Альберт Голдман жизни джона леннона вместо предисловия интервью с композитором Юрием Саульским
| Вид материала | Интервью |
- Темы: Приглашаем на съемки программы «Кулинарный техникум» Премьера сериала «Поющие, 126.7kb.
- Оглавление з Вместо предисловия, 16.65kb.
- Сжигание отходов и здоровье человека. Краткий обзор (вместо введения и предисловия), 1212.58kb.
- Но избави hac от луkabaго вместо предисловия, 4173.42kb.
- Василию Акимовичу Никифорову-Волгину посвящается Вместо предисловия сказка, 2696.41kb.
- 7 июля 1967 года, в разгар знаменитого "Лета любви" Джон Леннон записывает одну, 176.63kb.
- Вместо предисловия, 850.61kb.
- М. В. Сабашникова Зеленая Змея История одной жизни Издательство "Энигма", 1993 г. Перевод, 6551.56kb.
- Вместо предисловия, 1509.57kb.
- Литература вместо предисловия, 605.49kb.
УБИЙЦА-НЕУМЕХА
В середине октября 1980 года Марк Дэвид Чепмэн, толстый очкастый молодой человек с детским лицом, работавший охранником в летнем кондоминиуме на Вайкики-Бич, прочел в журнале "Эсквайр" статью, озаглавленную "Джон Леннон. Где ты?". Подзаголовок гласил: "В поисках Битла, который провел два десятилетия, желая найти Любовь и Просветление, а нашел лишь коров, круглосуточное телевидение и недвижимость в Палм-Бич".
Журналист-иконоборец Лоренс Шеймс, получивший невыполнимое задание вытащить на свет Божий самого великого отшельника со времен Греты Гарбо, не смог пробиться сквозь "линию Мажино", воздвигнутую Леннонами. Не имея возможности писать о человеке, с которым ни разу не встречался, Шеймс повел речь об имуществе Джона: о его акциях, фермах, коровах, роскошных имениях. Тот, кого миллионы людей считали "совестью поколения", на самом деле был "сорокалетним бизнесменом, владельцем состояния в 150 миллионов долларов... хороших адвокатов, помогающих спрятать деньги от налогов... короче, парнем, который перестал делать ошибки и сочинять музыку". Шеймс описывал скорее Йоко Оно, нежели Джона Леннона.
Но, оставаясь в тени собственной жены, Джон сам провоцировал такого рода нападки. И ему предстояло заплатить за эту путаницу, поскольку Марк Дэвид Чепмэн подыскивал для себя "знаменитую жертву". И теперь, прочитав статью в "Эсквайре", он знал, кого убить. Будучи классическим примером "убийцы-неумехи", жалкой личностью, готовой заплатить любую цену, лишь бы добиться славы, Чепмэн, едва его поместили в камеру для убийц тюрьмы Аттика, начал вести переговоры об издании книг, съемках фильмов, написании статей. Он хотел, чтобы на экране его образ воплощал Тимоти Хаттон, а его издателем был Руперт Мердок.
Чепмэну легко удавалось скрывать свою подлинную сущность. И хотя стандартные психологические тесты выявили у него наличие высокого уровня агрессивности, никто, вплоть до убийства Джона Леннона, не заподозрил ни малейших признаков бешенства, разъедавшего его изнутри с раннего детства. "Марк никогда не знал, что такое ненависть, - вспоминает один из его прежних начальников из летнего молодежного лагеря. - Марк был истовым христианином, который отказался от прежней жизни среди хиппи (сопровождавшейся приемом амфетаминов, барбитуратов, марихуаны и ЛСД) в возрасте семнадцати лет, когда перед ним предстал сам Иисус, который вошел в комнату, где сидел Марк, и встал на его левое колено. В одночасье Марк превратился в образцового молодого христианина, который стал одеваться в черные брюки, белые рубашки и галстук, носить короткую аккуратную прическу и большой деревянный крест на шее". В течение целого года он не выпускал из рук Библию и старался обратить каждого встречного в свою веру. Вскоре он начал мечтать о том, чтобы отправиться в дальние края в качестве миссионера. Он даже поехал с группой других молодых людей в Бейрут, но был вынужден срочно вернуться, когда там началась война.
Неудивительно, как были огорошены друзья Чепмэна, его коллеги и родные, получив сообщение о совершенном им преступлении. Как мог он пойти на такой тяжкий грех, каким является убийство? Чепмэна обследовали девять психиатров и психологов. По общему заключению, он был подвержен патологическому комплексу нарциссизма, характеризующемуся "чрезмерным чувством собственной значимости, фантазиями успеха, власти и идеальной любви, безразличием к чувствам окружающих, потребностью в постоянном внимании и восхищении, чувствами злобы, стыда, унижения и неполноценности, постоянным требованием особого к себе отношения", а также "тенденцией к суицидальным жестам, имеющим целью манипулирование окружающими".
Если на первый взгляд убийство было совершено ради того, чтобы мгновенно прославиться, то изучение личности Чепмэна выявило гораздо более глубокие причины совершенного преступления. С тех самых пор, как в восемнадцать лет он прочитал роман Джерома Дэйвида Сэлинджера "Над пропастью во ржи", Марк Чепмэн отождествлял себя с главным героем этого произведения Холденом Кофилдом. Сразу после того, как Чепмэн застрелил Леннона, он опустил пистолет и вытащил эту книгу. Стоя спокойно у ворот Дакоты и глядя в книгу, Чепмэн был похож на молодого миссионера, погруженного в чтение Библии в ожидании принятия священных мук в котле у каннибалов.
Холден и Марк имели один и тот же критический полюс любви (к детям и к самому понятию детства) и ненависти (направленной против всего мира взрослых, особенно против больших "шишек", вылезающих на авансцену, которых Марк считал не больше чем лицемерами). Именно выполняя "задачу первостепенной важности", Чепмэн, считавший себя, "Холденом Кофилдом своего поколения", принял решение убить Джона Леннона - символа всех "лицемеров" современного мира.
