Предисловие

Вид материала

Рассказ

Содержание Влаиль казначеев

Подобный материал:

• Содержание предисловие  3 Введение, 2760.07kb.
• Томас Гэд предисловие Ричарда Брэнсона 4d брэндинг, 3576.37kb.
• Электронная библиотека студента Православного Гуманитарного Университета, 3857.93kb.
• Е. А. Стребелева предисловие,, 1788.12kb.
• Breach Science Publishers». Предисловие. [3] Мне доставляет удовольствие написать предисловие, 3612.65kb.
• Том Хорнер. Все о бультерьерах Предисловие, 3218.12kb.
• Предисловие предисловие petro-canada. Beyond today’s standards, 9127.08kb.
• Библейское понимание лидерства Предисловие, 2249.81kb.
• Перевод с английского А. Н. Нестеренко Предисловие и научное редактирование, 2459.72kb.
• Тесты, 4412.42kb.

ВЛАИЛЬ КАЗНАЧЕЕВ

Влаиль Петрович Казначеев – выдающийся русский ученый, наш современник, директор Института клинической и экспериментальной медицины в Новосибирске.

В.Казначеев одним из первых занялся изучением информационного обмена в природе, многое сделал в этом направлении. Я с ним лично не знаком, поэтому в своем рассказе о нем сошлюсь на его интервью, которое он дал Е.Приходько.

1. «Российская наука о человеке потеряла то, что имела».

– Влаиль Петрович, сейчас много говорится о кризисе отечественной медицины. Сколько людей, столько и мнений о причинах этого. Интересно услышать вашу точку зрения.

– Не правильное понимание причин кроется в искажении истории. Дело в том, что к концу прошлого века культура и теология (или теософия) в России относительно европейской и американской культуры характеризовалась очень крупным Ренессансом. Фактически во всех сферах – этической, художественной, литературной, архитектурной, музыкальной, научной (гуманитарной и технической). Можно назвать целые плеяды их представителей. Если бы вы увидели Европу, скажем, с уровня спутника и могли бы окрасить научную мысль каким то оттенком, вы бы увидели, что на континенте Европа над Россией поднимается какой то фонтан, какой то купол. Это было рождение в России научной и культурной мысли как планетного явления. Оно возникало на стыке между прошлыми и настоящими европейскими культурами, восточными культурами и той самобытностью, уходящей корнями к славянской древности, которая и формировала этот Ренессанс.

Так вот, этот купол в фундаментальном и прикладном смысле все больше и больше вбирал в свой фокус проблему человека, души и тела, его физического и этического, духовного здоровья.

…В России формируется общество, которое называлось "Мироведение". От слова "мир", то есть структура всей нашей жизни. Лесгафт организует в Петербурге практические лаборатории Инстатута Человека. Развивается меценатство: от, скажем, Саввы Морозова, оплатившего открытие лабораторий, до различных общественных организаций. Создается даже Бадмаевская клиника по тибетским методам лечения. Российская наука тогда вплотную подходила к обобщению, суммированию восточного и азиатского опыта, европейского и своего.

Больше того, в восьмидесятых годах шестнадцатого века при существующей ломоносовской императорской Академии была организована Российская Академия наук. Позже в Петербурге Бехтерев открывает Институт психологии. Создается Институт проблем алкоголизма. Между прочим, все это при царях! То есть к революции Россия приходила с колоссальным запасом прочности фундаментальных научных идей по проблемам человека, включая генетику, всеми потом отвергнутую. После революции очень быстро идеология, политика скатываются в дипломатию, а точнее, в обычный культурный принцип догматизма, и эти идеи человечности уничтожаются. Значит, Ренессанс сменился обратным знаком. Уничтожением науки – физическим и духовно историческим. Ведь мы до сих пор не знаем ряда фамилий крупнейших ученых, которые просто вычеркнуты из памяти науки и только сейчас восстанавливаются. Российская наука о человеке потеряла то, что имела.

