Вы читали «Талисман» Стивена Кинга и Питера Страуба

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   34   35   36   37   38   39   40   41   ...   58

Через несколько секунд после съезда с шоссе Нюхач чувствует, как воздух сгущается и становится липким. «Это какой-то фокус, — говорит он себе. — Иллюзия, вызванная действующими на мозг токсинами, распыляемыми Рыбаком». Надеясь, что остальных эта иллюзия не собьет с толку, он поднимает голову и смотрит поверх плеч и головы Мышонка. Примерно в пятидесяти футах проселок поворачивает налево. Густой воздух давит на руки и плечи, в голове поселяется тупая, нарастающая боль, начинается за глазами, медленно продвигается вглубь. Нюхач бросает короткий взгляд на Дока и видит, что тот в порядке. Смотрит на спидометр: уже тридцать пять миль в час, и скорость растет. К повороту они могут разогнаться до шестидесяти.

Где-то справа рычит собака. Нюхач выхватывает из кармана пистолет, слышит, что рычание движется к повороту с той же скоростью, что и они. Зона боли расширяется. Боль выдавливает глаза из орбит. Большая собака (конечно, собака, кто же еще?) приближается, и леденящее кровь рычание заставляет Нюхача увидеть огромную голову, сверкающие злобой, налитые кровью глаза, раскрытую пасть, полную акульих зубов, капающую на землю слюну.

Две причины мешают ему сконцентрироваться. Первая — Мышонок, который, входя в поворот, мотается на своем байке из стороны в сторону, словно стараясь оторвать от спины сгустившийся воздух. Вторая — утроившееся давление, с которым боль пытается выпихнуть глаза из глазниц. И как только он видит, что падение Мышонка неминуемо, сосуды в его глазах лопаются. Кровавая краснота быстро переходит в абсолютную черноту. А в голове раздается отвратительный голос: «Эми зидить на моем колене и обнимать меня. Я решить ее зесть. Как она брыкатза и царапатза. Я пришлоз задушить…»

— Нет! — ревет Нюхач, и голос, выталкивающий его глаза, превращается в хриплый смех. Но долю секунды Нюхач видит кого-то высокого и худого, с одним глазом, с зубами, блеснувшими из-под шляпы или капюшона…

…мир вдруг кренится, и вот он уже лежит на спине, а байк давит ему на грудь. Все, что он видит, замарано черным, сочится красным. Мышонок кричит, и, повернув голову на крики, Нюхач видит красного Мышонка, лежащего на красной дороге, и бегущую к нему огромную красную собаку. Нюхач не может найти пистолет, он куда-то отлетел. Крики, вопли, рев моторов наполняют уши. Он выкарабкивается из-под байка, крича непонятно что. Красный Док проскакивает мимо на красном байке и едва не сбивает с ног. Он слышит выстрел, потом другой.

* * *

Док замечает взгляд Нюхача и старается не показывать виду, как ему херово. Грязная вода булькает в желудке, кишечник скручивает. Ему представляется, что движется он со скоростью пять миль в час, такой густой и противный воздух. По какой-то причине его голова весит тридцать или сорок фунтов, и это хуже всего; даже интересно, сможет ли он остановить революцию, начинающуюся в его внутренностях. Плотность воздуха все усиливается, а потом — бум, словно исчезает, и его голова, воздух ее больше не поддерживает, превращается в сверхтяжелый шар для боулинга, который так и норовит упасть на грудь. Оглушающее рычание доносится из леса, и Док с трудом подавляет рвотный рефлекс. Краем глаза он видит, как Нюхач достает пистолет, чувствует, что должен сделать то же самое, но вспоминает Дейзи Темперли, и это воспоминание парализует его волю.