Марку Дэвиду Чепмэну было присуще манихейское видение вселенной - он представлял ее как поле боя между силами света и тьмы. Но у него это видение принимало ужасающие размеры: он ощущал, что его мозг работает как радиоприемник, по которому постоянно слышатся голоса Бога и дьявола, отдающие ему указания. Именно эти голоса сначала подтолкнули его на убийство, а затем на то, чтобы в суде признать себя виновным. Тем же путем Чепмэн узнал, что ему было не справиться со своей миссией в одиночку, поэтому накануне убийства он вознес молитву сатане, который направил его руку и придал ему силы убить антихриста.
Жизнь Чепмэна можно разделить на две части - до и после нервного срыва, который случился с ним в возрасте двадцати одного года. Молодому человеку светило блестящее будущее, руководители YMCA (Young Men's Christian Association - Христианский союз молодых людей - англ.) не чаяли в нем души, у него была подружка - очаровательная девушка по имени Джессика Блэкеншип. Вместе с Джессикой он отправился в Конвент Колледж, штат Теннесси, с целью пройти специальную подготовку, чтобы занять постоянную должность в YMCA, что позволило бы ему работать за рубежом. Но Чепмэн не смог осилить учебу. После первого же семестра он бросил колледж, обозвав его гнездом лицемеров, а вместе с ним и свою подружку.
Не найдя понимания в собственной семье, он сблизился с одним приятелем по имени Дэйна Ривз, который поступил на службу в полицию и посоветовал Марку устроиться на работу сотрудником службы безопасности, для чего требовалось пройти лишь краткий курс обучения и несколько тренировок по стрельбе из пистолета. Но ограничиться ношением пистолета было недостаточно для человека, который мнил себя защитником всех детей на Земле, поэтому Чепмэн решил предпринять еще одну - последнюю - попытку и вернулся в колледж.
Однако его снова ждала неудача. И на этот раз он был настолько унижен, что находил утешение лишь в мыслях о самоубийстве. Но перед смертью он захотел осуществить свою давнюю мечту - съездить на Гавайские острова. Через полгода, проведенных на Гавайях, в июне 1977-го, Чепмэн прикрутил шланг к выхлопной трубе автомобиля и попытался покончить с собой. Пройдя курс лечения в больнице, он пристроился на работу в ее хозяйственном управлении, а также подрядился на добровольных началах помогать в отделении психиатрии.
Затем он внезапно решил совершить кругосветное путешествие. Заручившись поддержкой японской девушки Глории Абе, работавшей в туристическом агентстве, Марк потратил четыре месяца на подготовку своего вояжа. 6 июля 1978 года он вылетел в западном направлении с первой остановкой в Токио. Когда он вернулся 20 августа - примерно за месяц до прибытия Леннона в Гонолулу, - все, кто знал его, были поражены произошедшей с ним переменой: молодой человек был полон энергии, раскрепощен и планировал сделать карьеру в социальной сфере.
Женившись на Глории Абе в июне 1979 года, Чепмэн начал проявлять совершенно новые черты характера: обычный мелкий служащий превратился в неуживчивого и воинственного тирана, часто огорчавшего жену абсурдными требованиями и запретами, не прекращая в то же время легко тратить ее деньги на свое новое увлечение - коллекцию предметов искусства. В декабре, не получив ожидаемого повышения, он покинул больницу и вернулся к работе охранником.
Этот явный шаг назад сопровождался всплеском несвойственного ему поведения. "Отвратительный, холодный, уродливый человек", - так описал Чепмэна один из тех, кто общался в ним в этот период. Служащий сайентологической церкви, находившейся через дорогу от кондоминиума, в котором работал Чепмэн, охарактеризовал молодого охранника как "классический случай скрытой враждебности. Он прохаживался взад и вперед перед нашим зданием, подбивая ногой камни и бормоча угрозы. В течение трех месяцев мы ежедневно получали до сорока телефонных звонков с угрозами в наш адрес. "Бах! Бах! Ты убит!" - нашептывал чей-то голос. Позднее Чепмэн признался, что звонил именно он".
17 октября 1980 года, прочитав статью в "Эсквайр", посвященную Леннону, Чепмэн взял в библиотеке книгу Энтони Фосетта "Джон Леннон: день за днем". Начав читать, он разозлился: Джон Леннон оказался лицемером, который призывал к миру и любви, а сам жил как миллионер. Марк стал записывать на магнитофон пластинки "Битлз", а затем искажать их звучание, изменяя скорость прослушивания. Когда он ставил эти пленки Глории, ей казалось, что голоса звучали так, словно это пели эльфы. Больше всего Марк любил слушать такую музыку в темной комнате, сидя в позе лотоса и напевая: "Джон Леннон, я убью тебя, ты - грязный лицемер!"
23 октября, уходя с работы, Чемпэн в последний раз расписался в журнале. Вместо своего имени он нацарапал "Джон Леннон", а затем перечеркнул это имя несколькими короткими штрихами. А еще раньше, в августе, он написал письмо приятелю в Италию, указав в качестве обратного адреса Дакоту. В письме говорилось, что Чепмэн собирается в Нью-Йорк по одному делу. Поэтому есть вероятность, что замысел убить Леннона появился у Чепмэна еще до того, как он прочел статью в "Эсквайре".
Через четыре дня после того, как Марк уволился с работы, он отправился в оружейный магазин, расположенный в нижней части Гонолулу, и купил короткоствольный пятизарядный револьвер марки "чартер армз" 38-го калибра, которым часто пользовались детективы, поскольку его легко спрятать. Когда ему позвонили из агентства по трудоустройству и поинтересовались, не желает ли он устроиться на новую работу, Чепмэн ответил: "Нет, у меня уже есть работа, которую надо сделать". 27 октября он купил билет до Ньюарка, в одну сторону. 29-го попрощался с Глорией, сказав ей: "Я еду в Нью-Йорк, чтобы все изменить".
Вскоре выяснилось, что Чепмэн не мог купить патронов без разрешения на ношение оружия, которое в Нью-Йорке очень непросто получить. Тогда он вылетел в Атланту и снова разыскал своего старого приятеля Дэйна Ривса, который уже работал заместителем шерифа в маленьком городке Декатур. Страж порядка помог Марку получить именно то, что он хотел: пять разрывных пуль.
