Geum.ru

«Революция 1905 – 1907 гг.»

Вид материалаДокументы

Содержание


Революция 1905-1907 годов Банкетная кампания
«булыгинская» дума
Крестьянские волнения
Забастовки рабочих
Манифест 17 октября
Московское восстание
I государственная дума
Выборгское воззвание
Ii государственная дума
Третьеиюньский переворот
Подобный материал:
Министерство образования РФ

Московский Государственный Университет

Прикладной Биотехнологии


Р Е Ф Е Р А Т




НА ТЕМУ: «РЕВОЛЮЦИЯ 1905 – 1907 гг.»


Выполнила: студентка Вет.-сан. - I -9 гр.

Баркова Е. С.

Принял: доцент Дроздов С. В.


2002 год

СОДЕРЖАНИЕ:
  1. Банкетная кампания - стр. 2
  2. «Кровавое воскресенье» - стр.2-4
  3. «Булыгинская» Дума - стр.5
  4. Крестьянские волнения - стр.5-6
  5. Забастовки рабочих - стр.6
  6. Манифест 17 октября - стр.7-8
  7. Московское восстание - стр.8-10
  8. I Государственная Дума - стр.11-12
  9. Выборгское воззвание - стр.12-13
  10. II Государственная Дума - стр.13-14
  11. Третьиюньский переворот - стр.14-15
  12. Список литературы - стр.16



Революция 1905-1907 годов

Банкетная кампания


Неудачный ход русско-японской войны 1905-1907 гг. вызвал в России массовое недовольство. Различные слои и сословия общества стали предъявлять свои требования властям. Одной из первых выступила интеллигенция, добившаяся расширения гражданских свобод.

В октябре 1904 г. либеральный «Союз освобождения» выдвинул идею провести банкетную кампанию, т. е. серию ресторанных банкетов. Её начало приурочили к 40-летию судебной реформы. Такая необычная форма протеста объяснялась тем, что политические собрания тогда не разрешались властями. Но если можно запретить демонстрацию или митинг, то, как запретить ресторанные банкеты? В ноябре и декабре в 34 городах России прошло свыше 120 банкетов, в которых участвовали десятки тысяч человек.

Банкетной кампанией руководил «кулинарный комитет», занимавшийся, разумеется, далеко не только кулинарией. В застольных речах ораторы высказывались за гражданские свободы, ограничения самодержавия, требовали ввести народное представительство. Они принимали обращения с подобными пожеланиями в адрес властей. В результате в январе 1905 г., банкеты всё-таки запретили…

Одновременно с проведением банкетной кампании стали создаваться союзы, объединявшие людей интеллигентных профессий. возникли союзы адвокатов,профессоров,инженеров,писателей,врачей,учителей. Все эти союзы выражали политические чаяния образованных слоёв общества. Появилcя даже союз чиновников.

Полгода спустя, 8 мая 1905 г., на съезде в Москве 14 союзов образовали, объединённый Союз союзов возглавил всё либеральное движение интеллигенции.

”Кровавое воскресенье”

Однако брожение только среди интеллигенции, конечно, не могло стать причиной революции в стране. Поэтому началом первой русской революции считается январь 1905 г., когда в политическую борьбу вступили рабочие.

За несколько месяцев до этого священник Георгий Гапон при содействии полиции и городских властей создал в столице рабочую организацию-«Собрание русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга». Интеллигенты в её состав не допускались, что власти считали гарантией против крамолы. Но недовольство, уже охватившее самих рабочих, вскоре завершилось мощной вспышкой, совершенно неожиданной для правительства.

Поводом послужил самый заурядный случай. В декабре 1904 г. один из мастеров Путиловского завода по фамилии Тетявкин уволил четверых рабочих. Все они входили в состав ”Собрания”, которое немедленно выразило свой протест. .30 декабря директор завода принял делегацию рабочих и пообещал им, что уволят только одного из четверых. Но рабочие не согласились с таким решением, считая это ”предательством товарища”.

2 января они решили ”поддержать товарищей”, прекратив работу. На следующий день Путиловский завод, самый крупный в столице, остановился. Бастующие предъявили уже возросшие требования: повысить жалованье, установить 8-часовой рабочий день. Вначале власти отнеслись к стачке довольно спокойно,не ожидая никакой угрозы со стороны отца Георгия и его подопечных. Однако с каждым днём забастовка разрасталась, и скоро замер почти весь Петербург: бастовало до 150 тыс. рабочих. В домах отключили воду, газ, электричество; громадный город погрузился в темноту.

Г. Гапон с утра до вечера выступал на массовых собраниях, повторяя, что рабочие могут надеяться на одного лишь царя. Только государь император-человек, стоящий над классами и соловьями, - может заступиться за рабочих. Г.Гапон призывал идти мирным шествием, идти к царю и просить его о помощи. Он составил для рабочих петицию, в которой говорилось: ”Государь! Мы, рабочие и жители города С. Петербурга, наши жёны, дети и беспомощные старцы-родители, пришли к Тебе, Государь, искать правды и защиты.

Мы обнищали, нас угнетают, обременяют непосильным трудом, над нами надругаются, в нас не признают людей, к нам относятся как к рабам. Мы и терпели, но нас толкают всё дальше в омут нищеты, бесправия и невежества; нас душит деспотизм и произвол, мы задыхаемся. Нет больше сил, государь. Настал предел терпения. Для нас пришёл тот страшный момент, когда лучше смерть, чем продолжение невыносимых мук… Взгляни без гнева, внимательно на наши просьбы, они направлены не ко злу,а к добру, как для нас,так и для Тебя, Государь!”.

