Geum.ru

Курс истории России XIX века. Эта книга интересна тем, что она составлена человеком жившем в конце 19в начале 20в. Вкниге рассказывается история России 19в., в частности речь ведется о дипломатии того времени. 5

Вид материалаКнига

Содержание


Восточный кризис.
Русско-турецкая война.
Возобновление союза трех императоров.
Франко-русский союз.
Подобный материал:
  1   2   3   4


Внешняя политика второй половины XIX века


РЕФЕРАТ ПО ИСТОРИИ


ученика классической гимназии



при Греко-Латинском кабинете Ю. А. Шичалина

Пападопулоса Дмитрия.


1999 г.


Истореография




  1. История дипломатии.

В этой книге рассказывается о развитии дипломатических отношений между крупнейшими странами мира. Здесь подробно описывается дипломатическая обстановка России во второй половине 19века. Говорится какие средства предпринимала Россия для выхода из такого положения, и чего она добилась.
  1. Российская дипломатия в портретах.

Для темы моего реферата эта книга подходит тем, что в ней достаточно подробно описываются основные деятели русской дипломатии того времени.

3. Александр II.

Эта книга подробно описывает жизнь монарха и его деятельность. Уделяется внимание и внешней политике.

4. Курс истории России XIX века.

Эта книга интересна тем, что она составлена человеком жившем в конце 19в. начале 20в. В книге рассказывается история России 19в., в частности речь ведется о дипломатии того времени.

5. История России.

В этой книге говорится об истории России начиная с1861 по 1917 гг. большое внимание уделяется дипломатии второй половины 19в.


Отмена нейтрализации Черного моря.


Поражение России в Крымской войне ослабило ее позиции в Европе. Она утратила руководящую роль, которую играла на континенте длительное время после Венского конгресса. В Европе сложилась так называемая «крымская система», основой которой был англо-французский блок, направленный против России. Самым тяжелым условием Парижского мира были статьи о нейтрализации Черного моря. России и другим черноморским странам запрещалось иметь там военный флот и строить прибрежные оборонительные сооружения. Нейтрализация Черного моря значительно ухудшала положение России, так как создавала постоянную угрозу безопасности ее южного побережья. В случае возникновения войны, заручившись согласием султана, западные державы могли беспрепятственно ввести в Черное море свои военные корабли.

Было поколеблено и влияние России на Балканах, где ее право на преимущественное покровительство христианским народам заменялось коллективными гарантиями. С утратой Бессарабии российская граница отодвигалась от Дуная.

Ухудшилось положение России на Балтике (демилитаризация Аландских островов, антирусский договор Англии и Франции со Шведско-Норвежским королевством 1856 г.).

Наконец, с крахом во время войны Священного союза Россия оказалась в состоянии дипломатической изоляции.

Столь неблагоприятная ситуация требовала решительного поворота во внешней политике страны . Это, в свою очередь, диктовало смену руководства Министерством иностранных дел, которое 15 апреля 1856 г. возглавил А.М. Горчаков.

Видный русский дипломат и государственный деятель князь Александр Михайлович Горчаков (1798—1883) происходил из древнего аристократического рода. Он получил блестящее образование в Царскосельском лицее, учился в одном выпуске с А. С. Пушкиным. Великий поэт посвятил своему однокласснику стихотворение, в котором предсказал ему блестящее будущее: «Тебе рукой Фортуны своенравной указан путь и счастливый и славный».

В 19 лет князь Горчаков начал дипломатическую карьеру в чине титулярного советника. Его первым учителем и наставником стал граф И. А. Каподистрия, бывший в то время статс-секретарем МИД по восточным и греческим делам. Вместе с ним и другими дипломатами Горчаков находился в свите царя на конгрессах Священного союза в Троппау, Лайбахе и Вероне.

Державшийся довольно независимо молодой дипломат не пользовался расположением статс-секретаря по западноевропейским делам графа К. В. Нессельроде, который всячески тормозил его продвижение по служебной лестнице. Все же 12 декабря 1819 г. Горчакову было пожаловано звание камер-юнкера, а вскоре осуществилась и его давнишняя мечта: он получил назначение секретарем российского посольства в Лондоне — одном из главных центров мировой политики. Горчаков прошел долгий путь: в 1850 году он стал чрезвычайным посланником при Германском союзе во Франкфурте-на-Майне и, наконец, во время Крымской войны ему поручили ответственную должность посла в Вене, где он завоевал большой авторитет в дипломатических кругах .

