Юрий Никитин
| Вид материала | Документы |
- Юрий Никитин, 6327.1kb.
- Юрий Никитин Фарамунд, 4898.32kb.
- Никитин Б. П. Здоровое детство без лекарств и прививок от семьи никитиных (Вместо предисловия, 5715.63kb.
- "хожение за три моря" афанасия никитина, 1022.23kb.
- Программа самара 28 30 марта 2012 г. Организационный комитет конференции Председатель:, 185.87kb.
- Мд проджект лтд, ООО teл./Фaкс: +7 (495)-718-35-97 Тел моб. 8-916-155-98-10, 57.15kb.
- Никитин Сергей Никитин Описание курса и программа, 895.69kb.
- Вопросы обеспечения «качества обслуживания» опорной инфраструктуры научно-образовательной, 147.61kb.
- Запрос информации по карточным мошенничествам, 91.35kb.
- Юрий Дмитриевич, 182.48kb.
Воздух обжигал грудь изнутри. Клубы белого пара вырывались изо рта. Олег остановившимися глазами рассмотрел мельчайшие льдинки, что плавали в воздухе, и, когда стукались краями, он слышал тончайший звон сотен тысяч этих странных летающих льдин. Совсем близко, рукой подать, страшно блистают покрытые снегом вершины. Снег настолько чист, что по спине бежали мурашки ужаса. Нога человека не касалась этого снега. А вот бога...
Задержав дыхание, чтобы не взвыть от ужаса, он поймал взглядом темный зев пещеры, ноги сами понесли как испуганного оленя. Шум в ушах заглушал стук подошв, но когда он влетел в пещеру, на миг ощутил себя отрезанным от ужаса, что ждал за спиной. Впереди раскрывается пещера, а это, хоть и не лес...
Он ступил в пещеру, чувствуя как по телу все еще пробегают волны леденящего страха. В прошлом иногда удавалось подчинить это позорное, как считал Мрак, чувство, и тогда мысли метались быстрее, в теле добавлялось мощи. Он начинал двигаться быстрее, заставлял ноги двигаться не от противника, а навстречу...
Но сейчас страх был как ледяная глыба, что сперва наполнила ему желудок, заставив двигаться медленнее, как муха на морозе, а потом и весь словно очутился в большой льдине, что сотни лет не знала солнца.
Зев расширился, впереди тьма, только стены по бокам, грубые, не тронутые рукой человека, Олег заставил себя шагнуть во тьму еще дальше. Стены отступили, на миг стало совсем темно, но... впереди засветился огонек!
Сперва он подумал, что это светильник, но в такой пещере не могли быть светильники, слишком изнеженно, и в самом деле он увидел вскоре ряд огромных факелов, вбитых прямо в трещины и щели.
Свет шел оранжево-красный, факелы потрескивали, распространяя запах горящей смолы, хвои. Тяжелые капли шлепали на пол, там вспыхивали красные чадные огоньки.
Камень под ногами пошел ровный, словно его сгладили за века тяжелые мужские сапоги. Зажав не только волю, но и всего себя в кулак, он переставлял ноги, приближался шаг за шагом к тому страшному, что его ждало.
Впереди была широкая пещера в красном камне. Олег услышал мерное вжиканье камня по металлу, почти сразу увидел на массивной глыбе человеческую фигуру. Красный свет падал на широкие бугристые плечи и бритый затылок незнакомца. Он мерно двигался, из темноты все громче доносилось мерное вжиканье. Олег сделал еще робкий шажок, из тьмы начали проступать огромные руки. Одна держала длинный меч, уперев острием в выемку в полу, другая водила точильным бруском по лезвию. Адамант поблескивал загадочно, словно зубы в пасти кровожадного зверя.
Длинный чуб на бритой голове колебался как змея, что никак не выберет место, где ужалить. В левом ухе блистало золотое кольцо с кроваво-красным камнем.
Человек повернул голову на стук шагов. На Олега взглянуло в упор жестокое лицо бывалого воина. Мужественный подбородок все так же раздвоен, губы сжались в твердую линию, в глазах блеснула свирепая радость. Голос прогрохотал негромко, но на Олега пахнуло холодком смерти:
- Глазам не могу поверить!.. Это ты, мой враг!.. Сам пришел и принес голову под мой меч!