Вслед за этим в петиции перечислялись просьбы рабочих: освободить политзаключённых, объявить гражданские свободы, созвать Учредительное собрание и т.д. Они производили впечатление целой революционной программы, включившей основные требования интеллигенции.

“У нас только два пути,- говорилось в заключение, или к свободе и счастью, или в могилу! Укажи, Государь, любой из них - мы пойдём по нему беспрекословно, хотя бы это был и путь смерти! Пусть наши жизнь будет жертвой для исстрадавшейся России! Нам не жалко этой жертвы, мы охотно приносим её”.

На 9 января рабочие назначили мирное шествие к Зимнему дворцу, чтобы вручить петицию царю. За день до этого Г. Гапон направил письмо министру внутренних дел. “Царю нечего бояться, - писал священник.- Пусть Он выйдет как истинный Царь с мужественным сердцем к своему народу и примет из рук в руки нашу петицию. Иначе может произойти конец той нравственной связи, которая до сих пор существует между русским Царём и русским народом”.

Группа лидеров (М. Горький, А.Пешехонов и др.) также попыталась убедить власти не применять силу. Вечером 8-го января они отправились в МВД. Однако министр их не принял, его товарищ (заместитель) сказал, что уговаривать надо не правительство, а рабочих. Правительство только выполняет свои обазанности. В ночь на 11 января почти всю бывшую депутацию заключили в Петропавловскую крепость… Власти решили, что её учасники хотели образовать Временное правтельство России.

И вот наступило воскресенье 9 января. На улицы вышло около 140 тыс. чел. Рабочие шли с жёнами и детьми, празднично одетые. Люди несли иконы, хоругви, кресты, царские портреты, бело-сини-красные национальные флаги. У костров грелись вооружённые солдаты. Но никто не хотел верить, что в рабочих будут стрелять. “Утро было сухое, морозное,- вспоминал Гапон.- Я предупреждал людей, что те, которые понесут хоругви, могут пасть первыми, когда начнут стрелять, но в ответ на это толпа людей бросилась вперёд, оспаривая опасную позицию. Не смотря на сильный холод все шли без шапок, исполненные искреннего желания ведёт царя, чтобы, по словам одного из рабочих, “подобно детям”, выплакать своё горе на груди царя-батюшки”. Царя в этот день в городе не было, но они надеялись, что государь приедет, чтобы лично принять петицию из их рук.

Люди в процессиях пели молитвы, впереди двигались пешие и конные полицейские, расчищая идущим дорогу. Шествие напоминало крестный ход.

Вот одна из колонн натолкнулась на цепочку солдат, переграждавших ей путь к Зимнему дворцу. Все услышали пение рожка горниста, а вслед за этим раздались выстрелы. Упали на землю раненые и убитые… Один из полицейских офицеров, сопровождавших шествие воскликнул: “Что вы делаете? Почему вы стреляете в религиозную процессию? Как вы смеете стрелять в портрет государя!?”. Грянул новый залп, и на землю упал и этот офицер… Под выстрелами гордо стояли только люди, державшие образа и портреты. Г.Гапон рассказывал: “Старик Лаврентьев, нёсший царский портрет был убит, а другой, взяв выпавшийиз его рук портрет так же был убит следующим залпом. Такие сцены разыгрывались во многих местах города. Некоторые рабочие всё же проникли сквозь заслоны к Зимнему дворцу. Если в других районах города просто молча выполняли команды, то у Зимнего толпе удалось вступить с ними в споры. Однако скоро выстрелы прогремели и здесь. Так закончился день, который назвали “кровавым (или “красным”) воскресеньем”.

По официальным данным погибли 130 человек и около 300 получили ранения. По другим сведениям число погибших достигло 200, раненых - 800 человек. “Полиция отдала распоряжение не отдавать трупы родственникам,- писал жандармский генерал А.Герасимов.- публичные похороны не были разрешены. В полной тайне, ночью, убитые были преданы погребению”.

Расстрел произвёл сильное впечатление на Россию. Участник гапоновского “Собрания” А. Карелин вспоминал о чувствах самих участников демонстрации: “В отделах люди, не только молодые, но и верующие прежде старики топтали портреты царя и иконы. И особенно топтали и плевали те, кто прежде в отелах заботился о том, чтобы перед иконами постоянно лампадки горели, масло в них подливали”. Г. Гапон с отчаянием воскликнул сразу после расстрела: «Нет больше Бога, нету больше царя!».

Спустя несколько часов священник составил новое обращение к народу. Николая II он называл теперь «зверем-царём». «Братья товарищи- рабочие, - писал Г.Гапон. - Невинная кровь все-таки пролилась… Пули царских солдат… прострелили царский портрет и убили нашу веру в царя. Так отомстим же, братья, проклятому народом царю и всему его змеиному отродью, министрам, всем грабителям несчастной российской земли. Смерть им всем!» 9 января 1905 г. считается днём рождения первой русской революции.