Назначение Горчакова главой МИД с удовлетворением встретили в буржуазно-помещичьих кругах России. Русские помещики и буржуазия были заинтересованы в расширении внешнеэкономических связей страны, для осуществления которых первостепенное значение имели выходы к морям и благоприятный для России режим Черноморских проливов. Они надеялись, что князь Горчаков сумеет восстановить престиж страны, подорванный поражением в Крымской войне.

Новый министр был проникнут сознанием ответственности за отстаивание государственных интересов России, понимая их в помещичье-буржуазном смысле. Он сознавал, что отсталость страны побуждает обратить особое внимание на решение внутренних проблем. Горчаков сочетал приверженность принципам самодержавия с умеренно-либеральными воззрениями. В отличие от многих царских сановников, ему было чуждо высокомерное отношение ко всему русскому. Уже современники отмечали, что Горчаков порвал со старыми «принципами» и «традициями» и в значительной степени отошел от дворянско-династической политики Николая I.

Новое направление внешней политики было обосновано министром в докладе Александру II и изложено в известном циркуляре от 21 августа 1856 г., направленном в российские посольства и миссии при европейских государствах. В нем подчеркивалось желание российского правительства посвятить «преимущественную заботливость» внутренним делам, распространяя свою деятельность за пределы империи, «лишь когда того безусловно потребуют положительные пользы России». Отказ от прежней активной роли на континенте носил, однако, временный характер, на что недвусмысленно намекала следующая фраза циркуляра: «Говорят, Россия сердится. Нет, Россия не сердится, а сосредоточивается», то есть собирается с силами

Не меньшее значение имело намерение проводить впредь «национальную» политику, не жертвуя интересами России во имя чуждых ей политических целей. Речь шла об отказе — ради «пользы своих народов» — от целей Священного союза .

Наконец, отмечалось, что Россия стремится «жить в добром согласии со всеми правительствами», то есть отбрасывалась прежняя почти постоянно подчеркиваемая враждебность к правительствам «незаконного» или революционного происхождения.

В начале 70-х годов обстановка в Европе еще больше обострилась. Разбив Австрию, Пруссия готовилась начать войну против Франции. А. М. Горчаков продолжал проводить осторожную политику. Однако он не собирался чинить препятствий Пруссии. Ведь торжество Наполеона III могло закрепить ограничительные условия Парижского трактата. Незадолго до франко-прусской войны царь еще раз подтвердил Бисмарку свое обещание: в случае вмешательства Австро-Венгрии Россия выдвинет к ее границе трехсоттысячную армию и, если понадобится, даже «займет Галицию». В августе 1870 года Бисмарк, в свою очередь, сообщил в Петербург, что Россия может рассчитывать на поддержку в пересмотре Парижского трактата. «Мы охотно сделаем для нее все возможное» , — уверял он.

В ходе войны французская армия потерпела катастрофическое поражение, которое коренным образом изменило политическую обстановку в Европе. Внимание Англии и Австрии было приковано к конфликту. Наступил момент, когда Россия могла приступить к решению своей важнейшей внешнеполитической задачи. Горчаков заявил царю, что пора возбудить вопрос о «справедливом требовании» России. Одновременно с требованием отмены нейтрализации Черного моря министр (в чем его поддержали Н. П. Игнатьев и некоторые другие государственные деятели) считал возможным поставить вопрос о возвращении России Южной Бессарабии.

15 октября 1870 г. предложения Горчакова обсуждались на заседании Совета министров. Среди царских сановников не было единства мнений. Многие опасались, что выступление России может привести к нежелательным последствиям. Они предлагали сначала выяснить мнение европейских правительств. Горчаков возражал. Он считал, что решение вопроса нельзя передать на рассмотрение европейских держав, это грозит привести к утверждению незыблемости Парижского трактата. И тогда пересмотр его условий мирным путем станет невозможным. Учитывая исторический и дипломатический опыт, канцлер сомневался в возможности рассчитывать на «признательность» Пруссии в будущем. Поэтому он настаивал на немедленных действиях. Горчаков предвидел, что несогласные державы прибегнут лишь к «бумажной войне». По предложению военного министра Д. А. Милютина было решено ограничиться заявлением об отмене статей трактата, относящихся к Черному морю, но не касаться территориальных требований.

