, приносило огромные прибыли. Кроме того, он вернул им ранее собранные налоги, а харьковские ярмарки разрешено было отныне проводить почти круглый год.

Город начал стремительно богатеть. Под стены мощной харьковской крепости начал стекаться люд со всей Слобожанщины, и скоро наш город навсегда стал центром этого богатейшего края. А потом превратился в один из крупнейших центров Российской империи и всей Европы.

Проходят века, меняются поколения. Давно уже нет на земле людей, о которых я рассказал. Хотя черты некоторых из них угадываются в лицах наших современников. Когда-нибудь умрем и мы, но останется Город. И останутся в памяти потомков наши дела — и добрые и злые, дела, которые мы сотворили во имя этого города, имя которому — Харьков.

И воздастся каждому по делам его.

Глава 2

Университетская Горка

Думаю, ни для кого не будет секретом, если я скажу, что Университетская улица, как, впрочем, и сама горка, получила свое название от Харьковского Императорского университета, основанного здесь в 1805 году.

Бывшее здание университета является губернаторским дворцом, построенным под руководством И. М. Вильянова и П. А. Ярослав­ского. Строительство дворца закончилось в 1776 году и обо­шлось казне почти в 30 тысяч рублей — весьма значительная по тем временам сумма. Сама же Екатерина II воспользовалась им только однажды, возвращаясь из путешествия в Крым в 1787 году. Вот как описывал это знаменательное событие историк К. П. Щелков в «Историче­ской хронологии Харьков­ской губернии»: «В Харь­ков въехала государыня 10 июня около 8 часов вечера и была встречена на Холодной горе преосвященным Феоктистом, губернатором Норовым, представителями города и народом. При духовой музыке, помещенной на триумфаль­ных воротах, сто одном выстреле из пушек государыня проследовала во дворец. Вечером было гулянье с иллюминацией и фейерверком. Утром, после краткого молеб­ствования в Успенском соборе, Ее Величество отправилась в дальнейший путь».

Именно Екатерине II харьковчане обязаны гербом своего города, на котором изображены скрещенные рог изо­билия и жезл бога торговли Меркурия. Этот герб оказался настолько удачным, что любые последующие попытки изменить его, включая радиоактивный колосок и шестеренку советского периода, потерпели неудачу. Герб остался в памяти харьковчан именно таким, каким его даровала более двух веков назад Екатерина II.

Но вернемся ко дворцу. Потом в нем разместилась резиденция губернатора, а императорский трон, хранившийся здесь еще со времен Екатерины, был отправлен в Петербург согласно приказу императора Павла I. Дом перестраивал­ся, постепенно утрачивая первоначальный облик, и в конце концов его передали открывшемуся университету. Напротив него в 1831 году была возведена Университетская церковь (ныне Украинский культурный центр). Этот храм известен тем, что в нем хранились иконы, написанные зна­менитыми русскими живописцами — академиками В. Л. Бо­ровиковским и А. Г. Венециановым. Церковь сооружена в лучших традициях русского классицизма начала ХIХ века. К сожалению, во время войны был утрачен и уже не восстановлен венчавший здание купол, придававший ему особую торжественность и величие.

Сквера напротив Успенского собора до войны не было. Здесь высилось здание Присутственных мест, одно из красивейших сооружений старого Харькова. Оно было построено по проекту знаменитого петербургского зодчего Кваренги. Во всяком случае, таково было мнение одного из авторитетных историков Харькова Н. Т. Дьяченко. Кстати, тут на­чинал свою карьеру знаменитый русский юрист А. Ф. Кони. Пос­ле революции это здание было передано Дому Красной армии, а во время последней войны оно сгорело.

Вниз идет так называемый спуск Халтурина. Так называемый, потому что мы будем пользоваться историческими названиями улиц и переулков, а в то время этот спуск на­зывался Купеческим. В Харькове долгое время не было четко закрепленных названий улиц и переулков, и теми на­зва­ниями, которыми я пользуюсь, мы обязаны губернатору И. И. Бахтину.

На Купеческом спуске находилось много мелких магазинов, а дальше по Университетской шли ювелирные лавки, которые назывались Серебряной линией. В XIX веке на спу­ске устраивались ледяные горки для катаний, и хотя они устраивались для студентов, здесь катались представители всех сословий. Позже спуск стали называть Пащен­ков­ским — в честь купца В. И. Пащенкова-Тряпкина. В 1895 го­­ду сей бо­гатейший купец открыл на этом, ныне пустынном месте (тут стоит только памятник Г. Сковороде), огромный харьков­ский Пассаж. Пассаж был соединен с Университетской гор­кой красивым чугунным мостом, откуда открывался вид на Залопанскую часть Харькова, множество больших и малых церквей, из которых до наших дней сохранился только Благовещенский собор. Во время войны гитлеровцы уничтожили Пассаж. Однако мост, соединявший его и Университетскую горку, частично сохранился и использован в кон­струкции моста, переброшен­ного через яр возле фонтана цве­томузыки в парке Шев­ченко.

На месте бывшего диетического гастронома (Универ­ситетская ул., 9) на Университетской горке стоял Гостиный двор, который занимал целый квартал. Здесь, как вы понимаете, тоже шла бойкая торговля. Единственное, что сохранилось от тех времен и традиций до наших дней, — это общественный туалет. Еще путеводитель начала века отмечал, что «в Гостином дворе имеется писсуар, впрочем, довольно грязный».

Переулок Квитки-Основьяненко, идущий параллельно Университетской, раньше назывался Горяиновским, по имени купчихи Горяиновой, которой принадлежали лавки Гостиного двора, выходившие в этот переулок. Короткий Советский (Шляпный) переулок, идущий от Успенского собора к площади Конституции, давал начало дороге на Москву. Тут высилась Московская сторожевая башня. В ХVII ве­ке здесь располагались многочисленные мастерские по изго­тов­лению головных уборов, а потому и назывался этот переулок Шляп­ным.

