Предисловие ко второму изданию. Двадцать лет спустя

Вид материалаДокументы

Содержание


Постмодернистская мода
Подобный материал:
1   ...   21   22   23   24   25   26   27   28   29

332

лежит сомнению), то это означает только то, что в таких случаях я могу по своей воле изменять соответствующие состояния своей мозговой нейродинамики. Произвольное оперирование субъективными образами (мыслями) равносильно произвольному оперированию их мозговыми кодами.

Явления субъективной реальности непосредственно или опосредствованно, жестко или вероятностно входят в систему моего «Я», их кодовая организация типа X во всем своем комплексе образует личностный уровень мозговой самоорганизации, т.е. одну из подсистем головного мозга, грандиозную по своей сложности и динамической структуре самоорганизующуюся эгосистему. Другими словами, наше «Я» во всем его содержании, с его гностическими, ценностными и интенционально-волевыми модальностями представлено в функционировании мозговых нейродинамических систем типа X как самоорганизующихся систем, интегрируемых уникальной эго-системой каждого индивида. А поэтому акт свободы воли, о котором речь шла выше (как в плане выбора произвольного действия, так и в плане генерации внутреннего усилия для достижения цели), есть акт самодетерминации.

Таким образом, произвольное управление своими психическими процесами (подчеркнем это еще раз!) означает способность произвольного управления в определенном диапазоне собственной мозговой нейродинамикой. Более того, это означает, что я могу оперировать не только некоторым множеством уже сложившихся нейродинамических систем, активировать и дезактивировать их наличную последовательность, но и формировать саму направленность кодовых преобразований (в тех или иных пределах) и, наконец, формировать новые кодовые системы типа X, т.е. существенно перестраивать функциональные нейродинамические структуры мозга посредством психической саморегуляции.

Так как способность преобразований и новообразований в сфере субъективной реальности равнозначна способности преобразований и новообразований на соответствующем уровне мозговой нейродинамики (точнее, мозговой кодовой организации типа X, ибо последняя, вероятно, не сводится только к нейродинамике), это дает основание говорить о постоянной возможности расширения диапазона возможностей

333

саморегуляции, самосовершенствованиия, творчества. И это относится не только к теоретическому мышлению, художественному творчеству, моральному самосовершенствованию, управлению своими психическими процессами в целом, но и к области управления телесными процессами, к изменению существующих контуров психосоматической регуляции. Это и составляет постоянный и в большинстве случаев слабо используемый ресурс личности в поддержании здоровья и борьбы с болезнью.

Когда человек, действуя по своей воле, добивается выдающегося результата в психосоматической регуляции, то это означает, что он по своей воле формирует у себя такие новые паттерны мозговой нейродинамики, такую новую цепь кодовых преобразований, которые «пробивают» новые эффектор-ные пути и захватывают вегетативный и другие нижележащие уровни регуляции, обычно полностью закрытые для произвольного, сознательного управления. Это демонстрируют нам Йоги, способные, например, произвольно изменять ритм своей сердечной деятельности. Это мы видим и в тех случаях, когда сила духа преодолевает, казалось бы, неизлечимую болезнь, помогает выжить после тяжелейшего ранения, когда одержимый идеей верности, патриотизма человек оказывается способным выполнять свой долг в экстремальных ситуациях, в условиях, казалось бы, совершенно несовместимых с продолжением жизнедеятельности (пример последних защитников Брестской крепости).

Здесь решающая роль принадлежит тому, что называют силой воли и силой веры. Каждому из нас столь знакомо произвольное физическое усилие, физическое напряжение, но ведь оно есть не что иное, как выражение нашего психического усилия, психического напряжения. Сила воли есть сознательное, целеустремленное поддержание психического напряжения, т.е. особого режима собственной мозговой деятельности, высокой энергетики и жесткой направленности нейродинамических кодовых преобразований. Сила веры есть безраздельное «принятие» и твердое удержание смысла и цели, их постоянная актуализация в сознании вопреки многочисленным текущим помехам и бессознательным противодействиям, что образует определенный канал для волевого

334

напряжения. Это психическое состояние также можно интерпретировать в терминах мозговой нейродинамики и кодовой самоорганизации.