Однако в тридцатые годы, несмотря на сталинизм, проблема человека все еще живет – во многом благодаря ВИЭМу (Всесоюзный институт экспериментальной медицины), фактически Институту Человека, который, являясь институтом академическим, наработал к войне большой фундаментальный пласт по проблемам гигиены, микробиологии, биологии, по проблемам клетки, генетики, психологии, физиологии, энергетики. После начала Великой Отечественной войны институт волевым порядком превращается в медицинскую академию, которая занимается важными, но в основном лечебно прикладными вопросами. А ВИЭМ передается в "большую академию", в чьих крупных программах проблема человека была вычеркнута. С тех пор, за исключением краткого периода оттепели, проблема человека практически исчезла в СССР. Теперь пожинаем плоды.

2. «Авторитет мундира против авторитета интеллекта».

– С этим, конечно, и связано ваше заявление о том, что, выступив с докладом на недавней сессии Общего собрания СО АМН СССР, вы "спели свою лебединую песню". И это тогда, когда возглавляемый вами ИКЭМ вышел на новые просторы исследований, связанных с изучением необычных способностей на фоне природных аномалий, когда начаты работы под девизом "Вернуть человеку его космическое начало", когда ведутся исследования на Крайнем Севере, на Алтае, в так называемом "Пермском треугольнике"…

Когда организован телепатический мост "Новосибирск Филадельфия"… Знать, очень весомы причины…

– Если позволите, я начну издалека. Но ведь и причины не возникают в одночасье.

…Шестидесятые годы. Хрущевская оттепель. Идут послабления в ГУЛАГах. И Сибирь, да и не только Сибирь, получает в свои научно практические подразделения людей, которые либо открыто ссылались сюда после войны как неугодные лысенков щине, либо многих крупных представителей культуры и науки, которые, освобождаясь из ГУЛАГов, получают право жить в городах Сибири без выезда на запад, а также в Москву, Ленинград, и концентрируются здесь. Группа шестидесятников вызывает тогда определенный крупный всплеск в научно культурной жизни Сибири. И молодая научная поросль, в том числе я и еще ряд моих коллег, нынешних директоров институтов СО АМН СССР, попадает под этот всплеск. Мы все – шестидесятники.

К тысяча девятьсот семидесятому году из этой оттепели вырос Сибирский филиал медакадемии. Главной в нем была проблема человека. А я стал президентом этого филиала. Внезапно случается трагедия. Умер президент АМН СССР академик Владимир Дмитриевич Тимаков. Умер на заседании Совмина, где он отстаивал выход медакадемии из под Минздрава. Я был соучастник этой идеи. Итак, Тимаков умер. Возвращается Блохин. Возникает резкое тяготение от оттепели снова к догматизму. Дело, понятно, не в Блохине, а в общем ходе событий. В тысяча девятьсот семьдесят девятом году в Новосибирск приезжает коллегия АМН ликвидировать Сибирский филиал. Ночью меня приглашают на аудиенцию и говорят: "Если не изменишь доклад, завтра мы тебя снимаем". Я доклад не изменил и докладывал так, как считал нужным. Но я понимал, что московские "патроны" будут делать свое дело. Такова застойная участь наша. Они привезли уже подготовленные решения. Но накануне я обратился к моим соседям и моим друзьям в Академгородке: к академику Трофимуку, академику Яншину, академику Аганбегяну и другим и сказал, что завтра произойдет катастрофа. На заседание мои коллеги, друзья (а они же, как академик Яншин, и мои учителя) пришли. И когда началось обсуждение доклада, то их выступления остановили намеченную расправу. Благодаря поддержке лучших представителей той самой оттепели, которая была в Сибири, филиал АМН сохранился.

