Ii идеократия в россии (XX век.) Предисловие Глава Пятая колонна империи (xix–хх вв.)

Вид материала

Документы

Содержание Беловежский переворот Социально-политическая база режима

Подобный материал:

• -, 226.88kb.
• "Золотой век" русской культуры в XIX веке, 661.74kb.
• Гидденс Энтони Ускользающий мир, 1505.14kb.
• Тесты по истории России (XIX век), 1364.54kb.
• Тематический план лекций учебного курса "История России. XX век.", 137.42kb.
• Тема выпуска: Бюджетная реформа против социального государства Пятая первомайская колонна, 332.67kb.
• Xix век век исследования внутренних частей континентов, 64.63kb.
• Данилов История России. XIX век. 8 класс. М. Просвещение 2008 № урок, 102.01kb.
• Предисловие переводчика 4 Глава Соображая духовное с духовным 6 Глава Церковь в кризисе, 5180.11kb.
• История русской литературы XX века (20-90-е годы). Основные имена. Под редакцией кормилова, 6193.47kb.

Глава 11. АГОНИЯ ИДЕОКРАТИИ

(1991–1999 ГОДЫ)


Ранний ельцинизм


Чтобы удержать власть, советские вожди должны были вовремя определять необходимость смены вех. При этом одинаково важно не забегать вперёд идеологического времени и не отставать. Главное – не верность догматам самим по себе и не их истинность либо популярность; важнее всего, чтобы они позволяли защищать рубежи идеократии. Все, что этому способствует, и есть истинно революционное или демократическое (в зависимости от принятого идеологического языка). То, что препятствует самосохранению режима, даже если это верноподданнические идеологические заклинания, есть штрейкбрехерство, оппортунизм, идеологическая слепота. Оппортунистами были при Ленине – Плеханов, при Сталине – Троцкий, при Хрущёве – Молотов, при Горбачёве – Лигачев. Наибольшие шансы возглавить режим имеет тот, кто ощутит идеологическую доминанту времени и сумеет её реализовать. История показывает, что в вожди пробивалась наиболее соответствующая идеологической задаче эпохи фигура: Ленин – для захвата власти, Сталин – для тотальной экспансии, Хрущёв – для вынужденных отступлений и компенсирующих контрнаступлений, Брежнев – для перехода к тотальной обороне, Горбачёв – для фронтального отступления и мимикрии. Субъективный фактор, конечно, накладывает свой отпечаток: степень беспринципности партийного лидера, его долголетие могут удлинить этап, а ошибки либо смерть – сократить его. Но сами периоды экспансии и обороны идеократии вполне объективны.

Выбираясь из чёрной дыры идеологической мании – коммунизма, общество проходит более «мягкие» идеологические круги. Этот процесс может протекать сравнительно безболезненно и кратковременно, но можно и надолго застрять в очередной форме идеологического помешательства. Когда Россия выжила при сталинизме-коммунизме, ей было суждено пройти круги прельщения социализмом (окончательное построение социализма – при Хрущёве; развитое социалистическое общество – при Брежневе). В эти периоды режим был вынужден отменить тотальный террор и постепенно ослабить контроль над обществом. Не имея сил на прямое разрушение, злая воля инфицирует жизнь, паразитирует на положительных импульсах, фальсифицирует подлинные ценности, взнуздывая их до абсурда. Наступил момент, когда ради сохранения власти номенклатура отказывается от идеологических догм и даже отдает на заклание партию, идёт на беспрецедентную мимикрию – радикальную смену лозунгов для сохранения власти. От коммунистического самоистребления и социалистического самообмана идеократия переходит к тактике паразитирования на антикоммунистической реакции общества и стремлении людей к традиционным жизненным ценностям.

