Geum.ru

Евгений Степанов, Адхамжон Юнусов. Современный терроризм: конфликтогенные факторы активизации

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
Евгений Степанов, Адхамжон Юнусов. СОВРЕМЕННЫЙ ТЕРРОРИЗМ: КОНФЛИКТОГЕННЫЕ ФАКТОРЫ АКТИВИЗАЦИИ.

Терроризм «захлестнул» сейчас нашу повседневную жизнь, стал как бы ее непременной составляющей. Произошло это весьма стремительно, примерно с той же стремительностью, с которой происходили существенные изменения в основных сферах жизни российского общества – экономике и политике, международных и межнациональных отношениях, идеологии и культуре. И это «совпадение» темпов явственно показывает, что «корни» возникновения и распространения терроризма как социального феномена нужно искать в самих социальных условиях и процессах, которые складываются как в нынешнем российском обществе, так и в современном мировом сообществе в целом и приобретают все более определенную направленность.

В настоящее время терроризм все отчетливее проявляет себя как опасная форма поведения не только отдельных индивидов, но и целых организованных групп, которая взрывает общественный порядок, создает ситуации резкой конфронтации и тем самым дестабилизирует и нарушает весь ход общественной жизни. Выступая следствием развертывающихся в современном мире кризисных процессов и тесно связанных с ними международных, межнациональных, политических и других конфликтов, терроризм сам, в свою очередь, их предельно обостряет и осложняет. Поэтому осмысление его природы, средств и методов борьбы с ним становится важной и неотложной проблемой социальной теории и практики. Чтобы разобраться в них и адекватно их охарактеризовать и оценить, необходимо предпринять серьезные исследовательские усилия по изучению самых разных аспектов террористической деятельности. Речь, по существу, должна идти о всесторонней экспертизе этой деятельности, ее структуры, функций, мотивов и форм, притом экспертизе, осуществляемой в постоянном, «мониторинговом» режиме, с тем, чтобы не только выявить механизмы возникновения и усиления терроризма в различных сферах и регионах мира, в том числе – и в российском обществе, но и дать научно обоснованные рекомендации политикам и всем тем, кто так или иначе причастен к антитеррористической деятельности по предотвращению и преодолению этого социально опасного феномена. Особенно важную роль в этом отношении, думается, призвана сыграть конфликтология, - как особое направление, активно развиваемое в последние годы.

Всю совокупность экспертно-аналитических задач по изучению конфликтогенных факторов активизации терроризма можно распределить на три относительно самостоятельных «блока»: теоретико-методологический, концептуальный и технологический.

Первый блок задач – теоретико-методологический – охватывает общие подходы к анализу терроризма и тот понятийный аппарат, с помощью которого этот анализ становится достаточно эффективным. Решение этих исследовательских задач необходимо прежде всего для того, чтобы сформулировать достаточно четкие критерии, позволяющие вычленить собственно терроризм среди общей совокупности социально опасных действий и тем самым – создать основания, с одной стороны, для накопления точных статистических данных о количестве осуществляемых террористических актов, а с другой, – для дальнейшего концептуального анализа их основных сторон, форм и механизмов осуществления, а также для выявления тех конкретных особенностей, которые они приобретают в зависимости от условий места и времени. Представляется, что только таким путем можно, в частности, избежать достаточно распространенного сейчас как в публицистике, так и в исследовательской работе расширительного применения понятия терроризма, когда под него подводятся подчас без разбора самые разнообразные экстремистские действия, начиная от захвата самолетов и заложников и кончая кровавыми криминальными «разборками».

В ряду теоретико-методологических проблем первой, разумеется, стоит проблема точного определения самого понятия терроризма, решение которой призвано помочь прояснению сути этого явления и критериев идентификации тех или иных его конкретных выражений и форм. В имеющейся литературе, по существу, общепринятым становится указание на основной признак собственно террористических действий – насилие, притом в его жестокой, устрашающей форме. И с этим нельзя не согласиться. Но вместе с тем следует особо подчеркнуть и вот что. Если вспомнить известную сталинскую формулу «нет человека – нет проблемы» и задаться вопросом: является ли она выражением принципа терроризма? – то, как представляется, можно отчетливо почувствовать недостаточность и неадекватность (как это нередко получается не только у журналистов, но и у исследователей, анализирующих те или иные трагические события, – вроде авианалета на международный торговый центр в Нью-Йорке, захвата заложников на спектакле в «Норд-Осте», взрывов в домах, метро и на остановках транспорта в Москве, в поездах на Кавказских Минеральных водах или уничтожения множества школьников и их родителей в Беслане) отождествления террористов с простыми убийцами. Неадекватность такого отождествления становится особенно ясной именно сейчас, когда террористы, непосредственно осуществляющие теракты, зачастую добиваются массового уничтожения других людей, только подрывая при этом и самих себя (то есть выступая и само-убийцами). Причем, уничтожаемые ими таким путем люди, как правило, неизвестны и им самим и никаких дел с ними до этого не имели. Отсюда может возникнуть впечатление, что принцип терроризма – убийство во что бы то ни стало и без всякого разбора, уничтожение других любой ценой, даже – ценой собственной жизни.

