Айн Рэнд: «Атлант расправил плечи. Книга 2»

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 20 21 22 23 24 25 26 27 28

– Вы – один из них, да? – произнесла она наконец.

– Из кого?

Она не ответила, пожала плечами и двинулась дальше.

– Мисс Таггарт, – спросил Келлог, – как долго еще вы намерены быть служащей общественного транспорта!

– Я не отдам мир той твари, которую вы цитируете.

– Ей вы ответили более реалистично.

Цепочка их шагов растянулась на много безмолвных минут, прежде чем Дэгни спросила:

– Почему сегодня вы поддержали меня? Почему вы решили помочь мне?

Келлог легко, почти весело ответил:

– Потому что в поезде нет ни одного пассажира, которому нужно так срочно, как мне, добраться к месту назначения. Если поезд тронется, никто не извлечет из этого большей пользы, чем я. А когда мне что-то нужно, я не сижу и не жду, как эта ваша тварь.

– Не ждете? А если остановятся все поезда?

– Тогда я не буду полагаться при решающей поездке на поезд.

– Куда вы едете?.

– На Запад.

– По специальному поручению.

– Нет. В отпуск на месяц с несколькими друзьями.

– В отпуск? И это для вас так важно?

– Важнее всего на свете.

Преодолев две мили, они подошли к маленькой серой будке, укрепленной на стойке в стороне от рельсов, – телефону экстренной связи. Будка была перекошена прошедшим ураганом. Дэгни рывком открыла ее. Телефон оказался на месте – знакомый, успокаивающий предмет, блестевший в луче фонарика Келлога. Но, прижав к уху трубку, Дэгни поняла, что телефон не работает. Келлог тоже понял это, увидев, как ее палец резко нажимает на рычаг.

Дэгни без слов протянула ему трубку. Она держала фонарик, пока Келлог внимательно осматривал аппарат, затем он открутил розетку из гнезда и изучил провода.

– Провода в порядке, – произнес он. – Ток идет. Сломан сам аппарат. Но возможно, следующий телефон работает. – И добавил: – До следующего пять миль.

– Пойдемте, – сказала Дэгни.

Далеко позади еще виднелась фара паровоза – уже не планета, а мигающая в дымке маленькая звездочка. Впереди дорога исчезала в голубоватом безграничном пространстве.

Дэгни осознала, как часто она оглядывалась назад, на свет фары, пока та оставалась в поле зрения, Дэгни чувствовала, что их словно надежно держит спасательный трос; теперь же они должны бросить его и покинуть… покинуть эту планету, размышляла она. Дэгни заметила, что и Келлог остановился, глядя на этот свет.

Они переглянулись, но ничего не сказали друг другу. Хруст гальки под подошвами Дэгни раздавался в тишине как взрывы хлопушки. Келлог намеренно резко швырнул трубку, и она покатилась в канаву – пустоту разбило неистовство звука.

– Черт с ним, – ровно, не повышая голоса, с холодным отвращением произнес Келлог. – Наверное, работать мастеру не хотелось, а поскольку в жаловании он нуждался, никто не имел права просить, чтобы он содержал телефоны в исправности.

– Пошли, – сказала Дэгни.

– Если вы устали, мисс Таггарт, мы можем отдохнуть.

– Со мной все в порядке. У нас нет времени на отдых.

– Это большая ошибка, мисс Таггарт. Иногда полезно перевести дух.

Дэгни коротко усмехнулась и пошла по полотну, переступая по шпалам, – каждый шаг был ее ответом на слова Келлога.

Идти по шпалам было тяжело. Но когда они попробовали шагать рядом с рельсами, это оказалось еще труднее. Почва, полупесок-полугрязь, продавливалась под каблуками, словно мягкое, податливое вещество – не суша и не жижа. Они опять пошли по шпалам; это походило на перешагивание с бревна на бревно на плоту посреди реки.

Дэгни думала о том, каким огромным расстоянием вдруг стали пять миль, – сортировочная станция в тридцати милях от них стала недосягаемой, и это после целой эпохи трансконтинентальных железных дорог, проложенных людьми, которые мыслили тысячами миль. Сеть рельсов и огней, простирающаяся от океана к океану, повисла на обрывке провода внутри ржавого телефона. Нет, поправила себя Дэгни, дорога держалась на чем-то более мощном и утонченном. На интеллекте людей, знающих, что существование провода, поезда, работы, их самих и их поступков является безусловным, обязательным. Подобные умы исчезли, и поезд весом в две тысячи тонн оставлен на милость силы ее ног. Дэгни не пугала усталость; движение было смыслом, маленьким кусочком реальности в окружающей неподвижности. Ощущение усилия являлось конкретным волевым ощущением и больше ничем, – в пространстве, которое не являлось ни светом, ни тьмой, почве, которая не уступала и не оказывала сопротивления, тумане, который не сгущался и не рассеивался. Напряжение было единственным свидетельством движения: в окружающей пустоте ничто не менялось, ничто не обретало формы, которая могла бы отметить продвижение. Дэгни всегда удивлялась, полная скептического презрения, сектам, проповедующим истребление вселенной в качестве идеала, к которому надо стремиться. Вот это, подумала она, и есть их мир, воплощение их идей.