С начала девяностых годов страна входит в следующий идеологический пояс: либерал-большевизм – идеология третьего порядка, не требующая тотального разрушения и самоистребления (как при коммунизме), не декларирующая ложные идеалы (как при социализме), а провозглашающая ценности положительные, но гипертрофированные и потому искажённые. Либерал-большевизм навязывает псевдолиберальные ценности, абсолютизируя понятия свободы, демократии, рынка. Он не имеет отношения к подлинным идеалам либеральной демократии, так же как социализм – к социальному равенству и справедливости. Если коммуносоциализм – это антирыночная утопия, то либерал-большевизм – утопия рыночная, насаждаемая средствами государственного принуждения. В отличие от агрессивного интернационализма в коммунизме и агрессивного национализма в фашизме, либерал-большевизм разлагает остатки традиционного религиозно-нравственного микрокосма внедрением общечеловеческих ценностей, общества потребления, единого мирового порядка. При видимой противоположности коммуносоциализму и фашизму либерал-большевизм имеет с ними общие основы: атеизм и агрессивная антидуховность; обман и демагогия, имморализм, беспринципность, возведенные в принцип; ограниченность и разорванность сознания, склонного к разного рода фобиям, массовым психозам, истериям; атрофированность правосознания, исторической памяти и национального самосознания; партийный подход, безжалостное отношение к идейным противникам, которые воспринимаются как нелюди. При любой разновидности идеократический режим способен править только ложью и насилием.

Разваливающийся режим с помощью Ельцина хоронит под собой государство. После краха коммунистического тоталитаризма (всевластия государства) маятник идеократии качнулся к либерал-большевистскому разрушению государственности и подавлению национального достоинства русского государствообразующего народа. На неизбежной реакции защиты национально-государственного организма паразитирует идеомания этатизма (гипертрофия роли государства) и шовинизма (абсолютизация государствообразующего народа). Националистическая одержимость не присуща русскому народу, но определённые силы стремятся пробудить её в современной России. В каждый исторический момент важно отделить положительные тенденции от паразитирующих на них духов.


Границы возможных изменений в каждый период определяются состоянием ведущего слоя общества. Каковы были качества «элиты» к моменту разрушения коммунистического режима в начале девяностых годов?

Диссиденты, боровшиеся с режимом, либо занимались неполитической правозащитной деятельностью, либо в условиях гонений проявляли политическую активность в болезненных формах. Ненависть к режиму они переносили на Россию, вступали в контакт с зарубежными организациями, заинтересованными в разрушении страны, что делало их вольными или невольными проводниками враждебных России интересов. Общественные деятели, которые формировались вне партии, были способны на гражданское мужество, героизм в противостоянии насилию, но лишены политических навыков. Эти люди раскрывают свои достоинства в ситуации борьбы, но теряются в условиях мирного политического созидания. Примером является парламентская деятельность некоторых диссидентов.

Практически все политизированные элементы входили в КПСС, ибо партийный билет являлся допуском к общественной деятельности. Поэтому политически активные члены общества воспитывались в сфере искаженного идеологией мировоззрения, что не могло не сказаться на их человеческих качествах. Сознание номенклатурных работников ограничено атеистическими, материалистическими, классовыми идеологическими предрассудками. Они не были способны сполна осознать реальность и адекватно в ней ориентироваться. Советская бюрократия, «привыкшая трепетать, угождать и не иметь своих убеждений» (И.А. Ильин), отличалась беспринципностью. Её основные профессиональные навыки – аппаратная интрига, угодливость перед начальством, унижение подчиненных. В искаженном партийном сознании национальные интересы уступали идеологическим (как повелось с Брестского мира). Партийная номенклатура вобрала в себя духовных бомжей разных наций, людей, не обретших дома в своей национальной культуре. Интернациональный люмпен не мог породить тип национального реформатора, который необходим стране в период грозных испытаний.

Лучшее, что смогла произвести эта среда, – Горбачёв, который был наиболее умным из членов Политбюро. Но и ему не удалось вырваться из плена догм. На примере Горбачёва видно, что идеология формирует тип руководителя, в котором человеческие достоинства подавляются и блокируются общеидеологической атмосферой. Чем больше в нём проявлялись человеческие достоинства, тем слабее он оказывался как политик в атмосфере разлагающейся идеократии. Поэтому необузданная энергия сменялась в нём апатией, жёсткость к конкурентам – безвольными компромиссами, самоуверенность – робостью. В результате, имея неограниченную власть, он упустил все возможности. Партийный вождь по природе вещей не способен превратиться в национального лидера, которому были бы открыты духовные основы, историческое назначение России, состояние и потребности общества. Но и вне КПСС условий для этого не было. Умонастроением номенклатуры и определился облик реформ 1985–1991 годов: уступки при сохранении системы, полумеры, которые усугубляли проблемы, лавирование, которое заводило в новые тупики, судорожные попытки отстоять последние идеологические рубежи, завершившиеся полным крахом.