«БУЛЫГИНСКАЯ» ДУМА

18 февраля 1905 г. в Царском селе в присутствии императора собралось заседание министров и высших сановников. Они говорили о тяжёлом положении в стране и росте всеобщего недовольства. Министры убеждали царя, что единственный способ успокоить Россию – согласиться на создание выборного органа, хотя и совещательного. Выслушав их, Николай II воскликнул «Вы говорите так, как будто боитесь революции!». «Государь, - ответил министр внутренних дел Александр Булыгин, - революция уже началась».

Министр зачитал проект высочайшего рескрипта. Документ обещал привлечь к обсуждению законов «достойнейших, доверием народа облечённых, избранных от населения людей». Все министры в один голос заявили, что они полностью согласны с проектом. Удивлённый таким неожиданным единодушием, Николай согласился и сразу же подписал рескрипт. Князь М. Хилков, один из присутствовавших, даже расплакался от умиления… Вечером того же дня Николай записал в дневнике: «Дай Бог, чтобы эта важная мера принесла России пользу и преуспеяние».

6 августа появился указ, разъяснивший, как будет избираться совещательная Государственная дума (её прозвали «булыгинской»). Крестьяне получили 42 % голосов, помещики – 31 %, имущие горожане – 27 %. Рабочие оставались без права голоса.

«Это была жалкая полумера считал писатель В.Короленко. - Представители могли советовать, царь и министры могли не слушать советов. Все слои русского общества отнеслись совершенно отрицательно к этому манифесту, и движение продолжало расти». В результате «булыгинская» дума так и осталась на бумаге. Выборы в нее никогда не состоялась.


КРЕСТЬЯНСКИЕ ВОЛНЕНИЯ


Крестьяне внимательно наблюдали за ходом политических событий в стране. Правда, они рассматривали их сквозь призму одного, главного для них вопроса –земельного. Больше всего крестьян волновало, дадут ли им помещичью землю.

После «кровавого воскресенья» количество крестьянских выступлений в стране стало постепенно расти. В январе 1905 г. их было только 17, в феврале – около 100, в мае – 300,а в июне - почти 500. Крестьяне хотели обратить внимание властей на свою нужду. Они рубили помещичьи леса, захватывали пашни, поджигали дворянские усадьбы, разбирали имущества помещиков. Там где владельцы имений сопротивлялись, дело доходило до кровопролития.

В. Короленко вспоминал: « Отлично помню , как каждый вечер с горки , на которой стоит моя дачка ,кругом по всему горизонту виднелись огненные столбы…Одни ближе и ярче, другие дальше и чуть заметные – столбы эти вспыхивали, поднимались к ночному небу, стояли некоторое время на горизонте, потом начинали таять, тихо угасали… Одни разгорались быстрее и быстрее угасали. Это значило, что горят скирды или стога… Другие вспыхивали не сразу и держались дольше. Это, значит, загорались строения …».

С беспорядками власти боролись, рассылая по стране военные карательные экспедиции. Крестьяне, встречая пребывающие войска и начальства, нередко выражали своё послушание. Например, часто, признавая свою вину, всем сельским сходом становились на колени. После этого представители властей приказывали выйти из колено преклоненной толпы наиболее провинившимся. Если имена «главных смутьянов» не были известны, произвольно выбирали нескольких крестьян. Их здесь же клали на землю и пороли нагайками. Порки подвергались и женщины, и кулаки… В след за массовыми порками часто производились и аресты. Зимой толпу иногда заставляли часами стоять на коленях на снегу.

Все эти меры ожесточали крестьян. В некоторых местах появились символические «виселицы для начальства». Однако благодаря суровым мерам властей в деревнях постепенно восстанавливался порядок. В 1905 г. по всей России было 3228 крестьянских выступлений, в 1906-2600, в 1907-1337. В последующие годы эти волнения почти стихли.

Карательные экспедиции, массовые порки и т.п. заставляли крестьян сделать выводы на будущее. Чиновник А.Комаров так описал состоявшийся в 1910 г. типичный для того времени разговор со знакомым крестьянином: « это был солидный мужик с бородой-лопатой и лысиной в пол головы. Разговорились, и я коснулся 1905 г. Нужно сказать, что наш уезд был из числа тех, которые в эту эпоху особенно озарились багровым заревом помещичьих усадеб…

-Чёрт вас знает, что вы тут на делали в 1905 году!

-Это ты правильно…Не так бы нам нужно.

-Ну вот то-то и есть успокоительно сказал я, радуясь, что мы поняли друг друга.

-Верно, верно…Здорового маху дали…Никого бы нам выпускать не следовало..

-То есть как!

-Да так, чтобы, стало быть начистоту… Всех под одно…

И при этом ласковое, улыбающееся лицо и симпатичные морщинки-лапки около светлых, добродушных, детски наивных улыбающихся глаз…».


ЗАБАСТОВКИ РАБОЧИХ

С января 1905 г. рабочие стачки в стране приобрели широкий размах. В некоторых городах они выливались в уличные шествия и столкновения с полицией.

В январе бастовали 440 чел. Затем число стачек несколько сократилось. Но в октябре началось новое обострение борьбы. Вспыхнувшая в Москве стачка железнодорожников переросла во всероссийскую политическую забастовку. Её участники требовали гражданских свобод, созыва Учредительного собрания, 8-часового рабочего дня.

