Итут я наконец осознал: вокруг меня кромешная тьма. Ни лучика света

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   31




Глава 15

Утопая в кресле кинотеатра, я сцепил перед носом пальцы и в который раз задал себе вопрос: ну, и что же мне теперь делать ?
Мой вечный проклятый вопрос... Но именно сейчас я должен ответить на него – спокойно и вразумительно. И наконец навести в голове порядок. Сейчас или никогда.
Ликвидировать путаницу неправильных соединений.

Где то замкнуло контакты. Это ясно как день. Кики, я и Готанда – наши схемы наложились одна на другую, провода перепутались. Почему так случилось – я даже смутно представить себе не могу. Однако распутать это нужно во что бы то ни стало. Восстановить нарушенную реальность, и через нее – себя самого... Но что если это не беспорядок в старой цепи, не путаница в ее схемах – а принципиально новая схема, зародившаяся сама по себе, независимо от всего остального? Ну что ж. Если даже и так – все равно придется выяснить, куда она ведет, эта цепь, проследить ее всю до конца. Как можно осторожнее – чтобы контакты, не дай бог, не оборвались. Ибо другого способа нет. Но двигаться в любом случае. Что бы ни случилось – танцевать, не стоять на месте. И при этом – танцевать очень классно. Чтобы все только на меня и смотрели...
“Танцуй!” – говорит мне Человек Овца.
“ТАНЦУЙ!” – отзывается эхо у меня в голове.
Как бы там ни было – сначала я вернусь в Токио. Оставаться здесь дальше нет смысла. Цель приезда в отель “Дельфин” уже достигнута, задача выполнена на все сто. Вернусь в Токио, приду в себя, нащупаю нужные провода – и прослежу эту чертову цепочку от начала и до конца... Я задернул молнию куртки до подбородка, надел перчатки, шапку, замотался шарфом до самого носа и вышел из кинотеатра. Снег валил с такой силой, что я едва различал дорогу. Окоченевший город выглядел безнадежно, как замороженный труп.

* * *
Вернувшись в номер, я позвонил во “Всеяпонские Авиалинии” и заказал билет до Ханэда на первый же послеобеденный рейс. “Из за сильного снегопада возможны задержка этого рейса или пересадка на следующий, вы не возражаете?” – спросила в трубке дежурная. Я ответил, что мне все равно. Я решил возвращаться – и хотел улететь как можно скорее. Собрав вещи, я спустился в фойе и расплатился по счету. А затем подошел к своей знакомой в очках и пригласил ее к стойке “Автомобили в аренду”.
– Так получилось, что мне нужно срочно уехать в Токио, – сказал я ей.
– Большое спасибо! Приезжайте еще! – прощебетала она со все той же производственной улыбкой на губах. Хотя я был уверен: мой внезапный отъезд не мог не задеть ее хотя бы чуть чуть. Слишком уж легко она обижалась на что угодно.
– Эй, – сказал я. – Я еще приеду. Скоро. И тогда мы с тобой поужинаем, не торопясь, и поговорим обо всем на свете, хорошо? Мне обязательно нужно кое о чем с тобой поговорить. Но сейчас мне действительно необходимо быть в Токио – по очень важному делу. Там от меня потребуются всякие страшные вещи: логическое мышление, ситуативное моделирование, общее прогнозирование... Ну, а потом все закончится – и я приеду. Через месяц, или два, или три – сам пока не знаю. Но вернусь обязательно. Почему я так уверен? Как тебе объяснить... Само это место для меня очень много значит. Мне так кажется. И поэтому я еще обязательно вернусь.
– Н н да? – протянула она скорее вопросительно.
– Н н да! – протянул я скорее утвердительно. – Я, конечно, понимаю, каким бредом звучит то, что я говорю...
– Вовсе нет! – вдруг сказала она без всякого выражения. – Просто я не могу загадывать, что со мной случится через несколько месяцев, вот и все.
– Ну, о нескольких месяцах речи не идет! И мы обязательно еще встретимся. Ведь у нас с тобой столько общего! – убеждал я ее. Но ее это почему то вовсе не убеждало. – Или тебе так не кажется?
Она постучала концом авторучки по стойке – цок, цок, цок – и ничего не ответила.
– А ты, случайно, не ближайшим рейсом летишь? – спросила она, помолчав.