Единство силы веры и силы воли порождает кумулятивный эффект в мобилизации внутренних ресурсов нормализации соматических процессов, поддержания необходимых параметров их самоорганизации, компенсации «поломок» и дисфункций в тех или иных структурах внутренних органов, что предполагает генерацию позитивных изменений на клеточном и биохимическом уровнях.

Такого рода эффекты произвольного управления достигаются через посредствующие звенья, большей частью через сознательно и целенаправленно осуществляемые движения, действия. Мышечные изменения — проводник на более глубокий уровень саморегуляции, а именно на внутриорганный, клеточный, биохимический (пример Рэя Юри).

Как создается необходимая степень силы веры и силы воли, достаточная для производства указанных оздоровительных эффектов, - вот вопрос, который должен решаться не только на уровне методов психологии и педагогики, не только на уровне усилий индивидуального самопознания и самопреобразования, но и на уровне исследований мозговой нейродинамики, расшифровки организации мозговых кодов психических явлений и процессов. Этот путь, диктуемый развитием информационного общества, способен внести отвечающий нуждам нашего времени вклад в решение проблем поддержания и восстановления здоровья.

Понятно, что тема психосоматических взаимодействий нуждается в гораздо более широком и детальном анализе (включающем рассмотрение и столь существенного обратного воздействия соматического на психическое). Я коснулся лишь некоторых принципиальных вопросов этой актуальней-шей проблематики, непосредственно связанной с решением теоретических и практических задач сохранения здоровья и преодоления болезни.

В заключение хотелось бы подчеркнуть, что кризисные явления начального этапа информационного общества, выражающиеся в нарастании тенденций патологии, дезинтеграции и абсурда, настоятельно требуют всемерного поддержа-

335

ния веры в будущее, веры в творческий разум, в широчайшие возможности самоорганизации. И философия обязана выступать в роли терапевта духа, сама лечить себя, быть здоровой, активно противостоять алармизму, унынию и депрессии, в частности, постмодернистской моде с ее нигилизмом и крайним релятивизмом, носителям этой моды, трубадурам абсурда, столь часто выставляющим свою гноящуюся болячку как знак избранности. Телесное и душевное здоровье, социальное и духовное здоровье — важнейшие ценности в новом столетии и тысячелетии, от успешной защиты которых зависит судьба земной цивилизации.

ПОСТМОДЕРНИСТСКАЯ МОДА

То, что именуется постмодернизмом, — чрезвычайно многоплановое образование, проросшее почти во все слои современной культуры. Оно представлено на философском и близком к нему уровне, во многих гуманитарных дисциплинах, в художественной критике, публицистике, в способах деятельности средств массовой информации, не говоря уже о литературе и искусстве. Мода, о которой пойдет речь, выражает своего рода идеологию постмодернизма и порождаемую ею психологию, определенный менталитет, стиль поведения и деятельности широких кругов так называемой интеллектуальной элиты, ее коммуникативную позу.

Идейные истоки и общие черты постмодернизма прояснены в ряде содержательных работ (см., например, [1, 5, 18 и др.]). Особенно следует отметить труды И. П. Ильина, в которых дано наиболее обстоятельное, тщательно документированное исследование происхождения и эволюции постмодернизма в его многообразных проявлениях и разветвлениях (см. [9, 10]). Поэтому мы не станем вдаваться в эти вопросы.

Отметим лишь, что постмодернизм формировался из многообразных источников: от Ницше до Хайдеггера, от позднего Виттгенштейна до Фейерабенда. Существенную роль сыграли идеи Франкфуртской школы, психоанализа, новейшие антропологические концепции. Важно особо подчеркнуть значение структурализма, из критики которого вырос постструктурализм, отождествляемый в главных отношениях с постмодернизмом в лице таких его ведущих представителей, как Ж. Деррида, М. Фуко, Ж. Делез и Ф. Гватари, Ж. Лакан, Р. Барт, Ж. Ф. Лиотар, Ю. Кристева и др.

Зародившись в лоне гуманитарного знания и антропологической ветви западной философии, постмодернизм вскоре получил подкрепление со стороны выходцев из круга сциен-тистски ориентированных философов, в центре внимания ко-

12 Прблема идеального

337

торых находились вопросы теории познания и методологии науки (тут особенно выделяется фигура Р. Рорти).

