Geum.ru

«Господи, ну и пекло!» думал я, вытирая ручейки пота, стекающие по лицу из-под раскалённого солнцем стального шлема. «Каково же ребятам-то

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   14
Глава 5


На место мы прибыли около трёх часов дня и сразу нам пришлось развить бурную деятельность, благо, что немцев ни на МТС, ни в соседних деревнях и хуторах не было. Очевидно, скорость, с которой они выбили наши войска из Белоруссии, сыграла против педантичного немецкого характера. Ничем другим объяснить то, что немцы пока не прибрали к рукам такой лакомый кусочек, каким оказалась эта машинно-тракторная станция, нельзя. Открытая, по словам Соломина, в тридцать восьмом она была оборудована по последнему слову советской техники. Мы даже ацетиленовую сварку нашли! А вот с транспортом нам повезло не очень — во дворе были только раздолбанный ЗиС-5 и колёсный трактор без колёс. Но уж чего-чего, а автотранспорта у нас итак хватает!

Правда, заняться производственной деятельностью сразу не получилось. Сначала пришлось провести операции прикрытия.

— Так, Несвидов, немцев давай вон в тот сарай! — скомандовал Фермер.

— Слушаюсь, товарищ майор!

— Товарищ старший лейтенант, идите сюда, — позвал меня командир. — Как думаешь, наши выдержат разгрузочный марафон?

— Боюсь, не выдержат, замотаны сильно.

— Ну ладно, давай их пока под замок посадим.

— А где зерно разгружать будем? — поинтересовался я. — Здесь что ли?

— Нет, — и командир достал карту. — Вот смотри, здесь в овраге староста нам нычку приготовил, — и он показал точку километрах в полутора к югу от МТС.

— Кого можно с собой взять?

— Всех, кроме Дока, старого чекиста и Тотена.

— Ладно, я тогда новеньких припашу.


***


Минут через тридцать мы были уже на месте. «Нычка» представляла из себя ответвление оврага с дном, на котором лежали доски, поверх которых был расстелен брезент. «Разгружать — не загружать!» — это старое присловье грузчиков подтвердилось и на этот раз. Поставив машины на краю оврага, мы принялись сбрасывать мешки с зерном вниз. Нам сильно повезло, что зерно уже было расфасовано в мешки, хотя, как мне кажется, если бы оно было россыпью, Фермер просто бы не стал проводить операцию.

Сто двадцать мешков на восемь человек — управились мы за каких-нибудь полчаса. Ещё десять минут на маскировку, двадцать минут на обратную дорогу — и вот мы уже подъезжаем к нашей новой базе.

У ворот нас встретил сам командир.

— Молодцы, быстро управились! Трошин! Караулы на тебе! А ты, Тоха, давай за мной, — скомандовал он вполголоса, увлекая к зданию конторы МТС.

«Да уж! Не в пример комфортнее у нас теперь штаб!» — подумал я, входя в кирпичный двухэтажный дом.

Пройдя через пару дверей, мы оказались в большой комнате, где, судя по многочисленным столам, раньше располагалась управление этой станции. В дальнем углу Бродяга о чём-то разговаривал со старшим из советских пленных.

— Товарищ капитан, — громко позвал его Шура-Раз, — пора в дорогу!

Бродяга махнул рукой, дескать, ещё пару минут.

Командир расположился за одним из столов и показал мне на стул рядом с собой. Когда я сел, Саша облокотился на стол и спросил:

— Ну, готов ударно потрудиться на благо родины?

— А что, есть сомнения? — вопросом на вопрос ответил я.

— Ну, может, устал за сегодня… Или неохота?

— Саш, ты чего?

— Потом объясню… Короче, давай, прикинь, как в здешних условиях взрывчатку из бомб достать, а я пока кое-какие чертежи нарисую. Кровь из носу, нам через день отсюда сваливать надо, а то место больно стрёмное, и то, что немцы сюда ещё не добрались — чистая везуха.

— Сделаем, командир! А Саню куда посылаешь?

— Не Саню, а Сань… Надо тень на плетень навести, чтобы у гансов ум за разум зашёл. Позже задумку расскажу, а пока, взрывчатка — вот твоё главное задание.