- Здравствуй, Перун, - проговорил Олег с трудом. - Ты все точишь это чудовище... хотя лезвие и так острее бритвы.
Перун раздвинул губы в злой усмешке:
- А что еще делать воину?
- Я бы сказал, что делать, - проговорил Олег еще тише, - да ты не последуешь... Случилось что?
Перун поднялся во весь исполинский рост, свирепый и могучий, грудь как наковальня, синие как небо глаза уперлись в волхва как два острых копья. Он взял меч обеими руками, взглядом провел оценивающе линию от макушки волхва до пояса с баклажкой из тыквы.
- А почему что-то должно случиться?
Олег напрягся, уже чувствуя короткую острую боль, когда лезвие меча с хрустом проломит ему череп, рассечет лицо, развалит это тело надвое. Застывшие в смертельном холоде губы выдавили с трудом:
- Все мудрецы предсказали войну. Все цари собрали войска. Народ торопился собрать урожай, часть хранит в амбарах, остальное уже в ямах на случай пожаров и грабежей. Но войны все нет...
Перун слушал молча, Олегу почудилось в глазах бога войны злое удовлетворение. Он поднял меч, красиво вскинул над головой, от чего мышцы на толстых руках вздулись, и стало видно, что руки вовсе не толстые, а это горы мускулов, тугих и налитый свирепой мощью.
Их глаза встретились, Перун оскалил зубы шире. Олег видел как мысль бога войны, опережая руки с мечом, уже развалила череп надвое, и Перун видит теперь нелепо высунутый язык мертвеца, что все еще стоит на ногах.
- И ты, ищущий истину, не можешь понять?
- Не могу, - признался Олег.
- И тебя это грызнет настолько, что решился придти?
Олег развел руками:
- Ты не поверишь... но это сильнее меня. Не знаю что во мне такое, но я проклят доискиваться истины. Даже в мелочах... Меня прозвали занудой, я сам знаю, что я скучен и надоедлив. Но я таков.
Перун поинтересовался:
- И что же, враг мой, ты надеешься выйти отсюда живым?
Олег сказал осевшим голосом:
- Нет. Я чувствовал, что здесь смерть. Я как мог оттягивал этот момент.
- Так зачем же пришел?
- Не знаю, - ответил Олег невесело. - Наверное потому, что иначе вся моя жизнь будет отравлена. Я постоянно трушу, спасая жизнь, но не могу трусить, добывая знания.
Перун на миг вскинул глаза на сверкающее лезвие, затем смерил расстояние до шеи волхва. Олег видел по взгляду бога войны, что лезвие с легкостью рассечет его на две половинки, даже ощутил смертельный холод в животе, когда смертоносная сталь перережет все кишки.
- Я знал людей - проговорил Перун мужественным голосом, - которые идут на смерть ради славы, ради чести, ради доблести и геройства... Знал героев, что шли на смерть ради мести. Знал таких, что бросались в пропасть, спасая близких. Знаю дурачье, когда гибнут ради женщин... Но чтобы кто-то шел к гибели ради знания?
Олег склонил голову:
- Ты видишь такого. Скажи мне, а потом убей.
Перун взял меч в одну руку, взмахнул несколько раз, красиво и легко, воздух свистел и трещал, распоротый как слабое полотно.
- Красиво?.. Эх, не понимаешь. Надо бы тебя убить прямо сейчас... ты без спроса вторгся в мою обитель, этого достаточно для смерти любого, будь он царем или чародеем... но я ценю мужество... пусть даже такое странное.
Олег слушал почти бесстрастно, потому что уже смирился со своей участью, она в руках бога войны, он при всей своей мощи в состоянии тягаться с людьми, но не с богами, старался только не думать о том миге, когда холодная сталь перерубит ему шею.
- Спасибо, - ответил он. - В самом деле - спасибо.
- Ладно, пойдем, - решил Перун. - А потом я тебя все-таки убью.
Он поднялся во весь огромный рост, широкий и бессмертный, ловко бросил меч в перевязь за спиной. В глубине пещеры горели два факела, а на полу под стеной что-то блестело.