Бастовало полмиллиона рабочих по всей стране, а также студенты, артисты, врачи, лавочники, гимназисты… Прекратили ходить поезда по железным дорогам, замерла работа почты и телеграфа. В столице, отрезанной от остальной страны, вновь отключили электричество и газ, замолчали телефоны. Закрылись магазины, забоставали банковские и даже правительственные чиновники. В одном петербургском полицейском участке не вышли на работу городовые и надзиратели…

В разгар стачки 14 октября появился знаменитый приказ столичного генерал-губернатора Дмитрия Трепова. Он требовал разгонять все демонстрации, а если их участники отказываются разойтись - применять оружие. «Холостых залпов не давать, - приказывал генерал, - и патронов не жалеть!».

В крупных городах стачечники избрали Советы рабочих депутатов. Они не только руководили забастовкой, но постепенно брали власть в свои руки. Самый первый Совет образовался ещё в мае в городе Ивано- Вознесенское (ныне Иваново) во время стачки местных ткачей. Всего же по стране возникло 55 Советов. Наибольшее значение имел Петербургский совет, который возглавил 27-летний Георгий Хрусталёв – Носарь, беспартийный социалист. Постепенно столичный Совет превратился едва ли не во второе правительство.

Наконец после долгих колебаний власти решились перейти к жёстким мерам.

26 ноября арестовали и заключили в Петропавловскую крепость представителя Совета. А 3 декабря в помещении Вольного экономического общества, где заседал Совет, явился полицейский отряд. Он арестовал более 260 участников собрания во главе с новым главой Совета Львом Троцким.

Достигнув в октябре высшей точки, забастовочное движение пошло на убыль. Если в 1905 г. бастовали 2 млн. 863 тыс. рабочих, то в 1906- только 1 млн. 108 тыс. Последующие годы число бастующих продолжало резко снижаться.

МАНИФЕСТ 17 ОКТЯБРЯ


Во время всеобщей октябрьской забастовки правительство и Николай II оказались перед необходимостью выбора: « железной рукой» наводить порядок или пойти на уступки. Граф Сергей Витте, вскоре назначенный глава правительства, решительно отстаивал вторую возможность. В начале октября он подал царю «всеподданнейший доклад». В нём С. Витте доказывал , что причина волнений заключается не в действиях « крайних партий». Всё «русское мыслящее общество». По его мнению, « стремится к строю правовому на основе гражданской свободы». «Общий лозунг писал он позднее заключается в крике души ”так дальше жить нельзя” , другими словами, с существующем режимом нужно покончить».

Идти « против течения», по мнению С. Витте, было невозможно. «Прежде всего, говорил он царю,- постарайтесь водворить в лагере противника смуту. Бросьте кость, которая все пасти, на Вас устремлённые, направит на себя. Тогда обнаружится течение, которое сможет вынести Вас на твёрдый берег».

Тем не менее вплоть до 17 октября Николай продолжал выбирать между военной диктатурой и уступками обществу. Однако сами представители военной силы - те, кого прочили в диктаторы уже не верили в надёжность войск. Генерал Д. Трепов уговаривал царя даровать свободы. Утром 17 октября великий князь Николай Николаевич, разговаривая с царём, держал в руках заряженный револьвер. Он обещал государю застрелиться, если тот не уступит.

В этот же день Николай II принял решение подписать манифест о свободах. Он начинался так: «Смуты и волнения в столице и во многих местностях Империи. Нашей великою и тяжкою скорбью преисполняют сердце Наше. Благо Российского Государя неразрывно с благом народным, и печаль народная – Его печаль…». Затем излагались приятные государём решения:

«На обязанность правительства возлагаем Мы выполнение непреклонной Нашей воли:
  1. Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов.
  2. Не останавливая предназначенных выборов в Государственную Думу, привлечь теперь же к участию в Думе в мере возможности те классы населения, которые ныне совсем лишены избирательных прав…
  3. Установить, как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог воспринять силу без одобрения Государственной Думы…».

На манифест рассчитывали как на меру умиротворения, но вначале эффект получился обратный: он только подлил масла в огонь. Борьба вспыхнула с новой силой. 18 октября во многих городах революционная толпа демонстративно уничтожала царские портреты и символы государственной власти. В Севастополе и Кронштадте в конце октября и ноябре даже вспыхнули матросские восстания, вскоре подавленные властями. Однако манифест разбудил противоположные силы в обществе. Черносотенцы ответили на революционные демонстрации погромами интеллигенции и евреев.

От революции теперь отходили целые общественные группы и сословия. Видный промышленник Павел Рябушинский замечал: «До 17 октября буржуазия в громадном большинстве была настроена оппозиционно. После 17 октября, считая, что цель достигнута, буржуазия в перешла на сторону правительства». Твёрдо встали на сторону властей также дворянство и небольшая часть интеллигенции. Манифест 17 октября означал конец неограниченной монархии в России. Это признавал и сам император Николай II.

МОСКОВСКОЕ ВОССТАНИЕ


После манифеста 17 октября революционные партии выдвинули лозунг «Добить правительство!». При этом они имели в виду свержение всего самодержавного строя. В свою очередь власти увидели, что пути к отступлению дальше нет, и стали решительно бороться с революцией.

3 декабря был арестован Петербургский совет рабочих депутатов. За десять дней до этого такой же Совет впервые собрался в Москве. На арест товарищей его депутаты решили ответить всеобщей забастовкой. Сразу стало ясно, что на этот раз в рамках мирной борьбы стачка не удержится. 6 декабря Московский совет единогласно постановил начать всеобщую политическую забастовку, «всемирно стараясь перевести её в вооружённое восстание».