С августа 1991 года к власти прорвались кадры второго эшелона номенклатуры, поднаторевшие в аппаратных войнах, изголодавшиеся по высшей власти и абсолютно циничные. Какие моральные нормы сдерживали их, когда рухнула система взаимоконтроля номенклатурной стаи? В ситуации полного произвола они проявили аморализм в средствах борьбы, необузданную алчность при распределении государственной собственности. «Элита» страны породит пародию на граждан свободного государства – новых русских.

В условиях духовного разложения иначе и быть не могло. Мы были исторически приговорены к тому, что период распада обломков тоталитаризма будет длительным и мучительным. Долго ещё трупный яд коммунизма будет отравлять нашу жизнь, в то время как клетки национального организма восстанавливаются медленно и болезненно. Как участники трагических событий, мы остро переживаем происходящее. Развал великого государства и жестокое ограбление народа кучкой нуворишей, бесстыдная ложь, наглый обман властителей, насилие и разбой – эта общая беда терзает наши души, лишает жизненных ориентиров. Одних это повергало в отчаяние и безысходность, других толкало к слепой агрессии. Казалось – невозможно разумное сопротивление. Но катастрофы XX века не только принесли невиданные потери и невероятные страдания – они одарили нас опытом, который может стать залогом возрождения России.


Многое из происходившего после революции августа 1991 года объясняется противоречивостью процесса оздоровления, в котором проблески памяти и сознания общества чередуются с рецидивами помутнения. Когда в результате массового общественного протеста рухнула коммунистическая система, инстинкт самосохранения вынудил старое и новое поколения номенклатуры объединиться в замене социализма капитализмом, но при условии, что капиталистами станут коммунистические кадры. Этим объясняется бескровность августовской революции.

Между разными политическими поколениями существует генетическая связь. В советское время политический слой мобилизовывался из идеологически ориентированных элементов всех народов СССР, взращивался и воспитывался в отрыве от национальных культур, в искусственном номенклатурном социуме, в атмосфере искажённых ценностей. Номенклатура обладала свойствами интернационального люмпена – была деклассированной (по отношению к традиционному социуму) и денационализированной (с атрофированными исторической памятью и национальным самосознанием, без чувства родственности народу, культуре, государству). Безудержная борьба за власть как средство самосохранения интерлюмпена и была проводником идеологического задания режима в каждый исторический период. И перестроечное поколение политиков взращено во внеисторическом пространстве утопии, вне органичного жизненного уклада. Идеологический утопизм обрывает связи с национальной культурой, с традициями; утративший национальные корни человек всегда беспринципен. Когда рухнула система, в которой формировался правящий слой, обнажилась его природа: без идеологических авторитетов вчерашние циники объединились в шкурных интересах власти и обогащения. Поэтому они так легко изменили партийным догмам. «Не удивительно, что эта элита унаследовала многие ментальные привычки, функционально-ролевые установки и модели поведения, свойственные её исторической предшественнице (отношение к гражданам как к подчиненным; ориентацию на критерии политической целесообразности, на постоянное и приоритетное использование политических регуляторов властных отношений независимо от их легализованности и опосредованности правом; использование по преимуществу теневых и полутеневых способов принятия решений как метода подбора кадров; ориентацию на решение в первую очередь собственных проблем и безразличие к делам общества)» (В.Н. Руденкин).

Коммунодемократия представляет собой сплетение псевдолиберальных догм с коммунистическим менталитетом. Потеряв партию и союзную власть, сообщество идеоманов переходит к разрушению государственности, разложению остатков базовых ценностей и форм жизни русской цивилизации. Идеомания меняет знак: деспотические правители-коммунисты мимикрируют в разрушителей и разлагателей-демократов. Мишура либерально-демократических лозунгов обволакивает сознание людей и нейтрализует общественный протест. Всенародно избранный, безальтернативный гарант демократии и конституции расстреливает конституцию вместе с парламентом и гражданами страны в октябре 1993 года, демократы-реформаторы оборачиваются беспринципными грабителями с большевистскими наклонностями; свободные демократические выборы, независимость средств массовой информации оказываются демобилизующими общество фикциями; конгрессы граждан и договоры об общественном согласии прикрывают насаждаемый раскол общества на избранных и отверженных, которые клеймятся как враги народа (национал-патриоты, красно-коричневые, коммунофашисты).


