Дорогие читатели, этот сборник рассказов написан участником афганской войны, простым инженером-конструктором, и поэтому не содержит литературных изысков

Вид материалаРассказ
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   14
НАРКОМан.

  

   Газни. 1984 год.

   Весь полк ловил дембеля, который не хотел ехать домой.

   Причина по тем временам, из ряда вон. За время службы он здорово "подсел" на наркотики, и теперь боялся вернуться домой, туда, где достать дозу было огромной проблемой. В Советском Союзе об этом и не слышали, я сам и мои товарищи попробовали эту гадость, только здесь, в Афганистане. Разве что, солдаты, призванные в армию с югов, знали, что это такое.

  

   Видно друзья помогали дембелю скрываться. Его кормили, и делились с ним анашой и героином.

   Полк выстроили цепочкой и прочесали все закоулочки, но его не нашли. На него устроили засады, и только спустя некоторое время его поймали, и посадили на губу. Там переодели и под охраной, отвезли в Кабул, а оттуда в Союз.

   Что он делал там? Какие скорби претерпел в борьбе с недугом? Не знаю.

   Но лечить его никто не собирался.

  

   Поединок.

  

   Кабул. Февраль 1984 года. Расположение роты СС (спец.средств).

   Только что приехали на курсы по спец.минированию разведчики и сапёры со всех полков и дивизий 40-армии, по 6 человек от каждого. Состав спец.группы 6 человек, 3 сапёра и 3 разведчика, сапёры устанавливают минные поля, а разведчики их прикрывают. А потом в полку все вместе следят за работой сейсмодатчиков, улавливающих передвижение караванов и вооружённых банд.

  

   Селили нас в палатки в расположении роты СС. Палатку делили на пополам, на одной стороне слева от входа располагались десантники, а справа пехота. Наряды по палатке и столовой приходилось тянуть поровну, но десантники роптали: "Чего это мы десантники должны напрягаться и обслуживать пехоту!?". Десантники предложили провести поединок между представителем десантуры и пехоты, а кто проиграет, тот и тащит наряды. Пехотинцы согласились.

  

   Десантники со своей стороны выдвинули рослого молодого, двухметрового разведчика. Симпатичный парень, и я слышал о нём, что он успел окончить курс университета. Пехотинцы выдвинули меня, сапёра, худощавого черпака метр восемьдесят пять, среднего сложения. Были ребята и покрепче и поуверенней, но видно решили, что если зашибёт меня десант то и не жалко.

  

   В назначенный час, в палатке произошёл этот судьбоносный поединок. Мы стояли в плотном кольце болельщиков, и даже в одежде чувствовалась разница. Десантник в новой зелено-коричневой "стекляшке", а я в выгоревшей светло-зеленой хэбэшке.

  

   Десантник чувствовал себя уверенно, и внимательно слушал своих секундантов. Поддержка моральная у него была что надо, десантники накачивали своего бойца, зажигательными лозунгами. Пехота смотрела на меня с сожалением, типа: "Умри, если сможешь, достойно".

  

   Быстро за нас обсудили условия боя, и остановились на том, что кто первый окажется на полу - тот проиграл. Удары без ограничений, руками и ногами.

   Брейк!

   Сразу же заревела группа поддержки десантника, и он ловко завертел ногами. Фух-фух-фух разрезали воздух его сапоги. Пытался убежать, но пятачок был слишком маленький. Удары свистели над головой и перед лицом, и попадали по рукам и в плечи.

  

   Неожиданно мне удалось схватить его ногу, когда он ударил в грудь. Десант вцепился в моё х/б, и пробовал "клюнуть" меня своим лбом в лицо, но попадал в мой лоб. Какое-то время мы танцевали на 3 ногах, и вот мне удалось его повалить. Короткая борьба в партере, и мне удалось забраться сверху. Начал бить его по лицу, оглядываясь на судей, в надежде, что они остановят поединок.