С тысяча девятьсот восьмидесятого года, после перевыборов президента, я считаю, прошло существенное изменение политики в организации науки. Был сделан резкий крен в сторону клинического, лечебного, диагностического направлений. Фактически академия пошла в недра Минздрава, подменяя его и теряя комплексную проблему человека. Сохранять ИКЭМ оказалось очень сложно. Удавалось это сделать через инфаркты, с кровью.

Если здешний президент еще как то вынужденно поддерживал наши поиски, то московский президиум стремился – я беру на себя смелость это сказать – к максимальному уничтожению института.

А сейчас, в периоде нового застоя, как я его называю, сохранять институт становится еще труднее. Отвечу, почему. С Сибирью, похоже, происходит такая же примерно балансировка, как у России с союзным правительством. То есть если союзное правительство давит Россию, считая ее, так сказать, некоей перспективной кормушкой, то российское правительство так же давит Сибирь, считая ее колонией.

У нас вся страна, сделав гигантский крен античеловеческого развития с технократическим ходом, все еще стоит на попа. Оттепель шестидесятых немножко выправила положение, а теперь крен пошел еще сильнее. Авторитет мундира идет войной на авторитет интеллекта. Поэтому я полагаю, что этот год последний – моя "лебединая песня". Поскольку я как шестидесятник не понят. И многие шестидесятники не будут поняты сейчас. Это одна из драм нашей перестройки.

3. «Они говорят нам: умрите!».

– Неужели, лишая институт надежды на выживание, власти не понимают, что лишают общество ориентиров движения вперед?..

– ИКЭМ – крупная концентрация "дальнобойного" научного интеллекта. Через год два три, когда общество – а я надеюсь на это – придет к необходимости реконструкции человеческого начала в самом себе, оно лишится теоретических опережающих разработок. Поэтому я рассматриваю институт как колоссальное российское, общенациональное достояние, как концентрацию интеллекта по фундаментальным проблемам человека. И если нам говорят Советы (я имею в виду прошедшую сессию облсовета), что им наука не нужна, я лишний раз убеждаюсь в правоте своего решения. Это оголтелость какая то.

– Такого уровня народные депутаты?

– Такого уровня. Они, например, ставят вопрос о том, чтобы мы отчисляли десять процентов от бюджета как налог. Они говорят: а зачем нам симфонический оркестр, зачем оперный театр? Значит, мы лечим людей, мы развиваем вот эту сибирскую площадку – надежду, как я уже говорил, России, и эти же люди говорят нам: умрите! Потому что вы пьете нашу воду и дышите нашим воздухом. Это самоубийство. Когда Гитлер в тысяча девятьсот сорок третьем – тысяча девятьсот сорок четвертом годах был уже на грани поражения и искал выхода, то он поскользнулся на том, что призвал в армию крупнейших ученых. Мы сейчас на рынке уничтожим то же самое – интеллектуальный потенциал. Потому что при таком подходе умнейшие, лучшие специалисты либо уедут за рубеж – а они уже туда едут, – либо переквалифицируются на "топорников".

4. «Мы продали на рынок здоровье нации…».

– Как панацею от многих бед наше общество ждет вступления в рыночные отношения. А если взглянуть на рынок в ракурсе волнующих вас медицинских проблем?

– Ведь что такое медицина? Это часть рынка труда. Каждый человек, затрачивая некоторое количество своего здоровья, производит какой то предмет или услугу. Значит, вы переводите резерв своего здоровья в продукт. Этот продукт попадает на рынок, где получает потребительскую стоимость, вступает в рыночные законы экономики и конкуренции. Фактически вы конкурируете на рынке стоимостью вашего здоровья. Если вы на этот продукт положили много здоровья, а он конкуренции не выдержал, то вы не получите от рынка рекреационного эквивалента – питания, нормальных социальных условий жизни, услуг – и потеряете здоровье. Делаем вывод: рынок труда есть рынок резервов человеческого здоровья.

Кто у нас это понимает? Кто этим занимается? Никто.