Беловежский переворот


Разрушительность ельцинских реформ предопределена безродностью постсоветских элит, которые, по меткому предвидению В.В. Розанова, «разорвали бы на клочки Россию и роздали бы эти клочки соседям даже и не за деньги, а просто за “рюмочку” похвалы». И раздали, и за рюмочку. Антинациональный характер режима Ельцина проявился в государственном перевороте в декабре 1991 года (Беловежское соглашение).

Участники заговора игнорировали во­лю к единству, вы­ра­жен­ную в мар­тов­ском ре­фе­рен­ду­ме 1991 года боль­шин­ст­вом гра­ж­дан стра­ны. «Содру­же­ст­во» трёх узурпаторов (Ельцин, Кравчук, Шушкевич) разрушило остатки правового пространства, пре­рвало зыб­кую пре­ем­ст­вен­но­сть вла­сти. Про­воз­гла­шая еди­не­ние славянских народов и уми­ро­тво­ре­ние, «со­гла­ше­ние» сти­му­ли­ро­ва­ло развал и вой­ны; быв­шая пар­тий­ная но­менк­ла­ту­ра разделила го­су­дар­ст­во на соб­ст­вен­ные вот­чи­ны. До­ку­мент, ли­к­ви­ди­рую­щий Со­юз, бла­го­словил раз­дел иму­ще­ст­ва со­юз­ных струк­тур. Ар­мия и во­ен­ная тех­ни­ка потеряли еди­но­го хо­зяи­на и на территории со­юз­ных рес­пуб­ли­к произвольно ре­к­ви­зи­ру­ют­ся, - президент Украины Крав­чук объ­я­вил се­бя глав­но­ко­ман­дую­щим су­хо­пут­ных войск, дис­ло­ци­ро­ван­ных на Ук­раи­не. По­сле раз­де­ла со­юз­ной ар­мии в За­кав­ка­зье, на Се­вер­ном Кав­ка­зе, в Прид­не­ст­ро­вье и других регионах страны не­из­беж­на эскалация вооруженных конфликтов. Раз­ва­л СССР на­ру­шил гео­по­ли­ти­че­ское рав­но­ве­сие и зыб­кий по­ря­док в мире. Ис­кус­ст­вен­ное рас­чле­не­ние ядер­ной сверх­дер­жа­вы гро­зил ми­ро­вой ка­та­ст­ро­фой. Обе­щан­ный «со­гла­ше­ни­ем» еди­ный ядер­ный кон­троль над ве­ли­чай­шим в ми­ре ядер­ным ар­се­на­лом в по­доб­ной си­туа­ции не­воз­мо­жен, что гро­зило рас­про­стра­не­нием ядер­но­го ору­жия ли­бо потерей кон­тро­ля над ним.

«Со­гла­ше­ние» декларировало го­су­дар­ст­вен­ную не­за­ви­си­мость союзных республик с их про­из­воль­ны­ми ле­нин­ско-ста­лин­ски­ми гра­ни­ца­ми, лишало Родины де­сят­ки мил­лио­нов лю­дей, вы­звало вол­ну бе­жен­цев в Рос­сию. Всё это вело не к вос­со­еди­не­нию, а к узаконению дроб­ле­ния рус­ской на­ции. Про­из­воль­ный раз­вал Со­юз­но­го го­су­дар­ст­ва сти­му­ли­ровал рас­пад Рос­сий­ской Фе­де­ра­ции, где руководство ав­то­но­мий за­яв­ля­ло о не­по­сред­ст­вен­ном вхо­ж­де­нии в Со­юз. Про­ис­хо­дя­щее под­тал­ки­вало Азербайджан, Ка­зах­стан и республики Средней Азии к во­ен­но-по­ли­ти­че­ской кон­со­ли­да­ции с ис­лам­ски­ми стра­на­ми. Это могло при­вес­ти к по­па­да­нию ядер­ной и кос­ми­че­ской тех­но­ло­гии к си­лам, на­цио­наль­но и ре­ли­ги­оз­но вра­ж­деб­ным Рос­сии.