Но это впечатление создается, если основное внимание акцентируется на самом по себе физическом насилии и его крайней, «радикальной» форме – убийстве, а не на социальном основании, объяснении и учете тех жестких и, как правило, действительно жестоких и смертоносных актов, которые предпринимаются террористами, – как непосредственными их исполнителями, так и их идейными инициаторами и вдохновителями. Если же сосредоточить внимание именно на социальной основе этих актов, и притом – под конфликтологическим углом зрения, согласно которому террористический акт представляет собой особую конфронтационную форму взаимодействия его инициаторов и исполнителей со своими противниками, «контрагентами», то, как ни парадоксально это может показаться, особенность этого акта в сопоставлении с другими формами насилия можно выразить следующим образом: если террорист стремится просто уничтожить своего противника – он перестает быть террористом, а действительно становится либо «простым убийцей», либо – если акту убийства придается позитивный идейный смысл – «освободителем от врага»! Ибо основной социальный смысл и основная особенность террористического акта (согласно содержанию самого термина террор (лат.) – страх, ужас) – не уничтожить притивника посредством применения к нему насилия, а заставить его с помощью мер устрашения, «наведения ужаса» подчиниться себе, своим интересам, изменяя таким путем его прежние намерения, ориентации и, соответственно, – действия, поведение. Поэтому не само по себе насилие и устрашение, как получается у многих, – конечная цель и конечный результат террористического акта и его субъекта в конфронтации с противником. Такой конечной целью и конечной задачей террориста является именно стремление заставить подчиниться. И упускать этого в определении сути терроризма, с конфликтологической точки зрения, думается, никак нельзя.

Больше того, именно сложившиеся и ставшие общеизвестными в современной конфликтологии теоретико-методологические подходы позволяют, как представляется, адекватно выявить и проанализировать конфликтогенные факторы терроризма как те факторы, которые, порождая определенные конфликтные ситуации, вместе с тем, в условиях перевода этих ситуаций в конфронтационную форму, содействуют возникновению, укоренению и распространению побуждений к террористическим актам и их реализации.

Один из такого рода подходов, не только общеизвестных, но и широко используемых, выдвинут известным немецким социологом, политологом и конфликтологом Р.Дарендорфом, предложившим рассматривать в качестве основного конфликтогенного фактора отношения господства-подчинения, складывающиеся прежде всего в политической сфере, но проявляющиеся, по существу, во всех основных сферах общества. Исходя из этого подхода, террористический акт может быть определен как выражение стремления определенных субъектов во что бы то ни стало либо избавиться от подчинениия, навязанного им другими субъектами, на которых они не имеют возможности или надежды воздействовать иными способами, кроме устрашения своими жесткими, доходящими до жестокости действиями, либо даже постараться самим установить над своими неподатливыми противниками собственное господство, подчинить их в той или иной общественной сфере собственным интересам, реализацию которых они рассматривают как жизненно важную для себя.

Подобное противоборство в интересах установления приемлемой формы отношений господства-подчинения, составляет важный, фундаментальный, однако, разумеется, не единственный, с содержательной точки зрения, конфликтогенный фактор возникновения и распространения терроризма, использования террористических актов как крайне острой и жестокой конфронтационной формы воздействия на возникающие в тех или иных сферах общественной жизни реальные конфликтные ситуации. Ибо эти ситуации определяются также и многими другими факторами, конкретное содержание которых зависит как от специфики той общественной сферы, в которой они действуют, так и от особенностей (прежде всего – региональных) места и времени их действия. В соответствии с этим, еще одним важным теоретико-методологическим требованием к осмыслению и оценке любых конфликтных ситуаций вообще, террористических актов как их специфической формы, в частности, выдвинутым другим известным современным конфликтологом, Дж.Бертоном, и успешно реализованным его многочисленными последователями, является так называемый «адисциплинарный» подход к их анализу. Согласно ему, полный учет содержания всех основных особенностей возникшей конфликтной ситуации, в том числе – и чреватой опасностью применения в ней террористических актов, а также адекватная оценка содержания и специфики вызывающих и обостряющих эту опасность конфликтогенных факторов - по силам не одной какой-то научной дисциплине, разрабатываемой в рамках обществознания и человековедения, а лишь их определенной совокупности, необходимой и достаточной для накопления и использования соответствующей научной информации. К содержательному анализу некоторых основных из этих факторов, предложенному этими дисциплинами, мы и намерены теперь обратиться в следующем разделе нашего исследования.