19 октября 1870 г. циркуляр Горчакова о решении России не соблюдать часть статей Парижского трактата был направлен в российские посольства для вручения правительствам государств, подписавших этот договор. Момент для заявления был выбран исключительно удачно. Главный «гарант» Парижского трактата — Франция потерпела военный разгром, Пруссия обещала поддержку, Австро-Венгрия не рискнула бы выступить против России из опасения подвергнуться новому нападению Пруссии. Оставалась Англия, которая всегда избегала единоличных военных действий.

В своем циркуляре Россия заявляла, что Парижский договор 1856 года неоднократно нарушался державами, подписавшими его. Трактат ставил Россию в несправедливое и опасное положение, так как Турция, Англия и Франция сохраняли право содержать свои военные- эскадры в Средиземном море. Появление в военное время с согласия Турции иностранных судов в Черном море «могло явиться посягательством против присвоенного этим водам полного нейтралитета» и делало Причерноморское побережье открытым для нападения. Поэтому, отмечалось в циркуляре, Россия «не может долее считать себя связанной» положениями трактата, которые ограничивают ее суверенные права и безопасность на Черном море. В то же время царское правительство заявляло о намерении соблюдать все остальные пункты Парижского договора .

Циркуляр Горчакова произвел в Европе впечатление «разорвавшейся бомбы». Особенно враждебно встретили его правительства Англии и Австро-Венгрии. Но им пришлось ограничиться словесными протестами. Английский кабинет, резко возражая против одностороннего пересмотра трактата, выступил с предложением созвать по этому вопросу конференцию держав, участвовавших в его подписании. В свою очередь, венское правительство заявило, что Парижский трактат может быть отменен только с согласия всех подписавших его держав. Против одностороннего решения возразило и итальянское правительство. Франция была занята собственными делами. Что касается Пруссии, то Бисмарк был «раздражен» выступлением России, но ему оставалось лишь выполнить свое обещание. Он заявил, что поддерживает требование России об отмене «самых неудачных» статей трактата. Неожиданная поддержка была оказана Соединенными Штатами, которые заявили, что никогда не признавали постановлений Парижского трактата об ограничении прав России на Черном море.

Главной заботой Горчакова стало закрепление объявленного в циркуляре освобождения России от обязательств по нейтрализации Черного моря. В ответных нотах, разосланных всем европейским правительствам, канцлер старался найти убедительные аргументы для каждой державы и соглашался на созыв международной конференции. Она открылась 5 января 1871 г. в Лондоне. 1 марта 1871 г. была подписана Лондонская конвенция, которая отменила все ограничения для России, Турции и других прибрежных стран на Черном море. Отныне Россия могла содержать там военный флот и строить военно-морские базы. В мирное время проливы признавались закрытыми для военных судов всех стран (с предоставлением султану права открывать их для кораблей дружественных и союзных держав в специальных целях поддержания постановлений Парижского трактата 1856 г.).

Отмена унизительных статей Парижского трактата явилась крупным успехом русской дипломатии. Общественное мнение России справедливо приписывало этот успех Горчакову. Это настроение хорошо выразил поэт и дипломат Ф. И. Тютчев:

Да, Вы сдержали Ваше слово — не двинув пушки, ни рубля. В свои права вступает снова Родная русская земля.

70-летний дипломат переживал подлинный триумф. Сам он считал решение этой важной внешнеполитической задачи главным достижением всей своей дипломатической деятельности. Значение этого еще более возрастало, если учесть, что на протяжении длительного периода, когда Европа переживала «неспокойное время», Россия не была втянута в военные конфликты.

Победа России на конференции укрепила ее международные позиции. Отмена нейтрализации Черного моря упрочила безопасность южных границ государства, способствовала экономическому развитию страны, прогрессу и во внешней торговле и ускорила освоение Новороссийского края.


