Борис Акунин Детская книга

Вид материала

Книга

Содержание Что? где? когда? Кое-что проясняется, но от этого не легче

Подобный материал:

• Новая детская книга, 275.28kb.
• Борис акунин пелагия и красный петух том 2 стр, 5789.1kb.
• Анна Борисова Анна Борисова, 219.92kb.
• Борис Акунин "Новый Мир", 630.14kb.
• Литература во второй половине 2011г. Акунин, Б. Смерть на брудершафт. Операция «Транзит», 182.51kb.
• Контрольная работа по предмету детская литература для студентов озо специальность 050146, 34.41kb.
• Андюсев Борис Ермолаевич Драпаков Сергей Владимирович, Калякина Надежда Васильевна, 701.13kb.
• В. Г. Белинский и К. И. Чуковский о детской литературе   В. Г. Белинский критик и теоретик, 292.59kb.
• Борис Орлов Алексей Махров Вставай, Россия! Десант из будущего Господа из завтра., 3250.79kb.
• Борис Сичкин я из Одессы! Здрасьте!, 3255.86kb.

Что же делать? Что делать?

Вдруг вспомнились слова профессора: хроно-дыры особенно часты на старых кладбищах.

Ластик вынул из-за пазухи унибук, открыл. Шепнул: "Хронопоиск!" По экрану поползла

зеленая линия. Остановилась, порозовела, но совсем чуть-чуть. Значит, маленький диаметр, не

годится.

Снова нажал. Линия остановилась опять, и теперь налилась густым красным цветом. Есть!

Где-то очень близко, у правого края церковной стены.

Не сводя глаз с дисплея, Ластик пополз в том направлении.

- Эрастик, отзовись, - мурлыкал Дьяболини. - Теперь никуда не денешься. Я ведь тебя

предупреждал, со мной шутить не надо.

Перед старинным, осевшим в землю памятником в виде каменного гроба, луч ярко

замигал.

- Ага, кого я вижу! - воскликнул маэстро с противоположного края погоста. - Чей это

там торчит затылок? Никак мой верный ученик Эраст! Спешу к тебе, лапушка!

Где же, где она, эта чертова хронодыра?

Сунув унибук обратно за пазуху, Ластик полз вокруг могилы.

С одного конца земля под надгробием была провалена. Из дыры пахло сыростью и

плесенью. Неужели придется туда лезть? Жуть какая!

Эх, не до колебаний! Ластик, зажмурившись, полез головой в нору. Кое-как протиснулся,

но дальше двигаться было некуда. И, главное, ничего такого не произошло.

- Ишь, куда забился, - сказал маг - такое ощущение, что прямо над головой. -

Молодец, что сам в могилу лег. В ней и останешься. Я свое слово держу. Алмаз по-хорошему

отдашь, или тебя ножиком в пятки потыкать?

Дернувшись от ужаса, Ластик попытался подтянуть ноги. Земля под локтями осыпалась, и

он провалился глубже. Но несильно - может, на каких-нибудь полметра. От мага это спасти не

могло. Протянет руку и запросто достанет. Неужели всё кончится вот так, в кромешной тьме, с

запахом сырой земли в ноздрях?

В этот миг Ластик услышал мужские голоса - не один, больше. И погуще, чем у маэстро.

Наверно, кто-то вышел из церкви. Какое счастье!

Заерзав, полез из могилы ногами вперед. А то уйдут, и оставайся тут наедине с Дьяболо

Дьяболини!

Но что они подумают? Что он могилы обворовывает? За такое по головке не погладят.

Ластик замер в нерешительности.

И услышал, как наверху, прямо над ним, сказали:

- Зри, Клюв, кабы немчин? Порты бархат, чулочки червен шелк. Горазд будет иль как?

Это про меня, догадался Ластик. Увидели. Это я "немчин". Как чудно говорит. Наверно,

священник.