Олег пошел вслед за Перуном, глаза расширились, он смотрел, но не понимал.
Это был боевой шлем Перуна, в котором тот отправлялся на войны. Из шлема торчала солома, в трепещущем свете факелов Олег рассмотрел крохотное серое тельце. На него быстро взглянул круглый темный глаз, испуганно и осуждающе, и только тогда Олег понял, что это обыкновенная горлица, дикая лесная голубка, что забралась в перевернутый шлем бога войны и устроила там гнездо.
- Понял? - спросил Перун.
Олег долго таращил глаза на странное гнездо, перевел непонимающий взгляд на Перуна:
- Честно говоря, нет.
Перун зло ткнул в сторону голубки толстым, как рукоять меча пальцем:
- Эта тварь воспользовалась, когда я после битвы вернулся усталый и лег спать, быстро натаскала травы в шлем! Когда я собрался снова на войну, потянулся за шлемом, она уже успела отложить яйца!
Он умолк, злой и побагровевший, посмотрел на Олега. Тот перевел взор на голубку, потом снова на Перуна:
- Ну и что?
- Как что? - гаркнул Перун, уже сердясь. От звуков могучего голоса колыхнулось пламя факелов, а голубка беспокойно задвигалась. Перун поспешно отступил на шаг. - Как что?.. Эта тварь сидит там и высиживает птенцов!
Олег снова спросил тупо:
- Ну и что?
Перун задохнулся гневом, даже в свете факелов было видно как глаза налились кровью:
- Но как я могу взять шлем, когда она там птенцов высиживает!
Олег переводил взгляд с голубки на бога войны, снова на голубку. В голове стало горячо. Мысли метались все суматошнее, в голове раздался звон. От чувствовал, что кровь отлила от лица, побледнел, а губы посинели, когда с трудом выдавил:
- Прости... но я так и не понял.
Перун покачал мечом в воздухе, красные блики хищно бегали от острия к рукояти и обратно, всмотрелся в лицо волхва, скривился и бросил меч за спину, ловко попав прямо в ножны.
- Я вижу.
Олег с мукой оглядывался на странное гнездо.
- Я все равно не понял.
Перун вернулся к сидению, вытащил меч и снова взял в руки точильный камень. Глаза его придирчиво искали хоть зазубринку на мече, но не находили.
- И что теперь со мной? - спросил Олег.
Перун ответил вопросом на вопрос:
- А как бы ты поступил? С голубкой?
Олег пожал плечами:
- Да шугнул бы эту... заразу. Яйца на хрен, а шлем на голову. Ну, сполоснул бы, если успела нагадить. Только и делов!
Перун всмотрелся в его умное лицо, изможденное долгим бдением за мудрыми книгами. Неожиданно губы бога войны изогнулись в злой победной усмешке:
- Иди.
Олег стоял, ничего не понимая, таращил глаза:
- Ты... ты не будешь убивать?
Перун злорадно скалил зубы:
- Да ни за какие пряники!
- Почему?
- А вот потому!... Мне в сто тысяч раз больше удовольствия знать, что ты не понял такой простой вещи... мудрец! Которая мне понятна, как... как два пальца замочить. И знать, что будешь ломать голову, мучиться, доискиваясь. Ты ведь из тех, кто доискивается!
Олег шел из сумрака раздавленный и униженный, впереди ширился сверкающий выход в солнечный день, но в глазах было темно, а вдогонку раздавался злорадный хохот бога войны.
Таргитай, мелькнула смятенная мысль. Это его чертова дудочка. Подействовал на Перуна, изменил бога войны... чуть-чуть, но все же Перун уже не тот кровавый зверь, каким был еще в прошлую встречу.
В черепе колотилась мысль, разбив лоб и лапы в кровь: почему Перун все же не вытряхнет эту птаху и не напялит шлем?
Глава 16
Я бы так сделал, думал он, взбираясь по крутому склону. Мне песни Таргитая, что вой голодной собаки. Одел бы шлем и пошел бы... Видать, песни действуют только на дураков.
