Предисловие

Вид материала

Монография

Содержание Глава xi миф и действительность 84. Друзья и недруги великой степи

Подобный материал:

• Содержание предисловие  3 Введение, 2760.07kb.
• Томас Гэд предисловие Ричарда Брэнсона 4d брэндинг, 3576.37kb.
• Электронная библиотека студента Православного Гуманитарного Университета, 3857.93kb.
• Е. А. Стребелева предисловие,, 1788.12kb.
• Breach Science Publishers». Предисловие. [3] Мне доставляет удовольствие написать предисловие, 3612.65kb.
• Том Хорнер. Все о бультерьерах Предисловие, 3218.12kb.
• Предисловие предисловие petro-canada. Beyond today’s standards, 9127.08kb.
• Библейское понимание лидерства Предисловие, 2249.81kb.
• Перевод с английского А. Н. Нестеренко Предисловие и научное редактирование, 2459.72kb.
• Тесты, 4412.42kb.

ГЛАВА XI

МИФ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ

83. ПАМЯТЬ И ИСТИНА

То, что науке свойственно развиваться - общеизвестно, но как она развивается, ясно далеко не всем. Обыватель, без профессиональной подготовки, полагает, что основой знания является его личная память: чем больше он запомнил, тем он ученее. А так ли это? Никто не запомнит всего, что он в жизни видел. Это невозможно, не нужно, и даже вредно, так как в поле зрения наблюдателя попадаются объекты важные и мелкие, приятные и досадные, воспринятые правильно или искаженно, сохранившиеся полно или отрывочно Все это неизбежно мешает построить адекватную картину происходившего и оставляет, после процесса воспоминания, только впечатление, а отнюдь не знание.

Но это еще не самая большая беда Наблюдатель всегда видит реальные вещи - феномены, но не соотношения между ними, он наблюдает элементы систем, а не системные связи, которые, как известно, составляют основу любого феномена, особенно при быстром его изменении Так, мы считаем горы вечными, потому что геологические процессы относительно человеческой жизни идут медленно, а жизнь насекомых эфемерной, но в обоих случаях мы неправы. Любая системная целостность развивается во времени, и нет ничего неизменного, хотя личная память фиксирует только моменты, -создавая аберрацию их стабильности. А это создает заведомую ошибку. Значит, только помнить мало. Надо еще думать!

Но бывает хуже: запоминается не наблюденный факт, а свое ошибочное восприятие. Иными словами: не то, что было, а то, что показалось. И нет способов проверки, кроме одного: приемов исторической критики. А это скорее антипамять, однако она дает неплохие результаты, помогая отделить достоверную информацию от сомнительной и заведомо ложной. В древности искусством проверки не обладали; аутентичный текст принимали на веру. Так и родились мифы об Атлантиде, Шамбале, амазонках, морских змеях и, как ни странно, о народах нашей страны.

Беды, порожденные мифами, т.е. предвзятыми мнениями и переходящими ошибками, неисчислимы. Одна из главных заслуг Науки в ее способности вскрывать застарелые предубеждения, никогда не доказанные и как будто не требующие доказательств. Это значит, что Наука уничтожает ошибки Памяти, а когда она не в силах это осуществить, то торжествует Ложь и течет кровь.

Каждого русского человека, знакомого с историей международных отношений за последние триста лет, неизменно приводило в изумление то отношение к России, которое в странах Западной Европы считалось вполне естественным и даже единственно возможным: недоброжелательное и несколько пренебрежительное. Ведь даже в Париже, в школе восточных языков, фигурировал русский, и выражение "поскреби русского и найдешь татарина" было как бы не требующим доказательств. А отношение к "татарам", под которыми подразумевались все кочевники Великой степи, было почему-то отрицательным. Их не то чтобы не уважали, но ставили ниже китайцев, индусов и арабов, не задаваясь даже вопросом: а за что им такая немилость? И это отношение распространялось на русских, причем очень давно: со времен Ивана Грозного и Алексея Михайловича.

Конечно, такое настроение ведущих социальных слоев Западной Европы было несправедливым, научно необоснованным и попросту предвзятым, но сам этот факт был в аспекте мировой политики отнюдь не безразличен. Давление общественного мнения на решения правительств всегда имеет значение, даже если это "мнение" глубоко ошибочно. Еще Пушкин посвятил два стихотворения опровержению той странной антипатии, которую проявили "клеветники России" в 1830 г. во время польского восстания. Но ведь и до этого, при освобождении Украины в 1648 г. или во время Ливонской войны XVI в. было то же самое. Очевидно, это не случайно. У такого стойкого заблуждения должны быть глубокие причины.