Во дворе я встретил Скороспелого, того самого контуженого и бдительного лейтенанта-танкиста, который понуро брёл с вёдром воды. Судя по его виду, вечный наряд по кухне его нисколько не радовал.

— О, товарищ лейтенант, как голова ваша?

Он остановился так резко, что даже воду расплескал. Потом поставил ведро на землю и буквально бросился на меня:

— Товарищ старший лейтенант госбезопасности, ну почему вы мне все не доверяете? — с излишней, на мой циничный взгляд, горячностью начал он. — Как вы не понимаете, что мне перед бойцами стыдно?! Я же командир, а дальше кухни не посылают! Неужели это всё, на что я годен? — казалось, что он сейчас расплачется от обиды.

Хотя, я его где-то даже понимал…

— Спокойнее, товарищ Скороспелый… Есть у меня для вас дело, — постарался я успокоить танкиста. — Как раз по вашей, технической части.

Он замер, внимательно слушая меня.

— Значит так, вы сейчас пойдёте к сержанту Несвидову и скажете, что от работ по кухне я вас освободил. Хватит с него и Лидочки. А потом возьмёте троих бойцов и организуете разгрузку бомб с грузовика. Где, я вам скажу через пятнадцать минут, — и, оставив обалдевшего летёху стоять посреди двора, я направился к приземистому производственному корпусу.

Вдруг у забора я заметил некую металлическую конструкцию, показавшуюся мне смутно знакомой.

«Ну, точно, это он — котёл для битума! — последний раз я видел это устройство лет десять назад, когда мои знакомые строили дачу. — Надо прикинуть, вдруг и для выплавки тола подойдёт» — подумал я, устремляясь к металлическому ящику на больших колёсах и с топочной дверцей внизу корпуса. Достав из кармана моток шнура, я начал обмерять битумоварку.

Отсутствие рулетки огорчало, поскольку нельзя было просто записать цифры на бумажку, и просто сравнить результаты измерений, но я справился. Пришлось использовать несколько шнурков, на которых я узелками отмечал размеры бомб и котла. Можно было, конечно, мерить пальцами или ладонями, но верёвочками, на мой взгляд быстрее и проще. «Сотки» очень удачно помещались в котёл, и ещё место для достаточного количества воды оставалось. Теперь — только придумать, как аккуратно подвешивать бомбу в котле и забрать у Казачины температурные датчики, что он скрутил с бомбардировщика.

Ну, системой подвеса я Скороспелого озадачу, тем более что на технической станции должен был быть какой-нибудь механизм для снятия двигателей с машин. Настроение моё существенно улучшилось и я, весь такой радостный, пошёл в штаб доложить о решении очередной задачи. Тут взгляд мой упал на стоявший в углу двора ЗиС: — «А вот и дрова для печки! — подумал я, глядя на раскуроченный кузов. — Если расколоть доски, то получатся очень удобные чурочки».

Из одного из зданий как раз вышел лейтенант в сопровождении двух бойцов, Чернова и Зотова. Я замахал рукой, подзывая их к себе.

— Лейтенант, что-то маловато людей вы с собой взяли… — начал я, когда они подошли, — Меньше, чем вчетвером, там делать нечего, бомбы-то по центнеру весом.

Танкист смутился:

— Я тоже помочь могу…

— Можете, — перебил я его, — но головой, а не руками… Точнее — рукой. Возьмите ещё Кудряшова и Юрина, если только они не в карауле. И поищите в мастерской кран.

— Слушаюсь, товарищ старший лейтенант!

— Ну а вы, бойцы, пока товарищ лейтенант за подмогой будет ходить, раскурочьте кузов того грузовика. На дрова. Топоры и лом я на пожарном щите за углом видел.

В дверях штаба меня чуть не затоптали Бродяга с Люком. На мой вопрос о том, что за спешка, они ничего внятного не ответили, только руками замахали, «мол, не до тебя сейчас».

Ну и не надо, я — не обидчивый.

Войдя к командиру, я доложил, что, по моим прикидкам, тол можно будет начать выплавлять примерно через час. Саша кивнул, а затем спросил:

— С пленными пообщаться не желаешь?

— С какими?

— С нашими, советскими.

— Зачем?