Будучи резидентом в университетской больнице Урбаны, Док провел, разумеется, под контролем опытных специалистов, около сотни различных операций и ничуть не реже был ассистентом. До появления в операционной Дейзи Темперли все они прошли хорошо. Предстояла операция на ноге, сложная, но не угрожающая жизни. Дейзи попала в автоаварию, или с ней произошел несчастный случай, а теперь ее по частям собирали вновь. Она уже перенесла две операции, и эта, связанная с установкой штифта и еще несколькими рутинными мероприятиями, была далеко не последней. Через два часа после начала операции заведующего отделением, который курировал Дока, срочно вызвали в другую операционную. То ли из-за того, что в последние сорок восемь часов он практически не спал, то ли потому, что он уже представлял себе, как мчится по автостраде с Нюхачом, Мышонком и другими своими новыми друзьями, но Док ошибся. Не во время операции — после. Назначая медикаментозное лечение, не правильно рассчитал дозировку, и двумя часами позже Дейзи Темперли умерла. Он мог бы спасти свою карьеру, возможности были, но не стал этого делать. Ему позволили окончить резидентуру, после чего он навсегда ушел из медицины. А в разговоре с Джеком существенно упростил мотивы, побудившие его к этому.

Док больше не может сдерживать ураган, разбушевавшийся в животе. Поворачивает голову и блюет на ходу. Это не первый раз, когда ему приходится расставаться с содержимым желудка, не сбавляя скорости, но самый болезненный и грязный. Вес головы, шара для боулинга, не позволяет вытянуть шею, а потому блевотина покрывает правые плечо и руку. А то, что вылетает изо рта, похоже, отрывается с корнем. Его не удивляет, что в блевотине кровь. Боль в желудке только усиливается.

Сам не замечая того, Док притормаживает, а когда вновь смотрит перед собой и прибавляет газу, то видит, как Мышонок валится набок и вслед за мотоциклом его тащит в поворот.

В ушах стоит гул, словно рядом расположился небольшой, но шумный водопад. До него доносится вопль Мышонка. Он слышит приглушенный крик Нюхача: «Нет!» И тут же Нюхач натыкается на большой булыжник или какую-то другую преграду, потому что его «электра глайд» отрывается от земли, перескакивает через эту самую преграду, летит по сгустившемуся воздуху, чтобы опуститься на Нюхача. Доку приходит в голову, что в своей миссии они потерпели сокрушительное поражение.

Нормальный мир остался за обочиной шоссе, а они по уши влезли в дерьмо. Он принимает единственно логичное решение: выхватывает из кармана пистолет калибра 9 мм и пытается определиться с первой целью.

Уши прочищаются, звуки жизни обрушиваются на него.

Мышонок все кричит. Док не может понять, как он не слышал рычания собаки, ведь его не могут перекрыть ни рев мотоциклетных моторов, ни крики Мышонка. Движущееся рычание — самый громкий в лесу звук. Гребаная собака Баскервилей бежит к ним, а Мышонок и Нюхач вышиблены из седла. Судя по рычанию, размером она не меньше медведя. Док выставляет пистолет перед собой и ведет мотоцикл одной рукой. Проскакивает мимо Нюхача, который пытается вылезти из-под своего байка. Жуткий звук — Док представляет себе, как собака размером с медведя раскрывает пасть, чтобы сомкнуть ее на голове Мышонка, но это видение тут же исчезает. Ситуация меняется с калейдоскопической быстротой, и, если он будет отвлекаться?, эти челюсти могут сомкнуться и на его голове.

Он только успевает подумать: «Это не обычная собака, речь даже не о размерах…»

…когда что-то огромное и черное выскакивает из леса справа от него и по диагонали несется к Мышонку. Док нажимает на спусковой крючок, и грохот выстрела заставляет животное наполовину развернуться и зарычать на него. Док видит два красных глаза и открытую пасть с длинным языком и множеством острых зубов. Молния ужаса пронзает Дока от темечка до мошонки, его байк разворачивается поперек дороги, замирает. Внезапно Доку кажется, что вокруг глубокая ночь. Разумеется, собаку он не видит: как можно разглядеть черную собаку в ночной тьме?

Но тварь вновь разворачивается и бежит к Мышонку.