ПОСЛЕ ФРАНКФУРТСКОГО МИРА(1873-1876 гг.)


Франкфрутский договор не ослабил давней франко-германской вражды. Наоборот, он значительно ее усилил. Франция не могла примириться с навязанными ей условиями грабительского мира. Если уже в 1870 г. германское вторжение оказалось легко осуществимым, то с потерей Лотарингии германская угроза ещё более приблизилась к Парижу.

Словно дамоклов меч нависла над Францией опасность нового немецкого нашествия и вызывала стремление к реваншу.

Правда, в 1871 г. серьёзным французским политикам было ясно, что на ближайшие годы Франция нуждается в мире:

страна была слишком ослаблена, чтобы вновь начинать войну. Не только Тьер, которого упрекали в пресмыкательстве перед Бисмарком, но и его противники слева, не исключая Гамбетты, равно как и его оппоненты справа вроде де Бройля и Деказа, не думали, что в скором времени Франция сможет с шансами на успех начать новую войну против Германии. После опыта 1870 г. для всякого здравомыслящего француза было очевидно, что вообще лучше не тягаться с Германией один на один, без союзников. Не подлежало сомнению, наконец, и то, что, пока Франция не восстановила своих вооружённых сил, с ней никто не захочет заключать союз. Итак, французы не помышляли о развязывании войны. Но все французские политики в 70-х годах сходились на том, что Франция должна как можно скорее восстановить свои силы и обзавестись союзниками. Она должна быть готова встретить во всеоружии всегда возможное новое нападение восточного соседа. Так смотрел на дело и Тьер, который нёс тогда ответственность за внешнюю политику Франции и слыл сторонником мирных отношений с Германией. В 1872 г. Тьер в следующих словах изложил свой взгляд на этот вопрос: «Если в Европе возникнет конфликт... —писал он, —то будет вполне естественным, что мы захотим использовать представившийся случай». В ожидании такого момента Франция, по мнению Тьера, должна восстанавливать свою армию и подготовлять почву для будущих союзов.

И Тьер и наиболее крупные его преемники на посту руководителей французской внешней политики — герцоги де Бройль и Деказ — в качестве будущих союзников Франции представляли себе и Австрию и Англию, но в первую очередь Россию. «Мы знаем, — писал Ж. Фавр, министр иностранных дел в правительстве Тьера, — насколько интимны отношения, связывающие петербургский и берлинский дворы. Не подвергая себя риску несомненной неудачи, мы не можем сегодня требовать от России какой-либо услуги, могущей привести к серьёзному охлаждению отношений между обоими правительствами. Но семя будущего их раздора несомненно имеется».

С тревогой наблюдал германский канцлер, что разбитая Франция восстанавливает свои силы. Ему казалось, что это происходит слишком быстро.

Для дипломатических приёмов Бисмарка характерно, что, не сделав ни одной попытки смягчить франко-германские противоречия, он сразу принялся за дрессировку побеждённой Франции методом нажима и угроз. В апреле —мае 1872 г. между Францией и Германией шли переговоры о способах досрочной уплаты оставшихся 3 миллиардов контрибуции. Тьер рассчитывал добиться за это досрочной эвакуации оккупированной французской территории. В принципе Бисмарк на это соглашался: он боялся, как бы Франция не уклонилась от платежа, и поэтому торопился скорее получить с неё деньги. Но предложенный Тьером способ погашения долга не удовлетворял Бисмарка. Чтобы заставить Тьера принять германские условия расчётов, канцлер пригрозил ему чуть ли не новым нападением на Францию. Напутанный Тьер пошёл на уступки. Запугивая Францию, Бисмарк одновременно заботился и о том, чтобы она не смогла найти союзников. Он старался привлечь на сторону Германской империи возможных друзей Франции. Таким образом канцлер рассчитывал держать Францию в состоянии политической изоляции. По меткому выражению русского дипломата графа Петра Шувалова, Бисмарка преследовал «кошмар коалиций».

Этот кошмар не случайно нарушал покой германского канцлера. Международное положение начала 70-х годов давало Бисмарку достаточно оснований опасаться сближения Франции с Австрией и Россией.