— Народу не хватает. Через час, считай, все наши при деле будут, на посты некого посылать…

— То есть?

— Смотри. Оба Шуры и «дед Никто» сейчас на операцию едут. Тотен по-прежнему над документами сидит… Ты, я, Ваня и, как минимум, пара бойцов взрывчаткой заниматься будут…

— Я танкиста ещё припахал…

— Хорошо! Но всё равно мало. Немцев кто-то сторожить должен, бытовухой заниматься… А мы здесь — как пупырь на голой… заднице. Так что охрана по-любому нужна! Давай, там комнатка маленькая есть — иди, сейчас тебе первого приведут…

— А Шура с одним уже переговорил, вроде?

— Так ещё двое осталось — работы на час!

— Ага, тогда дай мне минут двадцать, я пойду танкиста проконтролирую и вернусь.

— Действуй!


Взгляд со стороны. Бродяга.


Это хорошо, что Саня с самодеятельностью и штурмовщиной решил закончить! Импровизация хороша, когда планом качественным подкреплена.

И поэтому, собираясь совершить «маленькое коварство» был я спокоен. Основной проблемой сейчас было то, что трупы убитых ночью фрицев уже начинали попахивать — ещё пара часов и завоняют на летней жаре. Поэтому спешить нам надо.

О, а вот и помощь — боксёр наш с ещё одним бойцом примериваются, как половчее курочить полуразобранную «трёхтонку».

— Чернов!

— Да, товарищ капитан.

— Три доски нам оторвите!

— Минутку, тащ капитан…

Матерные возгласы, хруст дерева и на землю летят подходящие доски.

Тьфу, а пылищи-то подняли!

— Сань, помоги!

Приладив доски к кузову одного из «зерновых» грузовиков мы загнали мотоцикл внутрь.

Затем, снова припахав пару человек из, как я понял, Тохиной команды, занялись погрузкой мертвых и живых немцев в грузовики. С мертвыми проблем не было, сложили рядком в кузове, рогожей прикрыли — и всё в ажуре. А вот с живыми пришлось повозиться. Перевязали их заново, кляпы обновили и посадили за принайтованый мотоцикл. А с ними Кудряшова — охранять.

Потом мы с Люком загрузили «подарки» и выехали со двора.

Блин, теперь, не дай бог, нас обстреляют!

Головную машину вёл Люк, я же пристроился ему в хвост, и мы, сделав небольшой крюк и переправившись бродом через реку, неспешно покатили прямо на запад.

Просёлки были пустынны, только, где-то через полчаса, мы обогнали крестьянскую телегу, да ещё минут через двадцать после этого уже нас обогнал одинокий немец на мотоцикле.

Но мы особо и не прятались, ещё на базе проложили маршрут таким образом, чтобы проехать как минимум через десяток хуторов и деревенек. Расчет наш с Фермером был на то, что вряд ли в этих мелких деревушках есть немецкие гарнизоны или комендатуры, а вот то, что наши машины видело немало народу — это точно.

В одной из рощиц останавливаемся и быстро, но аккуратно прикапываем под кустами тела тех гансов, которых Тоха вчера пожалел. Он там слюнтяйничал, а Люку работы сегодня прибавилось! Надо будет с ним беседу провести, в дополнение к командирскому пистону.

Наконец, спустя почти два часа мы прибыли к цели нашего путешествия — роще возле деревни с сочным названием Мятежи. Ну, мятеж не мятеж, а шухер мы устроим!

— Саня, давай! — говорю в рацию.

Люк резко, так, что задние колёса его грузовика заносит, тормозит. Я также вдавливаю до упора педаль тормоза.

А дальше — в темпе за дело: наперво по доскам сгрузили наше трёхколёсное транспортное средство на обочину, тут уж мастерство Сашки в обращении с мотоциклом пригодилось.

А потом занялись собственно главным делом.

Люк и дед Никто, морщась от запаха, красиво рассаживали трупы в кабинах, я возился со всякими весьма небезопасными штуковинами.

По полной канистре между тентом и кабиной. Готово!

Теперь прикрутить к каждой по немецкой «толкушке». Готово!

