Н. А. Рыбакова Старость как явление глубинной жизни в философии Л. Фейербаха //Воспитание и обучение. Традиции, инновации

Вид материала

Подобный материал:

(С. 43) Н.А. Рыбакова

Старость как явление глубинной жизни

в философии Л. Фейербаха //Воспитание и обучение. Традиции, инновации,

результативность: Материалы VIII областной научно-практической

конференции 21-24 ноября 2000 года. – Вып. V. – Часть I. –

Псков: ПОИПКРО, 2001. – С. 43-52.

В истории философии Л. Фейербаха никогда не причисляли к направлению философии жизни. Классикам марксизма он был интересен и полезен своей материалистической позицией. Когда обнаружилось, что марксистская философия недостаточно антропологична, историки философии обратились к антропологическому принципу Л. Фейербаха, дабы проследить, что же ценное в его наследии было упущено и не воспринято современностью. В самом деле, Л. Фейербах попытался вникнуть в глубинность жизни, показать ее неисчерпаемость, способность к самообновлению и антропному омолаживанию, которое есть основа для создания новых вариантов картины мира, ни один из которых не может быть последним и окончательным. Человек, по Л. Фейербаху, есть существо природное, соответственно, и старость его – природный феномен. Но, будучи естественной, старость человека имеет как непосредственную природную детерминацию, так и опосредованную. Такое видение старости позволяет Л. Фейербаху представить ее почти во всех измерениях: телесном, душевном и духовном.

(С. 44) С тем, чтобы вычленить форму детерминации старости, обратимся к фундаментальной философской категории Л. Фейербаха – категории жизни. Жизнь, согласно Л. Фейербаху, это не продукт химического процесса или вообще какой-нибудь отдельной силы природы, либо же отдельного явления – она есть результат всей природы. «Жизнь, ощущение, мышление есть нечто абсолютно оригинальное, неподражаемое, неизменное, неотчуждаемое, есть нечто такое, чтó по истине познается лишь посредством самого себя, но не представляет собой мистифицированный и шутовской абсолют спекулятивных философов и теологов». [1, 518]. Иначе говоря, жизнь есть свободная, внутренне активная самопознающая глобальная целостность.

Жизнь как бы рвется изнутри наружу и существует на поверхности в качестве бесчисленных индивидуальных тел. На всех уровнях своей организации она предстает как самораскрытие и самообнаружение. И в этом ее проявлении человек ничем не отличается от животного и даже растительного мира. «Разница в том, – как пишет К.Н. Любутин, – что у человека все функции одухотворены; принципиальное отличие человека от животного усматривается только в наличии сознания». [2, 14] Отличие человека от животного скорее не качественное, а количественное, поскольку, он, по мысли Л. Фейербаха, не является целью природы, он есть высшее проявление ее жизненной силы.

В оправдании необходимости сохранения жизненной силы в родовом бытии человека количественный подход у Л. Фейербаха преобладает над качественным, поскольку жизнь проявляется через индивидуальные тела, способные с течением времени утрачивать ее силу. И потом только количественные изменения индивидов, то есть рождение одних и уничтожение других, способствует сохранению качественного многообразия рода, как и жизни в целом. А это говорит о том, что старость, как впрочем, и другие возрасты жизни, с точки зрения ее глобальности совсем не являются обязательными и необходимыми. Люди умирают в любом возрасте, главное, что рождение новых индивидов никогда не прекращается.

Л. Фейербах разделяет всех людей не только по половому признаку, без чего не мог бы продолжаться человеческий род, но и по мере их индивидуального самораскрытия, что соответствует принципу деления на молодых и старых. Данное деление не является возрастным в его физиологическом смысле, оно указывает лишь на время завершенности или, как мы полагаем, на момент возникновения старости.

(С. 45) Что же, с точки зрения Л. Фейербаха, является критерием молодости и старости? Данная проблема требует своего обстоятельного анализа.

Основная категория антропологии Л. Фейербаха – это телесная индивидуальность. Человеческое тело есть «единая вещь», которая является принципом представления и ощущения. [3, 220]. Индивидуумы обладают различными телами, а значит, и различными принципами организации ощущения и представления. Указанный Л. Фейербахом принцип действует как внутри индивидуума, так и вне его. Внутренне он существует в форме самочувствия, ибо «... чем ты не будешь чувственно, тем и не будешь» [3, 217], внешне – в форме самообнаружения, «высказывания» ощущения и настроения, причем, чем они интенсивнее, истиннее, тем более они проявляются.