В этом концептуальном блоке нашего анализа – втором из трех, намеченных к рассмотрению в данном исследовании, представляется необходимым прежде всего охарактеризовать конфликтогенность таких социально значимых факторов, оказывающих влияние на усиление и распространение террористической активности в нынешнем российском обществе, как:

· современная опасная направленность процесса глобализации;

· жесткая борьба нынешней политической элиты за власть и проводимый политический курс против сопротивляющихся им различных социальных слоев и групп и выражающей их интересы оппозиции;

· несправедливое перераспределение собственности в результате предпринятой в стране приватизации;

· усиление социального неравенства, сложившегося в разных сферах общественного бытия, а также выражающего это неравенство неравноправия российских граждан, что означает, по существу, возрождение антагонистических отношений.

Рассмотрим хотя бы в самом общем плане влияние каждого из этих факторов на активизацию современного терроризма в мире вообще, в российском обществе – в особенности.

Глобализация – как процесс втягивания всех освоенных человечеством регионов и всех основных сфер его общественной жизни во всемирное взаимодействие – еще совсем недавно, всего несколько лет назад вызывала, по существу, лишь восторженные отклики в научной литературе, публицистике, дискуссиях в средствах массовой информации, оценках общественных деятелей и политиков. Особой похвалы удостаивалось влияние этого процесса на развитие экономики, мирового рынка, движение товаров и финансов и на развитие «высоких технологий», прежде всего – связанных с всесторонней информатизацией интеллектуальной жизни, развертыванием сети Интернет, компьютеризацией системы управления. Именно в развертывании глобализации по этим и другим направлениям общественных отношений и деятельности подавляющее большинство аналитиков и публицистов усматривало путь и способ преодоления «застоя и деспотизма», импульс к дальнейшему ускорению и углублению развития всей мировой цивилизации как в целом, так и в отдельных ее составных частях и регионах.

Однако по мере все более внимательного осмысления и оценки результатов современной глобализации, ее содержания и форм эти восторги становились все более умеренными (хотя до сих пор имеют своих многочисленных и последовательных выразителей как на Западе, так и в России), а на их место заступали нарастающая тревожность и даже определенная растерянность, часто сопровождаемая выражением протеста.

Наиболее яркое выражение в научной среде эта тревога находит сегодня, пожалуй, помимо конфликтологов, у социологов, культурологов и политологов, прежде всего – специалистов по геополитике, которые рассматривают осуществляемую ныне глобализацию как средство односторонней экспансии, как фактор проникновения современной западной цивилизации, прежде всего американской, в «остальной мир». По их мнению, с которым трудно не согласиться, его «удар» направлен сегодня прежде всего на те виды и формы национальных культур, существование которых оказывается несовместимым с содержанием повсеместного «продавливания» Западом «новой культуры» как, якобы, более прогрессивной, эффективной, перспективной. При таком подходе реальный удел социокультурной структуры, сложившейся в иных цивилизациях и регионах, – тотальная деградация всего: сферы обитания, отношений, условий бытия, физического состояния и умственного развития.

Таким образом, разрушение «других» культур прямо заложено в формулу «модернизации» как тотального разрыва с «архаикой» и «пережитками прошлого». Под воздействием современной агрессивной глобализации, проводимой Западом под лозунгом тотального человеческого прогресса, в собственно цивилизационном плане отмене или изъятию подлежит вся культура и история того или иного народа с его накопленным опытом, сложившимися структурами общения, жизненными устремлениями, представлениями о мире и о себе. Насильственная смена ценностей, норм и смыслов часто ведет к ниспровержению и всей прежней символики, на которой в значительной степени держалось общество.