Теперь привязать к каждой гранате отрезок дэша и соединить их с толовыми шашками, положенными на бензобак каждого из грузовиков.

Ага, теперь полоснуть ножом по брезенту, так, чтобы при взрыве гранаты горящее топливо плеснуло в кузов. А теперь — рассыпать из мешка зерно по полу.

Прыжком соскакиваю на обочину — нечего лишние следы на пыльной дороге оставлять!

Денис уже сварганил, как и было оговорено, метёлку на длинной палке и теперь, стоя на обочине, разметает наши следы.

Саня отъезжает на мотоцикле назад по дороге на сотню метров, Денис продолжает свою пыльную работу

Ох, не зря говорят, что хуже нет — ждать и догонять! Шанс на то, что кто-то поедет по этой, богом забытой, дороге мал, но меня слегка «потряхивает». Старею, наверное.

Ребята возвращаются.

Отходим в кусты. Ну! С богом!

Люк расстреливает полмагазина ППД по кабинам, а дед Никто, перебегая с места на место, с упоением попеременно передёргивает затворы двух «мосинских» карабинов. Одна обойма, вторая, третья.

— Хорош! — гаркаю им и, дождавшись, когда они залегли, дергаю две бечёвки, что всё это время я держал в руках. Теперь можно и мне залечь…

Гулко бахают взрывы, и грузовики скрываются в огненно-дымных клубах. Всё по науке!

— Ходу, мужики! Ходу! — и мы «хромым галопом» бежим по кустам в сторону мотоцикла.

Первая часть Марлезонского балета закончилась.


***


— Ну, где мои пациенты? — спросил я командира, вернувшись в штаб.

— Расслабься, я передумал! С ними Слава сейчас занимается — ему полезней будет.

— Вот так вот? Чувствую, подсидит он меня… — сделав «лицо трагического дебила», констатировал я.

— Ага, сам понимаешь — аппаратные игры, — шутливо, в тон мне, ответил Александр. — Как там с технической оснасткой дела обстоят?

— Всё в порядке, через полчаса можно начинать первую плавку.

— И сколько она по времени займёт?

Я почесал в задумчивости затылок:

— Ну… С точностью до минуты я не скажу… Где-то часа полтора, не меньше. Правда, можно ускорить немного.

— Говори.

— Я прикинул, если не дожидаться полного расплавления тротила, а сливать уже «потёкший», то можно несколько ускорить процесс.

— Понятно. Но вот ещё одна проблемка нарисовалась — тара.

— В смысле?

— Я Несвидова напряг провести инвентаризацию, так вот, ящиков, куда можно отлить тротил, у нас почти нет, можно, конечно, сколотить их из досок, но, сам понимаешь — лишний геморрой. Хотя, вот, от письменных столов можно взять…

Я на несколько секунд задумался…

— Саш, нет никакой проблемы! Нужен только кусок брезента и длинные гвозди…

— Объясни.

— Это называется «мягкая форма». Можно взять не гвозди, а тонкие прутки. Смотри: берём доску, кладём на неё брезент, вбиваем квадратом четыре гвоздя… — и я с помощью взятого с конторского стола листа бумаги объяснил, что и как надо делать.

— Хитро и просто одновременно. А главное — можно произвольно размеры менять. Так и сделаем для первой бомбы, чтобы запас чистой взрывчатки был. Иди плавкой займись, а я пока с железками буду возиться.


… Хорошо, когда у диверсанта есть производственная база! Бойцы не тягали бомбы на руках, а воспользовались подкатными тележками. Да и выплавлять тротил в специальной печке проще, чем в лесу на костре.

Уже через четверть часа вода в котле закипела, а ещё через десять минут температурный датчик показал, что тротил в бомбе прогрелся до 80 градусов. Выждав ещё пять минут, я скомандовал:

— Поднимай!

Несколько поворотов рукояти лебёдки и бомба, подвешенная на цепях, показалась из бака.

Док и Казачина аккуратно подводят её к тому месту, где на полу лежат приготовленные мной формы.

— Давайте! Наклоняйте! — и тротил тонкой струйкой потёк в форму.

— Хорош! — и ребята возвращают бомбу в вертикальное положение.

— Следующая!

Через пять минут бомба возвращается в котёл.