Самым фактом своего существования Германская империя с военной машиной прусского милитаризма, уже сумевшей показать Европе свою силу, представляла угрозу для всех своих соседей. Естественно, что это должно было содействовать их сплочению перед лицом общей опасности.

При известных условиях и Австрия, разбитая пруссаками в 1866 г., могла по примеру Франции встать на путь политики реванша. Как раз в 1871 г., в феврале, в австрийской половине Габсбургского государства к власти пришёл кабинет графа Гогенварта, глубоко враждебный новоссозданной Германской империи.

К счастью для Бисмарка, министерство Гогенварта не долго оставалось у власти. Уже в октябре 1871 г. оно пало. На смену ему пришло правительство немецких либералов, которые стояли за тесную дружбу с Германией. Это обстоятельство значительно облегчало Бисмарку осуществление намеченного им сближения с Австро-Венгрией.

Вскоре после падения Гогенварта австро-венгерским министром иностранных дел стал Гуила Андраши, бывший участник венгерской революции. Как истый представитель венгерского дворянства Андраши видел в России и в славянах главных врагов, а в Англии и в Германии — желанных союзников. Андраши стремился к союзу с Германией, надеясь заострить его против России и привлечь к нему также и Англию. В августе 1871 г., незадолго до своего назначения министром иностранных дел, Андраши сопровождал императора на курорт Гаштейн. Там состоялось свидание императора Франца-Иосифа с Вильгельмом I и с Бисмарком. Свидание это открыло длинный ряд монарших встреч, которые сыграли немалую роль в дипломатической истории 70-х годов прошлого века.

В Гаштейне Андраши попытался вовлечь Бисмарка в фарватер антирусской политики. Бисмарк отклонил эти попытки. Он хотел иметь дружественные отношения и с Австро-Венгрией и с Россией. «Союз трёх императоров» — вот та комбинация, к которой стремился германский канцлер. Создание австро-русско-германского союза было тем дипломатическим маневром, которым он рассчитывал предотвратить возможность и грозной коалиции — Австрии, Франции и России — и менее страшной, но всё же достаточно опасной двойственной франко- русской комбинации.

Бисмарк ненавидел Россию и боялся её. Но именно потому, что Россия внушала ему страх, он придавал исключительное значение поддержанию так называемых «традиционных дружественных отношений» с Россией. Он боялся войны с Россией. Канцлер знал, что эта война вследствие гигантских размеров своего театра, сурового климата России, стойкости Русского солдата, при неисчислимых людских резервах страны, её неисчерпаемых ресурсах неминуемо привела бы Германию к катастрофе. К тому же Бисмарк знал, что вооружённое столкновение с Россией почти неизбежно повлечёт вмешательство Франции и превратится в непосильную для Германии войну на два фронта.

В начале 70-х годов обстоятельства складывались благоприятно для задуманной Бисмарком комбинации — союза трёх императоров. Вскоре после беседы с Бисмарком в Гаштейне Андраши обратился к Англии, чтобы попытаться осуществить свой план австро-английского сближения против России. Но он очень скоро убедился, что, хотя английское правительство и «сочувствует» Австро-Венгрии, всё же от кабинета Глад стона не приходится ждать действительного участия в борьбе с Россией за преобладание на Балканах. Гладстон избегал каких- либо союзных обязательств. Свои расчёты он строил на взаимных противоречиях держав континента. Ничего не имея против того, чтобы Австрия вела политику, враждебную России, сам он стремился к англо-русскому сближению.

После неудачных поисков союзника против России Андраши оставалось только одно: волей-неволей договариваться с этой могущественной соперницей Австро-Венгрии. Правда, борьба между Россией и Австрией за влияние на Балканах не прекращалась. Однако в начале 70-х годов она ещё не принимала острых форм.

У России также были основания искать сближения с Австро-Венгрией. Россию пугала перспектива австро-германского сотрудничества. Русская дипломатия надеялась обезвредить это сотрудничество посредством австро-русского соглашения.