Но все-таки, все-таки... Что-то я извлек. Если даже не понял, почему не дать птахе пинка, то все же могу высчитать, сколько не будет войны... Две недели на высиживание, недели две кормить в гнезде, а еще с неделю в слетках, будут бегать за нею по земле и выпрашивать корм... Нет, тогда шлем уже освободится, Перун тут же ухватит, кровавая война из-за отсрочки вспыхнет еще злее... но пока что в запасе есть три недели. Нет, горлица там с неделю, чародеи ожидали войну пять дней тому...
И многое надо успеть сделать за оставшиеся дни.
Трое суток он спускался с гор, а потом брел через леса, избегая заходить в села и города. Вот-вот составит слова так, чтобы понял любой человек, понял и пошел за ним. Остается, он это чувствует, совсем немного!
Кто-то за тридевять земель лишился роскошного ковра, у кого-то со стола исчезали роскошные яства: он мог бы, конечно, питаться грибами и ягодами, даже молодой корой с деревьев, но это отвлекло бы от напряженного думанья. И потому спал под ореховым кустом, завернувшись в ковер, ел что-то нездешнее, но просто тающее во рту... Чтобы быть наверняка уверенным, что обобрал не бедняка, он вызывал блюда только роскошные, но поглощал их, хоть быстро и много, но, как и положено мудрецу, рассеянно и почти не замечая, что ест.
Иногда слышал стук топора по дереву, однажды даже видел как далекая вершинка дерева затряслась, затем с шумом и треском дерево упало, ломая ветви соседок. Вовремя понял, что просто-напросто ветер свалил сушняк. Люди же грабят лес вблизи города. Вглубь забираться и лень, и страшно.
Однажды он сидел на пне, мыслил, опустив голову, что-то отвлекало, наконец понял, что вокруг стоит неумолчный стук копыт. Вздрогнув, он вскинул голову. На него падали тени десятка рослых коней, всадники в железе, а на одном могучем коне высился крупный человек с красным от ярости лицом. Олег непонимающе смотрел, потом в уши внезапно прорезался вопль, и Олег сообразил, что человек уже давно орет, почти визжит, стараясь обратить на себя внимание:
-... великому и могучему! А что он велит... ему... царство... надо!
Слух окончательно вернулся к Олегу, он медленно встал, подвигал занемевшим телом. Суставы трещали как у древнего старика, а кровь застыла, будто он превратился в лягушку, попавшую на льдину. Мышцы покалывало, он ухитрился отсидеть себя всего. Кровь пробивалась по телу с трудом. Он смутно удивился, сколько же так просидел в тупом бессмыслии. Или это свойство мудрецов, или же, что вернее, его мозги от непосильной тяжести впали в оцепенение, как замирает жук-притворяшка при виде чудовищно огромного человека.
Всадник на коне разъяренно гаркнул:
- Взять его!.. Не хочет - силой доставим!
Крепкие руки с готовностью ухватили Олега за плечи, сжали руки. Он не противился, его отнесли к коню. Низкорослый гридень спросил с насмешливой благожелательностью:
- В седло или поперек седла?
Олег проговорил медленно:
- В седло...
Губы его двигались рывками, словно он не только молчал сотни лет, но и не ел столько же. Конь под ним беспокойно задергался, но гридни придерживали с двух сторон, кто за узду, кто за гриву, Олег чувствовал цепкие руки даже на сапогах.
Старший, с перстнем воеводы, рявкнул:
- Так поедешь добром, аль надобно связать?
- Куда меня везете? - спросил Олег.
- К самому кагану, - ответил воевода гордо. Поправился: - К нашему ксаю. Царю, как его кличет местный народец.
Коней пустили шагом, а потом, убедившись, что парень в волчьей шкуре в седле все еще держится, понеслись галопом. Гридни опекали волхва со всех сторон, он постепенно перестал их замечать, отдавшись думам, что из-за грохота копыт, тряски и криков молодых здоровых мужчин, тоже стали из плавно мудрых странно горячечными, злыми, и вот он уже несется не то на огненном коне, не то на страшном Змее, крушит и повергает тех, кто не понимает его мыслей, не внимает желаниям, что-то вякает и противится, тварь несчастная, всех вас давить и топтать, бегают всякие, зачем и живут, он им счастья желает, а они все обратно в грязь, да размазать их по стенам, да изничтожить...