   Десантники остановили поединок, и предложили изменить условия боя - драться до первой крови.

  

   Десантники подбадривали своего бойца, но он и так был в ярости и только ждал разрешающего сигнала, чтобы растоптать меня. Болельщики пехотинцы приободрились, почувствовав, что у меня есть шанс выиграть этот бой. Они хлопали меня по плечу и приободряли. Кто-то подсказывал тактические ходы, и показывал, как надо бить. Мне было не по-детски страшно, потому что десантник выглядел, как разъярённый бык. Пехотинцы подталкивали меня вперёд, к нему уговаривая: "Иди, накостыляй ему!".

   Мне в тот момент больше всего хотелось позорно убежать, но пути к отступлению были отрезаны.

   Снова команда: "Брейк!!!".

   Десанты заревели: "За ВДВ! Порви его! Бей пехоту!".

   Сорвавшийся словно бык с цепи, десантник обрушил на меня град ударов, размахивая кулаками, как мельница. С трудом, преодолевая волнение, делал шаг навстречу и выбрасывал кулаки в сторону его лица. Удары получались предательски слабыми, и он почти не чувствовал их. Его же удары обрушивались на голову сверху, на плечи, по корпусу. Было больно и страшно, но я продолжал бить, только прямыми ударами и только в голову. Наконец-то увидел кровь на его лице, и промелькнула радостная надежда, на то, что сейчас бой остановят.

  

   Но десантники ревели и требовали мести. Пехота тоже заревела, перекрывая десантников. Я слышал поддержку, и как ребята выкрикивают моё имя, до этого мало кому известное. Десантник ускорил обороты мельницы, и стал подключать ноги. В какой-то момент мне удалось уйти в сторону, или это десантника развернуло от собственного удара, просвистевшего у меня над головой, но я оказался сбоку. Тут же нанёс несколько увесистых ударов по лицу, и чувствовал, что они достигли цели.

  

   Десант растерялся и стал уходить в глухую защиту. Поглядывая на десантников, чтобы они остановили бой, продолжал втыкать бойцу, удар за ударом сквозь защиту. Они не торопились, но перестали кричать, и посмотрев несколько секунд на то, как избивают их бойца - остановили бой.

  

   Пехота была довольна.

   Ребята из других полков обнимали меня и поздравляли. Это было очень приятно, тем более что ни как не ожидал такого исхода боя. Десантники, пересмотрели условия договора, сделанные перед боем. Вообщем, решили, что молодые десантники и молодые пехотинцы будут шуршать вместе, а рулить ими будет пехотинец. Все единогласно выбрали меня, на эту не почётную должность.

  

   Вот так, вместо "приза", получил большой "геморрой" с чужими молодыми, заставляя их соблюдать очередь и добросовестно исполнять свои обязанности, а так же отвечать за чужие грехи. Вот такая хитрая десантная месть.

  

   Потом пытался поговорить с бойцом-десантником, о том, что он учился в университете, у меня незаконченное высшее, и как два интеллигентных человека, мы могли бы найти общий язык. Но он был настроен враждебно, для чего-то напирая на то, что меня не боится и даже презирает за то, что я пехотинец.

   Разговора не получилось, а жаль - мне так не хватало умного собеседника.

  

   Ночной переполох.

  

   Газни. Март 1984 года.

   Было в разведроте 2 молодых бойца, хорошие крепкие парни, но был у них большой изъян - любили поспать. Несколько раз они засыпали во время ночных засад, и их было решено перевести в пехоту, ну а пока они тащили наряды и выполняли всякую чёрную работу.

  

   Солдатов был простой и малоразговорчивый парень. Тужиков, успел до армии поучиться в институте. Он любил поговорить, подмешивая к речи феню.

   Когда его спросили: "Ты что, блатной?".

   Он ответил: "Ну не блатной, но приблатнёный!".

   Во время воспитательных действий, старослужащие "наварили" ему хороший фофан под глаз, и поэтому командование роты решило его не показывать. Строем и на полковые построения он не ходил.