Появившийся впереди зеленый свет семафора послужил им ориентиром, до которого нужно дойти, но, неуместный среди расплывающегося тумана, он не принес облегчения. Казалось, он посылал им сигнал из давно угасшего мира, как звезды, чей свет еще живет после того, как они погасли. Зеленый кружок сиял в пространстве, указывая, что путь свободен, призывая к движению там, где нечему двигаться. Кто же из философов, припомнила Дэгни, считал, что движение существует и без движущихся объектов? Это был его мир.

Она обнаружила, что идет, прилагая все больше усилий, словно преодолевая сопротивление – не давящее, а засасывающее. Взглянув на Келлога, Дэгни заметила, что и он идет, как человек, сопротивляющийся урагану. Она подумала, что они двое – единственные оставшиеся в живых… одинокие фигуры, борющиеся не с ураганом, хуже – с небытием.

Через некоторое время Келлог оглянулся на фару, и глаза Дэгни последовали за его взглядом: луча позади уже не было видно.

Они не останавливались. Глядя прямо перед собой, Келлог с отсутствующим видом полез в карман; это был непроизвольный жест; он достал пачку сигарет и протянул ей.

Она потянулась за сигаретой, но вдруг схватила Келлога за запястье и вырвала из его руки пачку. Это была белая пачка с единственным украшением – знаком доллара.

– Посветите мне! – приказала Дэгни, остановившись.

Он послушно направил луч фонарика на пачку в ее руках. Она мельком взглянула на его лицо: Келлог выглядел слегка удивленным и очень веселым.

На пачке не было ни надписи, ни торговой марки, ни адреса – лишь тисненный золотом знак доллара. На сигаретах был точно такой же знак.

– Где вы это взяли? – спросила Дэгни. Келлог улыбнулся:

– Если вы настолько осведомлены, что спрашиваете об этом, мисс Таггарт, вам следовало бы знать, что я не отвечу.

– Я знаю, что за этим кое-что стоит.

– За знаком доллара? Очень и очень многое. За ним стоит каждая жирная свиноподобная фигура в любой карикатуре, изображающая плута, мошенника, подлеца – это клеймо зла. Он означает деньги свободной страны, а значит, достижение, успех, талант, созидательную силу человека; и именно поэтому его считают клеймом позора. Он выжжен на лбу таких людей, как Хэнк Реардэн, как тавро. Вы случайно не знаете, что означает этот знак? Он означает инициал Соединенных Штатов.

Келлог отвел фонарик, но не двинулся с места; Дэгни разглядела горькую улыбку на его лице.

– Вы знаете, что Соединенные Штаты – единственная в истории страна, которая использовала собственную монограмму в качестве символа порочности? Спросите себя почему. Спросите себя, как долго страна, сделавшая такое, может надеяться на существование и чьи нравственные законы разрушили ее. Это была единственная в истории страна, где богатство приобреталось не бандитизмом, а производством, не силой, а торговлей; единственная страна, где деньги служили символом права человека на его собственный разум, труд, жизнь, счастье – на самого себя. Если это, по нынешним нормам мира, зло, если это повод, чтобы проклинать нас, то мы, поклонники и создатели доллара, принимаем проклятие этого мира. Мы предпочитаем носить знак доллара на наших лбах и носим его гордо, как символ благородства, символ, ради которого хотим жить и, если нужно, умереть. – Он протянул руку за пачкой. Дэгни держала ее так, будто не хотела отдавать, но сдалась и положила сигареты на его ладонь. Подчеркнуто медленно, словно стремясь подчеркнуть значение жеста, Келлог предложил ей сигарету. Дэгни взяла ее и сжала губами. Он достал еще одну себе, зажег спичку, они прикурили и пошли дальше.

Они шагали по гниющим шпалам, тонущим без сопротивления в вязкой почве, сквозь безграничное царство лунного света и клубящегося тумана – держа в руках две точечки живого огня, два маленьких кружка освещали их лица.