Стачка началась на следующий день в 12 часов. Замерло около 400 московских предприятий, остановился городской транспорт, отключили электричество. Прекратились занятия школьников. Однако действительно общероссийской забастовки не получилось.

Забастовка сразу же вылилась в восстание против полиции и властей. После 6 декабря с московских улиц постепенно исчезла полиция. Городовых прогоняли с их постов, отбирали у них оружие. Большевик Мартын Лядов вспоминал день объявления стачки: «Городовые стоят как - то пугливо, озабоченно. Кое-где уже с утра начали снимать городовых с постов и обезоруживать их. Один подросток обезоружил 6 городовых. Он сделал себе из мыла нечто похожее на браунинг, вычернил его и с этим «оружием» подходил к постовому, кричал ему: «Руки вверх!» и вытягивал из кобуры настоящее оружие. Было несколько случаев убийства городовых, не желавших отдать оружие».

Борьба с полицией продолжалась и позднее, приняв более жёсткие формы. Штаб дружинников Пресни приговорил к смерти и расстрелял начальника сыскного отделения Вайлошникова и помощника полицейского пристава Сахарова.

8 и 9 декабря произошли первые стачки бастующих с полицией и драгунами, которые пытались их разогнать. Революционно настроенная толпа в ночь на 10 декабря стихийно начала строить баррикады. На следующий день ими оказались перегорожены все главные улицы города.

Простейшие заграждения представляло собой обычную проволоку, натянутую поперёк улицы. Для постройки баррикад валили телеграфные столбы, вынимали булыжники из мостовой; использовались деревья, дрова, кули с углём, телеги, трамвайные вагоны, перевёрнутые пролётки извозчиков. Самая крепкая баррикада, которую войскам так и не удалось разобрать до конца боёв, была построена из бочек, облитых водой и смёрзшихся в ледяную гору. На баррикадах разливались красные знамёна. Одну из них украшали чучела, изображавшие Дмитрия Трепова и московского генерал – губернатора Фёдора Дубасова.

Днём 10 декабря войска начали обстреливать баррикады из орудий. М. Лядов вспоминал: «Громадная толпа любопытных стояла тут же; она не верила, что стреляют всерьёз, думала, что это только «пужают». Что стреляют серьёзно, поверили тогда, когда несколько человек было убито…Паники, страха нет не у кого».В газете «Известие Московского Совета» от 12 декабря о повстанцах сообщалось: «Настроение у всех радостное, праздничное, бодрое- совсем не похожее на то, что идёт братоубийственная война; слышатся по всюду шутки и смех; ни раны, ни стоны, ни кровь, как-то ни кого не пугают, как будто всё это в порядке вещей». Вооружены восставшие были довольно плохо. Большевик Зиновий Литвин-Седой писал: «Каждый рабочий стремился приобрести револьвер или кинжал. На фабриках готовили пики, кистени, кинжалы.. Оружия разного рода было у повстанцев не более 250 единиц». Недостаток вооружения обусловил своеобразную тактику борьбы. Восставшие не защищали баррикады, но использовали их в качестве препятствия: как только солдаты захватывали одну баррикаду и разрушали её, за их спинами вырастало несколько новых.

9 декабря один православный священник попытался предотвратить кровопролитие и обратился к войскам: «Какое же вы христолюбивое воинство, когда собираетесь стрелять в своих же братьев и рабочих! Если вы хотите вторично расстрелять крест, если вы хотите моей пастырской крови – то стреляйте в меня!».

Солдаты приготовились к стрельбе, не обращая на него внимания. Как вспоминал участник восстания И. Петухов, из-за баррикады священнику крикнули, что в случае стрельбы его тоже угостят огнём…Ошеломлённый, он отошёл в сторону.

Однако в войсках гарнизона начались заметные колебания, в любой момент они могли перейти на сторону восставших. Ф. Дубасов каждый день звонил в Петербург и требовал прислать для усмирения первопрестольной «совершенно надёжные войска». Без этого он не мог поручиться за исход борьбы… И вот 15 декабря в Москву из столицы прибыли 2 тыс. солдат Семёновского лейб-гвардейского полка. Перебросить полк оказалось возможным благодаря тому, что железная дорога между Петербургом и Москвой продолжала работать (единственная во время забастовки). Прибытие семёновцев оказало решающее влияние на развитие событий: власти получили полный перевес в силах.

В незнакомом городе, под выстрелами окон и с чердаков семёновцы чувствовали себя как во вражеском стане. Командир полка Георгий Мин в первый момент даже заколебался и попросил прислать подкрепление. Министр внутренних дел Пётр Дурново дал ему по телефону такие инструкции: « никаких подкреплений Вам не нужно. Нужна только решительность. Не допускайте, чтобы на улице собирались группы 3-5 человек. Если отказываются разойтись – немедленно стреляйте. Артиллерийским огнём уничтожайте баррикады, дома, фабрики, занятые революционерами…».

После этого Г. Мин стал действовать по - настоящему решительно и сурово, как того требовала обстановка. Он отдал семёновцам приказ: «Арестованных не иметь». Столь же беспощадно действовал другой семёновец, полковник Николай Риман. Например, 16 декабря он нашёл револьвер при обыске одной квартиры. «Чей револьвер?» – спросил полковник. Хозяин квартиры Иван Оводов ответил: «Мой». Мать И. Оводова попыталась защитить своего сына, но полковник отстранил её рукой, крикнув: «Посторонись, старуха!». После этого он выхватил свой револьвер и убил её сына наповал.