- Горазд, всяко горазд, - ответил другой голос, гнусавый. - Волос-то черен, гли, яко

велено. Давай, Митыиа, подмогай.

Схватили Ластика за щиколотки, выволокли. Он лежал ничком, сомневался - говорить

что-нибудь или погодить. На всякий случай пока прикидывался, будто мертвый.

- Немчин и есть, - проговорил человек со странным именем "Митьша". - Ишь, ворот

кружавчиком. Нутко, ворочай.

Ластика взяли за плечи, перевернули на спину. Он подглядел через ресницы - и

закоченел.

Над ним склонилась страшная косматая харя с черным клювом вместо носа, а выше

полыхало багровое адское пламя.


ПОЗАВЧЕРА

ЧТО? ГДЕ? КОГДА?

Позади клювастого маячил еще один, но его Ластик разглядеть не успел, потому что

поскорей опять зажмурился.

Господи, что ж это такое? Где он? В какой эпохе?

И чего хотят от него эти кошмарные существа? Как странно они говорят - вроде

по-русски, а вроде бы и нет.

- Посвети-кось.

Лицу стало жарко. Совсем рядом потрескивал огонь, сквозь веки просвечивало багрянцем.

Тот, что велел посветить, сказал:

- Гли, ликом бел, пригож, недырляв.

В другой ситуации Ластик, возможно почувствовал бы себя польщенным, но не сейчас.

- Росток не велик ли? - засомневался страшный Клюв. - Сказано аршин да

двунадесять вершков. Ну как кошачья рожа вдругорядь забранится?

- Гожий мертвяк, влачим, - решил Митьша (похоже, он тут был главный). - Поспевать

надоть. Луна на ущербе, свет скоро.

Ластика подхватили с двух сторон, положили на жесткое, прикрыли рогожей. В нос

шибануло чем-то таким пахучим, что он едва не расчихался.

Подняли, понесли. Теперь бы и подглядеть, что вокруг, но накрыли Ластика на совесть, с

головой - ничего не видно. Пришлось, как пишут в романах, обратиться в слух.

Слух снабжал информацией скупо.

Звук шагов. Судя по чавканью, шлепают по грязи.

Фр-р-р-р! - фыркнуло у Ластика над самой головой.

- Но, дура, балуй!

Ага, лошадь.

Кинули на мягкое, пахучее, немного колкое. Сено. Поверх рогожи накрыли еще чем-то -

вроде мешковиной.

- Пошла!

Скрипнули колеса, копыта зачавкали по грязи.

- Чудно, - прогнусавил Клюв. - Немчина поганого схоронили на хрестьянском

погосте.

Митьша ответил:

- Без домовины сунули, яко пса. Сказывали, на Немецкой слободе мор язвенный.

Подкинули втай, басурманы. Ярыжек моровых страшатся.

- Митяй, а на нас-от язва с мертвяка не кинется?

- Милостив Господь. Коту энтому смердячему про то, откель сволокли, молчок - в

ворота не попустит.

Всё это было малопонятно и очень тревожно. Ластик потихоньку приподнял край рогожи

- посмотреть, что вокруг, однако почти ничего не увидел. Темнотища. Лужа блестит, большая.

Какой-то забор из заостренных бревен. С той стороны громко залаяла собака.

- Митьша, рогатка! Вертать али как?

- Не робей, дери бороду выше. Спереди крикнули, басом:

- Стой! Кто таки? Не тати ли? Куды едетя до свету?

И лязгнуло железо. Телега остановилась. Митьша важно ответил:

- На Ваганьков рогожи везем, на подворье князь-Василья, ближнего государева боярина.

- Василья Ивановича? Старшого Шуйского? Ну поди, поди, - разрешил бас.

Противно заскрипело дерево, телега качнулась, покатила дальше.

Копыта застучали суше и звонче - повозка ехала уже не по земле, а по деревянному

настилу.