Однако чувственная пульсация от внутреннего к внешнему и обратно отнюдь не является формой развития индивидуума как человеческого существа на протяжении всей его жизни – это есть обналичивание жизненной силы в ее природно-индивидуальной данности. Природная сила, к которой принадлежат и все способности познания, включая мышление, имеет пик своего обнаружения, который совпадает с осознанием своей индивидуальности. А это значит, что вся человеческая жизнь делится на два больших этапа, где первый этап характеризуется неопределенностью и неясностью самораскрытия индивидуальности, а второй – ее очевидной представленностью, «внутренней печатью», которая оставляет свой оттиск на всем, что касается внешней жизни индивидуума. Наше развитие, пишет Л. Фейербах, состоит в уяснении того, что мы уже есть в своей индивидуальности. [4, 369]. Уяснение индивидуальности предстает опять-таки не как процесс личностного развития, а как закон природного обнаружения. Человек подобен сочинению, уже написанному природой, «... этот акт становления самосознания есть вместе с тем и наиважнейший, решающий все будущее и качественно завершающий жизнь акт, независимо от того, сколько еще приходится мне пройти ступеней и фаз внутри рода, сферы, которые я считаю своей стихией». [4, 369]. (Выделено мной. – Н.Р.).

Л. Фейербах здесь, как можно полагать, показывает отметку становления индивидуально-душевной старости. Об этом свидетельствует и последующее проявление индивидуальности. Человек очищает свою сущность от ошибок и наростов, он становится критичным, но лишь в отношении того, что дано ему в ощущении. Но это критичное отноше-

(С. 46) ние к себе в сущности ничего кардинально не меняет. Мало того, что индивидуум не может быть качественно иным, он и не хочет им быть. Желания человека, по крайней мере, обоснованные, не взятые с потолка, считает Л. Фейербах, не выходят за границы того, что он есть по своей существенной характерной определенности. Так, желания крестьянина не превышают желания крестьянского сословия, желания ученого не превышают желания сословия ученых, желания философов не превышают самой философии и т.д. Вообще человек не желает быть иным, чем он уже есть, и иметь что-либо иное, нежели то, что он уже может. Но он хочет все это иметь в превосходной степени, в умноженном и увеличенном виде. Стремление человека к совершенствованию есть лишь количественное стремление. [4, 366].

Может показаться, что Л. Фейербах в своем утверждении ограничивает человека, ставит ему пределы. Но это будет поверхностным суждением, тем более что имеют место высказывания философа о многогранности способностей индивидуального человека, например, Микеланджело, который был и живописцем и поэтом, но его истинный талант состоял именно в том, чтобы быть скульптором. По существу Л. Фейербах ведет речь о призвании, не желая, по-видимому, употреблять само это понятие, как имеющее христианское происхождение. А значит, тот количественный рост или обладание чем-либо в превосходной степени следует понимать как стремление к полноте осуществления призвания и проявления яркой индивидуальности. В этом отношении рассуждения Л. Фейербаха близки к позиции стоиков, полагающих, что человек, если он хочет быть мудрым, должен идти «одним путем».

Человек, по Л. Фейербаху, не стремится и к бесконечному познанию. Но и это не является ограничением индивидуальности. Бесконечное познание означало бы «познание вширь», это обретение того, что нынче называется информоманией. Индивидуальность же человека как раз, наоборот, предполагает избирательность познавательного материала и его углубление, препятствуя его распылению и разбазариванию. Любая индивидуальность себя оберегает и отсюда основной принцип ее взаимосвязи с миром – стремление к самосохранению, самоутверждению, «следовательно, к инертности».

Человек поэтому возводит в закон свои познавательные границы, не замечая того, что они, с другой стороны, раздвигаются следующими поколениями, а его законы становятся старыми! То есть возникает новый

(С. 47) взгляд на мир. «Старые, безразлично, придерживаются ли они точки зрения старости телесно или духовно, всегда изо всех сил отбиваются от новых познаний, отвергая их как непрактичные, неистинные, ничтожные, тщеславные, отвергая также провозвестников этих новых познаний, новаторов, как аморальных, фривольных, испорченных людей...». [4, 358-359]. Именно религия как совокупность авторитетных, обязательных и определяющих мнений служит доказательством инертности мышления. Принцип самосохранения стариков, как по возрасту, так и по социальному положению, ведет к авторитаризму, что, очевидно, проявляется в гибельном отношении родителей к детям, а в политической жизни выражается «отношением, проявляемым умудренными опытом правительствами к своим обладающим юношескими устремлениями народам». [4, 362-363]. Однако другая, «воспитуемая сторона» также живет «инстинктом своего себялюбия», а потому отторгает все, что ей чуждо. Противостояние и победа «духовной молодежи» приводит к изменению идей и мировоззрения, хотя прогресс в духовной сфере совершается при одном существенном условии: смерти, гибели, небытии старых индивидуумов.