Дольше всего держались дружинники рабочей Пресни. В одном из приказов штаба пресненских боевых дружин говорилось: «Пресня окопалась…Вся она покрыта баррикадами и минирована фугасами. Это единственный уголок на всём земном шаре, где царствует рабочий класс, где свободно и звонко рождаются под красным знаменем труда и свободы».

Огонь артиллерии сносил целые здания, причём погибали сотни случайных прохожих. Улицы горели, небо закрывали тучи дыма, и весь город освещался заревом пылающей Пресни. 16 декабря штаб пресненских дружинников решил прекратить борьбу. В последнем приказе штаба говорилось: «Мы начали. Мы кончаем…Кровь насилие и смерть будут следовать по пятам нашим. Но это –ничего. Будущие за рабочим классом. Поколение за поколением во всех странах на опыте Пресни будут учиться упорству… Да здравствует борьба и победа рабочих!»

19 декабря город целиком оказался во власти правительства. Большевик В. Таратута вспоминал: «Показавшихся полиции, почему либо подозрительными и всех, у кого находили какое- либо оружие, тут же по приказу околоточного или офицера отводили на Москву – реку и расстреливали». Несколько тыс. человек арестовали.

Восстание, подобному московскому, происходили в конце 1905 г. и в других городах, в том числе и в Новороссийске, Чите, Красноярске. Все они были подавлены посланными правительством войсками.

Революционеры отомстили тем, кто одержал победу над московскими повстанцами. Командира семёновцев Г. Мина произведённого в генералы, 13 августа 1906 г. убила эсерка Зинаида Коноплянникова. Террористку за это убийство повесили по приговору суда. Полковника Н. Римана арестовали после 1917 г., когда он пытался покинуть Россию, и вскоре расстреляли.

I ГОСУДАРСТВЕННАЯ ДУМА

27 апреля 1906 г. в столице торжественно открылась I Государственная дума. Император Николай II вместе с царицей и наследником приветствовал депутатов в Георгиевском зале Зимнего дворца. Сенатор С. Крыжановский вспоминал, что эта церемония была «обставлена всею пышностью придворного этикета и сильно резала непривычный к этому русский глаз». Царская семья появилась перед депутатами в старинных русских костюмах, сверкающих драгоценностях. Семью сопровождала большая свита. Эта пышность, по замечанию Крыжановского, ещё больше бросалась в глаза на фоне обыденной «толпы депутатов в пиджаках и косоворотках, в поддёвках, нестриженых…».

Выборы в I Думу происходили на основе довольно широкого избирательного права. Однако право голоса не получили женщины, солдаты и матросы, а также деревенские батраки. Кроме того, выборы были сословными, неравными. Голос одного помещика весил столько же, сколько голоса трёх имущих горожан, 15 крестьян и 45 рабочих.

Права Думы оказались довольно ограничены, что вызвало недовольство среди депутатов. Все принятые Думой законы могли отвергнуть верхние палаты – Государственный совет. Половину его членов, а также председателя назначал сам император. Более того, у царя было право издавать указы в обход Думы во время перерыва и её заседаний.

Победу на выборах в I Думу одержала партия кадетов. Она получила 38 % мест. На скамьях справа разместилась небольшая группа октябристов. Крестьянские депутаты с подозрением смотрели на любых «господ» и образовали особую Крестьянскую трудовую группу (около 20 % депутатов). Её участники (трудовики) отстаивали лозунг «Земля – без выкупа крестьянам!». В итоге сторонников правительства в Думе почти не оказалось. Оно не могло найти здесь никакой опоры.

Председателем I Думы стал кадет Сергей Муромцев. Депутат князь Владимир Оболенский вспоминал: «Как только красивая, властная фигура Муромцева появилась на думской трибуне, беспорядочная толпа депутатов, точно каким- то волшебством, сразу превратилась в «высокое собрание» законодателей, которое должно было импонировать правительству. Никто, кроме Муромцева, не сумел бы поднять престиж Государственной думы на надлежащую высоту».

Депутаты рассчитывали, что правительство поставит перед ними важнейшие вопросы государственной жизни. Но вышло совсем иначе. «Единственный законопроект, который правительство внесло в Думу, - писал В. Оболенский, - касался…переустройства прачечных Юрьевского университета. Помню, как председатель Думы Муромцев спокойным, ровным голосом довёл об этом до сведения «высокого собрания». Наступила пауза. Депутаты переглядывались, как бы спрашивая друг друга, верно ли они поняли сообщение председателя, - настолько оно казалось чудовищно нелепым. Вдруг кто-то громко рассмеялся, и безудержный хохот овладел Думой. Смеялись все депутаты, от левых скамей до правых, даже на строгом лице Муромцева дрожала с трудом сдерживаемая улыбка. Серьёзность сохраняли только министры, но имели несколько сконфуженный вид».

Напряжённость между Думой и правительством постепенно нарастала. 4 мая Дума обратилась к царю с адресом, призывая освободить всех политзаключённых и провести земельную реформу. Правительство отвергло все требования Думы. После этого возмущённые депутаты почти единогласно потребовали отставки правительства. Выступление министров теперь прерывались негодующими возгласами «В отставку!».