Развал Союза, во­пре­ки оп­ти­ми­сти­че­ским за­ве­ре­ни­ям ини­циа­то­ров, подорвал возможности для эффективных экономических реформ во всех бывших рес­пуб­ли­ках, ибо раз­ру­ши­л мо­но­полизированную хо­зяй­ст­вен­ную сис­те­му, не предложив реальной альтернативы. Ельцин предоставил Ук­раи­не и Бе­ло­рус­сии пол­ную го­су­дар­ст­вен­ную не­за­ви­си­мость при со­хра­нении рублевого финансирования и льгот­ных ус­ло­вий про­да­жи энер­го­но­си­те­лей. За счёт эко­но­ми­че­ско­го ог­раб­ле­ния Рос­сии поддерживаются старые режимы в новых «государствах».

Коммунистический режим паразитировал на государственности, гипертрофируя систему государственного насилия, принуждения и пропаганды. Но и в искажённых формах государство необходимо режиму для подавления общества и экспансии. Когда же рухнул основной плацдарм идеократии – союзные органы власти, – второй эшелон партийной номенклатуры сменил тактику выживания. За процессами так называемой суверенизации и национально-освободительной борьбы скрывалось стремление к разрушению российской государственности. Узурпаторы стремились убрать, невзирая на катастрофические последствия, союзную власть, чтобы стать самыми Высокими Договаривающимися Сторонами. «Соглашение» похоронило последнюю мирную возможность преобразования государственного устройства Союза ССР. Последующий ход событий проигнорирует демагогические постулаты «Соглашения», но в полной мере реализует его разрушительный потенциал. Антиисторический, утопичный Беловежский сговор запустил разрушительный механизм, не зависящий от его авторов.

Используя ослабление государства и паразитируя на националистических лозунгах, номенклатура союзных республик захватывает власть в альянсе с националистическими силами, которые недавно подвергались гонениям. В бывших союзных республиках складываются национал-коммунистические режимы, которые заинтересованы в отрыве от России. Через монополизированные средства массовой информации ведётся оголтелая националистическая и сепаратистская пропаганда. Народам целенаправленно внушается миф о русском империализме, о лучшей жизни в собственном национальном государстве. Строительство такового начинается с узаконивания ленинско-сталинских границ, рассекающих жизненное пространство десятков миллионов людей. Чтобы втиснуть реальность в прокрустово ложе новой национал-утопии, приходится подавлять значительную часть населения, которое именуют национальным меньшинством или оккупантами. Так десятки миллионов русских в одночасье лишились многовековой Родины.

Механизм развала распространяется и на Российскую Федерацию. Номенклатура автономий берет на вооружение методы номенклатуры республик союзных. Тот же альянс с националистами, монополизация средств информации, националистическая пропаганда, стремление через суверенитеты добиться полной независимости, подавление русского «меньшинства», захват армии и агрессивные притязания. Московский либерал-большевистский режим стимулировал сепаратистские стихии в автономных республиках. Развал страны захватывал не только Чеченскую Республику, но мог распространиться в Татарской Республике, в других бывших автономиях, затем и в русских областях. Этот роковой процесс грозил превращением России в чёрную дыру человечества, на краях которой не отсидится ни маленькая Прибалтика, ни близкая Европа, ни большая далекая Америка.

Государство как система правообеспечения призвано установить границы дозволенного и запретного, сковывать низменные инстинкты, разрушительные стихии в человеке и обществе. «Если Бога нет, то всё позволено», – предупреждал Ф.М. Достоевский. Десятилетиями режим воинствующего атеизма заглушал голос Божий в человеке – совесть. Теперь разрушена и система внешнего контроля, торжествует принцип: если государства нет, то позволено всё. Разнузданная радикал-либеральная и националистическая пропаганда развенчала авторитет власти, разрушила государственные скрепы, обесчеловечила людей. Следствия разрушения государственности со всей очевидностью проявились в горячих точках на окраинах бывшего Союза.