«Она не бросилась на меня из-за пистолета и потому, что за моей спиной еще двое парней», — думает Док. Его голова и руки, кажется, набрали еще по сорок фунтов каждая, но он борется с избытком массы, выпрямляет руки и стреляет вновь. На этот раз знает, что попал в тварь, которая лишь на мгновение сбивается с курса. Морда опять поворачивается к Доку. Тварь громко и протяжно рычит, из пасти брызжет слюна. Хвост или его подобие мотается из стороны в сторону.

Когда Док смотрит в раскрытую красную пещеру, его решимость слабеет, руки становятся еще тяжелее, ему с трудом удается держать голову. Ощущение такое, что он падает в эту красную пасть. Пистолет почти вываливается из ослабевших пальцев. Тех самых пальцев, которые выписали роковую дозу лекарства прооперированной Дейзи Темперли. Тварь бежит к Мышонку. Док слышит Сонни, выкрикивающего ругательства. Громкий взрыв справа вырубает оба его уха, вокруг устанавливается блаженная тишина, «Приплыли, — говорит себе Док. — Полночь в полдень».

* * *

На Сонни темнота сваливается одновременно с рвущей болью в голове и животе. Такой сильной боли он никогда не испытывал и понимает: именно из-за нее свет померк у него перед глазами. Он и Кайзер Билл в восьми футах позади Нюхача и Дока и в пятнадцати от поворота узкого проселка. Кайзер отпускает руль и обеими руками хватается за голову. Сонни прекрасно понимает, что тот сейчас чувствует: раскаленный кусок железной трубы длиной четыре фута вонзился в макушку и опускается все ниже, добираясь до яиц, сжигая все, что встречается по пути. «Эй, парень», — говорит он и тут замечает, что воздух превращается в густой сироп, словно атомы кислорода и углекислого газа стали такими липкими, что приклеиваются к коже. Тут Сонни видит, что у Кайзера закатываются глаза, и понимает, что тот вот-вот отключится. Боль разрывает и его, но он знает, что должен помочь Кайзеру. Сонни протягивает руку к рулю его байка, наблюдая, как зрачки Кайзера исчезают под верхними веками. Кровь струйками вырывается из ноздрей, тело откидывается назад, потом сваливается в сторону. Пару секунд байк тащит своего наездника, потому что один сапог зацепился за руль. Потом сапог соскальзывает, а рука Сонни останавливает байк.

Раскаленная докрасна труба тем временем протыкает Сонни желудок, и выбора у него уже нет; он позволяет байку Кайзера свалиться на землю, стонет, сгибается пополам и выблевывает всю еду, которую съел за свою жизнь. Когда внутри ничего не остается, желудку определенно становится легче, но боль вгоняет в голову одну огромную спицу за другой. Руки и ноги становятся ватными. Сонни смотрит на свой байк. Вроде бы стоит на месте. Он не понимает, как можно двинуть его дальше, но окровавленная рука поворачивает ручку газа. Ему удается сохранить равновесие, когда мотоцикл трогается с места. «Это моя кровь?» — гадает он, вспоминает две красные струйки, вырвавшиеся из ноздрей Кайзера.

Шум, который набирал силу, превращается в рев «747-го», идущего на посадку. Сонни думает, что сегодня у него нет ни малейшего желания смотреть на животное, Которое может издавать такие звуки. Мышонок был абсолютно прав: это гиблое, гиблое место, двойник очаровательного городка Харко, расположенного на границе с Иллинойсом. Сонни больше не хочется попадать в Харко. Одного раза для него больше чем достаточно.

Так зачем ехать вперед, когда можно развернуться и умчаться к солнечному миру шоссе № 35? Он не позволит этой псине, рычание которой громкостью не уступает реву самолетных двигателей, откусить ему яйца. Как бы ни было больно.