  

   С последней реализации разведданных, в полк привели остатки разбитой банды душман. Около 15 моджахедов сидели на полковой гауптической вахте, и по такому случаю, досрочно отпустили всех губарей. Их главаря держали отдельно, в баньке разведроты, представляющей из себя блиндаж с плоской крышей.

  

   Главарь был среднего роста, около 40 лет, худощавый афганец, в тёмных национальных одеждах, с чёрной чалмой. Он сильно хромал, на прострелянную ногу, но держался с достоинством. Днём главаря приводили, в расположение разведроты и заставляли подметать в палатках, и убирать территорию, а ночью закрывали в баньке. Охраняли его Тужиков и Солдатов.

  

   Однажды ночью, всех разбудил вопль: "Рота подъём!".

   В палатке зажгли свет. Разведчики соскочили со своих коек. Увидели прапорщика и сидящего на полу бойца, накрытого плащ-палаткой. Когда прапорщик снял плащ-палатку, то под ней оказался связанный Тужиков с портянкой во рту. Глаза его были полны изумления и испуга. Прапорщик выдернул портянку из его рта, и приказал развязать. Обводя взглядом разведчиков, стал рассказывать.

  

   - Иду это я проверить, как охраняют главаря банды. На подходе к баньке слышу оглушительный храп, ну думаю, душара бессонницей не страдает, спит без задних ног, да ещё и храпит как конь. Подхожу ближе, и вижу на плоской крыше бани, спит Тужиков, со страшным храпом. Он откинулся на спину, и свесил ноги, а его автомат лежит рядом.

  

   Тогда я забрал его автомат, и вернулся в каптёрку, где взял плащ-палатку и портянку. Когда вернулся, то Тужиков так же заливался оглушительными трелями. Накинул на него плащ-палатку и стал крутить и связывать руки. Тужиков спросонья, испугался и стал дико орать. Пришлось забить ему портянку в рот. Когда скрутил его, то положил на плечо и понёс в роту. Бедняга, перепуганный насмерть, бился изо всех сил, так что пришлось немного оглушить его, по голове.

  

   Тужиков, слегка контуженный, так и сидел на полу, слушая рассказ прапорщика. Под дружный хохот разведчиков.

   Их перевели из разведроты в пехоту, где-то перед самым Панджшером. Они нормально прижились в новых ротах, и даже достигли успехов.

  

   Однажды пехота оцепила один кишлак недалеко от Рухи, и разведрота должна была его досмотреть. В цепочке, залёгших пехотинцев, увидели Солдатова с гранатомётом РПГ. Ротный подошёл к нему, задал вопросы о жизни в новой роте, и попросил показать, как он обращается с гранатомётом.

   -Куда попасть - спросил Солдатов.

   -Вон видишь окошечко в дувале? Попади в него - предложил ротный.

   Дувал стоял от нас метрах в 400, и окошко было маленького размера, не больше квартирной форточки.

   Солдатов прильнул к прицелу и выстрелил.

   Граната влетела в дувал, и рванула внутри, выталкивая в окна плотную пыльную взвесь.

   Ротный и разведчики похвалили Солдатова, и пошли досматривать кишлак.

   Тужикова тоже встретили на Панджшере, он был хорошо ушит, и что-то по деловому подвязывал к БТРу. Поздоровались. У него служба шла нормально, и новой ротой он был доволен.


Удав.


Апрель 1984 года. Афганистан. Газни. Расположение 191 полка. Разведрота.

После утреннего построения меня «черпака», и «ветерана» по кличке «Удав» оставили наводить порядок в палатке.


«Удав» призвался из Питера. Он был среднего роста, крепкого телосложения, но немного заторможенный, мимика его широкого и скуластого лица была совершенно неподвижна. Его недолюбливали за тупую присказку: «И мне тоже!». Если кого-нибудь из «молодых» посылали стрелять сигареты или ещё за чем-нибудь то «Удав» тут же добавлял: «И мне тоже!».