В старинном торговом здании, которое также, по-видимому, принадлежало купчихе Горяиновой, до недавнего времени располагался ресторан «Старе мiсто». Уже в конце ХVII века, когда Харьков разросся и шагнул за стены крепости, харьковчане стали именовать город внутри крепости «старым городом». Заканчивался Горяиновский переулок каменными воротами. Это было последнее, что сохранилось от ограды с красивой чугунной решеткой, которая окружала Университетскую горку в середине ХIХ века. Эти ворота запирались на ночь и возле них стояла будка с городовым. В начале прошлого века в связи с постройкой огромного До­ма страхового общества «Россия» (ныне «Дворец тру­да») они были разобраны.

Глава 3

Храмы

Однажды я прочел в газете «Панорама» несколько неожиданное суждение, будто слово «Харьков» — это не что иное, как зашифрованное «Харе Кришна». Однако сегодня мы будем говорить о традиционных верованиях жителей нашего города.

Пожалуй, можно сказать, что наши предки были весьма религиозными людьми. В пользу этого говорит и то, что одновременно с городом появилось множество церквей.

Самого первого харьковского священника звали Еремеище. Он пришел вместе с переселенцами из-за Днепра, и именно его хлопотами была обустроена первая церковь нашего города — Успенская.

Правда, должен заметить, храм оказался весьма далек от совершенства. Во всяком случае посланник русского царя воевода Офросимов был шокирован малыми размерами церкви и тем, что харьковчане молились вместо икон бумажным плакатам с изображением святых.

Но, с другой стороны, Успенская соборная церковь — единственная на Слободской Украине (где главный храм всегда строился за счет государства), которая была возведена на деньги горожан, что опять-таки свидетельствует об их религиозном усердии.

Собор, стоящий сегодня на месте той церкви, освящен в 1780 году и на освящении присутствовал знаменитый пол­ко­водец екатерининских времен граф П. А. Румянцев-За­дунай­ский. В этом здании молились все российские само­держцы, начиная с Екатерины Великой. Только Павел I за время своего короткого царствования не успел посетить Харьков.

В 1826 году, 9 января, по пути в столицу в Харьков было доставлено тело умершего в Таганроге императора Александра I. Покойный находился в Успенском соборе до 12 января.

До революции в Успенском соборе стоял великолеп­ный иконостас работы гениального Растрелли. Путеводитель 1902 года указывал, что «этот иконостас и в настоящее время является предметом восхищения всех лиц, умеющих ценить искусство». Кроме того, здесь хранилась чудо­творная икона Елецкой Божьей Матери, присланная владыкой Черниговским на бла­гословение новостроящегося Харькова.

Однако же основной достопримечательностью Успенско­го собора является Александровская колокольня, сооружен­ная в честь победы над Наполеоном. Об этом свидетельст­вовала не сохранившаяся до нашего времени надпись на ее стене: «Богу-Спасітелю за избавленіе Отечества отъ нашест­вія галловъ и съ ними двунадесяти языкъ».

Строительство Александровской колокольни длилось бо­лее 20 лет и обошлось харьковчанам в 110 тысяч рублей серебром — огромная сумма. Но зато это была самая высокая колокольня в России, высота которой (вместе с крестом) достигала почти 90 метров.

По свидетельству Квитки-Основьяненко, в самом начале строительства городской голова В. М. Ламакин пришел в сильное негодование и решительным голосом объявил, что он не допустит, чтобы мирные и добрые граждане Харькова осмелились воздвигать такой высоты здание, которое бы превышало находящуюся в первопрестольной Москве, в самом Кремле, колокольню Ивана Великого — «диво на всю Россию».

Однако архитектор Е. А. Васильев его перехитрил. Представив дворянскому собранию ложные расчеты с заниженной высотой Александровской колокольни, он получил «доб­ро» на строительство. И сегодня мы имеем в своем городе, по восторженному определению путеводителя начала ХХ ве­ка, «одно из самых замечательных зданий в мире».

А в 1878 году, после того как харьковский губернатор Д. Н. Кропоткин (кстати, брат знаменитого анархиста князя Кропоткина), возвращаясь с бала в Институте благородных девиц, был убит народником Гольденбергом, харьковские купцы повесили на первом этаже Александровской колокольни огромный серебряный колокол весом в 18 пудов в па­мять об убиенном губернаторе.

Но, бесспорно, главной святыней нашего края являлась чудотворная икона Озерянской Божьей Матери. Говорят, по «чудотворности», если так можно выразиться, она уступала только главной иконе Российской империи — иконе Казанской Божьей Матери. С харьковской святыней был связан сложный ритуал, утвержденный лично императором Николаем II.

Летом икона хранилась в Куряжском монастыре близ Харькова (после революции там разместилась Куряжская ко­лония во главе со знаменитым педагогом Макаренко). На зиму икона переносилась в Покровский мужской монастырь, где сохранялась вместе с мощами святых Печерских угодников и старинным Евангелием, подаренным харьковчанам светлейшим князем Г. А. Потемкиным-Таврическим.

В конце ХIХ века для хранения реликвии построили отдельную Озерянскую церковь, а хорошо известная горожанам Холодногорская церковь поставлена как раз на том месте, где куряжские монахи передавали икону представителям города. Ее официальное название — церковь Озерянской Божьей Матери.

Происхождение иконы неизвестно. В 1762 году старожил Мерефы дал о ней следующее письменное свидетель­ство: «Видел и помню в церкви Озерянской пустыни (это место, где раньше хранилась реликвия. —