Социально-политическая база режима


Кру­ше­ние СССР рез­ко уси­ли­ло влия­ние за­пад­ных стран, в осо­бен­но­сти США, на рос­сий­скую эко­но­ми­че­скую по­ли­ти­ку. В этих ус­ло­ви­ях эффективные ре­фор­мы ес­те­ст­вен­но бы­ло бы на­чать с пре­вра­ще­ния государственных предприятий в ­пол­но­цен­ные ры­ноч­ные субъ­ек­ты. По ме­ре про­ве­де­ния спра­вед­ли­вой при­ва­ти­за­ции го­су­дар­ст­во мог­ло бы предоставлять соб­ст­вен­ни­кам не­об­хо­ди­мые для ры­ноч­но­го су­ще­ст­во­ва­ния полномочия, в том чис­ле и пра­во фор­ми­ро­вать це­ны. В этом слу­чае не было бы резкого роста цен и галопирующей ин­фля­ции, не­ви­дан­но­го об­ни­ща­ния на­се­ле­ния. Логика экономических реформ в пост-тоталитарном государстве была продемонстрирована отцом экономического чуда в ФРГ Людвигом Экхардом: вначале демонополизация экономики, затем приватизация. И только по мере формирования в ФРГ рыночного сектора экономики и становления полноценных рыночных субъектов государство постепенно отменяло контроль над ценами. В частности, либерализация цен на энергоносители была проведена только к началу шестидесятых годов. Но так как в пла­ны ре­жи­ма не вхо­ди­ло соз­да­ние эф­фек­тив­ной эко­но­ми­ки и по­вы­ше­ние бла­го­сос­тоя­ния гра­ж­дан, в России сде­ла­но бы­ло всё ина­че.

«Либерализация цен» по Гайдару не имела к подлинной либерализации экономики никакого отношения. Снятие контроля государства над ценами в условиях монополистической полугосударственной-получастной экономики резко ускорило расхищение государственного капитала новым правящим слоем. Приватизация по Чубайсу оказалась распределением государственной собственности номенклатурой, представители которой по своему происхождению и профессиональным навыкам не были способны стать эффективными собственниками. Получил невиданные возможности для обогащения теневой и криминальный капитал. Это не могло не привести к длительному периоду перераспределения собственности, в ходе которого значительная часть производительных сил оказалась рассеянной и парализованной. От «народной» приватизации была отторгнута большая часть общества.

Что приобрела Россия за десятилетие радикальных экономических реформ? «Форсированная приватизация дала российскому бюджету меньше 9 млрд. долларов (это в 12 раз /!/ меньше, чем от своей приватизации получила Боливия: больше 90 млрд. долларов). Появление узкого слоя «олигархов». Обвальное падение уровня жизни миллионов россиян. Среднемесячную зарплату, равную 183 долларам США (при этом зарплата 10% работающих по найму россиян составляет 20 долларов в месяц). Падение доли оплаты труда в валовом внутреннем продукте в 2,4 раза. Теневую экономику, адекватную 25% официальной. Колоссальные межотраслевые диспропорции в зарплате (от 22 275 рублей в газовой промышленности, что в десять раз выше прожиточного минимума, до 2042 рублей в сельском хозяйстве, что почти на 200 рублей меньше прожиточного минимума). 3,5 миллиона бомжей. 1,2 миллиона уличных проституток, 5 миллионов беспризорников (больше, чем в послевоенный 1947 год). Утрату целых научных направлений в оборонной промышленности, физике, химии, биологии, археологии, истории. Угрозу депопуляции. Коррупцию, превратившуюся в серьезную угрозу национальной безопасности» (В.Н. Руденкин).

Результаты подобных «реформ» оказались бедственными. Были разрушены отечественное производство, наука, прекратилось развитие высоких технологий и воспроизводство квалифицированных кадров. Треть научных кадров – наиболее дееспособных – работает за границей. Значительная часть наиболее ценных научных разработок продана на Запад за бесценок. Всё это подрывает обороноспособность России. Россия стала источником сотен миллиардов долларов прямых и косвенных инвестиций в экономику западных стран – за счёт бегства капитала, а также невыгодного перераспределения сырьевых, человеческих ресурсов и научных разработок. Невиданное обогащение малочисленной группы не могло не привести к обнищанию большинства населения страны. Подобные «реформы» отводят России роль страны, производящей сырье и энергию, накапливающей вредные отходы, страны с бедствующим и деградирующим населением. В результате впервые после Великой Отечественной войны в России начался процесс сокращения населения – примерно миллион в год.