– Самым ближайшим, какой взлетит, – кивнул я. – Вот только из за погоды пока не ясно, когда вылет.
– Если так, то у меня к тебе будет просьба... Можно?
– Ну, разумеется!
– Тут у нас ребенок – девочка тринадцати лет – едет в Токио без родителей. Ее мать по срочным делам улетела куда то. А дочку одну в отеле оставила. Если тебе не трудно – ты не мог бы проводить ее до Токио? А то у нее и багажа прилично, и, боюсь, в самолет то не сядет, как полагается...
– Как это? – не понял я. – С чего бы это мать бросала ребенка и улетала бог знает куда? Что за безалаберность?
Она пожала плечами.
– Такая она и есть, эта мать. Безалаберная. Всемирно известная фотохудожница, со странностями. Взбрело ей в голову ехать куда то – срывается с места и едет. О ребенке и не вспомнит. Творческая натура, что с нее взять? Задумается о чем то – про все остальное на свете забывает. Вчера уехала, сегодня спохватилась – и давай звонить в отель. Дескать, я там у вас дочку забыла, так вы уж посадите ее в самолет и отправьте обратно в Токио...
– А что же сама не приедет, за дочкой то?
– Ну, не знаю. Сказала, что по работе еще неделю не сможет вырваться из Катманду. А личность она знаменитая, клиент повышенного внимания, и так просто ей отказать мы не можем... Вы, говорит, только на самолет ее посадите, а в Токио уже сама разберется. Но так же нельзя, правда? Все таки девочка; не дай бог, что случится – мы же и будем виноваты. На нас вся ответственность...
– Черт знает что! – только и сказал я. И вдруг меня осенило: – Послушай, а эта дочка... Длинноволосая, в джемпере с названием рок банды, и плейер в ушах, угадал?
– Точно... Так вы знакомы?
– Нет, это просто черт знает что! – с чувством сказал я еще раз.

* * *
Она тут же позвонила во “Всеяпонские Авиалинии” и заказала билет на рейс, которым улетал я. Потом набрала номер комнаты девчонки, попросила собрать чемоданы и спускаться вниз – мол, наконец то нашелся сопровождающий. Нет нет, абсолютно порядочный, мой хороший знакомый, сказала она. И послала носильщика за чемоданами. А потом заказала гостиничный лимузин. Все – очень стильно, красиво, профессионально. Просто талант... Здорово у тебя получается, сказал я.
– Я же говорила, что работу свою люблю. У меня к ней склонность, потому и получается, – ответила она как ни в чем ни бывало.
– Особенно если шутники не пристают? – не удержался я.
Она снова зацокала по стойке авторучкой.
– Это – отдельный разговор. Я вообще не люблю, когда надо мной подшучивают. С давних пор – рефлекс у меня такой. Я тогда ужасно напрягаюсь.
– Но я то шучу не для того, чтобы ты напрягалась! – сказал я. – Наоборот: я шучу для того, чтобы самого себя успокоить. Может, конечно, шутки у меня плоские и бессмысленные, но пойми – я ведь от чистого сердца стараюсь! Сколько раз бывало: пошучу с человеком – а ему вовсе не так весело, как я рассчитывал. Ну и ладно! Главное – что я не желаю никому зла. И с тобой шучу не чтобы тебя поддеть, а потому что это мне самому нужно...
Слегка поджав губы, она осмотрела меня с головы до ног. Так с высокой горы окидывают взглядом долину, пострадавшую от наводнения. И наконец очень странным голосом – то ли сдерживая дыхание, то ли страдая от насморка – произнесла:
– Кстати говоря... Ты не дашь мне свою визитку? Все таки я тебе целого ребенка доверяю. Все должно быть официально.
– Официально так официально... – пробурчал я, достал бумажник, вытащил оттуда визитку и протянул ей. Уж визитка то у меня всегда найдется. Чуть не дюжина знакомых в разное время советовали мне: что что, а визитную карточку следует всегда иметь под рукой. Она взяла мою визитку и долго изучала ее – с таким видом, будто ей в руки попала тряпка сомнительного происхождения.
– Кстати говоря... А тебя как зовут? – спросил я.
– Скажу в следующий раз, – ответила она и поправила пальчиком оправу очков. – Если, конечно, встретимся.
– Встретимся! Можешь не сомневаться, – сказал я.
И тут она улыбнулась – мягкой улыбкой, слабой, как свет молодой луны.