Клюв с Митьшей между собой больше не разговаривали, только время от времени

вздыхали. Ластик же лежал и всё гадал: какой это у них тут год? "Боярин", "подворье". Достать

бы унибук, да пошевелиться страшно. Эти люди принимают его за покойника. И пускай. А там

видно будет. Холодно было, градусов десять. Если б подвигаться, Ластик, может, и согрелся

бы, а так совсем закоченел.

- Вона, терем-от, - произнес гнусавый после долгого молчания. - Слава те, Исусе.

- Гли, Клюв. Не сбреши, что немчин на погост подкинутый, - напомнил Митьша.

Второй пообещал:

- Рта не растворю. Ты сам с им. Боюся я его, змеиного ока.

Постучали по деревянному - наверное, в ворота: два раза, потом еще три, негромко.

- Отворяй, Ондрей Тимофеевич! Томы, Митьша с Клювом! Добыли что велено!

Заскрежетали тяжелые створки. Мягкий, врастяжку голос спросил:

- Нут-ко, борзо, борзо. Псам я сонного зелья дах, не забрешут. Берите, за мной несите.

Да сторожко вы, бесы. Аще узрит кто.

Ластика вынули из телеги, куда-то понесли.

Он и в самом деле был ни жив, ни мертв - дело шло к развязке. Сейчас выяснится, за

какой такой надобностью "немчина" из могилы вытащили. Главное, как с этими митьшами

объясняться? Они, наверно, и языка-то нормального не понимают.

Что будет, что будет?

Под ногами несущих скрипели деревянные ступени, пахло чем-то кислым, незнакомым, и

еще свечным воском, как на Новый Год.

- В малу камору, - приказал Ондрей Тимофеевич - очевидно, тот самый "кот

смердячий" и "змеиное око". - Дверь узка, не оброните... Годите мало, посвечу... Чего зенки

вылупили? В домовину его. Глава - туда, ноги - туда.

Снова эта непонятная "домовина".

Ластика положили на жесткое, по бокам вроде как бортики, высокие. Глаз он не открывал

- ни-ни. Понимал, что сейчас его снова станут рассматривать.

Так оно, похоже, и было.

Потрескивала свеча, Митыпа с Клювом переминались с ноги на ногу. "Змеиное око"

молчал.

- Горазд отрок, вельми горазд, - не выдержал Митьша. - Зри, Ондрей Тимофеевич: и

волос черен, и личико бело, а леп-то, леп, яко ангел Божий.

- Пошто немчин? - спросил боярин. - Откелева? Ты ответь, безносый. Созоровали,

душу живую порешили? Заказывал ведь того не делати!

Было слышно, как Клюв шумно сглотнул.

- Дак... На улице он... На улице валялся. Вот те крест святой!

- Ладно. Не мое то дело. Никто не сведал?

- Никто. Хошь на святу икону побожусь! - пришел на помощь Клюву Митыпа.

Воспользовавшись этой дискуссией, Ластик позволил себе приоткрыть один глаз.

Низкий дощатый потолок, бревенчатые стены.

Комнатка, совсем маленькая. В стене напротив светится прямоугольник - дверца. По

краям, вдоль стен, лавки. И сам он тоже лежит на лавке, в каком-то ящике.

Мамочки! Это же гроб! Так вот что такое "домовина"...

Осторожно покосившись в сторону, Ластик рассмотрел тех троих.

Страшные, кого он мельком видел на кладбище, были одеты в рванье, на ногах

залепленные грязью лапти. Митыпа невысокий, всё время кланяется. Лица не разглядеть -

стоит спиной. Второй мужик долговяз, костляв, весь зарос черными волосами, а на носу у него

повязка, из-за чего тогда, при свете факела, и показалось, будто это клюв. Отсюда же, надо

понимать, и прозвище.

Но главный интерес сейчас, конечно, представлял собой третий - ясно было, что судьба

Ластика будет зависеть именно от этого человека.