Он шумно вздохнул, медленно возвращаясь в этот мир. Кони уже замедляли бег, впереди разрасталась в стороны и ввысь стена из толстых бревен. Над воротами с обеих сторон высокие башни, видны головы лучников, а створки ворот раздвигаются с неспешностью сытой перловицы, всадников явно заметили издалека и опознали.
В ворота въехали по четверо в ряд, явно гордясь мощью и величием города. Середина двора, как заметил Олег, из бревен, плотно подогнанных одно к другому, по сторонам утоптанная земля, грязь и лужи возле колодца, но сам дворец огромен, стены высоки, шапка упадет, а двери едва ли меньше, чем городские врата.
Стражи горделиво ступали по широким плитам, дикарщики сумели ободрать камень ровно, красный гранит под подошвами поблескивает таинственными искорками, что выпрыгивают из глубины толстых плит.
На него поглядывали в ожидании, что ахнет и растеряется в таком великолепии, но Олег то ли потому, что успел повидать дворцы и покраше, хотя вроде бы только-только вышел из Леса, то ли слишком занят своими нелегкими мыслями, но воспринимал весь дворец и его людей как сотканные из сырого речного тумана, что растворятся при солнечном свете, а останется лишь то, что он придумает, потому думать надо так, чтобы голова от думанья раскалилась, чтобы дым из ушей, ибо если не эти люди, то их дети должны жить счастливо...
Он вздрогнул, когда за плечо ухватила грубая рука:
- Очнись, волхв!.. Ты перед великим князем!.. Тьфу, мать его, великим царем!
Он стоял на толстом ковре, ноги утопали по щиколотку в мягком, Вокруг высокие стены, под стенами почтительно замерли ярко одетые люди, а прямо перед ним на высоком троне сидит молодой мужчина в рубашке с открытым воротом, темных портках из кожи, охотничьих сапогах. Золотые волосы на плечах, глаза синие, он странно напомнил кого-то. Сердце Олега екнуло, он в удивлении раскрыл глаза.
Похоже, это истолковали иначе, приближенные за троном заулыбались, а князь с явным сомнением оглядел могучую фигуру мудреца. Мудрому больше пристал сгорбленный вид и худое изможденное лицо с горящим взором, а у этого напротив: лицо как из темной меди, а глаза потухшие, словно огонь где-то глубоко внутри.
На миг почудилось, что облик этого человека смутно знаком, где-то уже видел эти красные как пламя вечернего костра волосы, странные зеленые глаза, эти руки, что вот-вот подхватят его и метнул высоко в воздух...
Князь Коло, которого в этих краях угодливо звали Колоксаем, царем Коло, со смутным раздражением смотрел на высокую фигуру молодого мужчины, которому бы в доспехах и с мечом в руке впереди конницы...
- Мне все известно от Миротверда, - сказал он резко, - ты сумел совершить то, чего никто не мог за три... или больше сотни лет.
Олег пожал плечами:
- Если ты о сокровище, то это было просто. Каждый бы понял, если бы хоть на миг задумался.
- Ишь чего восхотел!.. Ладно, я буду выглядеть неблагодарным, если отпущу тебя без награды. Говори, что ты хочешь?
Он откинулся на спинку кресла, ждал. Олег раскрыл и закрыл рот. На миг возникла безумная мысль сказать все, к чему стремится, чего добивается, и тогда этот могучий правитель, сын богини Даны и дударя, сразу же...
Челюсти стиснулись так, что заломило в висках. Он разомкнул губы, чувствуя как голос от горечи стал хриплым и тяжелым:
- Спасибо. Мне ничего не нужно.
Придворные зашумели, а Колоксай слегка наклонился вперед. Его злые глаза буравили человека в волчьей шкуре, Олег чувствовал как начинает тлеть шерсть.
- Не нужно? Или ты хочешь сказать, что я ничего не могу тебе дать?
Не дурак, мелькнуло в голове, понимает... А вслух ответил:
- Это не я сказал, а ты. А теперь позволь мне уйти.