В сентябре 1872 г. Франц-Иосиф должен был приехать в Берлин, чтобы отдать визит Вильгельму I и продемонстрировать, таким образом, «забвение» войны 1866 г. Это свидание возбудило беспокойство в Петербурге. Во время смотра Балтийского флота император Александр II неожиданно обратился к германскому послу. «Вам не писали из Берлина, — спросил царь, — не хотят ли меня видеть там одновременно с австрийским императором? Как вы думаете, будет ли это приятно королю?» В своём донесении Вильгельму посол сообщал: «Император поднял этот вопрос таким образом, что, если вашему величеству его план не подходит, я буду иметь полную возможность оставить его без ответа, как невзначай брошенное замечание».

Бисмарк, однако, нашёл, что намёк царя следует использовать. По мнению канцлера, приезд царя в Берлин может «обескуражить» те элементы, которые «угрожают миру». Очевидно, Бисмарк имел в виду Францию и её друзей в различных странах.

В сентябре 1872 г. в Берлине состоялось свидание трёх императоров. Само по себе оно имело демонстративное значение. Бисмарк следующим образом повествовал об этом английскому послу лорду Одо Росселю: «Впервые в истории три императора сели вместе обедать в интересах мира. Я хотел бы, чтобы они образовали дружную группу вроде трёх граций Каноны. Я желал бы, чтобы они стояли молчаливо и позволяли восхищаться собой. Но я решил не давать им говорить, я этого и добился, как это ни было трудно, так как все трое воображают себя более значительными государственными людьми, чем они являются на самом деле».

Итак, императоры молчали, т. е. мало говорили о политике. Зато между министрами, которые сопровождали своих монархов, происходили самые оживлённые переговоры. Следует отметить, что министры почти не обсуждали политических вопросов втроём: беседы велись между отдельными министрами с глазу на глаз. Особенно часто беседовали друг с другом Андраши и Горчаков. Русский канцлер постарался использовать берлинское свидание, чтобы оторвать Австрию от Англии и обеспечить западную границу России на случай англо-русского конфликта.

Свидание трёх императоров почти совпало с началом англо-русского конфликта из-за Хивы. Континентальным союзником Англии против России в это время могла быть только Австрия:

Франция была разбита Германией, Германия искала благоволения России. Ввиду этого сближение с Австрией представлялось для России весьма заманчивым.

В свою очередь и Андраши добивался от Горчакова некоторых гарантий на Балканах. Он доказывал, что великосербское движение противоречит интересам Австро-Венгрии. Ведь часть подданных империи принадлежит к той же сербской нации и могла бы в результате этого движенияпроникнуться освободительными стремлениями. Горчаков заверил Андраши, что Россия и не думает поддерживать великосербскую пропаганду и вполне удовлетворена status quo на Балканах.

Между обоими министрами была достигнута устная договорённость. Они условились, что Россия и Австро-Венгрия будут придерживаться сохранения status quo на Балканах и принципа «невмешательства» в балканские дела в случае, если помимо их воли status quo на полуострове будет всё-таки нарушен.

Что касается Бисмарка, то главной его целью в дни свидания трёх императоров оставалась изоляция Франции. Однако как раз это менее всего входило в намерения Горчакова. Вокруг французского вопроса и завязался Берлине дипломатический поединок двух канцлеров.

Во франко-прусской войне 1870 г. Россия соблюдала по отношению к Германии благожелательный нейтралитет. Но после войны дальнейшее ослабление разбитой Франции представлялось уже невыгодным для России. Оно грозило нарушением равновесия сил в Европе. Поэтому в. дни дипломатических собеседований в Берлине Горчаков сделал все, чтобы притупить антифранцузское остриё, которое, по замыслу германского канцлера, должно было приобрести берлинское свидание. С этой целью Горчаков имел беседу с французским послом в Берлине Гонто-Бароном. Он дал ему понять, что Россия не станет поддерживать Германию против Франции, если немцы вздумают мешать французам восстанавливать свою армию. «Я вам это уже говорил и рад это повторить,—заявил Горчаков,— нам необходима сильная Франция».

Гонто-Бирон сделал правильный вывод, сообщив в Париж, что Бисмарк не получил от берлинской встречи того, чего хотел.