Когда на рынке люди говорят, им нужно в больницу или к врачу, включается министерство, но оно получает только, если хотите, проценты утруски и потерь от этого гигантского рынка труда. Но в нашей стране его как такового, организованного по человеческой сущности, нет. А есть рынок товарный.

Почему на Западе не происходит катастрофы? Потому что если вы затратили, скажем, десять единиц своего здоровья и ваш продукт вышел на рынок, то в эквиваленте доллара по этой стоимости вы получите материал для восстановления ваших десяти единиц. В этом и смысл рынка. Он восстанавливает траты человеческого труда. Но когда рынок в продуктах, в услугах оторван от этой базы, он превращается в уничтожение человеческого здоровья. Нация лишается восполнения глубинных резервов и автоматически идет на вымирание. В Сибири наступает такой период. На смену ГУЛАГам сталинизма, где нация уничтожается диктатурой, пришел период, когда мы будем скрыто перемалывать здоровье своего населения.

5. «Последствия непредсказуемы».

– Мы посчитали: населению Зауралья (а это тридцать четыре с небольшим миллиона человек), если брать критерии продолжительности жизни, психического и биологического здоровья в лучшем случае хватит до две тысячи двадцатого – две тысячи двадцать пятого года. Оно будет переработано догматическим, техническим, технократическим комплексом с уничтожением не только человека, но и природы. Мы теряем здесь в год необратимо примерно пять семь процентов, а на Севере – до девяти процентов человеко часов. Значит, в трубах не газ, а переработанный человеческий организм течет. Это не никель, а человеческий крематорий работает, хотя ГУЛАГа нет. И наша беда в том, что сегодня в России нет комплексного расчета запаса здоровья нации, ее интеллекта.

Нет проработки подходов к ее перспективам не с позиции экономики или политики, а с позиции ее глубинного исторического развития. И сколько я ни писал, сколько ни обращался.., российский Верховный Совет "висит" сегодня на информации чисто медицинской или демографической отдельно. До конца же нет понимания того, что резерва здоровья народа осталось на несколько десятков лет, что его выкачивают, как газ из под земли.

По нашим данным, психофизиологические дарования человека, которые ему даются природой и Богом, в СССР используются примерно на три пять процентов. В США на семнадцать двадцать процентов. Представьте себе группу военных или инженеров, художников, где только три процента дарований, и группу, где двадцать процентов. Если страны в столь разной мере используют самый высший свой продукт, то они соревноваться просто не могут.

Еще один аспект. Посмотрите на карту. Над Амуром плотность населения 0,1 0,2 человека на квадратный километр. Ниже Амура Китай – тридцать человек. Еще Индия. Высокая плотность населения давит, как газ. Значит, в чисто человеческом балансе возникает странный контраст. Последствия таких вакуумов непредсказуемы. Это понимала царская Россия. При столыпинской реформе была большая миграция, с хорошими льготами. Сюда же сами, не по принуждению ехали. Мои предки тоже здесь не в кандалах оказались. Переселение казаков, крестьян было дальновидным решением. Но сейчас, когда мы обращаемся в центральные органы, то сталкиваемся с тем, что известные слова Ломоносова "Россия будет прирастать Сибирью" понимаются весьма однобоко. Между тем будущее нации зависит не только от политики, а и от развития и выживаемости ее как исторической целостности. Поэтому сохранение сибирской популяции с точки зрения демографии – это, если хотите, вопросы очень далекой и фундаментальной политики. А что мы имеем сейчас? Здесь технократический уклон и, я бы сказал, карьерная тупость партийных кругов необычайно колониальны. Недаром Кузбасс взорвался. Недаром.

6. «Сможем ли обойтись без лекарств?».

– Влаиль Петрович, каков сейчас главный предмет вашего научного интереса?