Придворные гомонили все громче и раздраженнее, Олег чувствовал как острые взгляды втыкаются в него как отравленные стрелы. Колоксай несколько мгновений изучал его из-под приспущенных век:
- Так-так... ну что ж, была бы честь предложена. Я жаловал, ты отказался. Миротверд сказал, что ты из числа искателей истины. Я много слышал о таких... странных людях. Что-то за века и века никто ее так и не нашел. Или ее нашел ты?
Олег ответил тихо, голова кружилась от усталости, в ушах стоял комариный звон:
- Истин много. Для каждого своя. Что ты хочешь?
Колоксай рявкнул громче:
- Истину! Говори мне ее, если знаешь, говори понятными мне словами, а не то...
Он подал знак, из-за спины вышел огромный обнаженный до пояса мужик, могучий, но уже с парой пудиков лишнего мяса. В руках мужика поблескивал огромный широкий меч, явно не боевой, таким хорошо разделывать туши коров. Он недобро ухмыльнулся Олегу, жутко подмигнул.
- Я могу сказать истину, - ответил Олег. - Даже не одну, а, скажем, четыре. Но ты должен пообещать, что когда услышишь их, то не причинишь мне вреда и позволишь идти своей дорогой.
Один из придворных что-то торопливо шепнул на ухо быстрому на решения князю. Тот кивнул, голос его был красивый, мужественный, полон злой иронии:
- Обещаю. Если, конечно, твои слова не будут против тебя самого, как вора или преступника. Говори же.
В огромном зале стало тихо, слышно было как далеко за пределами дворца заржал конь. Олег сказал медленно:
- Первая истина, что ты - царь этой страны... Вторая истина, что я тот, кого ты спрашиваешь об истине. Третья, что ты обещал не причинять мне вреда. Четвертая, что ты хочешь знать истину, которая соответствует твоему пониманию.
Тишина длилась и длилась, воздух внезапно стал горячим, словно задул жаркий ветер пустыни. Придворные склонялись все ниже, страшась встретиться с глазами молодого и горячего царя.
Олег стоял недвижимо, опираясь о посох. В голове немного просветлело, он различал лица, но потолок все еще колыхался как палуба корабля в бурю, а звуки то понижались до медвежьего рева, то истончались так, что обрывались на комарином писке.
В в этом болезненном мире прогремел разъяренный голос:
- Никто еще меня так... Никто!..
Олег с трудом сосредоточил глаза. Колоксай на троне поднялся, рост немалый, в руках сила, плечи широки. Когда он сбежал по ступенькам, Олег ощутил, что смотрит глаза в глаза этому тирану, оба бровь в бровь, разве что герой ниже на палец-другой.
- Проваливай, - сказал Колоксай с усилием. Его трясло, губы побелели, синие глаза метали злые колючие молнии. - Черт бы тебя побрал с твоей истиной!.. Теперь надо мной будет ржать вся Артания!
Олег развел руками:
- Я только ответил на твои вопросы.
- Ты назвал меня круглым дураком!
Олег развел руками:
- Я?
Колоксай процедил с ненавистью:
- Ладно, я сам себя назвал. Потому что я и есть круглый дурак. Какого черта полез умничать, когда мое дело - меч, горячий конь, свист ветра в ушах?.. Иди к чертовой матери! И не попадайся на глаза.
Перед Олегом пугливо и почтительно расступились. На выходе повернулся, шевельнулась странная симпатия к одураченному правителю. Так искренне признал себя дураком, что наверняка привлек на свою сторону и тех, кто только что втихомолку смеялся.
Колоксай стоял на прежнем месте, прожигал взглядом в спине мудреца огромные дыры. Если бы мог, сжег бы до кучки золы. Но Олегу почудилось, что он ждет и каких-то слов мудрости, ибо великие люди не покидают ни этот мир, ни даже дом без многозначительных слов, смысл которых становится понятен много позже.
- Мы еще увидимся, - сказал Олег медленно. - Ты молод, но станешь воистину великим... У тебя будет трое сынов, великих героев, каждый из которых даст начало великому народу, а те в свою очередь дадут миру много славных сынов и дочерей. Твой род никогда не прервется!