«Огонь, эта могучая, опасная сила, которую человек укротил и держит у кончиков своих пальцев…» – вспомнила Дэгни слова старика, который сказал ей, что эти сигареты не могли быть сделаны на Земле. «Когда человек думает, в его сознании живет огненная точка, и горящий кончик сигареты – ее отражение».

– Вы бы все же рассказали мне, кто их изготовил, – безнадежным умоляющим тоном произнесла Дэгни.

Келлог добродушно засмеялся:

– Я могу сказать вам больше: их изготовил мой друг – на продажу, но, не служа обществу, он продает их только своим друзьям.

– Продайте мне эту пачку. Продадите?

– Не думаю, что вы сможете купить ее, мисс Таггарт, но хорошо, если вы хотите.

– Сколько она стоит?

– Пять центов.

– Пять центов? – повторила она, сбитая с толку.

– Пять центов, – ответил Келлог и добавил: – Золотом.

Дэгни остановилась, уставившись на него:

– Золотом?

– Да, мисс Таггарт.

– Что ж, каков ваш обменный курс? Сколько это в обыкновенных деньгах?

– Обменного курса нет, мисс Таггарт. Никакая валюта, существующая по указам мистера Висли Мауча, не купит эти сигареты.

– Понимаю.

Келлог залез в карман, достал пачку и протянул ее Дэгни.

– Я дам их вам, мисс Таггарт, – сказал он, – потому что вы уже миллион раз заработали их и потому что они нужны вам для той же цели, что и нам.

– Какой цели?

– Напоминать нам – в моменты упадка духа, в моменты одиночества – о нашей истинной родине, которая всегда была и вашей, мисс Таггарт.

– Спасибо, – ответила Дэгни. Она положила сигареты в карман, и Келлог заметил, что ее рука дрожит.

По дороге к четвертому из пяти помильных столбов они молчали, сил у них оставалось только на то, чтобы передвигать ноги. Далеко впереди показалась точка света – она повисла слишком низко над горизонтом и светила слишком ярко для звезды. Они шли, не отрываясь от этой точки, и молчали, пока не убедились, что это мощный электрический маяк, горящий посреди прерии.

– Что это? – спросила Дэгни.

– Не знаю, – ответил Келлог, – похоже на…

– Нет, – поспешно прервала она, – не может быть. Не здесь.

Дэгни не хотела, чтобы он разрушил надежду, которую она чувствовала все последнее время. Она не позволяла себе думать об этом, надеяться.

У пятого столба они обнаружили телефонную будку. Маяк светился неистовым пламенем холодного огня в полумиле от них дальше на юг.

Телефон работал. Когда Дэгни подняла трубку, гудки показались ей дыханием живого существа. Затем раздался медлительный голос:

– Джессап, Брэдшоу. – Голос звучал сонно.

– Говорит Дэгни Таггарт…

– Кто?

– Дэгни Таггарт из компании «Таггарт трансконтинентал л»…

– О… да… понимаю… Слушаю?

– Я говорю по вашему путейному телефону номер восемьдесят три. В семи милях отсюда застряла «Комета». Ее бросила бригада.

Пауза.

– Гм, что же вы хотите, чтобы я сделал?

Дэгни тоже выдержала паузу, стараясь поверить услышанному.

– Вы ночной диспетчер?

– Да.

– Тогда немедленно вышлите к нам другую бригаду.

– Целую бригаду для пассажирского состава?

– Конечно.

– Сейчас?

– Да. Пауза.

– В правилах ничего не сказано об этом.

– Соедините меня с главным диспетчером, – задыхаясь, произнесла Дэгни.

– Он в отпуске.

– Соедините с начальником отделения.

– Он уехал на несколько дней в Лорел.

– Позовите того, кто здесь главный.

– Я здесь главный.

– Послушайте, – медленно произнесла Дэгни, с трудом сохраняя терпение, – вы понимаете, что посреди прерии стоит брошенный скорый поезд?

– Да, но откуда я знаю, что мне делать? В инструкциях на этот счет ничего не сказано. Если у вас авария, мы вышлем аварийную бригаду, но если аварии не было… Вам ведь не нужна аварийная бригада?

– Нет. Не нужна. Нам нужны люди. Понимаете? Живые люди, чтобы управлять поездом.

– В инструкциях ничего не сказано о поезде без персонала. Или о персонале без поезда. Нет такого правила, чтобы вызывать посреди ночи бригаду и посылать ее на розыск поезда. Никогда раньше не слышал об этом.

– Вы слышите об этом сейчас. Вы не знаете, что делать?