Разведрота ушла заниматься своими делами, а мы с «Удавом» пошли в палатку. Он как положено ветерану, лёг прямо в одежде, на заправленную кровать, чтобы помечтать о скором дембеле. Я взял ковш с водой, и стал прыскать на цементный пол, чтобы при подметании не поднялась пыль.


«Удав» лежал на койке рядом с кроватью, недавно убитого в бою, взводного – молодого лейтенанта. Убитые легко уходили из памяти, исчезая из жизни роты в день своей смерти, потому что сразу их отправляли в Кабул, где одевали в «цинковый бушлат», в котором отправляли домой. Память павших в бою продолжали чтить в разведроте. На 40 дней кровать убитого застилали новым бельём и тщательнейшим образом отбивали синее одеяло с тёмно-синими полосками. Офицерам на подушку клали десантный берет, хотя мы пехотинцы их не носили. У солдат была просто белоснежная подушка, а иногда на неё ложили новую панаму.


Заправив табуретки в спинки кроватей, стал не спеша заметать пол веником из тростника, который в изобилии растёт в предгорье. Вдруг дверь открылась, и в палатку вошёл наш прапорщик. Увидев развалившегося на кровати «Удава» он тут же наехал на него:

- Это что такое!? Встать и приступить к уборке!

«Удав», лениво потянувшись, сел на кровати и угрожающе выдавил из себя:

-Ну, ты меня достал!

С совершенно непроницаемым лицом, он открыл тумбочку, и взял с полки гранату «эфку». Выдернул кольцо и бросил гранату под ноги прапорщика.


Следующие секунды растянулись для меня в минуты.

Широко раскрытыми глазами, я смотрел, как катилась граната, цокая гранёным корпусом по цементному полу, к ногам прапорщика. Ужас парализовал меня, стоящего посреди палатки, с веником в руках. В голове вспыхнула мысль: «Он что охренел!? Это же ПИПЕЦ всем!!!». Не отрываясь, смотрел на корпус гранаты, остановившейся от меня в трёх шагах. Ноги прапорщика исчезли из «кадра», и тут же за ним захлопнулась дверь. Я успел удивиться его чрезвычайной резвости.


На затяжном вдохе, я напрягал все мышцы, ожидая смертельного удара осколков…


Но секунды бежали, а взрыва не было.


«Удав» встал с кровати, и спокойно взял гранату. Он положил её в тумбочку, и снова лёг на кровать, закинув руки за голову. Тогда я догадался, что у взрывателя гранаты была удалена нижняя часть, которая должна сдетонировать.


Фу!!! С облегчением выдохнул избыток воздуха, и торопливо зашуршал веником по полу.

Прапорщик видно перепугался не на шутку, и больше не вернулся.

Через неделю полк ушёл на Панджшер, а «Удав» с другими «ветеранами» остался дожидаться скорой отправки домой. На дембель уходило только три человека, к сожалению, до этого светлого дня доживали не многие из большого призыва.


  

  

   Восхождение.

  

   Газни. Расположение 191 полка. Начало апреля 1984 года.

   Намечалась большая армейская операция, готовиться к ней начали издалека. Задолго до начала выхода из полка, уже ходили слухи о том, что едем на северо-восток Афганистана, на Панджшер и звучало имя Ахметшаха - влиятельного полевого командира. Так далеко я ещё не уезжал из полка.

  

   Наконец-то настал день, когда колона нашего полка выехала в сторону Кабула. Этим же вечером мы разместились на ночёвку, на окраине Кабула называемой Тёплый Стан. Потом останавливались под Чирикаром и только после этого выдвинулись на Панджшер.

  

   Отказники.

  

   Первые трудности, с которыми пришлось столкнуться разведроте, это отказники. Мы втроём пришли в разведроту в феврале, я и со мною двое молодых. Один из них крепыш по фамилии Волобуев, какой то его родственник служил в штабе ВДВ в Кабуле, и хохол с оленьими глазами и плавной малорусской речью. В 40-й армии начинали создавать группы по спец.минированию при полках и дивизиях из шести человек, трое сапёров и трое разведчиков, и приписанных к разведроте.