Что подвинуло Ельцина и его окружение на действия, несущие стране и народу новые бедствия? Основные психологические установки и профессиональные навыки Ельцина сформировались карьерой партаппаратчика. Назначение и деятельность партийного номенклатурщика мало связаны с жизненными нуждами подведомственной территории или организации, его карьера определяется законами функционирования партийно-бюрократической машины. Борьба за выживание в номенклатуре культивировала раболепие перед вышестоящими, жёсткость и грубость по отношению к нижестоящим, перманентные интриги, декларирование идеологических догм при идейной беспринципности (что позволяло быстро менять позиции по мере изменения генеральной линии партии), стремление примкнуть к господствующему клану, серость и безликость (чтобы не раздражать идеологический контроль), руководство по циркулярам сверху. Этими качествами в избытке обладал Ельцин, который, будучи вы­со­ко­по­став­лен­ным пар­тий­ным функ­цио­нером, ве­рой и прав­дой слу­жил ком­му­ни­сти­че­ско­му ре­жи­му, в ча­ст­но­сти, с эн­ту­зи­аз­мом ру­шил хра­мы в Сверд­лов­ской об­лас­ти и при­ка­зал унич­то­жить дом Ипать­е­вых, в ко­то­ром бы­ла рас­стре­ля­на се­мья им­пе­ра­то­ра Ни­ко­лая II. На Пле­ну­ме ЦК КПСС в 1988 го­ду в ответ на обвинения со стороны высшего партийного руководства Ель­цин при­знал их и по­ка­ял­ся. Опаль­ный но­менк­ла­тур­щик, проявивший раболепие и беспринципность, вы­звал жа­лость у сто­лич­ной ин­тел­ли­ген­ции и был наделен оре­о­лом му­че­ни­ка. Помимо этого он проявил безудержную жажду власти и способность к аппаратной интриге (менее всего в партийных кабинетах обучали политике как искусству управления государством).

Полная бес­прин­цип­ность про­яви­лась в по­спеш­ной сме­не ло­зун­гов. Все «демократы» сохраняли парт­би­ле­ты до тех пор, по­ка это бы­ло вы­год­но. Де­мо­кра­ти­че­ский жар­гон был ус­во­ен с та­кой же лег­ко­стью, с ка­кой со­всем не­дав­но ис­поль­зо­ва­лась ком­му­ни­сти­че­ская ри­то­ри­ка. Соз­на­ние же и по­ли­ти­че­ские ин­стинк­ты ос­та­лись боль­ше­ви­ст­ски­ми: до ос­но­ва­ния всё раз­ру­шить, что­бы стро­ить оче­ред­ную уто­пию, кто не с на­ми, тот про­тив нас… На этом Ель­цин обо­шел сво­его ос­нов­но­го кон­ку­рен­та – более нравственного Горбачёва, ко­то­рый не ре­шал­ся яв­но иг­но­ри­ро­вать дей­ст­вую­щие за­ко­ны и ма­ни­пу­ли­ро­вать Кон­сти­ту­ци­ей. Ельцин побеждал политических оппонентов, нанося неожиданные удары, вербуя противников, попирая нравственные и правовые нормы, проявляя мелочную мстительность. Но каждая его победа – это очередной удар, разрушающий Россию.