9 ноября Чепмэн вернулся в Нью-Йорк, будучи полностью готовым к боевым действиям. Но в этот момент ангелы Господни внезапно вновь обрели голос и загнали чертей обратно в ад. 11 ноября Марк позвонил Глории и сказал ей, что поездка в Нью-Йорк была ошибкой. Тогда же он впервые признался, что намеревался убить Джона Леннона, добавив, что только любовь к жене остановила его. "Я одержал великую победу, - заявил он. - Я возвращаюсь домой".
10 ноября Джон Леннон позвонил Джеку Дугласу. Продюсер, не имевший от него известий в течение трех недель, был приятно удивлен. Оказалось, что Джон не только не уехал в Палм-Бич, но что он сгорает от нетерпения снова вернуться в студию. "У нас гора работы! - воскликнул он. - Я только начал разгоняться, и теперь меня не остановить!" Дуглас уже подписался на другую работу, но, передвинув расписание, освободил для Леннона время с часу до семи. Больше всего Дугласа радовало, что Джон вновь становился самим собой. "Джон был полностью доволен своим моральным и физическим состоянием, - в этом Дуглас был категоричен. - Казалось, он начинал все сначала. Вероятно, это было связано с его сорокалетием. Он сказал мне: "Я счастлив, что мне исполнилось сорок. Я чувствую себя в лучшей форме, чем когда-либо за всю мою жизнь". Он очень стремился к независимости и искал выхода из этой ситуации (своего брака. - А. Г.)".
Еще одним верным признаком выздоровления был неиссякаемый поток новых проектов, возникавших в голове у Джона. Сразу после Нового года он собирался вылететь вместе с Джеком на Западное побережье, чтобы поработать над записью альбома Ринго. Он отобрал для старого приятеля три песни из тех, что написал на Бермудах, пометив на пленке с "Nobody Told Me There'd Be Days Like This" ("Никто не говорил мне, что будут такие дни"): "Эта песня для Ричарда Старки, игравшего раньше в группе "Битлз"". (Позже Йоко выпустила эту вещь на первом сингле своего альбома "Milk and Honey".)
Джон собирался также создать коммерческую студию звукозаписи на Риверсайд Драйв, в доме, где музыканты могли бы жить и одновременно работать. "Ты только представь себе, - говорил Джон, - сколько музыкантов захотят работать в этой студии, если на ней будет стоять мое имя! Единственное, что нам надо будет сделать, это оборудовать отдельную комнату, которая в любой момент была бы в нашем распоряжении".
А еще он собирался записать свои старые хиты, начиная с "Help!" и заканчивая "I Am the Walrus", не забывая о "Strawberry Fields". Джон был уверен, что эти вещи можно усовершенствовать как композиционно, так и акустически. Он ругал старые аранжировки, особенно знаменитый монтаж Джорджа Мартина, который назвал "глупой ошибкой".
Как-то днем, когда Джон и Джек застряли в пробке на 57-й стрит, Джон прямо в машине сочинил песню "Street of Dream" ("Улица мечты" - англ.) (которая впоследствии пропала), придумав припев и добавив музыкальную фразу, которая сидела у него в голове еще со времен "Битлз". В течение долгих лет Джон искал, куда бы ее пристроить. Как только они добрались до студии, Леннон сел за пианино и крикнул: "Слушай!" И он забренчал по клавишам, напевая песню на свой "Сони Уокман", который теперь повсюду таскал с собой вместо записной книжки. Закончив, он вытащил кассету из аппарата и спрятал в карман со словами: "Это для моего альбома!" Пластинка, которую он имел в виду, должна была выйти следом за "Double Fantasy".
В течение последних недель своей жизни, когда они оставались с Джеком вдвоем после работы, Джон частенько говорил: "Вот мы возьмем - ты, я и Ли (Декарло, ассистент Дугласа. - А. Г.) - запремся в студии и запишем настоящий альбом Джона Леннона, который не будет дерьмом. Всем женщинам вход будет запрещен - даже Крис! (подруге Джека. - А. Г.)"
Когда "Starting Over", первый сингл с "Double Fantasy", оказался в середине октября на прилавках магазинов, он быстро добрался до самого верха хит-парадов. Не будучи шедевром, песня волновала уже тем, что была новой записью Джона Леннона. Но когда в середине ноября вышел сам альбом, реакция на него была совершенно иная. Несмотря на усиленную раскрутку по радио, его популярность была не слишком высокой. При жизни Леннона он ни разу не поднялся выше одиннадцатого места. Джон был сильно разочарован невысоким объемом продаж и критикой в прессе, особенно британской - по этой стране уже триумфально катилась волна панк-музыки. Ошеломляющее впечатление произвел на Джона и альбом Брюса Спрингстина "The River" (в особенности композиция "Hungry Heart"), который заставил его пожалеть о том, что он не включил в свою пластинку некоторые из более тяжелых песен, таких, как "Serve Yourself!".
Тогда же Джон снова начал злоупотреблять кокаином. Многие из тех, кто общался с ним в последние дни, обратили внимание на его болезненный вид - синяки под глазами и вытянувшееся исхудавшее лицо. Он прожег себе носовую перегородку и вынужден был согласиться на операцию, которую ему сделать уже не успели. Настроение Джона усугублялось еще и тем, что Йоко стала требовать, чтобы к Рождеству он помог ей выпустить сольный сингл. В один из дней, когда сражение за этот диск достигло высшей точки, в кабинет вошел Фред Симан и услышал, как Джон заявил ей буквально следующее: "Когда я хотел записать сольный альбом, ты была против, потому что, по-твоему, речь должна всегда была идти только о "Джоне и Йоко"! Теперь ты хочешь отправиться в одиночное плавание. Если ты выпустишь сольный диск, после этого настанет моя очередь!" У Йоко уже был готов ответ на этот детский аргумент. "О'кей, - сказала она, - своим ты займешься потом. А пока я хочу выпустить эту пластинку". Так появилась на свет пластинка "Walking on Thin Ice", шестиминутная диско-микс-композиция, записанная ранее, но отложенная до лучших времен. Последние две недели своей жизни Джон Леннон посвятил тому, чтобы превратить этот трек в один из лучших хитов Йоко.