  

   Впервую очередь мы поехали в Кабул на курсы по установке минных полей системы "Охота". Когда вернулись, Волобуев сразу же стал рваться из роты, заявляя, что он боится высоты и ни в какие горы не пойдёт. Не убедить, не припугнуть его, не удалось. У хохла гнили ноги, и он постоянно ходил с повязками. Он тоже хотел откосить, но его удалось припугнуть и уговорить. Но когда мы приехали на Панджшер, то первый выход полка в горы начался в глубочайшем ущелье, куда нас подбросила бронетехника. Когда хохол увидел высоченные, почти вертикальные скалы, то сразу же заблажил, что ни за что туда не полезет. Пробовали его заставить, но от страха он потерял чувство боли, и никакими угрозами и побоями его было не сдвинуть с места. Пришлось его оставить на броне, а потом их перевели обратно в сапёрную роту.

  

   Восхождение.

  

   Рота сразу же стала карабкаться в скалы. Иногда казалось, что дальше пройти невозможно. Но находился смельчак, который чудом проходил опасный участок, и за ним проходили все остальные, рискуя сорваться. Забравшись на скалы, мы увидели высокие хребты уходящие высоко вверх в плотную белую шапку облаков. По хребтам поднимались маленькие цепочки рот, и достигнув белёсой дымки, скрывались в облаке.

  

   Вот и наша рота входит сквозь плотное облако, и совершает подъём в белёсом тумане. Подниматься трудно, потому что склон очень крутой и приходиться помогать себе руками. Не мы, не наши молодые командиры, не представляли, что такое – скалы Панджшера. Впервые в жизни видел такие огромные горы. Дымка облаков становилась всё тоньше и тоньше, наконец-то засияло солнце. Вот мы и выше облаков, а хребты уходят ещё выше и выше. Подъём выдался затяжным.

  

   Почти параллельные хребты, вывели нас на большой хребет, и полк пошёл одной длинной цепочкой. Разведка шла впереди с небольшим отрывом. Когда я оглянулся назад на идущий за нами полк, то он выглядел маленькой, тонюсенькой цепочкой, по сравнению с горным массивом, раскинувшимся до самого горизонта. Мощь и простор поражали воображение, а хребет уходил всё выше и выше. Мне тогда показалось, что прочесать эти горы просто невозможно. Как впрочем, и штурмовать их было тоже делом не простым.

  

   Разведчики не только не имели альпинистской подготовки, но и элементарного снаряжения. На всю роту была только одна верёвка длиной 25 метров, это сапёрная кошка, и та больше похожа на бельевую верёвку. Нам велено было взять зимнюю одежду, т.е. сапоги, ватные штаны, зимний бушлат, шапку-ушанку и варежки с одним пальцем. Всё это было приторочено к вещмешку системы "сидор". Спальников тогда в роте не было, разве что у начальника разведки полка, и командира разведроты.

  

   В одном месте мы вышли на край огромнейшей пропасти. Мне тогда казалось, что глубина её больше километра, это была абсолютно вертикальная стена. Разведчики стояли на узеньком карнизе в самом верху, и со страхом и любопытством смотрели вниз. Потом решили отлить, ведь "лучше нет красоты, чем отлить с высоты". Мы стояли на самом краю бездны и смотрели, как блестят в солнечных лучах наши струи, летящие в пропасть. Вот они распадаются на крупные капли и исчезают из вида, не пролетев и двадцатой части, этой глубины. С ущелья ветер дул прямо в грудь и помогал стоять на карнизе, но казалось, что если он резко прекратится, то ты обязательно качнёшься в пропасть. Кто-то из дедов решил приколоться и резко толкнул меня в пропасть, а потом дёрнул на себя. От ужаса, казалось, что сердце вырвется из груди. Остальных же это здорово позабавило.