В дальнем углу мастерской тоже кипит работа — два бойца под руководством командира сворачивают из найденной на станции жести кумулятивные конусы, рубят зубилом какие-то полосы металла. А сам Саша, дав руководящие указания, берёт в руки кувалду и начинает обрабатывать какую-то невидимую мной железку. Да так, что от звона и грохота мы с трудом слышим друг друга.

Спустя некоторое время, Дока и Казачину сменили бывшие окруженцы, Пётр Сомов и Василий Зотов. Примерно через час, когда командир перестал стучать по железу, меня сменил Док. Через час мы снова поменялись. Всего же до девяти вечера мы успели обработать целых три бомбы.

…Выйдя на улицу, я с удивлением увидел, что у нас гости. У штаба стояла телега, запряженная некрупной гнедой, а на телеге сидела Марина.

«Интересные дела! Это она сама приехала, или к нам господин бургомистр пожаловал?» — подумал я, направляясь к бочке в углу двора.

Умывшись, я пошёл в штаб, всё тело ломило с непривычки и очень хотелось прилечь где-нибудь в тихом уголке. Хотя, если прикинуть, что сегодня я только тем и занимался, что таскал мешки с зерном, а вместо послеобеденного отдыха тягал взрывоопасное железо, то в моём состоянии не было ничего странного. Даже есть не хотелось — так я вымотался.

Акимыч действительно заглянул на огонёк!

— Ну, и проверить, как мы спрятали зерно… — как шепотом объяснил мне Трошин.

На лице боевого товарища блуждала мечтательная улыбка. «Ага, любовь всей жизни снова увидел!» — пошутил я (естественно не вслух!).

Кроме всего прочего Соломин привёз всяких деревенских вкусностей, включая варёную картошку и даже большую миску драчены, чем несколько уязвил нашего завхоза. Хорошо, что командир сразу сказал Несвидову, а то мог некоторый «неудобняк» выйти — Емельян бы приготовил ужин, а тут — домашние разносолы!

Большинство из присутствующих уже поели и я, взяв миску с едой, отправился в один из углов комнаты, где была расстелена моя пенка. Проходя мимо старосты, я поинтересовался:

— Семён Акимыч, а что это племянница ваша во дворе в одиночестве сидит?

Акимыч смутился и пробормотал что-то вроде того, что негоже девке тереться там, где взрослые дяди свои дела решают, но потом встал со стула и сходил за Мариной. Глядя на расплывшегося в блаженной улыбке Славу Трошина, я решил, что война, конечно, войной, но не стоит стоять на пути у высоких чувств.

Я уже доедал свой паёк, когда в комнату вошёл Тотен, несший в руках… гитару! Он подошёл к командиру и что-то негромко сказал ему. Саша встал и, извинившись перед Соломиным, вышел из комнаты. Алик же цапнул со стола кусок копчёного мяса и оглядел присутствующих, после чего пошёл в мой угол.

— Ну, как трудовая вахта? — спросил он, сев рядом со мной на пенку.

— Ударным трудом встречают трудящиеся праздник Великого Октября! Центнер тротила — как с куста!

— Впечатляет! А я, гляди, чего в одной из комнат нашёл! — и он показал мне инструмент.

— Ага… здорово… — вяло порадовался я. — А куда Саню дернул?

— Ребята вернулись: Старый, Люк и этот… дед Никто. Грузовичок пригнали…

— Что, ещё один?

— Нет, тот, что мы в лесу оставили. Может, сыграешь? — и он покосился на гитару.

— Неа, — протянул я, — не охота. Алик, я подремлю мальца, ладно? Что-то умаялся.

Друг мой кивнул и спросил:

— Может, тебе ещё чаю принести?

— Давай.

Но чая я так и не дождался…


… Разбудил меня негромкий разговор.

— … это ты здорово придумал — передачу на мобилу записать

— А то!

Я открыл глаза. В метре от меня сидели командир и Бродяга. Комната была освещена скудным светом керосиновой лампы, стоявшей на столе. Вокруг вповалку спали и мои однокомандники и местные.

— Что? Долго я спал? — спросил я, потягиваясь

— О, проснулся, труженик невидимого фронта… — добродушно поприветствовал меня Фермер. — Не беспокойся — ничего важного ты не пропустил. Да, кстати, в караул ты сегодня не пойдёшь.