26 ноября Йоко приготовила Джону сюрприз: она объявила ему, что им предстоит сняться на видео для "Double Fantasy". (Вообще-то работа шла уже на протяжении трех последних недель, но Йоко настаивала на том, чтобы Джона до поры держали в неведении.) Фильм начинался с прогулки семейной пары по Центральному парку. Затем действие перемещалось в галерею Спероне, располагавшуюся в доме 142 по Грин-стрит в Сохо, куда Фред Симан добрался к шести вечера, к началу съемок. Когда британский фотограф Итан Расселл, руководивший съемкой, подал сигнал, Джон и Йоко, одетые в японские кимоно, он - в черное, она - в бледно-голубое, приблизились к установленной на подиуме кровати и стали обходить вокруг нее. Внезапно Йоко сбросила кимоно и осталась перед камерами обнаженной. Джон в изумлении уставился на нее. "О, сиськи!" - насмешливо бросил он, ткнув пальцев в сторону ее больших отвислых грудей. "Ну давай же, дорогой, ты тоже!" - нетерпеливо позвала Йоко. Джон, неловко и нехотя освободился от своей одежды. Сцена раздевания была повторена четыре раза, прежде чем Расселл удовлетворенно кивнул.
После этого подошло время снимать сцену, в которой Джон и Йоко занимались любовью. Джон угрюмо улегся на кровать, обняв Йоко, лежавшую на боку. Расселлу это не понравилось, и он заставил Джона лечь сверху - такое положение ему пришлось сохранять в течение получаса, пока режиссер советовался с Йоко относительно выбора угла съемки. А тем временем еще один фотограф, Аллен Танненбаум, кружил вокруг, без устали щелкая затвором своего фотоаппарата. Из транзисторного радиоприемника, стоявшего возле кровати, помимо других песен, раздавались до боли знакомые "Woman" и "Starting Over". После ужина - в девять часов вечера - из громкоговорителей полились громкие звуки "Kiss, Kiss, Kiss", под которые Джон в течение получаса изображал половой акт с Йоко.
Во время перерывов Джерри Гэрон, слуга Сэма Хавадтоя, подносил к лицу Йоко зеркало, а Тоси вытирал у нее со лба пот, используя для этого смоченные в ледяной воде салфетки. Еще один член съемочной группы стоял неподалеку и держал в руках сосуд с курящимися благовониями. Наконец пришло время, когда оставалось отснять лишь несколько крупных планов Йоко, имитировавшей оргазм, синхронизируя губами слова из песни, завершавшиеся эротическим криком на японском языке: "Моте! Моте! Моте! (Еще! Еще! Еще! - А. Г.)".
ТЫ УБИТ!
Вернувшись на Гавайи, Марк Чепмэн показал Глории револьвер и даже настоял на том, чтобы она взвела курок. Тем самым он хотел показать ей, что вполне мог лишить Джона Леннона жизни. Он настаивал на том, что вся эта история была дурным сном и что он никогда не решился бы на убийство, даже если бы ему представилась такая возможность.
Три последующие недели он провел перед экраном телевизора. За это время у него было два видения, которые он принял за божественные послания. Проходя мимо таблички с Десятью заповедями, висевшей у него на стене, он неожиданно увидел словно бросившуюся ему в глаза заповедь: "Не убий!" А в другой раз, когда он смотрел по телевизору мультики, та же фраза внезапно появилась на экране.
В конце ноября Марк заявил Глории, что ему пришло время повзрослеть. Он был женатым мужчиной, и ему следовало содержать семью. Но для этого ему требовалось какое-то время побыть одному и все хорошенько обдумать. Поэтому он решил вернуться в Нью-Йорк. Ей не следовало волноваться. Револьвер вместе с патронами он выбросил в океан. Одновременно с этим он договорился о встрече с психологом из клиники Вайкики Каунсилинг, где лежал после попытки самоубийства. Но на прием он не пошел, а вместо этого в пятницу 5 декабря покинул Гавайи и во второй половине дня в субботу уже был в Нью-Йорке.
Сняв комнату в общежитии YMCA на 63-й стрит, между Бродвеем и Центральным парком, он прошелся возле расположенной неподалеку Дакоты, а затем уехал из города. Водитель такси по имени Марк Снайдер подобрал Чепмэна тем вечером на перекрестке Восьмой авеню и 55-й стрит. Снайдер вспомнил, что у Чепмэна была тяжелая сумка и что сам он казался "сильно возбужденным". Чепмэн предложил водителю пять долларов и немного кокаина, если тот согласится сделать пару коротких остановок. Сначала он попросил отвезти его к Сенчури, многоквартирному дому в стиле "арт деко", расположенному возле Центрального парка, чья боковая дверь выходит как раз на общежитие YMCA на 63-й стрит. Пять минут спустя он вернулся к машине и поехал на другой конец города, к пересечению 65-й стрит и Второй авеню. На этот раз Чепмэн отсутствовал не больше двух минут, а когда вернулся, не мог сдержать эмоций: "Я должен тебе об этом рассказать. Я только что привез пленки с записью альбома Джона Леннона и Пола Маккартни, который был записан сегодня. Я работаю звукоинженером и своими ушами слышал, как они играли вместе три часа подряд".
Водитель запомнил, что Чепмэн начал "трясти головой, точно безумный, улыбаясь, словно думал о чем-то таком, что заставляло его летать в открытом космосе". К этому времени они подъехали к месту последней остановки - перекрестку Бликер-стрит и Шестой авеню, где располагалось большое число известных магазинов, торговавших пластинками. И в этот момент на Чепмэна накатил "приступ завистливой злобы против тех, кто добился успеха, как, к примеру, рок-звезды".