– Я как врач постепенно расширял свои изыскания и сосредоточился на проблеме механизмов хронической патологии, где занимаюсь междисциплинарным стыком: молекулярной биологии и биофизики. Меня интересуют информационно энергетические переносы в биосистемах. Поэтому я курирую Совет при Союзе научных и инженерных обществ по соответствующей проблеме. Сейчас остаюсь его президентом. Я стимулирую организацию Российской ассоциации по планетарной экологии и космологии и многие союзные и республиканские движения подобного характера.

– А применительно к практическому здравоохранению?

– Скажу о наиболее многообещающем направлении – так называемой голографической фармакологии. Термин этот условный. По общепринятому мнению, клеточный геном работает только в химическом синтезе в трех пяти процентах. Остальные девяносто пять процентов в течение жизни якобы остаются в резерве. По тем материалам, которыми мы располагаем (идея принадлежит московскому ученому Л. П. Горяеву и его единомышленникам), все так называемые резервные проценты тоже являются работающими и фактически определяют некий "голографический проект" будущей клетки, по которому часть генного аппарата включается в биохимические синтезы. Представьте себе проект народного хозяйства и строительства нужных фабрик. Если фабрика плоха, дело не в ней, а в ее проектировании. Так вот, сегодня высшей формой достижения в науке считается перенос гена, или генная инженерия. Возможен перенос белка, клетки. Пример: искусственная беременность.

Но если девяносто пять процентов клетки программируется вначале в виде "голографических", солитонных процессов, то мы, научившись моделировать эти процессы, не будем нуждаться В переносе генов, ни в переносе белков и, наверное, можем обойтись без лекарств. Это я называю солитонной, или голографической, фармакологией.

– Это приоритет советских ученых?

– В какой то степени да. Я думаю, что открытие фотогенетических лучей Гурвичем, работы Бауэра, в значительной мере Чижевского делают такого рода приоритеты.

– А каковы перспективы идеи?

– Перспективы, думаю, колоссальные. Потому что, зная всю эту голографическую организацию взаимодействий, можно будет ее использовать в качестве основного средства прогнозирования и управления. Подобные эксперименты на клетках мы уже в своих лабораториях имеем.

7. «Наркомафия это оружие купит…».

– В недавнем интервью французскому журналу "Пари матч" вы, Влаиль Петрович, выразили тревогу по поводу реальной опасности создания оружия массового психического воздействия. Неужели наука готовит такой "подарок" человечеству?

– Всякое фундаментальное исследование, как, например, изучение энергетических источников ядерных процессов, таит в себе в равной мере использование этих знаний как для добра, так и для зла.

В психических процессах, в информационно энергетических переносах, в микролазерной технике, в "голографических" структурах таится колоссальный резерв для лечения, для профилактики, для понимания и раскрытия интеллекта человека и столь же большой разрушительный потенциал. Если мы будем накалять, обострять соревнование в поисках этого оружия, открытость послужит лишь благу. На этом я как ученый настаиваю категорически.

Мировое сотрудничество в этих проблемах должно контролироваться на уровне Совета Безопасности ООН, и там нужно немедленно создавать корпус такого контроля. В нашей стране он тоже необходим, только не в академических кругах и не в Минздраве, а как независимый контроль. Если его не будет, то не "пентагоны", а мафии это оружие купят. Ибо наркомафия владеет сегодня миллиардами. Она все купит. Есть и другие мафии. И не надо думать, что мы, водрузив мир на Земле через правительства, с договорами на официальных, военных уровнях, эту проблему отодвинули. Это будет болезнь человечества в области неуправляемых систем терроризма. Не дай Бог, но может так статься.

Не исключено, что некоторые работы следует притормозить, но тоже открыто, под контролем. Вот почему с нашими коллегами в Европе и в Америке, всего в шестнадцати странах, мы подписали и продолжаем подписывать обязательство ученых – Декларацию о ведении этих работ в гуманных целях, в открытых лабораториях, о неприменении их в различного рода конкретных сферах. И об этической норме наших взаимодействий.