В то же время предпринимаемая ныне глобализация воспроизводит во всемирном масштабе самые негативные стороны осуществления рыночного хозяйствования и организации международных отношений. Так, в настоящее время в мировой экономике господствуют финансово-олигархические силы, выносящие на глобальный уровень самые грубые формы индивидуального и группового эгоизма. К тому же глобализация крайне обостряет конкуренцию на мировом рынке, придавая ей все более бескомпромиссный и жесткий характер. В результате формируются новые вызовы мировому сообществу, порождающие у многих его участников острую неудовлетворенность своим положением в нем и требующие создания более приемлемой для них социально-экономической и политико-правовой инфраструктуры, с тем, чтобы учитывать интересы всех участников международной деятельности.

Реакцией на столь агрессивное воздействие современной глобализации и ее проводников на социокультурную, экономическую политическую сферы жизни различных этносов и регионов выступает не только растущая тревога, но и реальное сопротивление. В ряде цивилизаций (исламской, индийской, китайской), как констатируют аналитики, возникла сильная тенденция к отстаиванию своей независимости, самостоятельности и самобытности, опирающаяся не только на эффективное развитие экономики, но и на культурное достояние в его символической, ценностной и институциальной формах. В этом достоянии данные цивилизации справедливо усматривают важный источник своего культурного, а вслед за ним – и всякого другого самоопределения, противостояния современному глобализму, разрушительному и деструктивному для них. Однако, так происходит далеко не везде. Распространение «универсальной цивилизации» с ее «эффективной экономикой и финансами» приводит в некоторых регионах как частях глобальной структуры к явлениям, определяемым как «неоархаизация», «деиндустриализация», «деградация», «негативное развитие».

Тем самым весь мир современной человеческой цивилизации разбивается как бы на три части: ту, которая навязывает всем остальным под видом «глобализации» свою культуру и свои ценности как якобы наиболее прогрессивные и перспективные для всего человечества вообще; ту, которая эффективно сопротивляется этому навязыванию и стремится сохранить свою самобытность; и, наконец, ту, которая не в состоянии противостоять этому внешнему давлению, пасует перед ним и тем самым подвергается опасности разложения, деформации, деградации и в конечном счете – уничтожения.

Вряд ли стоит специально доказывать, что такого рода опасность в достаточно большой степени угрожает и России – как в целом всему российскому обществу, так и его отдельным сферам и регионам. Все мы, его граждане, на какой бы части занимаемой ею огромной территории мы ни жили и какими бы специфическими отличиями эта наша «малая Родина» ни обладала, на собственном опыте убеждается, как в условиях сегодняшнего «посткоммунистического» периода, одной из основных целей которого наша властвующая радикал-либеральная элита провозгласила «цивилизованное вхождение в мировое сообщество», тотальную «перестройку» взаимоотношений с «цивилизованным западным миром», рушатся все основания и принципы прежнего жизнеустройства и открываются горизонты безудержной и безбрежной «свободы» от всех привычных норм и ценностей.

Важнейшие негативные следствия этого процесса – рост аномии, маргинализация и криминализация российского общества, которые оказываются, таким образом, оборотной стороной современной глобализации. Но они же оказываются и основными стимулами для усиления и распространения в нем террористической активности – как особой формы либо «продавливания» определенных, неприемлемых для многих интересов и целей, направленной на принуждение к их принятию, либо – как формы отчаянного сопротивления им.

Поэтому усиление для России опасности так называемого международного терроризма, о которой сейчас много рассуждают, следует усматривать не в самих по себе действиях каких-то внешних террористических организаций, а именно – в стремлении современного западного мира навязать российскому обществу свое господство в основных областях его жизнедеятельности – экономике, политике, международных отношениях, культуре, терроризируя тем самым как отдельных его представителей, так и целые социальные группы, общности и слои. Суть этой опасности прекрасно передана в основном положении известной концепции «фрустрации-агрессии» Ч.Долларда: чем более важные потребности и связанные с ними интересы ущемлены (фрустрированы) у определенных социальных субъектов и чем более остро эти субъекты переживают данное ущемление, тем агрессивнее становится их поведение по отношению к тем, кто, по их представлениям, к этому ущемлению имеет отношение или даже является его основным виновником. Эта агрессивность проявляется прежде всего в том, что в ответ на ущемляющее-терроризирующие действия «глобализаторов» остро страдающие от них и их переживающие или же, наоборот, - нанятые для их реализации личности и целые организованные группы по всему миру, в том числе и в России, то и дело демонстрируют свою готовность использовать жесткие террористические акты, нацеленные на устрашение и подавление неприемлемых действий их «контрагентов». Подобная готовность все более широко и потому тревожно проявляет себя в России и под действием другого, уже внутреннего конфликтогенного фактора - жесткой борьбы нынешней политической элиты за власть и проводимый политический курс, против сопротивляющихся им различных социальных слоев и групп и выражающей их интересы оппозиции. Опасность действий этой элиты, с точки зрения нарастания террористической активности, состоит прежде всего в осуществляемом ею терроризировании основной массы населения, особенно наименее социально защищенных его слоев и групп, в первую очередь – посредством отказа от государственной социальной политики, под которой обычно имеется в виду забота государства об основных социальных условиях существования граждан – их образовании, медицинском обслуживании, социально-правовой защите, материальной и всякой другой востребованной поддержке.