Но особенно остро в I Думе стоял земельный вопрос. Крестьяне с надеждой смотрели на депутатов, ожидая от них помещичьей земли. В апреле, до созыва Думы, в стране произошло лишь 47 крестьянских выступлений, а в июне – уже 739.

Вновь правительство оказалось перед выбором: или идти на уступки, или распускать Думу. Казалось, что немедленно после роспуска Думы вспыхнут новые забастовки, восстание – вернётся революции. В июне дворцовый комендант Д. Трепов и министр внутренних дел П. Столыпин даже вели переговоры о возможном назначении кадетского правительства. Однако, в конце концов, эти переговоры закончились ничем: соглашения достичь не удалось.

В конце июня отношение между Думой и правительством обострились до предела. Желая умерить крестьянские волнения, 20 июня правительство заявило, что никакого нарушения прав землевладельцев не потерпит. В ответ на это 6 июля Дума «разъяснила» населению, что обязательно добьётся передачи части земель крестьянам. Однако по закону Дума не имела права непосредственно обращаться к народу.

После этого события власти решили распустить Думу. 9 июля в печати появился высочайший указ о роспуске I Думы. В нём говорилось: «Выборные от населения вместо работы строительство законодательного уклонились в не принадлежащую им область…». Так закончилась деятельность I Государственной думы. Её заседания продлились всего 72 дня.

ВЫБОРГСКОЕ ВОЗЗВАНИЕ


Конечно, депутаты не могли безропотно подчиниться указу о роспуске I Думы. Они сочли, что царский указ противоречит «Основным законом» империи, поскольку в нём не назначался срок новых выборов.

Около 200 депутатов отправились в финский город Выборг . Здесь 10 июля 1906 г. они приняли Выборгское воззвание «Народу от народных представителей». Кадеты не считали возможным призывать к всеобщей политической забастовке. Поэтому они избрали форму протеста, принятую в Западной Европе, - пассивное сопротивление. «Теперь, когда правительство распустило Государственную думу, - говорилось в их возвышении, - вы в праве не давать ему ни солдат, ни денег… Будьте тверды в своём отказе, стойте за своё право как один человек».

Этот протест – «ни копейки в казну, ни единого новобранца в армию» - имел лишь символическое значение. Ведь рекрутский набор намечался только через 4 месяца, а прямые налоги не играли в бюджете большой роли. В. Оболенский вспоминал: «Я с тяжёлым чувством возвращался из Выборга. Нас приветствовали как героев, а я видел всю бутафорию своего “геройства”. Издевались над воззванием, называя его “выборгским кренделем”».

Николай II смеялся над выборгским воззванием: «Это активное или пассивное воздействие, какая чепуха! Откровенно говоря, я от них ждал больше ума». П. Столыпина оно также развеселило, и он восклицал: «Детская игра!», повторяя шутку о том что депутаты отправились в Выборг, чтобы крендели печь.

Выборгскому воззванию не удалось привести общество в движение. «Народ не шелохнулся»,- замечал В. Короленко. Небольшие демонстрации в столице власти разогнали, как говорил жандармский генерал Павел Курлов, «без пролития единой капли крови».

169 депутатов, подписавших воззвание, в 1907 г. были осуждены за призывы к неповиновению закона. Их приговорили к 3 месяцам тюремного заключения и лишили права вновь избираться в Думу. Т.о., кадетская партия во II Думе оказалась в значительной степени «обезглавлена».

Косвенным откликом на роспуск I Думы стали восстания в армии и на флоте. 17 июля стихийно взбунтовались моряки крепости Свеаборг (Финляндия). Спустя 2 дня восстал Кронштадт, и над крепостью было поднято красное знамя со словами «Земля и Воля».

Вообще восстание в армии и на флоте в 1905 – 1906 гг. власти считали для себя самым опасным, самым грозным явлением. Но эти последние восстания революции подавить оказалось достаточно легко. Они закончились разгромом восставших в один день- 20 июля.

В Свеаборге казнили 7 руководителей бунта, в Кронштадте – 36 человек. Кроме того, около полутора тыс. матросов и солдат приговорили к тюремному заключению.

II ГОСУДАРСТВЕННАЯ ДУМА

Выборы во II Думу происходили по тому же избирательному закону, что и в первую. Возможно, власти рассчитывали, что с угасанием революции более умеренным станет и состав Думы. Эти надежды, однако, не оправдались. II Дума оказалась гораздо более революционной, чем I . Правда, в неё впервые прошли и крайние правые.

Но в тоже время более 40 % голосов получили социалисты – трудовики, эсеры и социал-демократы. За это II Думу прозвали «красной думой», или «думой народного гнева». В противовес этому определению правый депутат граф В. Бобринский окрестил её «думой народного невежества».

Собралась II Дума 20 февраля 1907 г. Было зачитано приветствие государя, после чего, как вспоминал депутат В. Шульгин «произошло нечто неожиданное для всех, кроме 100 человек, участвовавших в заговоре». Один из правых депутатов, поднявшись с места, громко и торжественно выкрикнул: «Да здравствует государь император! Ура!».