Понятия «духовная молодежь» и «духовные старики» в антропологии Л. Фейербаха выступают как соотносительные. Действительно, человечество «совершает в этом мире прогресс лишь потому, что вообще на место старых, неисправимых, закостенелых ученых и филистеров выступают новые, свежие, лучшие существа, ибо молодость всегда лучше, чем старость, ... потому что молодые замечают ошибки стариков и потом делают противоположное по сравнению с ними до тех пор, пока они сами также не впадают в присущие старости ошибки». [4, 358]. Это высказывание Л. Фейербаха говорит о том, что в духовной сфере, которая также является одной из сторон жизни, прогрессивное развитие чередуется с регрессивным, которое, в свою очередь, является предпосылкой возникновения новых более истинных форм духовной жизни. Поэтому бренность не является предикатом только чувственности – бренными оказываются философские, научные, религиозные системы и даже по своему духу целые исторические эпохи.

Однако было бы неверным забывать, что проявление многообразия жизни и ее эволюция в учении Л. Фейербаха осуществляются за счет множества сменяющих друг друга индивидуальностей, одни из которых уже раскрыли себя, проявили, обнаружились и замкнулись в своем эгоистическом интересе сохранения старых истин, другие же пока нео-

(С. 48) пределенны, откровенны, искренни, ничем не связаны, не имеют предрассудков и привычек. Индивидуальное в философии Л. Фейербаха подчинено общему, индивидуум в отношении всежизни играет служебную роль, поэтому изменение самой индивидуальности, или, по-другому, ее жизнь, принимает форму ограниченного одноплоскостного движения на фоне эволюции глобальной жизни, которая перестает узнавать себя «в старых зеркалах».

Решение проблемы индивидуальной старости у Л. Фейербаха является, на наш взгляд, парадоксальным. Старость есть завершенность процесса развития. Следовательно, она предполагает свое становление, или старение. Но ничего подобного в философии Л. Фейербаха мы не находим. Как уже говорилось, индивидуальность, выражающая глубинную характеристику человека, у Л. Фейербаха никак не развивается, хотя сам человек и не лишен изменений. Чтобы разрешить проблему парадокса старости, еще раз обратимся к сфере индивидуальной жизни.

Человек существует телесно. Тело есть существование человека, и отнять тело, – значит, отнять существование. Кто уже не чувственен, тот уже не существует. [3, 228]. Как изменчиво природное тело, говорит Л. Фейербах, так изменчив и весь человек. С каждым возрастом не только его тело отстраивается заново, но меняются и настроения, мысли, желания. При этом один и тот же человек в прошлом, настоящем и будущем не представляет собой единства во времени. Но поскольку с прошлым он связан воспоминанием, а с будущим – воображением, то он без затруднения мыслит себя единым. Действительная воля индивида и его желания, то есть то, через что происходит самораскрытие, самообнаружение, живут лишь в настоящем и изменяются с каждым настоящим периодом времени, несущим «новый материал для воли». Тем не менее, желания и воля не являются сущностной характеристикой человека, сущность не есть следствие воли, а как раз наоборот, воля есть следствие сущности. «Ибо я существую, прежде чем хочу, бытие может существовать без воли, но нет воли без бытия». [1, 499]. Сущность и индивидуальное существование являются, с точки зрения Л. Фейербаха, понятиями однопорядковыми, связанными с телом. Безусловно, не может быть сущности, индивидуальности вне родового бытия: и то и другое должно обладать жизненной силой, которая выражается и проявляется в зачатии. Зачатие – это импульс жизненной силы, которая количественно возрастает до периода зрелого возраста. Но этот рост не несет в себе изменений качественных.

(С. 49) Рождаясь, вступая в жизнь, человек уже является существом совершенным, следовательно, у него нет далее цели для развития и совершенствования. «Каждое существо, – пишет Л. Фейербах, – имеет целью своего существования непосредственное свое существование; каждое существо достигло своего назначения тем, что оно достигло существования. Существование, бытие есть совершенство, есть исполненное назначение. Жизнь есть самодеятельное бытие». [4, 338]. Подтверждением сказанному являются размышления Л. Фейербаха о возрастной изменчивости человека и, наконец, его смерти.