После развала СССР команда Ельцина приступила к созданию социальной и политической базы нового режима. Из возможных вариантов экономической реформы был выбран тот, который наиболее способствовал формированию класса избранных – верной опоры режима. Новая правящая номенклатура сложилась из альянса «бывших» – партийно-комсомольского актива и новоявленных «демократов». Гу­бер­на­то­ры и «пред­ста­ви­те­ли» всех ран­гов начали создавать ком­мер­че­ские струк­ту­ры, по­лу­чаю­щие че­рез них же льгот­ные ус­ло­вия, «от­пи­сы­ва­ть» на род­ст­вен­ни­ков и близ­ких зем­ли и не­дви­жи­мость. В слой из­бран­ных по­па­да­ют и те ком­мер­че­ские струк­ту­ры, ко­то­рые при­ни­ма­ют ус­ло­вия кор­рум­пи­ро­ван­ной свя­зи с но­вой но­менк­ла­ту­рой. В так на­зы­вае­мом рын­ке серь­ез­ный пер­во­на­чаль­ный ка­пи­тал мож­но бы­ло по­лу­чить толь­ко че­рез централизованно-бюрократические свя­зи: пар­тий­ные или ком­со­моль­ские день­ги, льгот­ные кре­ди­ты, ли­цен­зии на рас­про­да­жу при­род­ных ре­сур­сов, рас­пре­де­ле­ние за­пад­ных кре­ди­тов, до­пу­ще­ние к при­ва­ти­за­ции пред­при­ятий, не­дви­жи­мо­сти...

Ре­жим не ведёт борь­бы с ор­га­ни­зо­ван­ной пре­ступ­но­стью, чем соз­да­ет для криминального ка­пи­та­ла не­ви­дан­но благоприятные ус­ло­вия. Льви­ную до­лю при­бы­ли скры­ва­ют и ком­мер­че­ские тор­го­вые струк­ту­ры. Ещё одна груп­па, вхо­дя­щая в слой из­бран­ных, – пред­ста­ви­те­ли за­ру­беж­но­го аван­тю­ри­сти­че­ско­го ка­пи­та­ла. Для ин­ве­сти­ций со­лид­но­го ка­пи­та­ла в про­из­вод­ст­во ус­ло­вий не соз­да­ет­ся. Эко­но­ми­ка ис­кус­ст­вен­но за­дер­жи­ва­ет­ся на эта­пе тор­го­во­го и фи­нан­со­во­го ка­пи­та­ла, ко­гда са­мо­убий­ст­вен­ны вся­кие ин­ве­сти­ции в про­из­вод­ст­во. Зо­на сверх­при­бы­лей – это тор­го­вые и фи­нан­со­вые спе­ку­ля­ции, осо­бен­но вы­год­ные при за­ру­беж­ном уча­стии.

Таким образом, логика и направленность экономических «реформ» диктовались шкур­ны­ми ин­те­ре­са­ми пра­вя­щей элиты. Из­бран­ные стремятся к тому, что­бы при­ня­тые ме­ры бы­ли бы­ст­ры­ми и не­об­ра­ти­мы­ми. Псевдолиберальной риторикой прикрывается дея­тель­ность по гран­ди­оз­но­му рас­хи­ще­нию на­цио­наль­но­го дос­тоя­ния уз­кой груп­пой за счёт не­ви­дан­но­го по тем­пам и мас­шта­бам об­ни­ща­ния боль­шин­ст­ва. При­пав­шие к этой кор­муш­ке бу­дут за­щи­щать ре­жим все­ми си­ла­ми. Та­ким об­ра­зом, слой из­бран­ных объ­е­ди­нен стремлением к безудержному обо­га­ще­нию и бесконтрольной вла­сти.

В при­бли­жен­ные до­пу­ще­на пред­ва­ри­тель­но обез­до­лен­ная ин­тел­ли­ген­ция – за про­па­ган­ди­ст­ское оп­рав­да­ние ре­жи­ма. Жур­на­ли­ст­ский кор­пус – за ра­бо­леп­ную служ­бу – на сы­тых хле­бах. Но часть гу­ма­ни­тар­ной «эли­ты» про­да­лась за пра­во по­ка­зы­вать ку­киш не в кар­ма­не, а на глазах у всех, за «сво­бо­до­мыс­лие на те­мы сек­са и про­чей не­по­ли­ти­че­ской ми­шу­ры» (фраза из газеты того времени). Мно­гие – за сво­бо­ду рук в ла­воч­ном биз­не­се: сда­че в арен­ду пло­ща­дей му­зе­ев, те­ат­ров, биб­лио­тек, при­об­щен­ии к все­об­щей тор­га­ше­ской одер­жи­мо­сти. Режим стремится привлечь на свою сторону молодежь - культивированием безответственного образа жизни. По признаку верности фильт­ру­ет­ся ру­ко­во­дство си­ло­вых струк­тур.