Однако поиск корней "черной легенды" о неполноценности русских и "татар" увел бы нас далеко в сторону от главного сюжета нашего исследования. Отметим другое, весьма характерное с точки зрения этнологии: неявное отождествление в глазах не только средневековых западноевропейцев, но и китайцев - народов России и Монголии, сливавшихся для них в нечто целое, хотя раздробленное и неосязаемое. Иными словами, категория "суперэтнос" была для средневекового наблюдателя не абстракцией, а очевидностью. Следует добавить, чтобы не погрешить против истины, что и в мусульманских странах родство тюрок и славян представлялось не требующим доказательств. Так считал, в частности, и величайший историко-географ из Туниса -автор первой этнологической концепции - ибн-Хальдун [440]. А раз так, то естественно задаться вопросом: что же сближало степных и оседлых предков нашей страны еще задолго до добровольного вхождения "под власть белого царя" калмыков и казахов и что делало для них одинаково чуждыми "Поднебесную" и католическую Европу - цивилизованный мир. Может быть, эта близость - продукт воображения иноземцев, а может быть, - закономерная и устойчивая взаимная симпатия двух суперэтносов? Без этнологии, видимо, не обойтись.

84. ДРУЗЬЯ И НЕДРУГИ ВЕЛИКОЙ СТЕПИ

Суперэтнос, условно названный нами "хуннским", включал не только хуннов, сяньбийцев, табгачей, тюркютов и уйгуров, но и многие соседние этносы иного происхождения и разнообразных культур. Мозаичность этнического состава отнюдь не препятствовала существованию целостности, противопоставлявшей себя иным суперэтносам: Китаю древнему (IX в. до н.э. - V в. н.э.) и Китаю раннесредневековому - империи Тан (618-907 гг.), Ирану с Тураном (250 г. до н.э. - 651 г. н.э.), халифату, то есть арабо-персидскому суперэтносу, Византии (греко-славянской) и Западной романо-германской Европе; особняком стоял Тибет, который в сочетании с Тангутом и Непалом тоже следует рассматривать как самостоятельный суперэтнос, а не периферию Китая или Индии. Все эти суперэтнические целостности взаимодействовали с циркумкаспийской Евразией (Великой степью), но по-разному, что весьма влияло на характер культуры и вариации этногенеза как степных, так и окрестных суперэтносов. В чем было различие этих контактов? Решить поставленную задачу традиционными приемами столь же просто, как и бесплодно. Можно перечислить все войны и мирные трактаты, а также межплеменные распри, что, кстати, уже сделано, но это будет описание ряби на поверхности океана. Ведь воюют государства, то есть социальные целостности, а не этносы, которые являются звеньями геобиоценозов, вследствие чего они боле консервативны. Войны часто идут внутри этнической системы, а с чужаками сохраняют "худой мир", который не всегда лучше "доброй ссоры". Поэтому целесообразно избрать иной путь. Комплиментарность - вот та база, на которой не просто проходят, но осуществляются судьбы взаимодействующих этносов и суперэтносов, а иногда и отдельных персон. Уточним сие понятие.

Положительная комплиментарность - это безотчетная симпатия, без попыток перестроить структуру партнера; это принятие его таким, каков он есть. В этом варианте возможны симбиозы с попытками перестроить структуру объекта, либо уничтожить ее: это нетерпимость. При этом варианте возможны химеры, а в экстремальных коллизиях - геноцид. Нейтральная -это терпимость, вызываемая равнодушием: ну и пусть его, была бы только польза, или хотя бы не было вреда. В этом случае чаще всего идет либо потребительское отношение к соседу, либо игнорирование его. Этот вариант характерен для низких уровней пассионарного напряжения. Комплиментарность - явление природное, возникающее не по приказу хана или султана и не ради купеческой прибыли. То и другое может, конечно, корректировать поведение контактирующих персон, руководящихся соображениями выгоды, но не может изменить искреннего чувства, которое, хотя на персональном уровне и бывает столь разнообразным, как индивидуальные вкусы, но на популяционном - приобретает строго определенное значение, ибо частые уклонения от нормы взаимно компенсируются. Поэтому установление взаимных симпатий и антипатий между суперэтносами правомерно. Здесь возможен единственный путь исследования: широкое обобщение. Легче всего запутаться в мелочах и потерять нить Ариадны - единственное, что может вывести из лабиринта противоречивых сведений, вариаций и случайных совпадений. Эта нить - селекция политических коллизий и зигзагов мировоззрений на персональном уровне, ибо источники составляли авторы, то есть люди, а суперэтносы -системы на три порядка выше. И если довести эмпирическое обобщение до конца, то получится неожиданный результат: примеров отрицательной комплиментарности к тюркомонголам -два; положительной - два, нейтральной - один.