Каждый возрастной этап человека выглядит у Л. Фейербаха замкнутым в себе. Каждый последующий этап есть отрицание предыдущего. Возрасты жизни существуют объективно, но люди проходят их субъективно и индивидуально, ощущая и переживая только настоящее. Поэтому возрастное изменение есть переселение в иной имманентный жизненный мир, в который не берется ничего из предыдущего этапа, «...юноша отрицает дитя, а муж отрицает юношу; то, что некогда для каждого из них было всем, теперь для них есть ничто». [4, 301]. Проекция в следующий возрастной этап также является излишней, да и не может быть иначе, когда назначение человека не лежит по ту сторону его данного возраста. Жить и радоваться жизни – вот первое назначение человека, а радость есть беспрепятственное выражение жизненной силы, которая способна истощаться. Поэтому второе назначение человека – это его смерть. Смерть, так же как и жизнь, относится к природе человека и дело его долга – умереть в «мире со смертью».

«Смирение» трудно приживается в самосознании человека. В пользу его неизбежности для старого человека Л. Фейербах выдвигает два основных доказательства. Первое – логическое. Смерть каждого возраста жизни предполагает окончательную смерть, то есть смерть в старости. А тот факт, что мы не ужасаемся, когда уничтожаются наше детство, юность и т.д. логически ведет к тому, что мы не должны ужасаться и уничтожению последнего возраста жизни или наступления окончательной смерти. Признанию указанной Л. Фейербахом «истины», которая не нова в истории философии, мешает старческий эгоизм. Второе доказательство необходимости примирения со смертью также достаточно древнее. Оно направлено на слом, преодоление старческого эгоизма – это доказательство от самочувствия. Человек к своему концу приближается через болезни и страдания, очищающие его, по мысли Л. Фей-

(С. 50) ербаха, от мнимо поэтических представлений о бессмертии. Такое самочувствие рождает лишь одно желание – прекратить страдания, будь оно куплено даже ценою небытия.

Пытаясь рассеять страх человека перед смертью, Л. Фейербах вновь возвращается к вопросу о частичности, дробности человеческой жизни. Но если в первом случае он делал акцент на количестве частей, то теперь акцентирует внимание на содержании, а именно, на содержании последней части – старости. Уничтожение возрастов жизни есть частично осуществившаяся бренность, точно так же смерть в старости не является полной. «Ибо, когда я умираю, умирает ведь всего лишь то, что от меня еще осталось к этому моменту, ведь я умираю, когда наступает нормальная смерть...». [4, 300]. Смерть, по Л. Фейербаху, есть негоция и абстракция, то есть отрицание и обособление. Смерть, так же как и жизнь, дана человеку чувственно, она – «последнее обнаружение жизни». Пользуясь метафорой, Л. Фейербах пишет, что в смерти человек выдыхает свою душу так же, как и в жизни, «разница только в том, что акт смерти есть последнее издыхание». [3, 226]. Преимущество смерти в старости заключается в том, что она не бывает неожиданной, она «предваряется, аргументируется, доказывается». А поскольку смерть есть опосредованное отрицание, то оно снимает ее остроту. [4, 301].

Л. Фейербах не дает никаких указаний относительно «аргументации», «доказательства» и «предварения» смерти. Но каковы бы они ни были, рядоположенность и уничтожение каждого предыдущего этапа жизни, следуя логике рассуждений Л. Фейербаха, также требуют своего предварения. В таком случае получается, что предварение конца любого этапа есть старение человека, а именно – старение ребенка, юноши, мужа и т.д. вплоть до более глубокого старения старика. Таким образом, отрицая впрямую процессуальность и старение как фундаментальные категории антропологии, Л. Фейербах все же косвенно вынужден их касаться.

Еще один парадокс антропологии Л. Фейербаха заключается в утверждении смерти в старости одновременно и как насильственной и как нормальной. Он разрешается следующим образом. Любая смерть насильственна ввиду того, что, каждое живое существо, обладая инстинктом самосохранения, хочет жить. Желаемой смерть могут сделать лишь тяжкие болезни старости. Если же рассматривать смерть как явление, относящееся к природе жизни, то в этом случае она нормальна. Такой род смерти Л. Фейербах рассматривает как необходи-