«Встало примерно 100 человек, - писал В. Шульгин, - т. е. Правые, умеренные националисты и октябристы. Остальные депутаты, примерно 400 человек, остались сидеть, желая этим выразить неуважение к короне. Но из этих 400 вскочил один. Он был высокий, рыжий, ещё не старый, но согбенный, с большой бородой. Он встал, но на него зашикали соседи: “Садитесь, садитесь!”. Рыжий человек сел, но вскочил опять, очевидно возмутившись. Это был профессор Пётр Бернгардович Струве…». Кадетский депутат в прошлом социал-демократ, считал, что Дума должна выразить уважение к главе государства. Однако его соратники по партии продолжали сидеть. За это происшествие левая печать окрестила П. Струве Ванькой-встанькой.

Во II Думе кадеты выдвинули лозунг: «Берегите Думу!». Они решили не делать решительных шагов, чтобы не дать правительству повода для роспуска Думы. Но депутаты вновь оказались перед острым и трудноразрешимым вопросом о земле. Правительство в это время уже начало проводить столыпинскую земельную реформу. Дума выглядела серьёзнейшей помехой для исполнения этих планов. Глядя с надеждой на «красную думу», крестьяне сопротивлялись реформе.

Однако распустить Думу было уже недостаточно – ведь состав следующий Думы остался бы прежним. Требовалось также изменить избирательный закон. Эти меры властям удалось провести в начале июня 1907 г.

ТРЕТЬЕИЮНЬСКИЙ ПЕРЕВОРОТ

В конце апреля 1907 г. группа солдат и матросов столичного гарнизона решило направить в Думу делегацию. Солдатские представители собирались передать думским социал-демократам свой наказ. Полиции немедленно стало известно об этих планах. П. Столыпин решил воспользоваться тайным визитом солдат в Думу, чтобы добиться её роспуска.

«Для социал-демократической фракции, - писал генерал А. Герасимов, - появление этой делегации оказалось полной неожиданностью… Большинство депутатов было очень недовольно появлением переодетых солдат, а по тому, приняв от них наказ, депутаты поспешно выпроводили их из помещения через чёрный ход». Но вслед за этим участников делегации схватила полиция, а в помещении фракции произвели обыск.

Сразу после этих событий, 1 июня, П. Столыпин потребовал предоставить ему слово в Думе для чрезвычайного заявления. Председатель Думы кадет Ф. Головин вспоминал: «На трибуне появилась высокая и мрачная фигура Столыпина с бледным лицом, тёмною бородою и кроваво-красными губами…». Голос главы правительства с металлическими нотками громко разносился по замёрзшему, ошеломлённому залу. Сообщив, что 55 думских социал-демократов вели подрывную работу в армии, П. Столыпин потребовал немедленно снять неприкосновенность с «заговорщиков». Пётр Аркадьевич подчеркнул, что выше депутатской неприкосновенности он ставит охрану государства.

Черносотенец Владимир Пуришкевич потребовал не только арестовать, но и отправить на виселицу преступных депутатов… Но Дума, конечно, не могла сразу же выдать депутатов для суда и решила сначала разобрать дело. Именно на этом и строился расчёт властей.

3 июня появился высочайший манифест о роспуске II Думы. В нём говорилось, что Дума «не оправдала надежд», а в её собственную среду «внесён был дух вражды». Утром в этот день во двор Таврического дворца ввели роту солдат. Все входы во дворец закрыли… Т.о., век у II Думы оказался немногим дольше, чем у I , - 103 дня. В тот же день всех думских социал-демократов, не успевших скрыться, арестовали. Большинство из них осудили на каторжные работы.

Одновременно с царским манифестом о роспуске Думы появился новый избирательный закон. Он давал большие преимущества обеспеченным сословиям. «Недостаточно граждански развитые» слои населения (т.е. малоимущие) теряли свои голоса. Ещё до 3 июня в этом направлении были подготовлены 3 проекта избирательного закона. Один из них сановники в шутку прозвали «бесстыжим», т.к. он больше всего урезал право голоса малоимущих. Когда П. Столыпин изложил эти проекты Николаю II , тот весело воскликнул: «Я тоже за бесстыжий!».

Именно этот проект избирательного закона и был утверждён. Помещики получили теперь около 50 % голосов (вместо 31 %) , крестьяне – 22 % (вместо 42 %), имущие горожане сохранили 27 % голосов. Рабочие почти лишились представительства. По этому закону и была позднее избрана III Дума, прозванная «столыпинской». В ней большинство завоевали октябристы и националисты, которые поддержали политику правительства.

Поскольку закон о выборах имела право изменять только Государственная дума, события 3 июня расценили как государственный переворот. В последующие месяцы в стране окончательно «установился порядок», революционное движение оказалось полностью подавлено. «Помнится, - писал жандармский генерал А. Герасимов, - в течение всей зимы 1908 –1909 гг. в Петербурге не существовало ни одной тайной типографии, не выходило ни одной нелегальной газеты, не работала ни одна революционная организация. Также обстояло дело почти повсюду в России. Наступило успокоение…».

Третьеиюньский переворот считается окончанием первой русской революции.


СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:

  1. Н. Верт. «История советского государства».


М.,, «Прогресс-Академия»,1995 г.
  1. А. С. Орлов, В. А. Георгиев, А. Ю. Полунов, Ю. А. Терещенко.

«Основы курса истории России».

М., «Простор», 1997 г.
  1. С. Г. Пушкарев. «Обзор русской истории».

Санкт-Петербург, «Лань», 1999 г.
  1. Энциклопедия «История России ХХ век».