Декларация не правительственная. Но если сейчас волевым характером эти работы приостановить, то они уйдут в подвалы закрытых военных лабораторий, мафии и потом выплывут готовым оружием. Закрывать их нельзя, остановить прогресс мысли невозможно. Джинн уже вышел из бутылки.

– Мрачные прогнозы…

– Не мрачные. Потому что на другом полюсе – реальные пути для борьбы с опухолевыми процессами, глубинное познание I психических процессов. Это проблема человеческого бессмертия, которая вполне серьезно становится предметом большой глобальной науки.

8. «Копятся неудовлетворение и страх перед медициной».

– В последние годы страну захлестнула волна повального увлечения нетрадиционной медициной, экстрасенсами, различными мистическими явлениями. И, несмотря на многочисленные публикации на эту тему, нет четкого научного объяснения происходящему…

– Начнем с того, что до сих пор мы представляли живое вещество как сложный континуум белково нуклеинового энергетического процесса. Но в истории жизни людей накапливались материалы о том, что взаимодействие живых организмов не ограничивается только этим. Возможен обмен информацией издалека. И действительно, шаман или жрец способен существенно что то сделать, не подливая яда и не делая выстрела. Из народной медицины известно, что при целом ряде труднейших состояний человека, когда даже современная медицина как будто оказывалась бессильна, эти действия были возможны.

Мировое естествознание в целом сейчас находится на грани определенного кризиса. Белково нуклеиновые процессы не раскрывают сущности жизни. И вся наша современная научная медицина с гигантской химией наносит вреда, может быть, уже больше, чем пользы.

Преждевременное старение не удается остановить ни химической профилактикой, ни рациональным питанием, ни здоровым образом жизни. Нарастает эпидемия хроники. Ясно, что естествознание упирается в непонимание каких то более глубоких организаций жизни. И этот фронт нового представления (не отрицания биохимии, а понимания биофизических конструкций, "топографических" организаций) идет в мировой науке.

В нашей стране аналогичные исследования интенсивно велись где то до тридцатых годов, а еще раньше – русскими учеными в конце прошлого века. Сталинизм вел тотальное уничтожение этих направлений, подчас вместе с самими учеными. А сама сущность биофизики была извращена. Все это сужает возможность нашего ответа на те вопросы, которые задает жизнь. Эти причины лежат в плоскости науки.

С другой стороны – неудовлетворенность населения нашей химической, скорее захимической медициной, страх перед ней. Вот почему восстанавливается знахарство, происходит взрыв мистики, недобрых религиозных традиций, некоего их суррогата. Минздрав не в состоянии их контролировать, а экономика по организации кооперативов способствует.

Нынешний всплеск так называемого шаманства очень напоминает то, что было в Европе и Америке примерно двадцать пять лет назад. Тот же кризис, неудовлетворение плюс дороговизна медицины. Но законы в Штатах оказались жестче и не дали раздуться пожару. К тому же западная медицина нашла свою "колею", где человеческое здоровье, труд, продукт, потребительская стоимость и обратная связь сбалансированы. В Советском Союзе идет гигантский разбаланс. Он взрывом пахнет. Поэтому наши средневековые мистерии, повторяющие прошлое Штатов и Европы, захлебнутся, так как они попадают на колоссальное депонирование денег, неудовлетворенность медициной и несут в себе не культурную, а в подавляющем большинстве мистическую, синкретическую подоплеку. Остается удивляться малокультурию населения. Казалось бы, взрослые, зачастую с высшим образованием люди, а открывают телевизор Кашпировскому. Тот, кто разрешает, не ведает, что творит.

9. «Человек возник не по Дарвину».

– Вы много занимаетесь аномальными явлениями. Что в этой связи вам видится самой большой загадкой жизни?