Он с усилием вызвал между собой и всеми остальными облик небольшого вихрика, а сам незамеченным ушел через врата, старясь не шаркать и не стучать о каменные плиты посохом.
Глава 17
Раньше небо было плоским, края лежали на камнях, которые боги набросали на севере и где-то на востоке. Само небо было так низко, что когда люди толкли просо в ступках, ручки пестиков стучали о небесную твердь. Богов это раздражало, но вот родился Пуруша... говорят, не без их помощи, он встал на ноги и головой поднял небо. С тех пор небо выгнутое, а на севере с той поры остались камни, на которых раньше лежал край неба. Теперь эти камни зовутся Авзацкими горами.
Сейчас оно выгнулось еще больше, в зените была такая синева, словно купол уходил вверх как конический шлем куявца. Солнце уже почти подобралось к вершине, но синева оставалась густой и темной, будто там дыра, через которую смотрит ночь.
Он шел, как ему казалось, быстро, но дальний лес так и оставался там, а когда он оглянулся, стены города едва-едва отдалились, словно он все это время перебирал ногами на месте.
- Нет, - сказал себе вслух, - никаких вихрей, никаких Змеев или Рухов! Мощь магии, как и мощь мускулов, ослабляет разум. Да, так и побреду. Как все люди. Как ты будешь строить мир по справедливости, если начнешь смотреть на людей, как на муравьев?
А про себя добавил, что магией еще пользоваться уметь надо. А то деревенский дурак, что за комаром с дубиной, рядом с ним просто мудрец.
Безрадостные мысли оборвал резкий стук копыт. Олег оглянулся быстрее, чем следовало бы мудрецу, словно готовился уклониться от летящей стрелы, хотя тут же подумал досадливо, что стрелу в спину следует ждать, когда копыта стучат дробно и чаще. Тогда звук глухой, копыта степняков без подков, чтобы выиграть в беге...
Его догонял огромный всадник на белом, как снег коне. На голове рассыпал искры шлем, плечи блестели булатными пластинами. Руки всадника на поводьях, однако Олег ясно видел торчащую справа рукоять гигантского топора, а слева виднелись отполированные ладонями древка двух дротиков.
Конь всхрапывал на скаку, тяжелая грива мерно вздымалась как волны морского прибоя. Пурпурные глаза уставились на застывшего на обочине дороги человека. Олег видел, что конь начинает брать вправо, стремясь налететь на него и сбить корпусом.
Всадник вскинул руку, другой могучей дланью натянул поводья:
- Тпру!.. Чертов конь, ему бы только драться!.. Здравствуй, мудрец. Ты еще помнишь меня?
Олег пробормотал:
- Что нужно могучему повелителю Артании от скромного искателя истины?.. И почему ты один?
Конь, играя и пританцовывая, подошел ближе. Колоксай смотрел сверху как коршун на цыпленка, потом, спохватившись, легко спрыгнул на землю, поклонился:
- Не подобает даже царю разговаривать с мудрецами свысока. Я догнал тебя, чтобы ты растолковал мне значение своего предсказания. Я уже видел за свою короткую жизнь... еще больше слышал, что пророчества мудрецов всегда сбываются... но только мы не успеваем понять загодя. А когда сбываются, то либо уже лежишь в луже крови, либо... что еще хуже, в дерьме по уши.
Он повел коня в поводу рядом с Олегом, а тот шел, задумавшись, потом вздрогнул, обнаружив, что грозный царь все еще топает по пыли рядом и выжидающе заглядывает ему в лицо.
- Да что толковать, - ответил Олег неохотно. - Многое и без толкования понятно, но люди все равно не делают верно, а делают так... как хочется.
Колоксай шел натянутый как тетива перед выстрелом, Олег чувствовал странное невесомое прикосновение, а когда поворачивал голову, синие глаза смотрели выжидающе и с до боли знакомой надеждой, что он, Олег, мудрый и всезнающий, все разом поймет, объяснит, растолкует. Даже когда он, Олег, делал ошибку за ошибкой, тот, другой синеглазый, уверял Мрака, что хитрый Олег нарочито заводит их в топи, чтобы потом разом вывести прямо к накрытым столам, а преследующие их враги перетопнут все до одного.