В то время как Чепмэн бушевал гневом против рок-музыкантов, предмет его ненависти тоже был охвачен приступом ярости. Марни Хеа, присутствовавшая при этой сцене, заявила, что никогда в жизни не видела Джона в таком состоянии. А из себя его вывели дети. "Шон и моя дочка никак не могли решить, где им ложиться спать, - объяснила Марни. - И он в конце концов не выдержал. Он схватил Шона и швырнул его в кровать! Затем подхватил мою дочь - и бросил ее мне на руки! Он кричал, вопил и ругался. И тогда я сказала: "Да пошел ты! Я ухожу!" Да, дети устали, они хныкали, плохо себя вели, но это были дети! Маленькие дети! А Джон не мог этого вынести. Он пробыл с ними один в течение часа, ну, может быть, полутора часов. Больше вынести он был не в силах. А Йоко была в студии, она и слышать об этом ничего не желала. Поэтому она послала Хелен, которая застала Шона в слезах - в таком состоянии Джон был способен напугать кого угодно! Хелен потом рассказала, что дела были так плохи, что ей пришлось забрать Шона и увезти его к своей дочери".
В тот вечер Джон и Йоко давали длинное и скучное интервью журналисту из Би-би-си Энди Пебблсу. Отвечая на бесконечные вопросы, Джону пришлось подробно рассказывать о своей карьере, связанной со звукозаписью, но после того, как шпаргалки Пебблса были отложены в сторону, Леннон откровенно заговорил о той жизни, которую вел сейчас. И тогда Пебблс задал ему последний вопрос: "А как вы... относитесь к вопросу обеспечения собственной безопасности?" В ответ Джон объяснил, почему убить его легко: "(Йоко) сказала мне: "Да, ты можешь выйти на улицу"... Но я был очень напряжен, будто все время ждал, что кто-то или что-то набросится на меня. Мне понадобилось два года, чтобы расслабиться. А теперь я могу выйти из этой двери и зайти в ресторан. Если бы ты только знал, как это здорово!"
На следующий день, в воскресенье 7 декабря, примерно в половине одиннадцатого утра Марк Дэвид Чепмэн стоял на улице перед Дакотой, ожидая, когда Джон Леннон выйдет из дверей. Чепмэн не находил себе места. Поэтому, угостив портье чашкой кофе, он отправился обедать и больше не вернулся. Во второй половине дня он покинул общежитие YMCA и снял на семь дней номер в отеле "Шератон-центр" на Седьмой авеню. Здесь он разложил одежду по ящикам, достал Библию, паспорт и кассеты с записями "Битлз" и Тодда Рундгрина. Он поужинал в ресторане отеля, а затем, как герой романа "Над пропастью во ржи", пригласил к себе в номер проститутку. По отношению к женщине Чепмэн вел себя так же, как это делал Холден Кофилд. Он завел с ней беседу, сделал ей массаж и попросил сделать массаж себе, а затем в три часа утра проводил до лифта, так и не вступив в половой контакт.
В понедельник утром Чепмэн проснулся примерно в одиннадцать и оделся потеплее. Перед тем как выйти из номера, он разложил на столе свои "сокровища": фотографию Дороти из "Волшебника из страны Оз", пленку Тодда Рундгрина, Новый Завет (на первой странице он сделал надпись "Холден Кофилд", а к заголовку "Gospel According to John" ("Евангелие от Иоанна" - англ.) приписал фамилию "Леннон", просроченный паспорт, рекомендательное письмо от одного из руководителей YMCA и собственные фотографии, сделанные, когда он работал в молодежном лагере в Форт Чаффи. После этого он спустился вниз и купил экземпляр книги "Над пропастью во ржи", на титульном листе которой нацарапал фразу: "Это мое заявление". (Сначала он задумал, что после убийства будет молчать и заставит выступать от своего имени роман Сэлинджера.) Затем он отправился к Дакоте, держа в руках книгу в красной мягкой обложке и купленную накануне пластинку "Double Fantasy".
Подойдя к подъезду, он поинтересовался у портье, не появлялся ли Джон Леннон. Потом пригласил пообедать Джуд Стайн и еще одну женщину - фанаток Леннона, которые постоянно торчали у ворот. Зайдя в "Дакота Коффи Шоп", он заказал себе гамбургер и два пива и принялся рассказывать о перелете в Токио и о кругосветном путешествии.
Вернувшись на свой пост, Марк разговорился с Полом Горешем, фотографом-любителем из Нью-Джерси, который сразу сообразил, что Чепмэн не слишком хорошо подкован для фаната "Битлз", потому что когда в здание, прикрывая лицо рукой, вошел Аллен Кляйн, Чепмэн не узнал знаменитого продюсера (Аллен Кляйн был выпущен под залог в ожидании решения апелляционного суда в связи с его осуждением за неуплату ряда налогов за 1970 год. 9 августа 1979 года он был приговорен к двум годам тюремного заключения условно при условии отбытия двух месяцев в тюрьме или на принудительном излечении. Жалоба на него поступила в связи с расследованием деятельности одного из самых известных промоутеров в отрасли грамзаписи Пита Беннетта. В задачу Пита входило продвижение в хит-парадах новых записей, выпускаемых компанией "Эппл", путем распространения среди оптовиков пяти тысяч копий каждой новой пластинки, на которых не ставилась маркировка, по символической цене в 23 цента. Это был довольно дешевый путь увеличения объема продаж, но он становился преступлением после того, как пластинки расходились, принося прибыль, о которой, в свою очередь, не сообщалось в налоговые органы. Когда апелляционный суд отклонил протест Кляйна, тому пришлось отсидеть два месяца в манхэттенской тюрьме в 1981 году. (Примеч. авт.)). Гореш, напротив, продемонстрировал свое близкое знакомство с семейством Леннонов, поприветствовав Хелен Симан и Шона, вылезших из синего "шевроле". Он даже представил им Чепмэна как поклонника, "приехавшего аж с Гавайских островов". Чепмэн пришел в восторг и назвал Шона "самым симпатичным маленьким мальчиком из всех, кого я видел".
А за стенами Дакоты для Джона Леннона продолжался обычный день. Перед тем как предстать перед объективом знаменитого рок-фотографа Энни Лейбовиц, которой поручили сделать снимки для обложки журнала "Роллинг Стоун", он заскочил в парикмахерский салон в западной части 72-й стрит и сделал стрижку, оставив длинными волосы сзади и сильно укоротив их спереди.
