Меня нет штата редакторовА. Белый

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   15   16   17   18   19   20   21   22   23

23


Так в "сырье" обратного ходя (Я, история, сошествие Духа, Христос Иисус), ХХ-й век и 1-й сомкнулись в круг времени: круг времени встал мне в христианийские дни.

И я понял ВПЕРВЫЕ себя; и я понял ВПЕРВЫЕ Иисуса; и я понял ВПЕРВЫЕ доктора с темой второго пришествия; оно нам - имманентно(404).


24


В пяти лекциях курса "Пятое Евангелие" Рудольф Штейнер вел нас из двадцатого века через историю в первый, чтобы сказать: теперь, когда стало на ноги самосознание, крест индивидуума для воскресения из личности в пору понять, как событие первого века: в понимании возможности изжития кармы - здесь, на земле.

Иисус первый изжил карму; и тем предварил наш период; в средине периода самосознающей души - входим в возраст Иисуса; отсюда: снимаются и печати с биографии Его до 30 лет; Иисус - врата к инспирации; инспирация - перегорающее страдание; оно и есть карма. Иисус, личность личности - первая, принявшая из свободы распятие личности, первая воскресшая в индивидуальную жизнь, которая есть "Вечная Жизнь" (личная же отрезок времени), или свободное изжитие всех ВАРИАЦИЙ, понятых в теме; вариация - бренна; ТЕМА - вечна; окончательное изжитие кармы - упразднение смерти; полное овладение темою индивидуума - воплощение во все планы Жизни, что и есть воскресение.

Иисус, переступив порог смерти, оказался без кармы; падало перевоплощение, а он с нами остался: отныне и до века! Восстановился во множества распавшийся Адам, как второй Адам, собравший осколки мистерией Кармы, или миссией каждого "Я", восстанавливающегося до первого Адама. В нем его "Я", да и всякое "Я" - "Я", но индивидуально-социальное. Иисус - "Я", дошедшее до своей свободы от кармы; и в нем восстановлены все личности-личины в Личность собственно; но эта личность - не личность; индивидуум - сумма личных вариаций "минус" их карма, как нечто пребывающее; личность же "минус" карма, или личность, изжившая на земле карму, есть парадоксальное целое из суммы всех возможных вариаций; она есть человечество. В Иисусе впервые парадоксально стали идентичны: личность и индивидуум; уже в Иисусе, а не в Христе.

Вот почему Рудольф Штейнер и форму вечной жизни в Иисусе, не умирающей и пребывающей среди нас, дает в трудно понимаемом образе "Мейстера Иисуса"(405), пребывающего в многих своих фантомах, в фантомах многих, избравших СВОБОДНО путь, воистину человеческий. "Мейстер" он потому, что он-то и есть водитель в социально-индивидуальной мистерии, и индивидуально-личной, - всех вместе, и - каждого порознь. Фантом есть тот миг жизни эфирного тела, где оно - центр кристаллизации физических форм; это сила формообразования: фантом - и костяк эфирного тела, и силовая ось физического; в фантоме уже физическое тело бессмертно, а тело эфирное как бы умирает в действиях воскресения минеральной субстанции; фантом - и материальная форма в движении (ставшая геометрическим объемом), и неумирающее начало телесности, взворачивающее материю в нематерию.

Иисус воскрес из смерти в фантоме, потому что он изжил карму; и всякое физическое тело бессмертно в фантоме; Цельность фантома разбита грехопадением в многообразие животной, растительной и кристаллической градации форм, прочитываемой символически в естественно-научной метаморфозе; но восстановление фантома в одном из осколков есть восстановление в принципе его во всем плане осколков; а этот план осколков, отдельностей, и есть физический план; фантом - реальность того, что сигнализируется новой физикой знаком четырехосности тел. Миссия "Мейстера" Иисуса, показанная Штейнером; взворот в представлениях о материи нашего времени (атом, как имагинация вселенной); это проекция - вещей картины, поднимающей в нас, вызванной Вторым Пришествием.