Спицы продолжают втыкаться в голову Сонни, когда тот прибавляет скорость и смотрит вперед, пытаясь понять, что происходит на дороге. Кто-то кричит, но он не может разобрать, кто именно. Сквозь рычание он безошибочно узнает звук удара подпрыгнувшего мотоцикла о землю, и у него екает сердце. «Нюхач всегда должен ехать первым, — думает он, — иначе жди беды». Гремит пистолетный выстрел. Сонни заставляет себя продавливаться сквозь слипшиеся атомы воздуха и через пять или шесть секунд видит Нюхача, который с трудом поднимается на ноги рядом с лежащим на земле байком. В нескольких футах дальше в поле зрения попадает массивная фигура Дока, Он сидит на застывшем байке, поставив ноги на землю, и целится из пистолета во что-то находящееся перед ним. Док стреляет, из ствола вылетает язык красного пламени.

Из последних сил Сонни соскакивает с движущегося байка и бежит к Доку, стараясь разглядеть, что находится впереди. Сначала видит байк Мышонка, лежащий плашмя в двадцати футах от него, на изгибе проселка. Потом самого Мышонка, отползающего от какого-то зверя. Что это за зверь — не разобрать. Сонни видны только зубы и глаза. Не замечая ругательств, которые потоком срываются с языка, Сонни выхватывает револьвер и стреляет в чудовище, пробегая мимо Дока.

Док не просто стоит. Док вышел из игры. Странный зверь смыкает челюсти на ноге Мышонка. Он собирается вырвать из нее немалый кусок мяса, но «магнум» Сонни всаживает в него пулю с полым наконечником (спасибо практике в тире, стрелок он меткий). Но против ожидания и законов физики, разрывная пуля Сонни не проделывает в боку зверя дыры размером с футбольный мяч. Она только отталкивает его и отвлекает от ноги Мышонка, даже не сбивает с лап. Мышонок вопит от боли.

Собака разворачивается и смотрит на Сонни красными глазами размером с бейсбольный мяч. Пасть открывается, обнажая множество острых белых зубов. Пасть резко захлопывается. С челюстей слетает слюна. Собака наклоняется, движется вперед.

Рычание усиливается. Сонни предупреждают: если он не повернется и не убежит, быть ему очередным блюдом.

— Хрена с два, — рычит Сонни и стреляет зверю в пасть.

Разрывная пуля должна превратить всю голову в кровавое месиво, но после выстрела ничего не меняется.

«Дерьмо», — думает Сонни.

Глаза псевдособаки сверкают, голова вдруг начинает вылезать из сгустившейся тьмы. Черный полог словно оттягивается назад, и Сонни уже видит мощную шею, переходящую в огромный торс и сильные передние лапы. Может, ситуация меняется к лучшему, думает Сонни, может, это чудовище все-таки уязвимо. Сонни сжимает запястье правой руки левой, целится псевдособаке в грудь, нажимает на спусковой крючок. Грохот выстрела забивает ему уши ватой. Все спицы, воткнутые в голову, разом раскаляются добела. Боль пробивает голову насквозь, от виска к виску.

Темная кровь бьет из грудины зверя. Сонни Кантинаро охватывает восторг первобытного человека, сразившего пещерного медведя. Все большая часть чудовища становится видимой. Широкая спина, задние лапы. С такой тварью, высотой четыре с половиной фута, он сталкивается впервые. Она напоминает гигантского волка. Когда волк начинает приближаться к нему, Сонни стреляет вновь. Словно эхо, у него за спиной гремит еще выстрел. Пуля с осиным жужжанием пролетает совсем рядом.

Тварь отступает, прихрамывая на раненую лапу. Сверкающие яростью глаза буравят Сонни. Он оглядывается и видит Нюхача, стоящего посреди узкой дороги с кольтом в руке.

— Не смотри на меня, стреляй! — орет Нюхач. — Его голос оживляет Дока, который поднимает руку с пистолетом и целится. Потом все трое жмут на спусковые крючки, и проселок уже напоминает тир. Псевдособака («Адский пес», — , думает Сонни) отступает еще чуть-чуть, раскрывает жуткую пасть, воет в ярости и злобе. Приседает на задние лапы, прыжок — и дорога открыта.