Энни Лейбовиц, которая слышала о том, что на съемках видео Джон и Йоко имитировали половой акт, предложила им сняться обнаженными. "Нет проблем", - сразу согласился Джон и тут же разделся. Йоко отказалась снимать с себя что-либо, за исключением черного топика. Тогда Лейбовиц попросила ее вообще не раздеваться, решив сохранить контраст между совершенно раздетой и полностью одетой фигурой. Йоко легла на спину, заложив руки за голову и устремив взгляд в пространство, в то время как Джон лег сверху, скрючившись в позе эмбриона, закрыв глаза и приложившись в поцелуе к женской щеке. Сделав несколько снимков, фотограф показала Джону полароидный пробник, и он пришел в восторг: "Великолепно! Как точно переданы наши взаимоотношения! Пообещай мне, что именно этот снимок будет на обложке".
Когда на следующей неделе журнал появился на полках магазинов, у всех буквально поехала крыша: брак самых прославленных любовников из мира рок-музыки был низведен до образа флегматичной суки и слепого присосавшегося к ней щенка.
В час дня Джон дал свое последнее в жизни интервью. Одетый в красную майку, синий свитер и черный кожаный пиджак, он принимал в "Студии Один" ди-джея из Сан-Франциско Дэйва Шолина. В пять часов ему пришлось прервать встречу, поскольку его уже ждали в студии. Когда выяснилось, что ленноновский автомобиль задерживается, Шолин предложил подвезти его и Йоко на своем лимузине.
Стоило им выйти из подъезда, как к ним навстречу бросились Пол Гореш и Марк Чепмэн. Толстый фан в роговых очках молча протянул великому музыканту для автографа свой альбом. Джон любезно склонился и написал: "Джон Леннон 1980 год". Пока Джон ставил свой автограф, Гореш направил объектив фотоаппарата на знаменитый профиль, захватывая в кадр и луноподобное, тупо улыбающееся лицо Чепмэна на заднем плане. "Ну что, так подойдет?" - спросил Леннон, возвращая альбом. Чепмэн, остолбеневший от присутствия Леннона, повернулся к звукооператору и спросил: "А вы что, брали у Леннона интервью?" Когда машина тронулась с места, Чепмэн подошел к Горешу. "Скажи-ка, - поинтересовался он, - а ты не помнишь, на фотографии я был в шляпе или без? Я бы хотел, чтобы без". Затем, секунду помолчав, он воскликнул: "Они ни за что не поверят, там, на Гавайях!"
Когда стемнело, остальные фаны разошлись, и перед зданием остались только разговорившиеся Чепмэн и Гореш. Из подъезда быстрым шагом вышел Фред Симан, неся в руках пленки с записями Йоко, которые она делала еще с Дэвидом Спинозой в 1974 году. Гореш остановил Фреда и сказал: "Это Марк Чепмэн. Ему сегодня здорово повезло!" Чепмэн, улыбаясь, протянул свой альбом. "Поздравляю, мужик!" - Фред улыбнулся в ответ и поспешил прочь.
Тем вечером Йоко пригласила в студию Дэвида Геффена. "Она - трудная клиентка, - пожаловался Дэвид Фреду, который встретился ему у лифта. - Никогда не знаешь, что у нее на уме". То, что было у нее на уме, стало ясно Геффену, едва он переступил порог студии. Леннон подал сигнал Дугласу, и из динамиков понеслась "Walking on Thin Ice" - лихое диско, рев гитары Джона, чередующийся с писком Йоко, напоминавшим звуки, издаваемые летучими мышами. Продавец Леннон принялся обрабатывать покупателя Геффена. "Фантастика! Хит сезона! - с энтузиазмом выкрикивал Джон. - Это лучше, чем любая из вещей "Double Fantasy". Секунду помолчав, он выдал: "Ее надо выпустить до Рождества!" Геффен улыбнулся и ответил: "Давай лучше выпустим ее после Рождества и сделаем все как следует. Дадим нормальную рекламу". "Рекламу!" - с наигранным изумлением повторил Леннон. - Ты только послушай его, "мамочка", тебе будут делать рекламу!" Геффен намеренно переменил тему разговора, объявив, что "Double Fantasy", поднявшаяся до двенадцатого места, только что стала в Англии золотой. В ответ Йоко бросила на него красноречивый взгляд, который он понял так: "Уж лучше бы ей поскорее подняться до первого, потому что для Джона это чертовски важно!" (Йоко как раз собиралась отправить в Лондон Сэма Хавадтоя, поручив ему накупить пластинок на 100 тысяч долларов, чтобы обеспечить верхнюю строчку в чартах. Когда-то именно так поступил в свое время с пластинкой "Love Me Do" Брайен Эпстайн. Похоже, теперь Леннон действительно "все начинал сначала".)
Прежде чем сеанс записи подошел к концу, Джон, выбрав момент, когда Йоко отлучилась из студии, наклонился к Джеку: "Только не повторяй Йоко то, что я тебе сейчас скажу". После чего он выдал Дугласу тот же текст, который пришлось выслушать Фреду в тот вечер, когда Джону пришла в голову мысль о записи альбома на Бермудах. Джон сказал, что его дни сочтены и что он и так уже живет взаймы. Он не говорил об убийстве, но производил впечатление человека, готового к скорой смерти. Он даже порассуждал о том, что станет с его легендой после смерти, похваставшись, что будет покрыт гораздо большей славой, чем Элвис. Джек слышал рассуждения Джона о смерти и раньше - но никогда они не были полны такой уверенности в неизбежном, как в тот вечер. Затем вернулась Йоко, и настроение Джона опять пришло в норму. Перед отъездом он заверил Джека, что будет в студии назавтра в девять утра, с тем чтобы заняться сведением нового сингла.
Обычно Джек отправлялся домой вместе с Леннонами, но в тот вечер ему надо было поработать еще над одной записью. Он проводил Джона до лифта и пожелал ему спокойной ночи. Его последнее воспоминание о Ленноне - это улыбка, дружеский взмах руки и дружелюбное "Увидимся завтра с утра пораньше!"