Тематическая широта публикаций постмодернистов, метафоричность их дискурсов, значительная компилятивность мысли, ультрадиалектические формулировки, множество неологизмов, изыски стиля — все это создает серьезные трудности при попытках четко определить их идейные и тем более концептуальные новации. Зато вполне ясно выражены основные интенции: сокрушающая критика традиционных ценностей, рационализма, гуманизма, историзма, радикальное неприятие современной социальной самоорганизации, отрицание возможностей отдельной личности быть ответственной за свои решения и действия, ее способности противостоять могуществу надличностных структур (социально-политических, идеологических и пр.).

Сколько веков мы слышим одно и то же: мир плох, ужасен, общество несправедливо, человек слаб, порабощен, обижен, его надо вызволить, вылечить, научить, вывести на дорогу борьбы за светлое будущее, дать ему счастье. Все это из уст постмодернистов звучит не слишком оригинально. Нас снова призывают к борьбе за свободу и творчество.

Освобождение от гнета власти, традиционных ценностных регулятивов, привычных норм, правил, социальных зависимостей — вот лейтмотив большинства постмодернистских рассуждений. Навязываемые нам «метадискурсы» есть механизм власти, способ порабощения человека, сами же «метадискурсы» недоказуемы, иллюзорны. Истина — не более чем «реликтовый принцип», следовательно, не существует «привилегированных дискурсов». А это знаменует неограниченный плюрализм, тотальный либерализм в производстве и выборе дискурсов. Разве что при выборе можно отдавать предпочтение прагматическим соображениям и, конечно же, установкам на оригинальность, новизну, игровую изобретательность. Даешь свободу личности! Свободу быть самим собой!.

Я привел несколько упрощенную «выжимку» из идейного багажа постмодернизма, который выражает мироощущение, умонастроение, самочувствие «авангардистского» слоя интеллектуальной элиты, отображает вместе с тем некоторые чер-

338

ты массового сознания в постиндустриальном обществе. Благодаря таланту, влиятельности, широкому доступу к средствам массовых коммуникаций постмодернисты не без успеха выдают свои воззрения за «дух эпохи», некую доминирующую, по крайней мере в западном мире, духовную реальность. И если на Западе в последние годы постмодернизм как-то поблек, то у нас в России он набирает силу.

Скепсис, релятивизм, нигилистические тенденции, призывы к тотальной деконструкции субъекта и исторических традиций западной культуры составляют, по общему признанию, характерные признаки постмодернистской идеологии. Это сочетается с крайним индивидуализмом и прагматизмом. Если на философском уровне такого рода установки расцвечиваются и «облагораживаются», а временами и камуфлируются всевозможными блестками, метафорами, аналитическими изысками, лозунгами борьбы за «право быть самим собой», то на уровне публицистики и авангардистского искусства они выражаются со всей откровенностью и «большевистской» прямотой.

***

Передо мной книга Бориса Парамонова «Конец стиля», популярного на Западе и у нас публициста, вдохновенного крушителя «репрессивной культуры» с ее традиционными нормами и ценностями. «Уничтожен «гносеологический субъект», носитель нормативного сознания, картезианского со§11о, то есть как раз конструктор всяческих общеобязательных истин, творец стилей, стиля» [13, с. 14—15]. И это есть достижение подлинной демократии, которая не вправе навязывать отдельному человеку общие для всех ценности. Поскольку с установкой на поиск истины покончено, остается только личная правда, пригодная исключительно для индивидуального употребления, как зубная щетка. «Демократия и есть постмодернизм» [13, с. 5). Это конец «деспотизма формы», прежде всего в искусстве, «смерть морализма как отвлеченного начала» [13, с. 17], «ухмылка при слове «красота»» [13, с. 138]. «Постмодернизм — это ирония искушенного человека, который понимает, что секс важнее сублимации» [13, с. 19], «ирония по

339

отношению к любым «результатам»» [13, с. 19]. При этом Б. Парамонов наставляет: «Нигилизм должен быть не пафосом, а иронией» [13, с. 72]. В такой форме он лучше достигает своих целей.

Не то, что оголтелый нигилизм Александра Бренера, этого «ужасного» суперавангардиста, непримиримого борца против всего и всех, человека-бомбы:

Я учредил Интернационал Неуправляемых Торпед.

Мы натворим немало бед.

Мы будем взрываться, сами не зная когда,

Может, при слове «нет», а может, при слове «да».

Каждое утро вы будете молиться о том,

Чтобы вас поскорее смешали с дерьмом.