— Плавить дальше будем?

— Да, часа через три-четыре, пусть ребята пока отдохнут.

— То есть у нас сейчас «личное время»?

— Да.

— Тогда схожу морду умою

— Иди…

Солнце уже село, но западная сторона неба ещё светлела. В этом призрачном свете я разглядел силуэты двух людей, сидевших на телеге в углу двора. Я уже совсем было собрался окликнуть их, когда понял кто это. «Выходит, Акимыч оставил-таки «племяшку» с нами. Интересно, а как он Фермера уговорил?». Однако побеспокоить парочку я не решился и тихо прошёл к бочке.

… Когда я вернулся в дом, большинство спавших уже проснулись. Командир взмахом руки подозвал меня:

— Значит так, мы с Шурой пойдём с шифровкой разбираться, до часу ночи — для всех присутствующих — личное время. Ты — дежурный, так что рацию не забудь включить.

Я бросил взгляд на часы — 22.43. «Угу, значит, пару часиков можно подремать вполглаза…»

Я прошёл в «свой» угол и прилёг на «пенку». Но, по непонятной для меня причине, сон не шёл. Мышцы ломило, конечно, но голова была свежей. Я задумчиво взял принесённую Аликом гитару. Инструмент был ручной работы, особенно впечатлили меня жильные струны, в наше время — вещь диковинная и доступная только серьёзным профессионалам, да и то, если они эстеты. Что меня удивило, гитара была шестиструнной, а не обычной для этого времени семистрункой. Я нежно провёл по струнам, проверяя строй.

— Может, сыграешь чего-нибудь? — раздалось справа.

Я повернул голову. Алик выбрался из-под спальника и теперь тёр глаза.

— Разбудил? — спросил я.

— Нет. Сам проснулся. Сыграй, а? Сто лет, кажется, музыку не слушал… — добавил он.

— Нет, мужиков разбудим, — ответил я.

— А и правда, сыграйте, товарищ старший лейтенант, — раздался голос из противоположного угла комнаты. Я повернулся и увидел, что это наш «завхоз». Никогда бы не подумал, что Несвидов такой поклонник музыки! — Всё одно, ребятам скоро вставать, а с песней — оно веселей.


Я пробежался пальцами по струнам. Гитара звучала очень хорошо, сочно. Для разминки я сыграл ещё несколько арпеджио. Затем, размяв пальцы, выдал Баховскую сарабанду,

[8]

(она же — сюита для флейты До-минор в девичестве) в переложении Сеговии. Когда я закончил, в комнате воцарилась тишина, хотя я видел, что проснулись уже все. Надо сказать, что в подростковом возрасте я сильно увлекался гитарой и, даже ходил в музыкальную студию, но потом, поняв, что великим гитаристом мне не стать, оставил серьезные занятия, только иногда разучивая пьесы, что называется, для себя.


Алик несколько раз беззвучно свёл ладони, изображая бурные аплодисменты, а Несвидов покачав головой, сказал:

— Здорово! Ловко вы, товарищ старший лейтенант! А ещё можно?

Следующим было «Адажио» Альбинони. Теперь мне тихонько хлопали все. На эти странные звуки из дальней комнаты выглянул командир. По выражению его лица, скрывавшегося в полумраке, я не мог понять, нравится ему этот импровизированный концерт, но Саша разрешил мои сомнения, махнув рукой, мол, продолжай.

И я продолжил — выдал немного блюзовых вариаций, внимательно следя за реакцией зрителей. Несмотря на непривычность мелодий, народу нравилось. Примерно в середине композиции во входную дверь проскользнули Трошин и Марина. Постояв немного у двери, они затем устроились на подоконнике.

Доиграв блюз, я сделал паузу. Входная дверь опять открылась — на пороге появился Казачина. Он обвёл всех присутствующих взглядом и, широко улыбнувшись, спросил:

— Надеюсь, концерт ещё не закончился? А то я обижусь…

Ну, как ему было отказать? И я выдал Венгерский танец номер 5 Брамса, правда, в конце отошёл от классического стиля, добавив немного народных интонаций. Ваня показал мне большой палец и сел в «первом ряду».