Лимузин доставил Леннонов прямо к подъезду Дакоты. Марк Дэвид Чепмэн все еще стоял перед домом, прислонившись к будке часового. До половины девятого он наслаждался обществом Пола Гореша, затем фотограф объявил, что ему пора домой, а Чепмэн уговаривал его остаться. "Кто знает, - словно предупреждал он, - мало ли что может случиться. А вдруг он сегодня возьмет и уедет в Испанию, и ты больше никогда его не увидишь!"
После ухода Гореша Чепмэн разговорился с портье - кубинцем Хозе Пердомо. Они болтали о Кубе, о Бухте Свиней, об убийстве Кеннеди. В какой-то момент к ним подошел бродяга в поисках денег, и Чепмэн дал ему десять долларов. Чуть позже он сунул еще пятьдесят долларов в руку портье. У Пердомо сложилось впечатление, что Чепмэн был спокоен и пребывал в полном рассудке. "Чемпэн не был сумасшедшим", - сказал он Фреду Симану после всего, что случилось.
Когда лимузин остановился перед зданием, часы показывали 10:50. Первой из машины выскочила Йоко, за ней последовал Джон, держа в руках магнитофон и несколько кассет. Когда мимо Чепмэна прошла Йоко, он бросил ей: "Привет!" Затем к нему приблизился Джон и посмотрел на Марка тяжелым взглядом. "Он запечатлел меня в своей памяти", - скажет Чепмэн позже. Всю предыдущую ночь Чепмэн попеременно молился то Богу, то черту - первого он молил о том, чтобы тот отвел от него искушение, а второго - чтобы дал ему силы выполнить задуманное. Теперь, в самый критический момент, он услышал, как внутренний голос твердил: "Сделай это... сделай это... сделай это!" Сделав два шага вперед, он вытащил тупорылый револьвер и принял боевую стойку, слегка согнув ноги в коленях и целясь одной рукой, оперев для большей устойчивости стреляющую руку на ладонь другой. Он не вымолвил ни слова. За него все сказал револьвер. Два первых выстрела попали Леннону в спину и развернули его к убийце лицом. Две из трех следующих пуль застряли в плече, а одна ушла в молоко. Звуки размеренной стрельбы смешались со звоном разбитого стекла, после того как пули, пронзив Леннона, врезались в стеклянный козырек подъезда.
Опустошив барабан револьвера, Чепмэн посмотрел на аллею, ожидая увидеть лежащего Джона Леннона. Но ничего не увидел. Действуя как в тумане, Чепмэн даже не обратил внимания на то, что подстреленный им человек открыл дверь подъезда и сумел подняться на пять ступенек, которые вели к ложе портье, перед которой он и рухнул лицом вперед.
Звуки разбитого стекла, а затем шагов застали Джея Хейстингса, молодого длинноволосого ночного сторожа, за чтением журнала. "В дверях, шатаясь, показался Джон с лицом, искаженным ужасной гримасой", - вспоминает Хейстингс. Затем вбежала Йоко с криком: "Джона застрелили!" На какую-то долю секунды Хейстингсу показалось, что все это шутка. Затем он увидел, как Джон рухнул на пол, магнитофон и кассеты выпали у него из рук и застучали по каменному полу. Хейстингс нажал на кнопку вызова полиции и бросился к Джону. Он снял с него разбитые очки, которые расцарапали ему нос, и укрыл его своим форменным кителем. Затем сорвал с себя галстук, собираясь использовать его в качестве жгута, и тут обратил внимание, сколь безнадежны раны Джона. Кровь струей била у него изо рта и из груди. "Глаза были открыты, но смотрели в пустоту, - рассказал Хейстингс. - Его начало тошнить сгустками крови и частичками живой ткани". Теперь Йоко кричала, требуя вызвать доктора. Хейстингс вскочил на ноги и набрал 911. Вернувшись к Леннону, он прошептал: "Все в порядке, Джон, с тобой все будет в порядке".
Сцена, свидетелем которой стал Хозе Пердомо, повергла его в полное оцепенение. Не в силах сдержать катившиеся по щекам слезы, он крикнул Чепмэну: "Как же ты мог убить такого человека?!" "Не бойся, Хозе", - ответил Марк, точно нашкодивший подросток. Внезапно портье пришла в голову мысль, что Чепмэн сумасшедший. "Ты хоть знаешь, что наделал?" - спросил он. "Не бойся", - повторил Чепмэн и так же, как Холден Кофилд, бросил на землю разряженный револьвер. Хозе проворно отбросил оружие ногой и взмолился: "Пожалуйста! Уходи!" "Прости меня, Хозе, - тихо произнес Чепмэн, посмотрев на портье потерянным взглядом. - Но куда же мне идти?" В этот момент он повернулся и заметил девушку, стоящую на дорожке.
Нина Розен прошла мимо Джона и Йоко, когда они вылезали из лимузина, и теперь, услышав стрельбу, вернулась посмотреть, что случилось. Она задала этот вопрос Чемпэну, на что он ответил: "На вашем месте я бы ушел отсюда!" Она удалилась только после того, как он повторил свое предупреждение еще пару раз. Двое других свидетелей преступления - пассажиры припарковавшегося сзади такси, начавшие было высаживаться, залезли обратно в машину, которая резко взяла с места, сделала разворот и помчалась прочь вдоль ограды Центрального парка.
К этому моменту Хозе Пердомо уже поднялся в служебное помещение и сообщил, что преступник бросил оружие. Джей Хейстингс поспешил на улицу, чтобы присмотреть за убийцей, но увидел лишь толстого молодого человека с непокрытой головой и без пальто, стоявшего под фонарем и погруженного в чтение книги.
72-я стрит огласилась воем сирен. К дому подлетели две бело-голубые патрульные машины с красно-белыми мигалками на крышах. Чепмэн прежде снял с себя пальто и шляпу, чтобы показать, что безоружен. Он поднял руки за голову, прикрыв локтями глаза.