В руке он держал канделябр с тремя горящими свечами, близко к лицу, поэтому видно его

было хорошо.

Ох и не понравился Ластику смердячий кот Ондрей Тимофеевич!

Был он не то чтобы сутул, а будто присжат, словно пружина, в любой миг готовая

распрямиться. Не поймешь какого возраста - на гладком лице торчали перышками два жидких

уса. С губ не сходила ласковая улыбка, но круглые глаза смотрели холодно, и в самом деле,

по-кошачьи. Голос тоже был кошачий - мурлыкающий, негромкий.

- Ныне привлакли отрока годящего, - сказал он и облизнулся. - Не то что даве. Рубль

с полтиною дам, ако сговорено.

Маленькая, но, видно, сильная рука поглаживала эфес кинжала, что торчал из-за

широкого переливчатого пояса. Там же, крест-накрест, был засунут и еще один. Рукоятки у

обоих кинжалов были в виде змеиных головок.

Одет Ондрей Тимофеевич был нарядно: красные с серебряными разводами сапоги,

узорчатый кафтан (или как он называется - такой длинный пиджак до колен, с наполовину

разрезанными рукавами). А череп у него был совсем голый, то ли лысый, то ли обритый.

- Благодарствуем, а токмо прибавить бы, - поклонился Митыиа. - Ить три раза на

ночную страсть хаживали. Што страху-то бысть. Ажбы спымали бы? За ведовство ныне огнем

жгут.

- Мели языком! Како-тако ведовство? - прищурился человек-кошка, и глаза блеснули

опасным желтым пламенем. - Ты что, грибов поганых оелся?

Оба мужика согнулись до самого пола, распрямились, снова согнулись - прямо как на

физзарядке.

- Сглупа ляпнул, прости, боярин, - перепуганно заблеял Митьша, и Клюв повторил:

- Прости, боярин.

- Аз не боярин, убогий слуга его княжеской милости, - смиренно ответил

желтоглазый. - Инда ладно, Христос с вами. Надбавлю полтинку, аще убо и в Писании речено:

"Коемуждо по делом его". А заради вашего утруждения усердного еще романеи поднесу, вина

заморского.

Понимать его речь было еще трудней, чем разговоры Митьши и Клюва, но общий смысл

Ластик уловил: человек этот служит князю (должно быть, тому самому Василию Ивановичу как

его - Шаинскому, Шиловскому, что-то в этом роде); "отроком" он остался доволен и готов

заплатить лишние пятьдесят копеек. Вообще-то недорого, даже по меркам 1914 года, не говоря

уж про 2006-ой. Когда же все-таки происходит эта странная ночная история, в каком хоть веке?

Что до Петра Первого, это точно...

"Убогий слуга", бесшумно ступая, выскользнул в низкую дверь, и мужики остались одни.

- Два тинника, а? - прошептал Клюв, толкнув товарища локтем. - Седни гульнем,

Митьша!

Тот зашикал: тихо, мол. Подсеменил к двери, выглянул, но тут же попятился обратно. В

комнатку уже входил Ондрей Тимофеевич с серебряным подносом в руках. На подносе кроме

подсвечника стоял неуклюжий глиняный штоф, две чарки и миска.

- Пейте, голуби, - промурлыкал Кот Котович. - То вино боярское, сладкое, не про

холопьи глотки варено. Рыжиком соленым закусите и ступайте с Богом.

- А деньги? - встрепенулся Митыиа. Ондрей Тимофеевич потряс кожаным кошелем, в

котором звякнуло.

- Обрящете, не мнись. Только зрите у меня, шпыни, чтоб без блазну. На устах запор, не

то под топор.

"Шпыни" истово закрестились, забожились - клялись, что будут молчать "яко рыбы

водно-сущи" и "яко могилы зарыты".

Человек с желтыми глазами согласно покивал - мол, ладно-ладно, верю. Налил каждому

полную чарку. Мужики с поклоном взяли.