(С. 51) мый и естественный. «Смерть естественная, та смерть, которая есть результат законченного развития жизни, не есть беда; смерть, однако, которая есть следствие нужды, порока, преступления, невежества, грубости, – конечно, зло». [4, 298]. Для современного человечества даже более актуально, чем в эпоху, когда жил Л. Фейербах, звучит его призыв: «Не смерть устраняйте из мира сего; устраняйте беды – те беды, которые устранимы, те беды, которые коренятся только в лености, подлости и невежестве людей; именно эти беды самые ужасные». [4, 298]. Естественную смерть надлежит принимать как благо, считает Л. Фейербах, ибо вечная жизнь надоела бы. Почему? Мы полагаем, потому, что индивидуальность давала бы всегда один и тот же принцип организации ощущения, представления и мышления. Сбросить свою индивидуальность человек не в состоянии – это значило бы то же самое, что лишиться тела, а вместе с ним и существования.

Насильственной, но нормальной смерти противоположна, по Л. Фейербаху, смерть добровольная и неестественная. Этот род смерти связан с выходом за пределы чувственного созерцания жизни, который бывает в двух случаях: во-первых, в случае отвлеченно-рассудочной жизни, в которой «рассудок, как смерть», разлагает вещи на их элементы. Он не способен постичь вещь в ее трансцендентных глубинах, доступных чувственности. «Обнимая любимое существо, – пишет Л. Фейербах, мы убеждены, что обнимаем не его орган или видимость, но само существо, ... руки имеют трансцендентальное значение, хватают дальше в области практики, чем области теории и абстракции, где мы отводим сущность, вещь в себе только религиозной вере или метафорическому понятию». [3, 228]. Во-вторых, выход за пределы чувственного происходит в случае «жизни в духе». «Философствовать значит умирать», – воспроизводит Л. Фейербах платоновский постулат и тут же переворачивает его в нужном для себя смысле: «умирать значит философствовать». [4, 325]. Истинный, спекулятивный платоновский и христианский философ отрешается от чувственности, противореча самому себе, ибо как же он может мыслить и философствовать вне своей физиологической телесной данности! Он пребывает в акте отрицания и обособления, а значит смерти. Философ, таким образом, олицетворяет отрицание существа в виде существа, а небытие в виде бытия. «Поэтому философ после смерти продолжает свое существование, но не как человек, а лишь как философ...». [4, 325].

Путь рассудка и путь духа – это две крайности в осуществлении индивидуальной жизни. Если рассудок дробит и рассекает вещь, то

(С. 52) природе духа свойственна противоположная деятельность: обобщение и объединение действительности в один образ, одно понятие. На пути духа мы сводим бесконечно богатую жизнь к ничтожному мгновению – оттого она и представляется нам столь краткой. Жалобы человека на краткость его жизни несостоятельны, как считает Л. Фейербах, также и по причине одолевающей душевной страсти, живущей в нем самом. «Как много людей к старости становятся буквально детьми! Как много людей уже в молодые годы изживают себя как в умственном, так и в моральном отношении! На что они могут затратить этот избыток жизненного срока, кроме как для того, чтобы в безделье растрачивать жизнь или делать ее для самих себя и для других более горькой?». [4, 428].

Производительная сила природы находится в противоречии с физической старостью, но прежде чем старость индивидуального человека опустится до этого уровня, она созревает на двух других. Первый уровень касается душевной старости, или зрелости, как осознания своей индивидуальности и завершенности ее раскрытия. Этот уровень соответствует высшему моменту проявления жизненной силы. Второй уровень – это уровень духовной старости. Он связан с инстинктом самосохранения, самоутверждения и формированием собственного мировоззрения, возводимого в закон. И, наконец, третий уровень проявления старости – старость телесная, связанная с утратой жизненной силы, но подстрахованная от полного бессилия на первом и втором уровнях, а именно утверждением своей индивидуальности и энергией мировоззренческой идеи, воплощенной в бытии.

Литература

Фейербах Л. О спиритуализме и материализме, в особенности в их отношении к свободе воли //Фейербах Л. Избранные философские произведения в двух томах. – Т.1. – М., 1955.
Любутин К.Н. Человек в философском измерении: от Фейербаха к Фромму. – Псков, 1994.
Фейербах Л. Против дуализма тела и души, плоти и духа //Фейербах Л. Избранные философские произведения в двух томах. – Т.1. – М., 1955.
Фейербах Л. Вопрос о бессмертии с точки зрения антропологии //Фейербах Л. Избранные философские произведения в двух томах. – Т.1. – М., 1955.

Blog

Н. А. Рыбакова Старость как явление глубинной жизни в философии Л. Фейербаха //Воспитание и обучение. Традиции, инновации