Сонни с трудом подавляет желание опуститься на землю, столь велики облегчение и усталость. Док поворачивается и стреляет в темноту под деревьями, пока Нюхач не кладет ему руку на плечо и не говорит: «Хватит!» Воздух пропах порохом и каким-то приторным животным мускусом. Светло-серый дым, поднимающийся в темном воздухе, кажется ослепительно белым.

Осунувшееся лицо Нюхача поворачивается к Сонни, белки его глаз красные.

— Ты попал в этого гребаного зверя, да? — Голос Нюхача едва проникает в заткнутые ватой уши Сонни.

— Черт, да. Как минимум дважды, может, трижды.

— И мы с Доком попали по разу? Откуда взялась эта тварь?

— Из ада, откуда же еще? — отвечает Сонни.

Плача от боли, Мышонок в третий раз кричит: «Помогите мне!» — и остальные наконец-то его слышат. Медленно, ощупывая руками те части тела, которые болят больше всего, идут по проселку и опускаются на колени рядом с Мышонком. Правая штанина джинсов изодрана и пропитана кровью, лицо перекошено от боли.

— Вы что, оглохли?

— Практически, — отвечает Док. — Скажи мне, пуля тебе в ногу не попала?

— Нет, но только чудом. — Его лицо дергается, не расцепляя зубы, он втягивает сквозь них воздух. — Учитывая, как вы стреляли. Жаль, что вы не открыли огонь до того, как она ухватила меня за ногу.

— Я открыл, — отвечает Сонни. — Только поэтому ты с ногой.

Мышонок смотрит на него, качает головой.

— Что с Кайзером?

— Потерял литр крови, которая вытекла из носа, и отключился, — отвечает ему Сонни, Мышонок вздыхает, сожалея о слабости человеческих существ:

— Как я понимаю, нам пора выбираться из этой дьявольской дыры.

— С ногой все в порядке? — спрашивает Нюхач.

— Она не сломана, если ты об этом. Но и не в порядке.

— Что с ней? — спрашивает Док.

— Не знаю. Я не отвечаю на медицинские вопросы заблеванным людям.

— Ехать сможешь?

— Да пошел ты, Нюхач.., или ты не знаешь, когда я не смогу ехать?

Нюхач и Сонни встают по бокам и с огромным усилием поднимают Мышонка на ноги. Когда отпускают, Мышонок, хромая, делает несколько шагов.

— С ногой далеко не все в порядке.

— Это плохо, — говорит Нюхач.

— Нюхач, дружище, знаешь, какие у тебя глаза? Ярко-красные. Ты выглядишь как гребаный Дракула.

Они торопятся, насколько это возможно. Док хочет взглянуть на ногу Мышонка, Нюхач хочет убедиться, что Кайзер Билл жив, все они хотят выбраться из этого места туда, где нормальный воздух и солнечный свет. Головы гудят, мышцы болят от нечеловеческого напряжения. Никто не уверен, что адский пес не готовится ко второй атаке.

Пока они разговаривают, Сонни поднимает «Толстяка» Мышонка и катит к владельцу. Мышонок берется за руль и катит байк к шоссе, хотя при каждом шаге лицо перекашивает от боли.

Нюхач и Док поднимают свои байки, Сонни, пройдя по проселку шесть футов, проделывает то же самое.

До Нюхача вдруг доходит, что он не взглянул на «Черный дом», когда стоял в повороте, помогая Мышонку подняться.

Вспоминает слова Мышонка: «Это дерьмо не хочет, чтобы его видели», и признает его правоту. Рыбак не хочет, чтобы кто-то заходил на проселок, не хочет, чтобы кто-то смотрел на его дом.

Уверен Нюхач и в другом: теперь Джеку Сойеру придется рассказать все.

Потом ужасная мысль пронзает его, и он спрашивает:

— С вами произошло что-то необычное, очень странное, перед тем, как этот адский пес выскочил из леса? В голове?

Смотрит на Дока, и Док краснеет. Похоже, произошло, думает Нюхач.