Однако независимая линия, проводимая русской дипломатией в её отношении к Франции, вовсе не означала, что в Петербурге совсем не дорожили поддержанием русско-германской дружбы. В начале 1873 г., по инициативе русского фельдмаршала графа Берга, наместника Царства Польского, возник проект заключения формальной военной конвенции России с Германией. Договор держав о взаимной военной помощи должен был иметь оборонительный характер. Бисмарк одобрил мысль фельдмаршала. Однако он многозначительно подчеркнул, что военная конвенция «не будет иметь силы, если к ней не примкнёт Австрия».

В начале мая 1873 г. Вильгельм I приехал с визитом в Петербург в сопровождении Бисмарка и Мольтке. Там и была подписана русско-германская военная конвенция. «Если какая-либо европейская держава, — гласила статья 1 этой конвенции, — напала бы на одну из двух империй, то последняя в возможно кратчайший срок получит помощь в виде армии из двухсот тысяч человек боеспособного войска». Подписали конвенцию два генерала — Мольтке и Берг. В тот же день, 6 мая, она была ратифицирована обоими монархами.

В июне того же года Александр II в сопровождении Горчакова отправился в Вену. То был первый визит русского царя в австрийскую столицу после Крымской воины. Таким образом, поездка приобретала демонстративное политическое значение. Россия как бы заявляла о забвении той «неблагодарности», которой Австрия «удивила мир» в 1853—1856 гг.

Царь и Горчаков попытались склонить австрийских правителей примкнуть к русско-германской конвенции. Но те отказались. По их мнению, могло вовлечь Австрию в войну против Англии. Вместо - военной конвенции австрийцы предложили России иное соглашение. Оно и было подписало б июня в Шенбрунне, под Веной. Документ имел форму договора между монархами, и под ним стояли только их подписи. Оба императора обязывались договариваться в случае возникновения разногласий в конкретных вопросах, дабы эти разногласия «не возобладали над соображениями более высокого порядка». В случае угрозы нападения со стороны третьей державы оба монарха обязывались условиться друг с другом «о совместной линии поведения». Если бы в результате этого соглашения потребовались военные действия, характер их должна была бы определить специальная военная конвенция.

Легко видеть, что соглашение 6 июня 1873 г. носило довольно расплывчатый характер. 23 октября, по приезде в Австрию, Вильгельм I присоединился к Шенбруннскому соглашению. Оно-то и получило неточное наименование союза трёх императоров.

Русская дипломатия заключила этот договор, ибо он давал некоторые гарантии безопасности западной границы. Этим приходилось особенно дорожить ввиду враждебной политики Англии в странах Востока. Но Горчаков был далёк от того, чтобы идти на поводу у Бисмарка. Последующие события показали, что Россия не позволит немцам установить свою гегемонию в Западной Европе посредством нового унижения Франции.

Почти одновременно с заключением соглашеиния трех императоров пало во Франции правительство Тьера. К власти пришли монархисты. Во время правления Тьера они особенно громко кричала о реванше. Теперь Бисмарк опасался, что как правоверные католики они сумеют договориться с клерикальным венским двором, а в качестве политических единомышленников завоюют доверие у русского царя. Словом, канцлер боялся, что с приходом к власти монархистов Франция станет более «союзоспособной». Ещё важнее было то, что в 1872 г. Франция приняла систему всеобщей воинской повинности и начала быстро восстанавливать свою армию. В сентябре 1673 г. германские оккупационные войска покинули французскую территорию. Благодаря этим обстоятельствам Франция получила возможность проявлять большую независимость в своей внешней политике. Это чрезвычайно усилило подозрительность и нервность Бисмарка.

Чтобы предотвратить воссоздание вооруженных сил Франции, канцлер был готов прибегнуть к угрозе войной. В совершенно секретной переписке еще в 1871 г. он сообщал своим подчиненным, что «незачем ждать», пока Франция восстановит свои силы, а, напротив, лишь только эта опасность станет реальной, «надо будет тотчас же ударить». Французское правительство почуяло опасность. 26 декабря1873 г. французский посол Гонто-Бирон отправил из Берлина доклад, в котором выражал серьезное опасение, что Бисмарк и в самом деле готовит войну. Деказ обратился к Австрии, России Англии за помощью. В 1874 г. в русской столице, Горчаков и Андраши предприняли совместную демонстрацию в пользу Франции.