* * *
Через десять минут девчонка с носильщиком спустились в фойе. Носильщик волок огромный чемоданище. Взрослая немецкая овчарка поместилась бы в таком чемодане во весь рост не прижимая ушей. И в самом деле: бросать тринадцатилетнюю пигалицу с таким багажом посреди аэропорта – чистый садизм. На пигалице были спортивный джемпер с надписью “TALKING HEADS” , узенькие джинсы и тяжелые кожаные ботинки, а сверху накинута дорогущего вида шуба до самого пола. Как и в прошлую нашу встречу, в ней светилась странная призрачная красота. Неуловимая, готовая растаять в любую секунду – и все же не исчезающая. Она тревожила, рождала неуверенность в себе у каждого, кто на нее смотрел. Пожалуй, именно в силу своей неуловимости.
“Talking Heads” … – подумал я. “Говорящие головы”. Вот неплохое название для рок банды! Прямо как из Керуака: “Рядом со мной дула пиво говорящая голова. Мне дико захотелось отлить. «Щас пойду отолью», – сказал я говорящей голове и вышел.”
Добрый старый Керуак... Что то он сейчас поделывает?
Пигалица взглянула на меня. На этот раз без улыбки. Только чуть нахмурила брови – и перевела взгляд на мою знакомую в очках.
– Не бойся, это хороший человек, – сказала ей та.
– По крайней мере, лучше, чем выгляжу, – добавил я.
Пигалица еще раз глянула на меня. И обреченно – мол, что поделаешь? – несколько раз кивнула. Дескать, можно подумать, тут есть из чего выбирать... И я вдруг ощутил себя подлецом, замыслившим против несчастного дитя какую то жуткую пакость. Этакий дядюшка Скрудж , черт бы меня побрал...
– Да ты не волнуйся, – снова сказала моя знакомая. – Дядечка веселый, шутить любит, истории всякие рассказывает, и с девочками обходительный... К тому же мой друг. Так что все будет хорошо, слышишь?
– Дядечка? – повторил я ошарашенно. – Какой я вам дядечка? Мне всего тридцать четыре! Я протестую!..
Но меня, похоже, никто не слушал.
Она взяла пигалицу за руку и повела прямиком к лимузину, загородившему весь стеклянный портал на выходе из отеля. Носильщик в это время уже грузил ее чемодан в багажник. Делать было нечего – я поплелся за ними следом. “Дядечка”!.. С ума сойти легче.
В лимузин сели только мы с пигалицей. Погода портилась на глазах. Всю дорогу до аэропорта в окне тянулись сплошные снега да льды. Антарктика...
– Слушай, – спросил я девчонку. – А звать то тебя как?
Она внимательно посмотрела на меня. И чуть заметно покачала головой. Мол, ну ты, дядя, даешь. Потом повернулась к окну и неторопливо, словно желая отыскать что то определенное, обвела глазами окрестности. Везде, куда ни глянь, лежал снег.
– Юки , – вдруг сказала она.
– Юки?
– Звать так, – пояснила она. – Имя. Юки.
Сказав это, она вытащила из кармана плейер – и унеслась в свою персонально музыкальную вселенную. Так до самого аэропорта больше ни разу на меня и не взглянула.
За что? – думал я. Что я не так сказал?.. Позже то я понял, что Юки – ее настоящее имя. Но тогда, в лимузине, я был убежден, что вместо имени она просто ляпнула первое, что в голову взбрело. И я обиделся. Время от времени она доставала из кармана жевательную резинку и нахально жевала ее в одиночестве. Мне не предложила ни разу. То есть, я вовсе не хотел ее жвачки – но хоть предложить то можно из вежливости? И вот в результате всей этой несправедливости я наконец ощутил себя нудным состарившимся идиотом. А поскольку этого уже никак не исправить, я просто ввинтился поглубже в кресло и закрыл глаза. И погрузился в собственное прошлое. Во времена, когда мне было столько же, сколько ей сейчас. Я тогда собирал пластинки рок музыки. Синглы сорокапятки. Рэй Чарльз – “Hit the Road, Jack” , Рики Нельсон – “Travelin’ Man” , Бренда Ли – “All Alone Am I” и все в таком духе; помню, штук сто насобирал. Каждый день их слушал и слушал – все слова тогда знал наизусть... Я попытался прокрутить в голове слова “Travelin’ Man” . Сам себе не поверил – но я помнил весь текст наизусть! Совершенно бессмысленная песня, а попробуй спеть – вспоминается до последней строчки... Вот что значит молодая и крепкая память. Всякую белиберду запоминаешь на всю жизнь.