  

   Разведрота поднимались всё выше и выше. Вот показались снежники и торчащие из них скалы. В какой-то момент ротный сказал, что мы пересекли отметку 5000 метров над уровнем моря. Дышать становилось тяжелее и тяжелее, и когда останавливались на коротенький привал, то я сразу задыхался не в силах отдышаться. Как не странно помогала сигарета, делал несколько затяжек, и дыхание начинало выравниваться.

  

   Мы старались идти по скалам, избегая рыхлого снега. В одном месте на другой стороне ущелья заметили уходящую цепочку душман. Расстояние между нами было больше двух километров, но разведчики всё равно стали стрелять в их сторону. Почти тут же душманские пули пролетели на излёте над нашими головами. Все стали искать укрытия, а артнаводчик стал наводить артиллерию.

   Недолёт. Перелёт. Опять не туда. Близко. Но духи стремительно дошли до кромки хребта, и скрылись за ней.

  

   Вот и начало смеркаться, а мы всё шли и шли. Я уже изрядно устал, и чтобы не думать об этом, решил унестись мыслями к чему-то приятному. Вот закончу служить, думал я, и вернусь домой. С радостью меня встретят родные, и мама накроет большой и вкусный стол. На нём будет множество блюд, холодных закусок, и сразу же начну их есть. По-очереди, один за другим съем салаты, закусывая их бутербродами с колбасой и ветчиной. Потом горячее блюдо - мясо крупными поджаристыми кусками с макаронами, и с огромным аппетитом заталкиваю всё это в рот, изумляя окружающих. Съедено уже не мало, но с удивлением замечаю, что желанной сытости нет. На столе стоит огромный торт. Все возьмут по маленькому кусочку, а остальное оставят мне, и я его весь съем и запью чаем.... Но мне хочется ещё есть!?

  

   Что-то забурчало в голодном желудке, и мозг запустил мечты по второму кругу.

   Нет, это невыносимо, и я стал внимательнее разглядывать окружающие пейзажи.

   Спустилась ночь, и по-особому, с сине-зелёным отливом, засияли в лунном свете хребты, словно сошедшие с картин Рериха. Непередаваемое очарование высокогорной пустыни, и только похрустывание снега под ногами усталых разведчиков, нарушало тишину.

   Мороз крепчал, и вскоре заиндевели брови. Вот мы вышли на заснеженный перевал, из которого как пальцы торчали маленькие острия скал, не больше метра в высоту.

  

  

   Ночёвка.

  

   Здесь мы стали устраиваться на ночёвку, а следующие за нами роты пошли дальше по хребту. Пока устраивались на ночлег, поглядывал на цепочку пехотинцев, идущую по снежной кромке к следующей вершине. Боевое дежурство несло две трети личного состава, пока одна треть отдыхала. Мы пришли на место около часа ночи, а подъем в полшестого, а в шесть снова начать движение. Так что на сон всего полтора часа. Разгребали снег, клали на камни бронежилет, и стелили плащ-палатку. Ложились парами, и накрывались другой плащ-палаткой.

  

   Неожиданно поднялся ураганный ветер, и стало жутко холодно. Ни бушлат, ни ватные штаны, ни спасали от пробирающего до костей холода. Мороз был обжигающим. Пальцы в перчатках леденели. Метель засыпала наш снежный окоп. Когда меня сменили на дежурстве, то я попытался уснуть, но не смог, потому что было очень холодно, и мне было никак не согреться. Так что проколотился от холода до самого утра. Под утро ураган утих, словно его и не было.

  

   До подъёма, на тротиловых шашках, растопили воды в котелках и приготовили чай. От чая несло неприятной горечью, но дров в этой ледяной пустыне не найдёшь. Было очень холодно, но все понимали, что в зимних вещах идти очень тяжело, и поэтому снимали ватные штаны, а самые горячие и бушлат.