А потом, сам не знаю почему, я взял несколько аккордов, и, вопреки своему обыкновению (голос у меня не очень, к тому же пением я никогда не занимался), не запел, а, скорее, начал ритмично читать:


Светит незнакомая звезда,


Снова мы оторваны от дома.


Снова между нами города,


Взлетные огни аэродромов


Здесь у нас туманы и дожди,


Здесь у нас холодные рассветы,


Здесь на неизведанном пути,


Ждут замысловатые сюжеты


Надежда — мой компас земной,


А удача — награда за смелость.


А песни… довольно одной,


Чтоб только о доме в ней пелось.


Я покосился на Алика — он сидел, подперев рукой щёку и, судя по отсутствующему выражению на лице, был далеко. Где-то там… Дома… И неунывающему Казачине тоже взгрустнулось — сидит, уткнув взгляд в пол.

«Да, зря я, наверное, этот концерт затеял? Вот песню допою — и баста!»


Ты поверь, что здесь издалека


Многое теряется из виду


Тают грозовые облака


Кажутся нелепыми обиды


Надо только выучиться ждать


Надо быть спокойным и упрямым


Чтоб порой от жизни получать


Радости скупые телеграммы


К остальным слушателям присоединились и наши командиры. Бродяга тихо стоит, глядя в окно и повернувшись ко всем спиной. Не вежливо, но пусть его… А вот Фермер молча показал мне большой палец.


И забыть по-прежнему нельзя


Все, что мы когда-то не допели


Милые усталые глаза


Синие московские метели


Снова между нами города


Жизнь нас разлучает, как и прежде


В небе незнакомая звезда


Светит, словно памятник надежде


С последним аккордом из-за одного из столов высунулся Зельц, которого я, почитай сегодня и не видел, и, восторженно улыбаясь, спросил:

— Это что, песня осназовцев, товарищ старший лейтенант?

За спиной у него хрюкнул в кулак Шура-Раз. Надо полагать — пытался сдержать смех, хотя с этой точки зрения мы в своём времени эту песню точно не воспринимали.

— Можно сказать и так… — попытался выкрутиться я.

— А я вот помню, к нам в Ленинград в тридцать шестом году один испанец приезжал, — продолжил свою наивную атаку Дымов. — Так же здорово играл, как вы!

«Интересно, что это за испанец?» — напряг я извилины, а в слух спросил:

— А как этого человека звали?

— Андре… Андреас Сегония…

— Сеговия? — «Ну, точно! Он же в Союз до войны несколько раз приезжал!» — вспомнил я биографию величайшего исполнителя и теоретика гитары.

— Точно, он! Сеговия! Меня мама на концерт водила! — восторженно воскликнул Дымов.

Тут настал мой черёд заржать в голос. Лестно, конечно, когда тебя сравнивают с Сеговией, но боюсь, он сыграет лучше меня, даже если ему оставить по одному пальцу на каждой руке!

— Посмеялись, и, будя! — вступил в разговор командир.

— Товарищ майор, ещё одну песню! Да! Пожалуйста! — нестройный, но дружный хор слушателей меня немало удивил.

— Ну, что Антон? Давай, раз народ жаждет! Только не очень грустную…

Я оглядел собравшихся, хулигански присвистнул, размашисто «врезал» по струнам, и начал новую песню:


Я вышел ростом и лицом —


Спасибо матери с отцом,


С людьми в ладу — не понукал, не помыкал,


Спины не гнул — прямым ходил,


Я в ус не дул, и жил как жил,


И голове своей руками помогал…


Некоторые слушатели даже начали притоптывать в такт. Но вот начался второй куплет:


Но был донос и был навет —


Кругом пятьсот и наших нет,


Был кабинет с табличкой: "Время уважай",


Там прямо без соли едят,


Там штемпель ставят наугад,


Кладут в конверт — и посылают за Можай.


На лицах появилось недоумённоё выражение, особенно приятно было смотреть на Славу Трошина!


Потом — зачет, потом — домой


С тремя годами за спиной,


Висят года на мне — ни бросить, ни продать.


Но на начальника попал,


Который бойко вербовал,


И за Урал машины стал перегонять.