– Кто я такой, чтобы знать?

– Вы знаете, что ваша обязанность следить за движением поездов?

– Моя обязанность – выполнять инструкции. Если я пошлю бригаду, когда делать этого не следует, одному Господу известно, что может случиться! А как же Стабилизационный совет и все их постановления? Кто я такой, чтобы брать на себя ответственность?

– А что случится, если по вашей милости поезд будет торчать на пути?

– Это не моя вина. Меня это не касается. Меня не в чем упрекнуть. Я ничего не могу с этим поделать.

– Можете.

– Но никто мне не приказывал.

– Я приказываю вам это сейчас!

– Откуда мне знать, можете вы мне указывать или нет? Мы не обязаны укомплектовывать составы «Таггарт трансконтинентал». У вас должны быть собственные бригады. Так нам говорили.

– Но это чрезвычайная ситуация!

– Никто ничего не говорил мне о чрезвычайных ситуациях.

Дэгни понадобилось несколько секунд, чтобы овладеть собой. Она видела, что Келлог наблюдает за ней, весело и горько улыбаясь.

– Послушайте, – сказала она в трубку, – вы знаете, что «Комета» должна была прибыть в Брэдшоу три часа назад?

– Конечно. Но это никого не обеспокоит. В наше время поезда уже не ходят по расписанию.

– Так что ж, вы хотите, чтобы мы перекрыли вам путь навсегда?

– У нас ничего не предвидится до четвертого ноября, пассажирский поезд северного направления из Лорела в восемь тридцать семь утра. Вы можете подождать до этого времени. Меня сменит дневной диспетчер. Можете поговорить с ним.

– Идиот проклятый! Это же «Комета»!

– А мне-то что? Мы не «Таггарт трансконтинентал». Вы слишком многого хотите за свои деньги. Вы для нас лишь головная боль, сверхурочная работа без дополнительной оплаты простым людям. – Его голос сорвался в скулящую дерзость. – Вы не имеете права так разговаривать со мной! Прошли те времена, когда вы могли так обращаться с людьми.

Дэгни никогда не верила, что есть люди, на которых действует определенный прием, которым она никогда не пользовалась, – таких людей не нанимали в «Таггарт трансконтинентал», и ей не приходилось общаться с ними.

– Вы знаете, кто я? – спросила она холодным, властным и угрожающим тоном.

Сработало.

– Я… я догадываюсь, – ответил он.

– Тогда позвольте вам сказать, что если вы немедленно не вышлете бригаду, то потеряете работу в течение часа, как только я доберусь до Брэдшоу, а я рано или поздно туда доберусь. Сделайте так, чтобы это было рано.

– Да, мэм, – произнес он.

– Вызовите бригаду для пассажирского состава и прикажите доставить нас в Лорел, где имеется наш персонал.

– Слушаюсь, мэм. – Он добавил: – Вы скажете начальству, что это вы приказали мне так поступить?

– Скажу.

– И ответственность за это несете вы?

– Я.

Последовала пауза, затем он беспомощно спросил:

– А как же я вызову людей? У большинства из них нет телефона.

– У вас есть посыльный?

– Да, но раньше утра он здесь не появится.

– Хоть кто-нибудь есть поблизости?

– Уборщик в депо.

– Пошлите его.

– Слушаюсь, мэм. Не вешайте трубку.

Дэгни прислонилась к стенке будки и стала ждать. Келлог улыбался.

– И вы собираетесь управлять железной дорогой – трансконтинентальной железной дорогой – с такими людьми? – спросил он.

Дэгни пожала плечами.

Она не могла отвести взгляд от маяка. Он казался таким близким, и так легко было добраться до него. Она почувствовала, как в ее сознании яростно бьется непризнанная мысль: человек, способный использовать неиссякаемый источник энергии, человек, работающий над двигателем, который сделает ненужными все остальные двигатели… Она могла бы общаться с ним, с его разумом, через несколько часов… Через каких-то несколько часов… Возможно, нет необходимости так спешить к нему. Но она хотела этого. Хотела… Ее работа? Какая у нее работа: стремиться к наиболее полному использованию своего ума – или потратить всю оставшуюся жизнь, думая за человека, который не годится на место ночного диспетчера? Почему она предпочла остаться на работе? Чтобы вернуться к тому, кем она начала, – ночной диспетчер станции Рокдэйл. Нет, она была лучше этого диспетчера, даже в Рокдэйле; возможно, таков должен быть итог: оказаться в конце пути ниже, чем в начале?.. Нет причин спешить? Она сама – причина… Им нужны поезда, но не нужен двигатель? Но ей нужен двигатель… Ее долг? Перед кем?