And the China doll
down in old Hongkong
waits for my return ...

Что тут скажешь? Конечно, это не “TALKING HEADS” . Меняются времена. Ti i imes, they are a cha a anging ...

* * *
Оставив Юки в зале ожидания, я отправился к стойке авиалинии и выкупил билеты. Заплатил по своей кредитке – потом рассчитаемся. До вылета оставался еще целый час, но дежурная сообщила, что рейс, скорее всего, отложат. “Следите за объявлениями, – сказала она. – В настоящий момент видимость нулевая”.
– А улучшение, вообще, ожидается? – поинтересовался я.
– По прогнозу – ожидается, но трудно сказать, когда, – ответила дежурная голосом человека, которому все осточертело. Еще бы. Повтори одну и ту же фразу двести раз – расхочется жить на свете.
Я вернулся к Юки, сообщил ей о снегопаде и возможной задержке рейса. Она поглядела на меня с таким видом, будто хотела сказать: “ну ну”. Но ничего не сказала.
– Как все будет – непонятно, так что давай пока багаж не сдавать, – предложил я. – Если что – обратно получать замучаемся.
“Да как угодно”, – было написано на ее лице, но она опять ничего не сказала. – Какое то время придется здесь просидеть. Не самое интересное место, конечно... – продолжал я. – Ты, кстати, обедала?
Она кивнула.
– Ну, тогда, может, хоть в кафе посидим? Попьешь чего нибудь. Кофе там, какао, чай, сок – что захочешь. А?
“Ну, не знаю...” – нарисовалось у нее на лице. Не лицо, а палитра визуальных эмоций.
– Тогда пойдем! – сказал я и поднялся с кресла. И, толкая перед собой чемодан на колесиках, прошел с ней в кофейню. В кофейне оказалось людно. Все рейсы задерживались, у всех вокруг были изможденные лица. Лишь бы заказать хоть что нибудь, я попросил себе бутербродов и кофе, а Юки взяла какао.
– И сколько ты в отеле жила? – спросил я.
– Десять дней, – сказала она, немного подумав.
– А мать когда уехала?
Она поразглядывала снег за окном, потом ответила:
– Три дня назад.
Прямо не разговор, а урок английского начальной ступени.
– А в школе, что – всю дорогу каникулы?
– А в школу я не хожу. Всю дорогу. Так что отстань, – сказала она. И, достав из кармана плейер, нацепила наушники.
Я допил кофе, почитал газету. Что то я в последнее время слишком часто раздражаю собой девчонок. С чего бы это? Не везет – или причина серьезнее?
Наверное, просто не везет, решил я. Потом, дочитав газету, достал из сумки карманного Фолкнера – “Шум и ярость” – и раскрыл на первой странице. Почему то именно Фолкнера (и еще Филиппа Дика) я особенно хорошо воспринимаю, когда сдают нервы. Стоит вымотаться эмоционально – и я стараюсь читать кого нибудь из этих двоих. Ни в каких других ситуациях я их не читаю... Чуть погодя Юки сходила в туалет. Потом заменила батарейки у плейера. А еще через полчаса мы услышали объявление. Рейс на Ханэда вылетает через четыре часа. Ожидайте улучшения погодных условий. Я глубоко вздохнул. Черт бы меня побрал. Киснуть здесь еще четыре часа?
Ладно, делать нечего. В конце концов, меня предупреждали. Чем сидеть сокрушаться, лучше уж подумать о том, как убить столько времени. Power of positive thinking ... После пяти минут “позитивного размышления” у меня наконец проклюнулась одна идейка. Удачная или нет – это мы поглядим. Но уж всяко интереснее, чем перспектива убить кусок жизни в гвалте прокуренного кафе. Бросив Юки “сейчас вернусь”, я отправился к стойке “Прокат автомобилей”. И попросил у них машину. Девица за стойкой оформила все почти мгновенно. Мне досталась “королла спринтер” со встроенным стерео. Меня посадили в микроавтобус, довезли до стоянки и вручили ключи. От аэропорта до стоянки было минут десять езды. “Королла” оказалась белого цвета, с новенькими зимними покрышками. Я сел в нее и вернулся в аэропорт. Вошел в кофейню и сказал Юки:
– Собирайся. За эти три часа мы с тобой неплохо прокатимся по окрестностям.