— Пошел ты на хер, — бурчит Мышонок. — Я не собираюсь об этом говорить.

— Я полностью согласен с Мышонком, — вырывается у Сонни.

— Как я понимаю, ответ — да, — подводит итог Нюхач.

Кайзер Билл лежит на краю проселка с закрытыми глазами, подбородок, грудь, живот влажные от крови. Воздух по-прежнему серый и липкий, тела весят не меньше тысячи фунтов, байки катятся на свинцовых колесах. Сонни останавливает байк рядом с Кайзером Биллом, ногой не так уж и нежно бьет по ребрам.

Кайзер открывает глаза, стонет.

— Сонни, твою мать! Ты меня пнул. — Он приподнимает голову и замечает, что залит кровью. — Что случилось? Меня подстрелили?

— Ты вел себя как герой, — отвечает Сонни. — Как ты себя чувствуешь?

— Отвратительно. Куда меня ранили?

— Откуда мне знать? — отвечает Сонни. — Вставай, пора выметаться отсюда.

Остальные проходят мимо. Кайзеру Биллу удается подняться, а потом, ценой невероятных усилий, поднять и байк. Он толкает его к выезду с проселка, удивляясь как жуткой головной боли, так и количеству крови в его теле. Когда выходит из-под деревьев и присоединяется к друзьям на шоссе № 35, неожиданно яркий свет бьет по глазам. Земля начинает уходить из-под ног, он вновь едва не теряет сознания.

— Думаю, я не ранен, — говорит он.

На Кайзера никто не обращает внимания. Док спрашивает Мышонка, не хочет ли тот сразу поехать в больницу.

— Только не в больницу. Больницы убивают людей.

— По крайней мере позволь мне взглянуть на твою ногу».

— Хорошо, смотри.

Док приседает. Прикасается к ноге удивительно нежными движениями. Мышонок морщится от боли.

— Мышонок, — говорит Док, — таких собачьих укусов мне видеть не доводилось.

— Так и такую собаку ты никогда не видел.

— Рана очень странная. Тебе нужны антибиотики, и немедленно.

— Разве у тебя нет антибиотиков?

— Конечно, есть.

— Тогда едем к Нюхачу, и там ты сможешь колоть меня, сколько влезет.

— Как скажешь, — отвечает Док.

Примерно в то время, когда Мышонок и Нюхач предпринимают первую, неудачную попытку найти проселок и щит с надписью «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН», Джек отвечает на трель сотового телефона, надеясь, что звонит Генри Лайден, сообщить о результатах экспертизы записи разговора по линии 911. Конечно, будет здорово, если Генри удастся опознать голос, но Джек на это мало рассчитывает. Рыбак-Бернсайд старше Потей, и Джек сомневается, что он ведет активную социальную жизнь. Что Генри может, так это подметить тончайшие нюансы голоса и многое рассказать о его обладателе. Джек верит, что его друг слышит недоступное другим, пусть вера эта столь же иррациональна, что и вера в волшебников. Он не сомневается, что Генри Лайден укажет одну-две важные детали, которые смогут сузить фронт поисков. Впрочем, Джека будет интересовать все, что удастся выудить Генри из записи на магнитной ленте.

А вот если звонит кто-то еще, Джек намерен как можно быстрее закруглить разговор.

Но голос, который он слышит в трубке, меняет первоначальные планы. С ним хочет поговорить Фред Маршалл, и Фред тараторит что-то бессвязное, поэтому Джек просит его не спешить и начать по новой.

— Джуди стало хуже, — говорит Фред. — Она.., что-то бормотала, бушевала, обезумела, как раньше, бросалась на стены…

Господи, на нее надели смирительную рубашку, тогда как она только хотела помочь Таю. Все это из-за той пленки. Господи, как мне с этим справиться? Джек, я хотел сказать, мистер Сойер, извините, сам не знаю, что говорю, я так тревожусь.

— Только не говорите мне, что кто-то послал ей запись разговора на линии 911.