Иисус, став лично индивидуальным, не мог не восстать: в фантоме; но восстать одному - значит восстановить фантом для всех: т.е. стать дверью, распахнутой в нашем физическом теле и ликвидировать деление на "здесь" и "там", "прежде" и "после", "один" и "все"; фантом - целое действительности всех физических тел, живых и мертвых. То, что внутри личности Иисуса до 30 лет казалось дырой внутри личности, то, что иным из современных физиков кажется дырой в механическом эфире, было [то было] укрыто трагической маской Греции, как слепой рок; оно-то и оказалось дверью, в которую мог войти Логос. Если Иисус, индивидуум в форме личности, становится в фантоме и личностью, пребывающей среди нас, и физико-эфирным прототипом "Я", то Иисус, соединенный с Христом, есть знак того, что человек человечества призван к восстановлению всего мирового космоса; Иисус Христос - прототип личности, становящейся символом всех индивидуумов в своей именно человеческой миссии, потому что Христос, есть индивидуум всех индивидуумов мирового всего.

Силою завершения человеческой миссии, погашением кармы в себе и громадою перегорающего в любовь страдания Иисус восстанавливает бессмертие человеческого фантома; как Иисус Христос он делается руководителем человечества в действиях высвобождения вселенной, через мистерию Голгофы каждому открывается мировая Голгофа, так что мы в ландшафтах нашей свободы пути стоим уже не как люди: "неизвестно, что будем!" - ВОСКЛИЦАЕТ АПОСТОЛ, или: "будем подобны Ему", или: "будем судить ангелов". Это - "судить ангелов" по крайнему моему разумению значит: изменять карму духовных существ, восстанавливая ими нарушенное равновесие; если в Иисусе мы все цари в "человечестве", то во Христе - мы - являем собою в будущем десятую иерархию, несуществующую ныне в духовных мирах: иерархию "Любви и Свободы"; до нее - нет полного соединения любви и свободы; есть свобода из любви и любовь из свободы; Христос схождением в Иисуса и воскресением фантома Иисуса, становящегося "мейстером" нашей судьбы, нам показывает план нашей архитектоники новых вселенных (Юпитера и Венеры(406)), в которых соединение любви и свободы будет исполняться.

И потому-то, имея в себе Юпитера и Венеру, мы среди них имеем и невидимую оком нас ведущую рождественскую Звезду.

СВОБОДА ИЗ ЛЮБВИ - величайшее, что нам в несвободе доступно; в любви доступно: ход из несвободной любви, перерастающий несвободу в страданиях кармы, к свободе от кармы, т.е. к восстанию из смерти - в теле: эта наша миссия впервые лично осуществлена Иисусом. Ход обратный - к нам: ЛЮБОВЬ ИЗ СВОБОДЫ: это акт - схождения Логоса в достигающего свободы Иисуса; Иисус в страданиях достигает свободы; Христос в страданиях достигает человеческой, несвободной любви; Христос в Иисусе лишен свободы, но - любит Иисуса, свою темницу; Иисус в этой любви овладевает свободою не только от Кармы, но и от ухода из несвободы; акт рождения Христа в сфере земли [в землю] и Иисуса в небе скрещены: в крест!

Отсюда реальное раскрытие свободы: Христос; реальное раскрытие любви - Иисус. Христос Иисус - врождение свободы в любовь; Иисус Христос - врождение любви в свободу.

Все то, на что косноязычно намекаю, - моя субъекция: один из тысячей подглядов в громаду смыслов "Пятого Евангелия"(407).

В "Пятом Евангелии" доктор показал мне (думаю, я - не один тут) все это, как факт математической достоверности: в самосознании; это не гнозис в обычном смысле; не возможность к пониманию, а реальная ощупь; в "Пятом Евангелии" я сам - "апостол" среди "апостолов", как муж, достигающий зрелости: тринадцатый среди двенадцати.