Первыми на место происшествия прибыли Тони Палма со своим напарником Хербом Фрауенбергером и Стив Спайро с Питом Калленом. Выскочив из автомобилей, они направили револьверы на бросившегося к ним Джея Хейстингса. "Встать к стене!" - крикнули ему полицейские. "Это не он! - закричал Хозе. - Он здесь работает. Это вон тот парень". И он указал на Чепмэна, стоявшего в тени у ворот. Спайро вытащил револьвер и закричал: "Не двигаться! Руки на стену!" Он еще несколько раз повторил приказание, пока не схватил стокилограммового Чепмэна за ворот, после чего развернул его, используя как живой щит, на случай, если поблизости прятался еще один вооруженный преступник. "Пожалуйста, не бейте меня!' Прошу вас!" - взмолился Чепмэн, как только его схватили. Оглянувшись через правое плечо и посмотрев на дверь дома, Спайро увидел следы трех пуль, проделавших отверстия в стеклянном козырьке. В этот момент портье прокричал, что Чепмэн был один. Патрульный снова толкнул Чепмэна к стене. Убийца начал всхлипывать: "Я все сделал один! Пожалуйста, не бейте меня!" "Кто-нибудь ранен?" - крикнул Тони Палма выглянувшему из подъезда Джею Хейстингсу.
Через секунду двое патрульных были уже внутри. Обнаружив мужчину, лежащего лицом вниз и стоящую рядом с ним плачущую женщину, Палма, который понятия не имел о личности пострадавшего, перевернул раненого и увидел, что ранение очень тяжелое. "Все было красным от крови", - вспоминает Палма. Он поднял голову к напарнику и сказал: "Хватай за ноги, давай вытащим его отсюда!" Они взвалили Джона Леннона на плечи и стали выбираться на улицу. Здесь Леннона погрузили на заднее сиденье только что подъехавшей третьей патрульной машины. "Быстро в больницу!" - приказал Палма сидевшему в машине Джеймсу Морану. Когда машина тронулась с места, Моран повернулся назад и спросил: "Ты знаешь, кто ты такой?" Джон был не в силах говорить. Он застонал и кивнул головой, как бы говоря "да".
Водитель, включив сирену, помчался по Девятой авеню в сторону больницы имени Рузвельта, где раненого уже ждала бригада "Скорой помощи", получившая сообщение по радио. А Стив Спайро затолкал закованного в наручники Марка Чепмэна на заднее сиденье автомобиля. Сев за руль, он не смог скрыть отчаяния и закричал, обращаясь к арестованному: "Ты хоть знаешь, что ты наделал? Знаешь?!" "Простите меня. Я не знал, что он был вашим другом", - изображая простодушие, ответил Чепмэн. "Ненормальный!" - осенило Спайро.
Но ему пришлось изменить свое мнение, когда он доставил Чепмэна в 20-й полицейский участок. Особенно поразил патрульного офицера деловой тон Марка, когда тот позвонил в Гонолулу жене. Разговор (записанный на пленку) напоминал обычный разговор мужа с женой, при этом муж хотел во что бы то ни стало оградить жену от неприятных последствий происшествия, которое не представляло для него самого никакой опасности.
МАРК: Привет!
ГЛОРИЯ: Привет, Марк, я тебя люблю.
МАРК: Я знаю, я тоже люблю тебя. Скажи, к тебе уже пришла полиция?
ГЛОРИЯ: Нет, первым мне позвонил репортер.
МАРК: Только не это! Ты дома?
ГЛОРИЯ: Да. Твои мама и папа тоже здесь.
МАРК: Хорошо. Ладно, я не хочу больше ни с кем разговаривать.
ГЛОРИЯ: Я знаю.
МАРК: Только не плачь, я хочу, чтобы ты меня выслушала.
Несколько минут он настойчиво втолковывал ей о необходимости вызвать полицию, которая должна защитить ее от журналистов. Затем его речь неожиданно прервал робкий голос Глории, которой удалось наконец задать ему вопрос: "Скажи, до тебя хоть дошло, что ты наделал?" "Мне пора идти", - быстро ответил Марк.
Когда Леннон был доставлен в отделение интенсивной терапии, у него уже не было пульса. Две пули, попавшие в спину, пробили легкое и вышли из груди. (Одну из них обнаружили застрявшей в черном кожаном пиджаке.) Третья пуля раздробила ему левое плечо и тоже вышла наружу. Четвертая попала тоже в плечо, но срикошетила в грудь, где рассекла аорту и перерезала дыхательное горло. Бригада из семи медиков делала все возможное, чтобы спасти Джона Леннона. "Ни при каком раскладе его невозможно было вернуть к жизни, - сообщил доктор Стивен Линн, руководитель службы "Скорой помощи". - У него было три отверстия в груди, два в спине и еще два в левом плече. От пулевых ранений он потерял примерно 80 процентов общего объема крови".
Официальной причиной смерти был указан шок, вызванный сильной потерей крови. Неофициально некоторые представители медицинского персонала сказали, что, может быть, было бы лучше, если бы Леннона оставили лежать на месте и дождались прибытия "скорой помощи". Кроме того, все медики были поражены его крайне слабым физическим состоянием.
Йоко привез в больницу Тони Палма, который узнал, наконец, что обнаруженный им раненый мужчина был Джоном Ленноном. Палма припоминает, что отвел Йоко в маленькую комнату, откуда она могла воспользоваться телефоном. Первым делом она позвонила Дэвиду Геффену, который немедленно приехал. Увидев Йоко, он подхватил ее, как ребенка. "Кто-то застрелил Джона! - бормотала она. - Ты можешь в это поверить? Кто-то застрелил его!" В этот момент в помещение вошел доктор Линн. "Где мой муж? - бросилась к нему Йоко. - Я хочу быть рядом с мужем. Он бы хотел, чтобы я была с ним. Где он?" Линн взял себя в руки и объявил: "У нас очень плохие новости. Несмотря на все наши усилия, ваш муж умер. Он скончался без мучений".
Офицеры Палма и Фрауенбергер отвезли Йоко в Дакоту, заехав по пути в "Отель Пьер", где остановился Геффен. Подъехав к Дакоте, они прошли внутрь через черный ход. Очутившись в своей квартире, Йоко схватилась за телефон. Позже она заявила, что позвонила "трем людям, которых, по мнению Джона, надо было известить в первую очередь: Джулиану, тете Мими и Полу Маккартни".