– Но там же все снегом завалено... Чего кататься, когда ни черта не видно? – проговорила она, совершенно сбитая с толку. – И куда это ты, интересно, собрался?
– Да никуда я не собрался. Сядем в машину и покатаемся, вот и все, – ответил я. – Зато можно музыку громко включать. Ты ведь не можешь без своей музыки? Ну, вот и будешь крутить на всю катушку. Если слушать один только плейер – уши испортятся, так и знай!
Она покачала головой. “Ври больше!” – прочитал я на ее мордашке. И тем не менее, когда я бросил ей не глядя “ну все, пошли!” и поднялся со стула – она тут же вскочила и зашагала за мной.
Кое как я запихал ее чемодан в багажник – и сквозь нескончаемый снегопад погнал машину по дороге куда глаза глядят. Юки достала из сумки кассету, воткнула в магнитофон и нажала на кнопку. Дэвид Боуи запел “China Girl” . Его сменил Фил Коллинз. Потом “Старшип”. Томас Долби. Том Петти и “Хартбрейкерз”. Холл и Оутс. “Томпсон Твинз”. Игги Поп. “Бананарама”. Все самое стандартное, что слушают пигалицы планеты Земля, было собрано на этой кассете.
Внезапно “Роллинги” выдали “Goin’ to a Go Go”.
– О, эту песню я знаю! – сказал я. – Ее раньше “Мирэклз” пели. Смоуки Робинсон и “Мирэклз”. Мне тогда было лет пятнадцать или шестнадцать...
– А а, – протянула Юки без особого интереса.
– Го оинг ту э го гоу!.. – заорали мы с Джеггером.
Чуть погодя Пол Маккартни и Майкл Джексон загнусавили “Say, Say, Say”. Машин на дороге почти не встречалось. Можно даже сказать, их практически не было. Триумфально, как на параде – тр рум! тр рум! тр рум! – дворники счищали снег с лобового стекла. В машине было тепло, а с рок н роллом – вообще уютно. Даже с “Дюран Дюраном” – уютно, несмотря ни на что. Я наконец то расслабился и, подпевая всем бандам подряд, гнал машину сквозь снежное месиво. Да и Юки выглядела куда спокойней, чем раньше. Когда ее девяностоминутный сборник закончился, она вдруг обратила внимание на кассету, что я выбрал в офисе на стоянке.
– А это что? – спросила она.
– Сборник “олдиз”, – ответил я. – Пока в аэропорт со стоянки ехал – крутил, чтобы время убить.
– Давай поставим, – потребовала она.
– Да тебе вряд ли понравится. Очень старые песни...
– Пускай, мне все равно... Я за эти десять дней все свои кассеты уже по сто раз переслушала.
И я поставил ей эту кассету.
Сначала Сэм Кук спел “Wonderful World” . “Не силен я в истории мира, и все же...” Отличная вещь. Сэма Кука застрелили, когда я ходил в третий класс.
Бадди Холли – “Oh, Boy” . Бадди Холли тоже погиб. В авиакатастрофе.
Бобби Дарлинг – “Beyond the Sea” . И Бобби Дарлинг погиб.
Элвис – “Hound Dog” . Элвис погиб от наркотиков.
Все погибли...
Чак Берри спел “Sweet Little Sixteen” . Эдди Кокрэн – “Summertime Blues” . Братья Эверли – “Wake Up Little Suzie” .
Всем этим песням я подпевал, где только помнил.
– Здорово ты их знаешь! – с явным интересом заметила Юки.
– Ну, а как же... Я ведь тоже раньше, как ты, с ума сходил по рок музыке, – сказал я. – Когда мне было столько же, сколько тебе. Возле радио вечерами сидел, как приклеенный, все карманные деньги на пластинки тратил... Рок н ролл! Казалось, на белом свете нет ничего прекраснее. И я был счастлив просто от того, что сидел и все это слушал.
– А сейчас?
– И сейчас слушаю. Даже любимые песни есть. Только запоминать наизусть уже как то не тянет. Больше не цепляет так сильно.
– Почему?
– Ну, как почему...
– Объясни, – попросила Юки.