Древние китайцы относились к хуннам с нескрываемой враждебностью. Это особенно четко проявилось в IV в., когда хунны, теснимые засухой, поселились в Ордосе и Шаньси, на заброшенных земледельцами иссушенных полях. Китайцы так издевались над степняками, что довели их до восстания. Так же китайцы относились к тибетцам и сяньбийцам; не щадили они и метисов, но поскольку тех было много, то они уцелели около развалин Великой стены, на границе степного и китайского суперэтносов [441].

Пассионарный толчок VI в. обострил эту неприязнь, превратив ее в вражду. Обновленные китайцы династий Бэй-Ци и Суй истребляли последних потомков степняков, а те подняли на щит династию Тан и сохранили старое племенное название - табгачи, хотя говорить стали по-китайски [442].

Империя Тан по идее, но не по фазе этногенеза, аналогична царству Александра Македонского. Как Александр хотел объединить эллинскую и персидскую культуры и создать из них единый этнос, так Тай-цзун Ли Ши-минь попытался совместить "Поднебесную", т.е. Китай, Великую степь и Согдиану, уповая на обаяние гуманной власти и просвещенного буддизма. Казалось бы, этот грандиозный эксперимент должен был удаться, так как уйгуры, тюрки и согдийцы, которых теснили арабы, готовы были искренне поддержать империю. Но китайская лояльность была лицемерной, вследствие чего династия Тан пала в 907 г., а этнос табгач бьл истреблен менее, чем за одно столетие (X в.) [443].

Но традиции пережили людей. Эстафету "Третьей силы", равно чуждой и Китаю, и Степи, подхватили на востоке кидани, а на западе, точнее в Ордосе, - тангуты. Те и другие многократно громили Китай и жестоко сражались на севере: кидани - с цзубу (татарами), тангуты - с уйгурами, "так, что кровь текла, как журчащий поток" [444].

Однако, когда пассионарный толчок XII в. вознес монголов над Азией, покоренные тангуты, кидани и чжурчжэни остались живыми подданными монгольских ханов, а уйгуры и тибетцы получили привилегии и разбогатели. Когда же победили китайцы династии Мин, тангутов не стало, а западные монголы - ойраты - еле отбились в XV-XVI вв.

Нет, нельзя считать китайцев злодеями! Они считали свою историческую миссию цивилизаторской, принимая в свой суперэтнос тех, кто был согласен превратиться в китайца. Но в случае упорства комплиментарность становилась отрицательной. Тюркам и монголам приходилось выбирать между потерей жизни и утратой души.

Иранская группа этносов: персы, парфяне, хиониты, аланы, эфталиты - все они постоянно воевали с хуннами и тюркютами, что, разумеется, их не располагало друг к другу. Исключение составляли враги сарматов - скифы, у которых хунны заимствовали знаменитый "звериный стиль" - изображение хищных зверей на охоте за травоядными, что наглядно показано открытиями П.К. Козлова и С.И. Руденко. Но, увы, детали истории столь древнего периода неизвестны.

В VI в. союзниками и искренними друзьями тюркютов стали хазары, но падение Западного тюркского каганата и переворот в Хазарии не позволили хазарам реализовать благоприятную ситуацию - победу над персами и хионитами, благодаря чему и те, и другие успели оправиться.

И тем не менее влияние персидской культуры на Великую степь имело место. Зороастризм - религия не прозелитическая, она только для благородных персов и парфян. Но манихейство, гонимое в Иране, Римской и Китайской империях и в раннехристианских общинах, нашло приют у кочевых уйгуров и оставило следы на Алтае и в Забайкалье. Высшее божество сохранило свое имя -Хормуста (отнюдь не Агурамазда), что в сочетании с другими деталями указывает на комплиментарность древних иранцев и древних тюрок. Победа арабов-мусульман сменила цвет времени, но до XI в. иранские этносы: дейлемиты, саки и таджики отстаивали свою культуру и традиции от тюркского нажима. Погибли они героически, ничем не запятнав своей древней славы: арабы и тюрки сохранили к персам глубокое уважение, поэтому счесть тюрко-персидскую комплиментарность отрицательной нет ни повода, ни основания.