А форма вхождения моего в этот мир - мне показанность жизни Иисуса до 30 лет; вместо "неизвестного", которого я должен чтить сквозь "Христа во мне", открыть мне "мое" же, но проспанное в тысячелетиях моих личных перевоплощений; это содержание прозвука "память о памяти"(408) во мне.


25


А как было рассказано?

Воскресал Иерусалим до последних подробностей; стояли Дома, цоколи; я обонял пыль улиц, переосвященных солнцем, и слышал шуточки прохожих, и видел рабби Гилеля(409); злободневнейшей современностью дышали образы; снималась пелена; "Основа ЛЮБВИ" входила в меня; до простоты ясным казалось и состояние сознания учеников в миг раскрытия в них памяти о памяти, или сошествия Св.Духа из "Этой Основы"; им открылось: основа их любви к Иисусу - в их "Я" через их обновленный фантом, ибо он - формообразование в реализации всех их воплощений; вспоминали: идут все вместе; говорит ученик, а - похож на Иисуса; Иисус - молчит: его - не замечают; Иисус уже и тогда выговаривался из них; и не знали: кто тут Иисус; и не могли взять Иисуса под стражу: дверь ко Христу уже открывалась.

И я, тринадцатый, слушая доктора, вспомнил, что я уже и тогда присутствовал при всем этом, независимо от того, был ли я в то время воплощен; слушали: и ОТТУДА в сюда, и ОТСЮДА в туда: дверь была открыта.

Понял: Иисус - печать и моя, или "Я" - не "Я", а - биологическая особь.

В XX веке стучит в мою дверь мой "Первый Век" (по возрасту моему): выбором: страдания из любви или бегства в животное бессознание: именно после "Пятого Евангелия"; оно - страшно: после него страдают, или... становятся на карачки, ВОЗВЕРЯСЬ.

Так бы я убого определил действие на меня 4-й и 5-й лекции - курса.


26


Особенность курса: изменение темпа доктора во время чтения; первые две лекции - смятенность и немота; третья лекция - нахождение равновесия; уже он "является": не "прибегает"; исчез "ерш"; последние лекции - овладение темой; и переход к повествованию. Источник потрясения - факты биографии Иисуса; 1-я, 2-я и 3-я лекции - подготовление рельефа, перемещение линий истории: вдвинута биография в XX век, став нашей; сдвинут XX век в первый, чтобы наши сознания из ПЕРВОГО ВЕКА увидели события Палестинские: все вместе - удар: пробуд из сна.

Чудо - совершилось: Иисус оказался рядом, увиденный и в недосказанном о нем, встав из будущего: время, ставшее кругом, в космосе Христа, потекло вторым пришествием из первого, а - первое стало вторым; увиденный Иисус, идущий впереди великих бунтарей и великих страдальцев истории навстречу нам; три превращения духа у Ницше стали фактом его биографии: превращение верблюда, перегруженного ценностями истории, в льва, рвущего ценности, и льва в ребенка(410); верблюд - АГНЕЦ, закалываемый историей, но из него ЛЕВ, пришедший победить рождением из рыкающего страдания тихости Иисуса, или - лика младенческого; "Верблюд" - Иисус, от которого законники ждут закона; лев - Иисус-революционер, рвущий традиции; а МЛАДЕНЕЦ - лик исконный, как "Сверхчеловека": вышел из Ницше, прошел сквозь Ницше, Ницше не узнанный.

Ощущение движения Христа, стояния при дверях Иисуса, - тема второго пришествия; оно для меня началось СОБЫТИЕМ СТРАННЫМ форшунга, когда форшунг встал встречей доктора с Иисусом, а встреча означала - первый акт цепи актов.

Поняв это ("Пятое Евангелие" - не курс), я понял жест доктора: "ОТНЫНЕ уже не я Учитель: а ОН!" Над кафедрой возникало будущее.


27


Это - событие всех нас; стало быть: необходимость шаг встречный.

И этот шаг у доктора - вздох о "Разбойности": перед нами, с кафедры; и установление по-новому связи с нами (наш "Новый Завет" с ним).

Нельзя не ответить!