А на самом деле дерьмо — это вы,

С ног до чудовищной головы [2].

«Бренер — новый культурный герой, несущий народам свет своего фаллоса» [16, с. 222].

Ну это для нашего респектабельного постмодерниствую-щего бомонда уж слишком!

Не так давно Андрей Вознесенский дал интервью, озаглавленное «Поэт не Карл Маркс, чтобы указывать дорогу» [6]. Однако, как он ни крепился, не смог удержаться от указания дороги. По его словам, выход России из кризиса невозможен на пути рационального мышления и планирования. «Логически мы идем к краху, арифметическим решением этого не исправить. Спасут решения только неожиданные, сюрреалистические. В этом смысле, может быть, «сюр» спасет Россию». «Повторяю, если мы будем искать только арифметические решения, не будет выхода ни из экономических, ни из национальных тупиков. Надо готовить умы к неожиданным решениям». Каким? Парадоксальным, повторяет Вознесенский (может, читал о «парадоксальности» у Лио-тара или у других постмодернистов). Кто же должен принимать такие решения? Это не совсем ясно. Но похоже главная роль тут отводится поэтам. Ведь, по его словам, поэт — «витамин духовности», а «поэзия — прямой контакт с Богом». Понятно, если ты витамин духовности и имеешь прямой контакт с Богом, тебе и карты в руки. «Поэт должен приучать новые мозги к парадоксальности, дабы они нашли

340

решения, отвечающие новой обстановке». Поэт «дает чистый поэтический метод мышления и люди в политической, экономической, сексуальной сферах найдут сами свои решения». И, наконец, афоризм: «в истинной поэзии сейчас таится истина».

Что это? Набор банальностей (дескать, необходим творческий подход). Или шизоидная глупость (долой логику и арифметику! Да здравствует «сюр»!). Мало сейчас в России иррационализма, абсурда, самодурства, неразберихи, беззакония, безответственности? Не только «новые мозги», но и старые слишком привержены парадоксальности. Их надо учить порядку, закону, логике, умению принимать тщательно продуманные, просчитанные, обоснованные, ответственные решения.

Россия переживает небывалый разгул иррационализма. Одно из ярких проявлений этого — масштабы деятельности всевозможных магов, колдунов, гадалок, экстрасенсов, астрологов. По неполным данным, эта армия насчитывает более 400 тысяч человек! Каково же число их пациентов? На рынке парауслуг оборачивается порядка миллиарда долларов. Есть на что покупать прессу, радио, телевидение, чиновников, иную прислугу. Наука и здравый смысл явно пасуют перед этим поветрием. А приверженцы постмодернистской моды из числа интеллектуальной элиты охотно играют на поле иррационализма и мистики.

Это служит их жажде утвердить свою высокопоставлен-ность, особую «продвинутость» и значимость, показать всем нижестоящим гражданам свою персональную связь с «необыкновенным» и «парадоксальным» (которая, конечно же, есть достояние лишь исключительных персон!). Таким образом они зачастую компенсируют свою деятельную посредственность, творческую импотентность, особенно непереносимую при действительном наличии определенного таланта. И еще одна типичная компенсация — нарциссизм.

Впрочем, российский нарциссизм таит в себе изнуряющую амбивалентность: самолюбование не отменяет идущее из глубины острое недовольство собой, другими, всем подлунным миром. Отсюда особо изощренная энергетика самолюбования

341

и саморекламы — характерная черта постмодернистской психологии.

Вот на какие мысли наводит интервью Андрея Вознесенского. Из него, кстати, мы узнаём, какой он знаменитый человек: его лично приглашали Кеннеди и Ширак, стихи его декламировал Артур Миллер, а Сартр и Хайдеггер, Керенский и Помпиду, Ростропович и Арагон приходили на его выступления. Великий человек! Такой не может говорить банальности и глупости. Каждому его слову надо восторженно внимать и находить в нем необычайное глубокомыслие. А если не находите, значит, не доросли. Он убежден, что все, сказанное им, обречено на аплодисменты.

Но тут надо отметить одно существенное выпадение из постмодернистского образа (тоже особая российская черта). Вознесенский декларирует веру в Бога. По его словам, поэт не только «витамин духовности», ему «диктуют образы...космос, ноосфера, Бог. Судьба творца закодирована небом». И если не получается великое произведение, то ответ Вознесенского прост: «Видно, небо не позволяет...». Так хочется сказать что-то гениальное, потрясающее! Чтобы все ахнули. Чтобы вознестись Вознесенскому выше всех (на недосягаемую для остальной пишущей братии вершину). А «небо не позволяет».