Пришлось немного скостить срок, чтобы уложится во временные рамки, но, думаю, Владимир Семёнович на меня бы не обиделся.


Дорога, а в дороге — МАЗ,


Который по уши увяз,


В кабине — тьма, напарник третий час молчит,


Хоть бы кричал, аж зло берет


Назад пятьсот, пятьсот вперед,


А он — зубами "Танец с саблями" стучит!


«Чёрт! Какой, к едрене фене, МАЗ? И завода такого ещё нет! Да и Хачатурян, свой балет только через год напишет!» — но отступать уже поздно, и в следующих строфах я заменил МАЗ ЗиСом.


…Конец простой: пришел тягач,


И там был трос, и там был врач,


И ЗиС попал, куда положено ему,


И он пришел — трясется весь…


А там — опять далекий рейс,


Я зла не помню — я опять с собой его возьму…


На несколько мгновений в комнате воцарилась гулкая тишина, а потом народ взорвался аплодисментами. Несвидов даже в два пальца свистнул от избытка чувств. Но что меня удивило больше всего, так это то, что мои сокомандники из будущего выражали восторг наравне с «местными», слышавшими эту песню в первый раз. Ну, это явно не мои вокальные данные их впечатлили. Дело в песне — это точно…

— Всё! Концерт закончен! — скомандовал Саша. — Десять минут — покурить и оправиться. А затем — за работу!

А когда я, направляясь в мастерскую, проходил мимо него, негромко сказал мне в спину:

— А гитару ты береги! Она нам не меньше автоматов пригодится…


Вспоминает гвардии полковник Трошин В.С.


… Только мы перебрались на ту МТС и обустроились, как вызвал меня Александр Викторович, командир наш тогдашний.

Пришёл я к нему в штаб, что в конторе станционной организовали, а он мне сразу:

— Присаживайся, Вячеслав… — и на стул напротив себя рукой показал.

— Есть у нас для тебя задание. Важное…

Я обрадовался, как ребёнок, честное слово… Товарищ майор — он командир был — дай боже всякому такого командира. Бойцы группы за ним, как за каменной стеной были. И подбодрит, ну и отругает. Очень за с в о и х переживал, но без телячьих нежностей. Поэтому всем видом своим я постарался показать, что весь во внимании.

— Решили мы, Вячеслав, ещё один отряд организовать. С тобою во главе.

Я чуть на стуле не подпрыгнул! Но сдержался, и спрашиваю:

— Как же так? А вы, товарищ майор госбезопасности что, нами командовать не будете больше?

— Буду, куда я денусь-то? — отвечает. — Но и нынешнее положение меня не устраивает. Того и гляди, в табор цыганский превратимся, и по ярмаркам кочевать начнём… — и усмехнулся невесело. — А нам дело делать надо!

— Ну, а если не справлюсь? Вас подведу? — отвечаю.

— Так вопрос никто и не ставит… Нет теперь для тебя такого слова «не справлюсь»! Да и не посылает тебя никто прямо сейчас в бой. Но сам посуди — люди приходят, и будут приходить, а в группы мы их принять не можем. Сам понимаешь, да и Антон тебе должен был объяснить. Так что будете нашей базой, ну, и подмогой…

Я приободрился, конечно, после таких слов, а сам спрашиваю:

— А кого в отряд мой отдать планируете?

— Этого пока не скажу… А первых с в о и х бойцов ты сейчас себе сам подберёшь. Давай, с теми тремя пленными, что мы у амбара освободили, побеседуй и реши, что с ними делать. В отряд принять и воспитывать, или отпустить на все четыре стороны.

— Товарищ майор госбезопасности, — взмолился я, — я же не обучен этим премудростям… Может, товарищ капитан…

— Не может! — как ножом отрезал командир, — у него другие дела имеются. Но первую беседу вы с ним вместе проведёте. Заодно и поучишься. И потом, ты же не пацан желторотый, дивизионом командовал. О… старший командир… В людях разбираться должен… А если нет — то грош тебе, как командиру цена. И будем другого кого искать.

Хоть и мандражировал я, а делать нечего — приказ есть приказ. И доверие мужиков из группы оправдать очень хотелось.