Возвращаясь с 3-й лекции, я был почти в беспамятстве от необходимости "ответного шага". Жизнью ответить? Но - как? Надо и слово ответа, как первой буквы: слова жизни. И почти безумный жест, подобный движению "оно" к Иордани, шевельнулся во мне.

Все как бы вскричало: к "Иордани"! Сию минуту! Если не к Иордани, то хоть к "И": жест к "Иисусу". Встало: первое "И" - в докторе, отдающем нам в руки СОБЫТИЕ своих знаний; ответ: отдача себя его делу: до дна, в обряде громкого "ДА" доктору. Не сомневался: другие ответят; вопрос был в моем лишь ответе - "Сию минуту"! Письмо ему!

Я так и сделал; оно запечаталось, а на другой день передать не смог (по безумию его содержания); так оно и утонуло - в боковом кармане сюртука.

Судьба поступила странно.

Не забуду последней лекции; выхваченным из себя переживал Иерусалим; он - кончил; душа, близкая мне в то время, толкнула меня под руку: "Посмотри на М.Я.". Она сидела, повернувшись от эстрады, с огромными глазами, из которых лились слезы; и - посмотрела на нас (так он говорил); глаза - встретились.

Доктор кончил.

И М.Я. подошла к нам: не помню, что говорила; доктор с противоположного конца залы, взглянул на нас наискось, бросил разговор - и - наперерез - бегом почти пересек залу; с лицом, приближенным к лицу, нас обоих хватая за руки, держа одною рукою одного, другой - другую - скороговоркой, взволнованно, заглядывая снизу вверх в мои глаза, спрашивал меня: "Ну? Что?.. Можете ли вы принять этот курс?" Говорил же о ЖЕСТЕ курса. М.Я., увидев его таким, просияла, махнув рукою; у нее вырвалось: "Ну, - как я рада!" И она покинула нас. Я, вспомнив, что ответ - в кармане, опустил руку, вынул письмо, подал доктору: "Вот - ответ!"

Здесь - судьба моей жизни!


28


Одна из особенностей состояния, которое будет охватывать то того, то другого (уже охватывает!): без осознания и без умения вскрытия часто; неузнанное, оно будет схватываться с несоответствующей предметностью.

Выражу состояние субъективно.

Мир вдруг предстает отваливающимся от... себя самого; содержание, смысл предметов, как камни, ломая "ДНО" предметов, тонут в "ТЕМНОМ" ничто, оставляя разлом предметов; и - дико, странно, пусто, недвижно, бессмысленно.

"Я" - в ничто, в безжизненном мире, освещенным ясно сознанием бессмыслицы.

Вдруг ... - - сознание настигнуто внепредметным волнением, как бы... со спины, как бы уму непостижимою властью, взворашивающей бытие в его корне, доселе утаенном; настигает как бы гонец, ввевающий весть сквозь память о прошлом, после которой вы в небывалом положении, из которого вытекает небывалое узнание, бьющее, как молот: ваше "я" вскрылось вам из мира памяти; молниеносно становится ясным: - в восприятиях себя от первого мига сознания недовоспринялась связь восприятий; что было бы, если б видели конгломерат "уши", "нос", "глаз", не сложенный в "лицо"; и слышали б звуки алфавита, не слагающиеся в глагол речи. Вы имели восприятие в себе россыпи картин, слагающих память, без целого их, без "лика" целого (так нам дана память о "Я"); до сих пор вы видели себя рождением от Николая Бугаева и Александры Егоровой, на Арбате в 1880-м году, но во всех перипетиях вырастания недовоспринимали чего-то, что все меняет; например: вы помните ваше первое обращение к матери: "Мама!" Слышите ответ: "Сынок!" И не довоспринимаете, что не "сынок", а "ПАСЫНОК". Вдруг это открылось через "33" года после вашего рождения, в октябре 13-го года; прибавилось "ПА", меняющее все, - сразу, во всех картинах воспоминаний; они, как пелена, слетают: появляется лицо целого, в нем революция биографии; "Не сын, а - приемыш, не родился в Москве: никогда не родился: всегда пребывал... в лике "Я"".

