А. Н. Островский. Бесприданница

Вид материалаДокументы

Содержание


Явление пятое
Явление шестое
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   18

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ


   Гаврило и Иван.

   Иван. Пушка! Барин приехал, барин приехал, Сергей Сергеич.

   Гаврило. Я говорил, что он. Уж я знаю: видно сокола по полету.

   Иван. Коляска пустая в гору едет, значит господа пешком идут. Да вот они! (Убегает в кофейную.)

   Гаврило. Милости просим. Чем только их попотчевать-то, не сообразишь.

Входят Паратов (черный однобортный сюртук в обтяжку, лысокие лаковые сапоги, белая фуражка, через плечо дорожная сумка), Робин з, он (в плаще, правая пола закинута на левое плечо, мягкая высокая шляпа надета набок). Кнуров, Вожеватов; Иван выбегает из кофейной с веничком и бросается обметать

   Паратова.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ


   Паратов, Робинзон, Кнуров, Вожеватов, Гаврило и Иван.

   Паратов (Ивану). Да что ты! Я с воды, на Волге-то не пыльно.

   Иван. Все-таки, сударь, нельзя же... порядок требует. Целый год-то вас не видали, да чтобы... с приездом, сударь.

   Паратов. Ну, хорошо, спасибо! На! (Дает ему рублевую бумажку.)

   Иван. Покорнейше благодарим-с. (Отходит.)

   Паратов.'Так вы меня, Василий Данилыч, с "Самолетом" ждали?

   Вожеватов. Да ведь я не знал, что вы на своей "Ласточке" прилетите; я думал, что она с баржами идет.

   Паратов. Нет, я баржи продал. Я думал нынче рано утром приехать, мне хотелось обогнать "Самолет"; да трус машинист. Кричу кочегарам: "Шуруй!", а он у них дрова отнимает. Вылез из своей мурьи: "Если вы, - говорит,- хоть полено еще подкинете, я за борт выброшусь". Боялся, что котел не выдержит, цифры мне какие-то на бумажке выводил, давление рассчитывал. Иностранец, голландец он, душа коротка; у них арифметика вместо души-то. А я, господа, и позабыл познакомить вас с моим другом. Мокий Парменыч, Василий Данилыч! Рекомендую: Робинзон.

   Робинзон важно раскланивается и подает руку Кнурову и Вожеватову.

   Вожеватов. А как их по имени и отчеству? Паратов. Так, просто, Робинзон, без имени и отчества.

   Робинзон (Паратову). Серж!

   Паратов. Что тебе?

   Робинзон. Полдень, мой друг, я стражду.

   Паратов. А вот погоди, в гостиницу приедем.

   Робинзон (показывая на кофейную). Voila {Вот!}!

   Паратов. Ну, ступай, чорт с тобой!

   Робинзон идет в кофейную.

Гаврило, ты этому барину больше одной рюмки не давай; он характера непокойного.

   Робинзон (пожмиая плечами). Серж! (Уходит в кофейную. Гаврило за ним.)

   Паратов. Это, господа, провинциальный актер. Счастливцев Аркадий.

   Вожеватов. Почему же он Робинзон?

   Паратов. А вот почему: ехал он на каком-то пароходе, уж не знаю, с другом своим, с купеческим сыном Непутевым; разумеется, оба пьяные до последней возможности. Творили они, что только им в голову придет, публика все терпела. Наконец, в довершение безобразия, придумали драматическое представление: разделись, разрезали подушку, вывалялись в пуху и начали изображать диких; тут уж капитан, по требованию пассажиров, и высадил их на пустой остров. Бежим мы мимо этого острова, гляжу, кто-то взывает, поднявши руки кверху. Я сейчас "стоп", сажусь сам в шлюпку и обретаю артиста Счастливцева. Взял его на пароход, одел с ног до головы в свое платье, благо у меня много лишнего. Господа, я имею слабость к артистам... Вот почему он Робинзон.

   Вожеватов. А Непутевый на острове остался?

   Паратов. Да на что он мне; пусть проветрится. Сами посудите, господа, ведь в дороге скука смертная, всякому товарищу рад.

   Кнуров. Еще бы, конечно.

   Вожеватов. Это такое счастье, такое счастье! Вот находка-то золотая!

   Кнуров. Одно только неприятно, пьянством одолеет.

   Паратов. Нет, со мной, господа, нельзя: я строг на этот счет. Денег у него нет, без моего разрешения давать не велено, а у меня как попросит, так я ему в руки французские разговоры - на счастье нашлись у меня; изволь прежде страницу выучить, без того не дам. Ну, и учит, сидит. Как старается!

   Вожеватов. Эко вам счастье, Сергей Сергеич! Кажется, ничего б не пожалел за такого человека, а нет как нет. Он хороший актер?

   Паратов. Ну, нет, какой хороший! Он все амплуа прошел и в суфлерах был; а теперь в оперетках играет. Ничего, так себе, смешит.

   Вожеватов. Значит, веселый?

   Паратов. Потешный господин.

   Вожеватов. И пошутить с ним можно?

   Паратов. Ничего, он не обидчив. Вот отводите свою душу, могу его вам дня на два, на три предоставить.

   Вожеватов. Очень благодарен. Коли придет по нраву, так не останется в накладе.

   Кнуров. Как это вам, Сергей Сергеич, не жаль "Ласточку" продавать?

   Паратов. Что такое "жаль", этого я не знаю. У меня, Мокий Парменыч, ничего заветного нет; найду выгоду, так все продам, что угодно. А теперь, господа, у меня другие дела и другие расчеты; Я женюсь на девушке очень богатой, беру в приданое золотые прииски.

   Вожеватов. Приданое хорошее.

   Паратов. Но достается оно мне не дешево: я должен проститься с моей свободой, с моей веселой жизнью; поэтому надо постараться как можно повеселей провести последние дни.

   Вожеватов. Будем стараться, Сергей Сергеич, будем стараться.

   Паратов. Отец моей невесты важный чиновный господин; старик строгий: он слышать не может о цыганах, о кутежах и о прочем; даже не любит, кто много курит табаку. Тут уж надевай фрак и parlez francais! {Говорите по-французски!} Вот я теперь и практикуюсь с Робинзоном. Только он, для важности, что ли, уж не знаю, зовет меня "ля-Серж", а не просто "Серж". Умора!

   На крыльце кофейной показывается Робинзон, что-то жует, за ним Гаврило.