- Ради твово благоздравия. - И, разом запрокинув лохматые башки, выпили.

- Ух, духовита боярская брага, - с чувством сказал Митына, обтерев губы рукавом. -

Спаси тя Господь, добр человек.

Причмокнул, потянулся за рыжиком, но гриб вдруг выскользнул у него из пальцев.

Митыиа жалобно всхрапнул, схватился руками за горло.

- Клюв, Клювушко... - просипел он и попытался ухватиться за плечо напарника. Но

тому тоже было плохо.

Безносый уронил чарку на пол, сложился пополам и тихо, монотонно заойкал.

Ластик раскрыл глаза пошире. Чего это они?

Оба мужика осели на пол, будто их перестали держать ноги. А бритоголовый нисколько

не удивился. Смотрел, как те двое корчатся - и ничего. Даже зевнул, прикрыв красногубый

рот ладонью.

- Ду...ше...губ, - выдохнул Митьша. - Зельем... опоил...

Чем-чем? Каким еще зельем?

- Околевайте скорее, псы, - лениво молвил Ондрей Тимофеевич. - Томно ждать.

Отравил! - дошло наконец до Ластика. По-настоящему, ядом!

Шестиклассник так и вжался затылком в жесткое изголовье.

Неужели совсем-совсем отравил, насмерть?!

Похоже, что так.

Несчастные "шпыни" корчились на полу, разевали рты, но звуков уже не издавали -

должно быть, голосовые связки парализовало ядом.

Чтобы не видеть этого жуткого зрелища, не смотреть, как позевывает хладнокровный

убийца, Ластик закрыл глаза.

Ну, гад! Вот так, запросто, из-за мешочка с монетами, убил двух живых людей!

Мамочки, зачем этому отморозку понадобился черноволосый и белолицый мертвец? Для

каких ужасных дел? А когда узнает, что "отрок" жив? Что будет тогда?

Раздался непонятный шорох.

Ластик приоткрыл глаз и увидел, что злодей ногами перекатывает бездыханное тело под

лавку напротив, запихивает поглубже. То же он проделал и со вторым трупом.

Теперь возьмется за меня, задрожал Ластик. И уж готов был выскочить из гроба, кинуться

за дверь, а там будь, что будет.

Но преступник даже не взглянул в его сторону.

Сладко потянулся, захрустел суставами. Затем взял с лавки поднос и вышел вон, прикрыв

за собой створку.

В комнате стало темно и до того тихо, что Ластик услышал, как клацают его собственные

зубы.

КОЕ-ЧТО ПРОЯСНЯЕТСЯ, НО ОТ ЭТОГО НЕ ЛЕГЧЕ


В каморке было холодно, и Ластик совсем замерз, но зубы у него стучали не от озноба -

от потрясения. Шестиклассник раньше только по телевизору видел, как убивают людей, но то

ведь понарошке, не по-настоящему. А тут совсем рядом лежат два мертвеца. Два человека,

которые еще пять минут назад были живы...

Но трястись и ужасаться сейчас было некогда. В любой момент с самим Ластиком могло

произойти то же самое.

Он приподнялся и увидел в темноте маленькую яркую точку, светившуюся посреди

противоположной стены. Дырка?

Хватит дрожать, приказал себе Ластик. Надо что-то делать - пока не вернулся убийца.

Первым делом проверил Райское Яблоко. Слава Богу, на месте.

Потом залез на лавку и подсмотрел в дырку.

Комната. Большая. Стены обиты тканью с узорами. Большой стол, около него резное

кресло и несколько массивных табуретов. Подсвечники. Людей не видно.

Ладно.

Теперь самое время получить ответы хотя бы на самые насущные вопросы.

Он сел на скамью, вытащил из-за пазухи уни-бук, раскрыл на 78 странице и шепнул:

- Календарь!

На дисплее высветилось странное:

7113 год, неделя жен-мироносиц.

А?!