Сначала ослабив эту заботу и поддержку своих граждан под влиянием неверно истолкованной и подтасованной «либеральными» (а на деле – антипатриотическими, компрадорски ориентированными) идеологами общеполитической доктрины «разгосударствления», «минимизации» участия государства в общественных делах, а ныне – посредством принятия и осуществления ряда антисоциальных законов (о монетизации льгот, коммерциализации ЖКХ, образования, здравоохранения и т.п.) и вовсе отказавшись от нее – теперешняя российская верховная власть не только содействовала развалу всех прежних форм жизнеобеспечения населения, резко снизив тем самым уровень безопасности его существования, но, по существу, и противопоставила себя обществу, создав своими антисоциальными действиями колоссальное социальное напряжение как внутри российского общества, так и между ним и самим государством.

И это напряжение продолжает нарастать, особенно под действием настойчивого стремления нынешней власти во что бы то ни стало «продавить» проводимый ею курс не только через принимаемые послушными ей Думой и Федеральным собранием «нужные» законодательные акты, но также и через силовые, насильственные, принудительные меры и санкции по отношению к сопротивляющимся им гражданам и выражающим их интересы общественно-политическим структурам. Это с особенной наглядностью проявляется ныне при реализации закона №122 о так называемой «монетизации льгот», а также – непопулярных и отрицательно воспринимаемых массами законов о труде, земле, ЖКХ, реформировании здравоохранения, образования и т.п., которые властвующая элита стремится реализовать во что бы то ни стало, исходя, в частности, из того представления, совершенно несостоятельного, с демократических позиций (следованию которым она любит «козырять» при каждом удобном случае), что сильным является государство, которое способно силой принудить к выполнению того, чего оно хочет, что стремится реализовать, которое исходит из принципа «в силе – право». Соответственно и политика оценивается ею как сильная, когда она опирается на силовые методы обеспечения политической воли.

Между тем, жизнь, история убедительно свидетельствуют, что там, где имеется подобное стремление к господству, жесткому принуждению со стороны власти по отношению к населению, у различных групп и слоев последнего возникают и ширятся острые чувства несправедливости, неудовлетворенности, недовольства. И те, кто этими чувствами оказывается, охвачен, начинают активно искать выходы из создавшегося неудовлетворительного положения, неотступно руководствуясь намерениями исправить его радикальным образом, не гнушаясь, порой крайним насилием по отношению к своим угнетателям. На возможность такой перспективы, в том числе и в форме определенных, достаточно жестких террористических актов, указывают, в частности, не только уже предпринятые – главным образом, чеченскими «смертниками» якобы в интересах освобождения их страны от российской «оккупации» - ужасающие своей жестокостью террористические действия по всей России, но и в еще большей мере - наблюдающаяся ныне активизация массового протестного движения, переходящего все больше от форм демонстрации своего недовольства и пикетирования различных институтов власти к их активному блокированию, а также непосредственному захвату их наиболее радикально, экстремистски настроенными группами и личностями с целью устрашения и даже расправы с «доставшими» их «господами чиновниками». Представляется, что по мере приближения ситуации в современном российском обществе к состоянию социального взрыва возможность массовизации подобных опасных террористических актов будет стремительно нарастать.