И этот лик - Иисус!

Но и последнее сознано не нашим сознанием, не спустившимся [а недопустившимся] в голову высшим; оно - над головой еще; в голове же и в сердце даже нет сознания, - а схваченность [охваченность] вестью, недооткрытой: -

- в воспоминаниях открылись тайные двери; и сквозь них всех, как из коридора, из "до"-рождения, из бессмертия в прошлом, кто-то подходит, от чего все смещается; и "ДИКИЙ" мир перед глазами еще диче, страннее, пустее; ГЛАГОЛ, его перерождающий, - будет из наших уст; а пока уста - немы; весть идущего не достигла центра сознания: довспомнить! Но уже как бы:

- "Все вспомнил!"

Пытаешься обернуться назад, за спину, и глазами видишь: ту же картину разбитого мира.

В противовес и ей, и вести из-за спины, - из глубин существа, даже не из сердца, а из-за сердца, в котором ТОЖЕ дверь открыта, но как бы из будущего - теплый свет: ЛЮБВИ ВПЕРВЫЕ! И вещи как-то по-новому названы; смотришь в свет, глазами, повернутыми внутрь, в лабиринты уже, как в коридоры, видя, как из-за сердца, становящегося впервые светом миру - ширится весть? но весть - будущее.

Так миг - молния, ударив по середине "Я", явлен в ДВУХ, одновременных потоках, летящих друг к другу, как ветер на ветер, как ветер... сквозь ветер.

Но узнания... недоузнаны...

Недоузнанные приходят; недоузнанные уходят.

Прошлое - коридор, в котором бывшее содержанием и предметным центром воспоминаний, стало как только орнамент стен прохода в... самое НАЧАЛО НАЧАЛ, откуда идет... Друг; забытый и проспанный: до сна - знакомый; с ним [и] была задумана жизнь вместе с Арбатом и с мигом "рождения"; она стала игрою в жмурки. Но Друг идет сорвать повязку.

Одновременно: содержание жизни сердца, бьющего настоящим - только стены с открытой дверью: вместо артерий, несущих кровь, - вся вселенная, льющая свет самоочевидности: "Я и мир - одно: во внутреннем тепле и внутреннем свете".

Кончилось странствие; и - маскарада вещей: нет!

След застигнутости подлинным прошлым (как со спины) пересечен следом подлинного будущего, восходящего, как солнце в сердце: прошли испытания!

А глаз видит - разбитый мир; и рассудок, скинутый, как шапка, продолжает действия своей трезвости; он - отмечает: мир не преображен; скорее - доломан; и застигнутость "вестью" - ни экстаз, ни даже схождение высшего "Я", ни что-нибудь иное, ведомое, как слово; и менее всего это - "мистика".

Тут происходит экзамен трезвости; тут опасность связаться с ассоциациями особенностей "Я", штампов книг, приобретенных навыков; и надо знать: в следующий миг - в миг возврата в обычные миги - к недоузнанной вести запросятся не здоровье каждого из нас, а наши болезни; они обовьются, как змеи, они прилипнут; они вырвут эликсир жизни и он станет: последней отравою.

Выход из мига [из мира]: бой с болезнями; и этот бой - терновый венец!

Скажу - заранее: иные понесут память о случившемся, как процесс неправого самообожествления "Я"; и выйдут в жизнь... новыми Нарциссами; иные же вообразят себя антихристами (ведь и Антихрист будет иметь эту встречу с идущим к нам "мигом"; в ней он и самоопределится); а несчастные больные в половом отношении тут-то и будут черпать новые возможности к углублению в себе болезни.