Что за год такой? Неужели это далекое будущее? Непохоже.

Правда, в одном фантастическом романе Ластик читал, как на Земле произошла

катастрофа, от которой цивилизация погибла, а немногие уцелевшие позабыли все

научно-технические достижения, и человечество начало развиваться заново: сначала

первобытное общество, потом рабовладельческое, за ним феодальное и так по полной

программе.

- Не понял, - сказал Ластик унибуку. - Как это 7113-ый? И причем тут жены?

Экран мигнул, дал подробную справку.

В старой Руси летоисчисление велось не от Рождества Христова, а от Сотворения Мира,

которое, согласно расчетам средневековых богословов, произошло за 5508 лет до Рождения

Христа. Эта система летоисчисления использовалась в Византийской империи начиная с 6 века

и позднее утвердилась на восточнославянских землях. С 1 января 1700 года, по указу Петра I,

Россия перешла на хронологию по европейскому образцу.

До 17-18 веков в Европе не существовало единой договоренности о том, с какого числа

начинается отсчет нового года. Например, в России в 9-15 веках год начинался 1 марта, а в 1492

- 1699 г. г. - 1 сентября. День обычно определяли по церковному календарю.

Неделя жен-мироносиц (мироносицкая неделя) - третья неделя после Пасхи, в

продолжение которой чествуются женщины, приносившие благоуханное миро к гробу Иисуса

Христа.

- Про Новый год и про жен ясно. Но какой год сейчас по-нормальному? И число? Ну,

если не по-церковному? - нетерпеливо спросил Ластик.

Точное время: 4 часа 59 минут 11 секунд 13 апреля (по западному календарю 23 апреля)

1605 года.

Четыреста лет назад - вот куда, оказывается, закинула хронодыра шестиклассника

Фандорина!

Он попытался вспомнить, что там такое происходило в начале 17 века. Этот период они в

школе еще не проходили. Во Франции три мушкетера, а у нас-то что? В 4 классе читали

"Рассказы по истории отечества". Кажется, кто-то с кем-то воевал. Наши с поляками, точно.

Минин и Пожарский, Иван Сусанин. Или это позже было? Эх, попасть бы сюда

семиклассником - всё бы про 17 век знал!

Хотел Ластик задать унибуку следующий вопрос, но в это время из-за дверцы донеслись

голоса.

Один был уже знакомый, мурлыкающий. Второй - неторопливый и какой-то мокрый,

будто человек собирается отхаркнуться, да никак не соберется.

Слышалось каждое слово, только вот смысл был малопонятен.

- Пожалуй-ста, князь-батюшко, сам узришь.

- Годи, Ондрейка, годи.

Вон оно как! Убийца называет собеседника "князем-батюшкой", а тот его попросту,

"Ондрейкой". Выходит, этот мокроголосый и есть главный!

- Речешь, годящ отрок-то? - сказал князь. - Собою личен, не смердяч?

Это про меня, сообразил Ластик и спохватился - ведь можно включить режим перевода!

Шепнул в унибук: "Перевод", и почти сразу по дисплею поползли строчки:

- Говоришь, мальчик подходящий? Хорош собой, не протух?

- По-моему, то, что нужно. Да ты, Василий Иванович, сам посмотри.

Василий Иванович! Значит, хозяин дома, тот самый, на букву "Ш".

- Не подгоняй. Дай собраться с мыслями. Раздался скрип - это князь, наверное, уселся.

- Ох, рискованное дело мы затеяли, Ондрейка. Унибук подчеркнул имя и разразился

обстоятельным комментарием : "б допетровской Руси обращение старшего к младшему в

уменьшительной форме не имело оскорбительного или фамильярного оттенка, поэтому

правильнее было бы перевести "Ондрей".

- А куда деваться? С каждым днем вор(Точное значение этого термина вне контекста

непонятно; слово "вор" часто употреблялось не в значении "человек, незаконным образом