Диспетчер ушел надолго; когда он вернулся, его голос звучал угрюмо:

– Гм, уборщик сказал, что он-то может позвать людей, но это бесполезно. Как же я вышлю их к вам? У нас нет локомотива.

– Нет локомотива?

– Нет. На одном уехал в Лорел управляющий, а другой неделями кочует по мастерским. И стрелка сегодня утром сломалась, с ней провозятся до завтрашнего вечера.

– А как же локомотив аварийной бригады, которую вы предлагали послать к нам?

– Он на севере. Вчера там произошла авария. Он еще не вернулся.

– А паровоз у вас есть?

– Никогда не было. И нигде в округе нет.

– А дрезина есть?

– Есть.

– Вышлите их на дрезине.

– О… слушаюсь, мэм.

– Скажите вашим людям, чтобы они остановились у путейного телефона номер восемьдесят три и забрали мистера Келлога и меня. – Она смотрела на маяк.

– Слушаюсь, мэм.

– Позвоните начальнику поездной бригады компании «Таггарт трансконтинентал» в Лорел, сообщите о задержке «Кометы» и объясните все. – Дэгни положила руку в карман и внезапно сжала пальцы – она нащупала пачку сигарет. – Скажите, – спросила она, – что это за маяк примерно в полумиле отсюда?

– От того места, где вы находитесь? Наверное, запасной аэродром компании «Флэгшип эйрлайнз».

– Понятно… Что ж, позаботьтесь о том, чтобы ваши люди немедленно выехали. Скажите, чтобы они прихватили мистера Келлога возле путейного телефона номер восемьдесят три.

– Слушаюсь, мэм.

Дэгни повесила трубку. Келлог усмехнулся.

– Аэродром? – спросил он. – Да. – Она все смотрела на маяк, продолжая сжимать пальцами пачку в кармане.

– Итак, они прихватят мистера Келлога, да?

Дэгни повернулась к нему, поняв, какое решение помимо ее воли приняло ее сознание.

– Нет, – произнесла она, – я не брошу вас здесь. Просто у меня очень важное дело на Западе, мне надо спешить. Я подумала, что хорошо бы найти самолет, но не могу этого сделать, да и нет необходимости.

– Пойдемте, – сказал Келлог, направляясь в сторону аэродрома.

– Но я…

– Если вы хотите сделать что-то более важное, чем нянчиться с этими идиотами, то пойдемте.

– Самое важное дело на свете, – прошептала Дэгни.

– Я возьму на себя ваши обязанности и доставлю «<Комету» вашему человеку в Лореле.

– Спасибо… Но если вы думаете… Я не убегаю.

– Знаю.

– Тогда почему вы так хотите мне помочь?

– Я просто хочу, чтобы вы поняли, что это такое – делать то, что хочешь, хотя бы раз в жизни.

– Шанс, что на летном поле есть хоть один самолет, невелик.

– Но он есть.

На краю поля стояли два самолета: один – полуобугленный остов, не годящийся и на лом, другой – совершенно новенький моноплан «Дуайт Сандерс», – предмет напрасных вожделений множества американцев.

На аэродроме оставался только заспанный служитель, молодой, коротенький и толстый; если не считать слабого намека на образование, проскальзывавшего в его речах, он был бы духовным двойником ночного диспетчера в Брэдшоу. Он ничего не знал об этих двух самолетах, когда он год назад заступил на должность, они уже стояли здесь.

Он никогда не интересовался ими, как, впрочем, и никто другой. Вдали от начальства в медленном умирании огромной авиакомпании о моноплане «Сандерс» забыли. Ценности такого характера забывались повсюду… Модель двигателя тоже была брошена в куче хлама и, скрытая от понимающего взора, ни о чем не говорила преемникам и вступающим во владение новым хозяевам…

Молодому служителю не оставили никаких распоряжений относительно того, обязан ли он держать «Сандерс» на поле. Решение было вынесено бесцеремонными, уверенными манерами двух незнакомцев, визитной карточкой мисс Дэгни Таггарт, вице-президента железнодорожной компании, и краткими намеками на срочную секретную миссию (молодой человек сразу подумал о Вашингтоне), упоминанием о соглашении с шишкой из нью-йоркской авиакомпании, имени которой парень никогда не слышал, чеком на пятнадцать тысяч долларов, подписанным мисс Таггарт, в качестве залога за самолет, и другим чеком, на две тысячи долларов, – за его личную заботу и беспокойство.

Blog

Айн Рэнд: «Атлант расправил плечи. Книга 2»