С данным внутренним конфликтогенным фактором нарастания террористической активности тесно связан еще один, по существу, вытекающий из первого или, по крайней мере, им обусловленный - несправедливое перераспределение собственности в результате предпринятой в стране приватизации. Его суть состоит в том, что в нынешних условиях большинство населения во всех регионах России, -«благодаря» неудачным для него «либеральным» реформам, неправленным, якобы, не только на вовлечение страны в современные глобальные, общемировые политические и культурные процессы, но и на эффективное экономическое развитие и общее повышение благосостояния, - на деле подверглось «перераспределению» (а попросту – разворовыванию) накопленных в предшествовавшие десятилетия общенациональных богатств и переходу в частные, притом немногочисленные - «олигархические» руки основных природных, производственных и финансовых ресурсов, попав тем самым в трудное, а нередко и бедственное, грозящее полной катастрофой жизненное положение. Произошедшая в результате – при попустительстве политической элиты и даже под ее непосредственным контролем - хищническая приватизация не только привела к разделению и даже «расколу» российского общества на богатых и бедных, благоденствующих и обездоленных, но и способствовала возрождению в нем - в качестве еще одного конфликтогенного фактора - антагонистических отношений, усиливая тем самым опасность возникновения не только экстремизма, но и его особой, «устрашающей» формы – терроризма, тесно связанной, как демонстрирует и наша отечественная история, с нарастанием революционных настроений.

Плачевные для большинства российского населения и жизнеспособности российского общества в целом экономические результаты настойчивого внедрения и поддержки либеральной властью системы «олигархического капитализма» хорошо известны. Это ежемесячное бегство из страны от 1,5 до 4 млрд. долларов, в сумме составившее к настоящему времени гигантскую величину в 200-400 млрд. долларов, на порядок превысившую государственный бюджет; это сокращение на 50-60% промышленного потенциала страны, это полторы сотни миллиардов долларов внешнего долга, к тому же продолжающего нарастать; это многомесячные и многомиллиардные задержки и невыплаты заработной платы миллионам трудящихся самых разных профессий и пенсий престарелым во всех регионах страны; это криминализация бизнеса, развал военно-промышленного потенциала и снижение боеспособности армии, подрывающие обороноспособность страны; это, наконец, «утечка мозгов», резкое сокращение средств на развитие науки, культуры, образования, здравоохранения, всей социально-бытовой сферы жизни российского населения.

Все эти впечатляющие факты подводят к одному неизбежному и неутешительному выводу: проводимый в экономической сфере радикально-либеральный курс не только потерпел полный провал, он и саму эту сферу поставил на грань полного развала, катастрофы, которая вот-вот разразится, похоронив не только экономику, но и все остальные общественные сферы.

Многие признаки указывают на то, что разложение в этих сферах, предшествующее развалу и подготавливающее его, уже началось. Особую тревогу вызывает потеря не только властвующей элитой и "олигархами", но и массовым сознанием позитивных духовных ценностей, гуманистических социальных ориентиров, на смену которым все больше приходят душевная черствость, равнодушие к бедам окружающих, эгоцентризм, взаимное недоверие и нетерпимость, сопровождаемые также нарастанием агрессивности во взаимодействии как между различными группами населения их представителями, особенно противостоящими в своих интересах (например, предпринимателями и наемными работниками), так и между ними и заинтересованными в получении своей доли экономической выгоды административными органами власти и функционируюими в них чиновниками. Эта нарастающая агрессивность также усиливает опасность возникновения и распространения террористической активности – причем не только на экономической почве, но также на почве межэтнической и межрегиональной, поскольку в конкретном экономическом противостоянии оказываются как представители различных этнических групп, реально контролирующие определенные экономические «зоны интересов», так и предпринимательские структуры из различных регионов, преследующие свои местные интересы или защищающие их от внешнего «наката».

Предпринятый выше концептуальный анализ конфликтогенных факторов современной активизации терроризма как в мире в целом, так и в особенности – в условиях нынешнего российского общества по необходимости представлен в весьма сжатой, по существу, тезисной форме и затронул лишь самые важные и наиболее опасные, на наш взгляд, их социальные основания и формы проявления. Развернутое и всестороннее исследование этих наиболее значимых, а также выявление и оценка других важных конфликтогенных факторов, - среди которых уже сейчас можно назвать, например, резкое ослабление в российском обществе социальной сплоченности и отношений социального партнерства, негативную роль СМИ в освещении и комментировании террористических акций, отсутствие надлежащего контроля общества за работой российских спецслужб, нарастание опасности использования в террористических целях современных технических средств и технологий и т.п. – дело дальнейшей конфликтологической экспертизы, которую планируется представить либо в виде отдельной работы, либо в качестве самостоятельного раздела в монографии по терроризму.