Разве не парадоксально, что известный поэт не стесняется тиражировать столь удручающие банальности?

А вот наш знаменитый режиссер Любимов ставит на Таганке главное произведение Пушкина с семью Онегиными, сажает каждого в клетку, устраивает дикий ералаш в чужом доме, парад своих «интерпретаций». Зачем? Тут претензия на особое художественное глубокомыслие, на «неожиданное», «парадоксальное» решение, чтобы удивить и «раскрутить» публику, чтобы оставаться притчей во языцех: ай да Любимов, ай да... ведь самого Пушкина преобразил. Матерый человечище!

В итоге — очередное нагромождение абсурда, нигилистического ерничания. И все вокруг общепризнанных ценностей, вокруг гениального творца — в ослеплении жаждой «оригинальности», «парадоксальности» и, конечно, самовозвеличивания, в полной утрате элементарного понимания, сколь жалко выглядишь на таком фоне. Какой контраст!

342

Существовать — значит быть воспринимаемым — зрителем, слушателем, читателем. Борьба за существование приобретает в нашу эпоху новые формы, во многом определяющие черты постмодернистской психологии. Главное — выловить золотую рыбку успеха, неважно какими приемами. Но добиться этого можно только благодаря средствам массовых коммуникаций. Раньше претенденты на роль «духовных пастырей» хотели «светить всегда, светить везде» (помните у Маяковского?), сейчас они жаждут «светиться всегда, светиться везде».

Тут на первом месте телевидение. И в нем безраздельно властвует Интерес. А поскольку телевидение как публичный орган обязано прокламировать истину, правду, справедливость, благородство и т.п., то именно здесь разворачивается главный театр абсурда. Самые популярные, следовательно, самые реальные и самые значительные (ну просто великие!) лица — те, кто дольше других светится на экране. Большинство из них в действительности всего лишь мелкие актеры, посредники, которыми управляют из-за кулис. Реальная власть у суфлеров. Но актеры (ведущие, всевозможные «аналитики», шоумены от политики и т.п.) защищают интерес «заказчика» под видом защиты правды и справедливости. Конечно, бывает, что актер говорит правду — когда она совпадает с интересом. Однако сплошь и рядом нас потчуют и на первое, и на второе, и на закуску фирменным блюдом полуправды, специально изготовленным на телевизионной кухне искусными защитниками Интереса хозяина.

Теневой аппарат режиссуры неустанно формирует для нас картинку реальности, которая нужна, выгодна «заказчику», картинку, создаваемую чаще всего в манере «мягкого абсурда», т.е. монтируя ее в правдоподобную и благообразную форму.

Бесспорным лидером являлось тут прежнее НТВ — страстный борец за «свободу слова» и «права человека» в облике Евгения Киселева и других менее значительных актеров. Ну разве не абсурдно считать, что хозяин НТВ одержим столь высокими идеями? Да, борьба идет за «права человека», за «свободу слова человека». Но мы видели, хорошо знаем этого человека!

343

Подмена общественного личным, высокого низменным, правды интересом и т.п. — типичный путь абсурда. А основной предпосылкой служит здесь информационная атмосфера, в которой доминируют «децентрация» и «равноправие дискурсов»; истина ведь — «реликтовый принцип». Эта атмосфера нагнетается постоянным акцентированием в изображаемом событийном ряду порочного, ужасного, беспросветного, отвратительного. На первом месте и со всеми деталями — катастрофы, убийства, преступления, скандалы, аферы, разносортный негатив.

Эти хозяева «свободы слова», вернее, их слуги (надо сказать, весьма изощренные в вопросах психологии) стремятся «размягчить», «децентрировать» критические регистры нашего сознания и совершить подстановку в него желательной им оценки, вывода, интенции (такой психологический механизм, связанный с передозированием «чернухи», хорошо известен). Львиная доза «чернухи», отчасти взятая из жизни, а отчасти сфабрикованная, плюс хитроумные передержки и привязка тематического «содержания», с одной стороны, к инстинктам, а, с другой, к расхожим клише, — и для вас будет создан любой требуемый заказчиком «имидж».