– Как ученый я формулирую гипотезу и утверждаю? Около четырех миллионов лет на Земле как космическом теле появляется несколько форм живого вещества. Они реализуются в белково нуклеиновых структурах, а также в полевых формах организации жизни, столь же сложных. Их взаимодействие и есть эволюция жизни на Земле. Рассматривая ее как белково нуклеиновую, мы глубоко ошибаемся, видимо, мы еще на заре наших знаний. И это трагично, так как наше безрассудное самоуничтожение может привести не только к уничтожению белково нуклеиновой экологии, а к более глубокому воздействию на полевые формы.

Если человек возникает на поверхности Земли, то не по эволюции Дарвина, а как взрыв организации топографических полевых структур интеллекта. Люди на заре своего возникновения, объединенные этим интеллектом, на поверхности Земли жить не могли. И в процессе адаптации приходят к языку. Так что наш семантический язык – вторичная форма адаптации интеллектуального живого вещества на поверхности Земли.

На поверхности Земли, в самой Земле, в ее окружении сохраняется общечеловеческий интеллект в виде топографических структур. Другими словами, все вокруг – живое и мыслящее. Человек весьма самонадеянно считает себя единственным носителем интеллекта на Земле. У нас, в советских лабораториях, есть такие конструкции.

С этой интеллектуальной топографической жизнью Земли отдельные люди, наделенные особой психикой, могут вступать в полевые контакты. Это было с Блавацкой, Еленой Рерих… Есть много и других примеров. Такие свойства изначально были основой человеческой сути. Люди, которые эти свойства не затормозили, выявляются в виде экстрасенсов или, скажем, Ванги. Это наша обычная природа, но только заторможенная эволюцией, социальными конкретностями.

– Не кажется ли вам, что наука утратила такое целостное видение феномена человека в космическом потоке жизни?

– Восстановлению такого видения поможет опора на духовное наследие русских религиозных философов Флоренского, Федорова, широко мыслящих ученых натуралистов Вернадского, Тейяра де Шардена.

Здесь я хочу подробнее остановиться на религии…

Религия – это базисный процесс культуры. Это не надстройка. Религия, так же как и другие институты культуры и науки, – это "обереги" человечества. Не в научном, но в очень далеко смотрящем догматическом, априорном мышлении. А сейчас религию мы разрушили. Если мы сумеем восстановить в стране христианскую православную веру, то скорее всего в том виде, в каком она была в конце девятнадцатого века. Между тем в тот период православная Россия стояла на грани реформации церкви. О необходимости этого писали Толстой, Достоевский… Этика церкви сейчас – великое дело, но ее надо сегодня акцентировать на Нагорную проповедь, на Новый Завет. Культуре, науке, церкви нужно стремиться к сближению в решении стоящих перед ними гуманитарных задач.

10. «Каждый ученый должен знать, что он знает мало».

– Влаиль Петрович, если оглянуться на жизнь, прожитую в науке, и задаться вопросом: что главного удалось сделать и чего сделать не удалось? Вы говорите, что как шестидесятник не поняты. Насколько этот драматический итог вы относите к своей биографии не как организатора науки, а как собственно ученого со своими планами, замыслами, работами?

– Видите ли, после того, как я вернулся с фронта, после того, как почти год пролежал в госпиталях, взгляды на сущность и на жизнь, как и у многих фронтовиков, у меня, конечно, изменились. Поэтому, может быть, доверие к людям, содействие им в каком то добром деле стали доминировать. Если я кому то помог – это уже много, это уже итог. Но успел я сделать и многое из того, что мог сделать в те трудные годы. Досадно, я уже говорил, что наши взаимосвязи с иностранными партнерами наладились очень поздно. Думаю, мировое признание придет потом. Не лично меня, а этих работ, которые, как мне кажется, составят колоссальный фундамент для многих новаций. Наверное, именно здесь грань удовлетворения и неудовлетворения.

Качество ученого все таки состоит в том, чтобы он каждую минуту ощущал и понимал в себе, что он очень мало знает. Это относится к позиции в целом, потому что раскаяться в ошибках, сказать людям откровенно о них – значит понять, куда идти дальше…