Несколько по-иному сложились отношения тюрков с арабами на Ближнем Востоке. Мусульмане требовали смены веры; это в те времена означало, что Кок Тенгри (Голубое Небо) надо было называть Аллахом (Единственный). Тюрки охотно принимали такую замену, после чего занимали важные должности, если они были рабами-гулямами, или пастбища для овец, если они оставались свободными скотоводами. В последнем случае возникал симбиоз, с взаимной терпимостью и даже уважением, хотя культурные персы находили тюрков "грубыми".

Острые коллизии возникали лишь в крайних случаях, например, при подавлении восстаний зинджей и карматов, при войнах с дейлемитами и при дворцовых переворотах. Но и тут многие арабы и даже персы предпочитали тюрок сектантам и грабителям. А уж когда сельджуки загнали греков за Босфор, а куманы- мамлюки сбросили крестоносцев в Средиземное море, взаимопонимание восстановилось, и обновленный суперэтнос нашел в себе силы для самоутверждения.

Византия взаимодействовала с кочевниками двояко: 1 - на своей родине греки пользовались помощью тюркютов в VII в., печенегов - в X в., половцев - в XI-XIII вв. и 2 - на чужбине, где эмигрировавшие из Византии несториане обратили в христианство много монгольских и тюркских племен, часть оседлых уйгуров и часть хорезмийцев, а православные миссионеры крестили Болгарию, Сербию и Русь; возникал уже не сдержанный симбиоз, а инкорпорация: крещеных тюрок принимали как своих. Даже укрытые от монголов последние половцы, преданные венграми, нашли приют в Никейской империи.

Видимо, аналогичная положительная комплиментарность должна была иметь место в Древней Руси. Так оно и было, но этот вопрос подробно будет рассмотрен в специальной работе, ибо заслуживает особого внимания.

В отличие от восточных, западные христиане - католики относились к евразийским степнякам совсем иначе. Их обращение напоминает китайское, а не персидское, греческое и славянское. При этом важно, что политические конфликты между обеими суперэтносами были эпизодичны и куда менее значительны, чем войны гвельфов с гибеллинами. Просто существовало убеждение, что гунны, тюрки и монголы - грязные дикари, а если греки с ними дружат, то ведь восточные христиане "такие еретики, что самого Бога тошнит". А ведь с испанскими арабами и берберами в Сицилии европейские рыцари воевали постоянно, но относились к ним с полным уважением, хотя африканцы заслуживали его не более, чем азиаты. Оказывается, что сердце сильнее рассудка.

И, наконец, Тибет. В этой горной стране бытовали два мироощущения: древнеарийский культ Митры - бон и разные формы буддизма - кашмирская (тантризм), китайская (чан-буддизм созерцания) и индийские: хинаяна и махаяна. Все религии были прозелитическими и распространялись в оазисах бассейна Тарима и в Забайкалье. В Яркенде и Хотане утвердилась махаяна, быстро вытесненная исламом; в Куче, Карашаре и Турфане -хинаяна, мирно ужившаяся с несторианством, а в Забайкалье симпатии обрел бон - религия предков и потомков Чингиса. С христианством бон ладил, но китайские учения и монголы, и тибетцы не принимали, даже чан-буддизм. Это не может быть случайным, так что с Тибетом у степняков комплиментарность была положительной.

Как видим, проявление комлиментарности не зависит от государственной целесообразности, экономической выгоды или от характера идеологической системы, потому что сложная догматика недоступна пониманию большинства неофитов. И все же феномен комплиментарности существует и играет в этнической истории если не решающую, то весьма значительную роль! Как же его объяснить? Сама напрашивается гипотеза биополей с различными ритмами, т.е. частотами колебаний. Одни совпадают и создают симфонию, другие - какофонию; это явно явление природы, а не дело рук человеческих.

Конечно, можно игнорировать этнические симпатии или антипатии, но целесообразно ли это? Ведь здесь кроется ключ к теории этнических контактов и конфликтов, а тем самым перспективы международных коллизий; и не только III-XII вв., которыми мы здесь ограничимся.

Тюрко-монголы дружили с Православным миром, Византией и ее спутниками - славянами. Ссорились с китайскими националистами и по мере сил помогали империи Тан или, что тоже, этносу табгачей, за исключением тех случаев, когда при импреском дворе в Чаньани брали верх китайские грамотеи.

С мусульманами тюрки уживались, хотя и образовывали химерные султанаты, больше среди иранцев, чем арабов. Зато агрессию католической романо-германской Европы тюрки остановили, за что до сих пор терпят нарекания.

На этих невидимых нитях выстраивалась международная обстановка вокруг берегов Каспийского моря черед выступлением монголов. Но и после монгольских походов констелляция изменилась лишь в деталях, отнюдь не принципиальных, что может проверить любой читатель, знакомый с элементарной всеобщей историей.