Но надо знать: в существе времени уже нормально кажущееся безумие настига "мигом", в котором великое счастие дано в ОДНОМ с великим несчастьем. Надо со страхом и трепетом такие миги нести, не роняя их, то есть, не связывая с ними ассоциаций ложной учености, мистики, собственной дефективности, которая так и полезет к нему: обвиться змеей. Его надо таить от слов и образов; но и знать: в нем постигаем [настигаем] уже и ближний; надо учиться различению ближних, как имеющих и неимеющих знание об этом... недоузнании, ибо имеющий для имеющего не может долго остаться скрытым, ибо знание об этом - достоверность, достоверно друг на друга открывающая глаза; она и есть основа отбора людей для исхода... в страну обетованного, и для особых, невыразимых искусов и страданий пути по пустыням.

Если нельзя скрыть, то надо и говорить.

Говорить и мыслить ОПАСНО, а говорить и мыслить - надо: в каких символических выражениях? В таких, которые были бы более других имманентны действительности: мы можем быть атеисты, материалисты, язычники, кантианцы, марксисты, христиане, - это уже не имеет значения, ибо наши клички, как шапки, скинуты, когда "МИГ" случится; и тогда, в "СЛУЧАЕ" может его проспать христианин и на него наткнуться атеист, ибо они еще не знают, что "странный случай" - уже стал истинным соединителем и истинным разделителем людей, становящихся по ту и эту сторону НОВОГО ЛОЗУНГА.

Но и атеист, если бы он был "мигом" застигнут, его бы запомнил и, потом, отыскивая точки имманентности с ним, перерыл бы всю историческую литературу, даже и он, буде [будь] он до конца правдив, - себе бы сказал: лишь в текстах Евангелия нечто свяжется СО СТРАННЫМ СЛУЧАЕМ в иных совпадениях: от точки до точки; "миг", ключ ко всем мигам, отпираемым в гнозисе, пусть несовершенно, одним Евангелием; но мы заметим, что ключ соответствия еще и мы, потому что Евангелие будет прочтено не так, как мы читали бы его [читали 'его], будь мы христиане, или... марксисты; ложь нашей дефективности тут именно и будет мутить, поднимая зловоние наветов; но наша правдивость, мужество и честность до конца коренятся в трезвости переживания ("трезвость" скидывается, но не мутится продолжая свои наблюдения).

Евангелие - соответствие к пережитому; но пережитое в правде - ключ к четырем "Евангелиям". Оно - Пятое!


29


Не касаясь неисповедимого Существа Пережитого, говоря о нем и формально, и трезво, - разглядим его: оно - знание о реально пережитом; содержание пережитого: радостно-благая весть, застигшая врасплох, без повода из чтения и внешнего сообщения; для разгляда его в воспоминании о нем наше "Я" вынуждено сложить как бы "миф" (не лучше ль сказать - "эмпирическую гипотезу"?); этот миф - "Я", ставшее сквозным коридором, по которому несутся два вестника навстречу друг другу (из будущего и прошлого), как бы два ветра (ветер сквозь ветер); в месте ж их встречи и слития, - рождение как бы облака.

Облако - в "Я" рожденный младенец: новое "Я".

Но оно - нерожденное, а возвращенное: "Я" рожденному.

Возвращен "Я" Иисус. Возвращен "Я" Христос. Возвращен Иисус Христос. Возвращен Христос Иисус; пересеченность четырех возвратов - четыре линии Креста. А в центре - "Я".

В Евангелии от Иоанна гнозис отметит соответствие пережитому, а в гнозисе тем Иоанна гнозис откроет, как ключом, Павел.

И мы увидим: то, что в "Евангелии" пережитая в 3 года драма вселенной, то в нас - прорастание "мига" образами.

Но это уже - повторный рефлекс "мига": в перифериях сердца и головы; в основе "Евангелия", - наша память; но "Евангелие" - средство: защититься от безумий, подстерегающих после "мига".

Пользойаться "Евангелием" - не верить традиции, истории, ее мифам, но и - не рвать зерна нового опыта в рассудочных или чувственных кривотолках болезней наших, а слушать ритм и узнавать свои ритмы: в новом и в странном.

Ибо "случаи странные", уже случающиеся, могут иметь и повторы: для них и надо: вооружить "Я".