– Наверно, со временем понимаешь, что по настоящему хороших вещей на свете не так уж и много. Действительно хороших – раз два и обчелся. Что ни возьми. Хороших книг, хороших фильмов, хороших концертов – буквально по пальцам пересчитать! И в рок музыке так же. За час рока по радио выуживаешь одну единственную стоящую мелодию. Все остальное – мусор, отходы массового производства. Раньше я об этом всерьез не думал. Что попало слушал и радовался. Молодой был, свободного времени хоть отбавляй... Влюблялся то и дело... И даже к низкокачественной ерунде мог относиться с душевным трепетом. Понимаешь, о чем я?
– Да уж как нибудь... – ответила Юки.
Зазвучали “Дел Вайкингз” – “Come Go With Me” , и я пропел вместе с хором вступление.
– Ну как, не скучно? – спросил я Юки.
– Не а... Ничё так себе, – сказала она.
– Угу... Ничё так себе, – согласился я.
– А сейчас ты больше не влюбляешься? – спросила Юки.
Тут я задумался.
– Сложный вопрос, – сказал я. – Вот у тебя есть парень?
– Нету, – ответила она. – Только придурки всякие.
– Понимаю, – сказал я.
– Музыку слушать – и то веселей...
– Очень хорошо понимаю, – повторил я.
– Что, действительно понимаешь? – она прищурилась и с сомнением посмотрела на меня.
– Действительно понимаю, – кивнул я. – Некоторые называют это словом “эскапизм”. Но пусть называют как угодно, мне все равно. Моя жизнь – это моя жизнь, а твоя жизнь – твоя и больше ничья. Если ты четко знаешь, чего хочешь – живи как тебе нравится, и неважно, что там о тебе думают остальные. Да пускай их всех сожрут крокодилы!.. Вот так я думал, когда был такой, как ты. И теперь думаю точно так же. Может, я до сих пор из детства не выбрался? А может, просто был прав с самого начала? Одно из двух, а что именно – никак не пойму...
Джимми Гилмор запел “Sugar Shack” . Насвистывая мелодию, я гнал машину по шоссе. По левую руку до самого горизонта тянулась укрытая снегом долина. “Просто кофейня из старых брёвен... Напоит кофе, когда час неровен”... Классная песня. Шестьдесят четвертый год.
– Эй, – сказала Юки. – Ты странный. Тебе это никто не говорил?
– Хм м м, – промычал я скорее отрицательно.
– У тебя жена есть?
– Была когда то.
– Что, развелся?
– Угу.
– Почему?
– А она сама ушла.
– Что, правда?
– Правда. Влюбилась в другого парня и убежала с ним куда то.
– Жалко, – сказала она.
– Спасибо, – сказал я.
– Но я, кажется, понимаю, почему.
– И почему? – спросил я.
Но она лишь насупилась и ничего не ответила. Мне, впрочем, и самому не хотелось расспрашивать.
– Эй... Хочешь жвачки? – спросила Юки.
– Спасибо, не хочу, – ответил я.
Постепенно, но верно лед между нами таял – и вскоре мы вдвоем выдали бэк вокал для “Surfin’ U.S.A.” из “Бич Бойз”. Ну, не всю песню, только припевочки – “Инсайд, аутсайд Ю Эс Эй!” и так далее. Но все равно получилось весело. И, кстати, припев “Help Me Ronda” мы тоже спели вместе. Вот так то. Рано мне еще на свалку. И вовсе я не дядюшка Скрудж...
Тем временем метель улеглась. Мы вернулись в аэропорт. У стойки проката я отдал ключи от машины. Затем мы оформили багаж и еще через полчаса прошли на посадку. В конце концов, получилось, что наш вылет задержали на пять часов. В самолете Юки моментально уснула. Во сне у нее было фантастически красивое лицо. Словно она не человек, а тончайшей работы скульптура из какого то неземного материала. Казалось, задень ее нечаянно – и она разобьется на тысячи мелких осколков. Такая вот особая красота. Стюардесса, пронося мимо напитки, увидела это лицо – и поглядела на меня с особой многозначительностью. И улыбнулась. А я улыбнулся в ответ. И попросил джин с тоником. Под джин с тоником я начал думать о Кики. Несколько раз прокрутил в голове сцену с Кики и Готандой в постели. Камера разворачивается. Появляется Кики. “Что происходит?” – спрашивает она.
“Что происходит?” – отзывается эхо у меня в голове.