Он тряхнул головой, стряхивая прошлое, невольно ускорил шаг. Конь попробовал потащить Колоксая в сторону, там сочная зелень, Колоксай досадливо дернул с такой силой, что едва не оторвал коню голову. Колоксай заговорил непривычно просительным тоном:
- Ты наговорил о великом потомстве... но пока что... Понимаешь, здесь много молодых женщин... Я, как водится правителю, взял несколько жен и сотню наложниц, но пока что ни одна не понесла! А мои дружинники, что пришли со мною, уже успели обрюхатить половину тех, кто носит юбки... Да что те, кто в юбках! Вот и телята начали рождаться двухголовыми. Волхвы говорят - к беде, а я то знаю, что со мной пришло слишком много молодых и неразборчивых.
Олег вздрогнул, возвращаясь в этот мир, успел услышать последние слова. Понял по ним предыдущие:
- Мы меняемся, герой... И мир меняется вместе с нами... Ты не всегда будешь таким.
Колоксай сказал торопливо:
- Мудрец, но мне надо спешить!
- Почему?
- Когда я был совсем мал, к моей матери пришли боги. Как водится, с подарками, а кроме того спросили нас, троих братьев: какую жизнь хотим прожить: длинную и спокойную, или же бурную, полную подвигов и славы, но короткую? Ну, сам знаешь, это они у всех спрашивают. Ритуал такой. Не знаю, что выбрали мои братья, но я выбрал последнее.
- А что последнее?
- Подвиги, - громыхнул Колоксай громовым голосом, - последнее дело! Подвиги!
- А-а-а... Ты говори, говори.
- Так что скоро могу погибнуть, но не хотел бы раньше... чем оставлю после себя сына!
Олег повернул голову, внимательно изучая шагающего рядом молодого богатыря. Тот смотрел под ноги, уже непривычно смиренный, ждущий его решения.
- У тебя будет великий род, - сказал Олег наконец. - Это видно... Но не от этого...
- Как это?
- Не от такого, - объяснил Олег неуклюже, - каков ты сейчас.
- Но я всегда буду таким!
Олег покачал головой:
- Нам всем кажется, что вот теперь-то мы такими и останемся. Но умные меняются. Дураки - никогда.
Колоксай в задумчивости почесал в затылке:
- Разве что сменить доспехи?
- Даже шкура не при чем.
Зеленые глаза колдуна все чаще останавливались на золотой серьге в ухе. Некрупный зеленый камень поблескивал крохотными лучиками. В глубине камешка чувствовалось движение, но он мал, даже простые дружинники носят покрупнее, и Олег все не мог разобрать, что же странное он там зрит.
- А что нужно? - спросил Колоксай напряженно.
- У тебя не простой камень, - заметил Олег.
Колоксай кивнул, но взгляд отвел:
- Да, это изумруд.
- Очень яркий.
- Да, чистейшей воды!
Снова голос юного правителя показался чересчур поспешным. Олег кивнул, шел все так же неспешно, погруженный в думы, затем ход мыслей нарушил несколько смятенный голос Колоксая:
- Если уж совсем точно, то это кольцо подарила мать.
- Твоя мать - могучая богиня, - кивнул Олег.
У Колоксая округлились глаза:
- Ты знаешь?
Олег кивнул, пряча усмешку:
- Знаю.
- Вот что значит волхв, - протянул Колоксай уважительно. - Сразу увидеть... Так вот, эта серьга дает мне неуязвимость! И потому я совсем запутался. Уже проверил в битвах: мечи врагов, их стрелы и копья не оставляют на мне ни царапины, могу врываться в самую гущу сражения, могу повергать самых сильных богатырей, и меня могут остановить только стеной из щитов... да и то ненадолго. Или схорониться от меня за крепкими стенами.
- Ну-ну, и что же непонятно?
Колоксай воскликнул с мукой в голосе:
- Но как же тогда смогу... полную подвигов? Какие же подвиги, если я неуязвим!.. И как моя жизнь окажется короткой, если суждено умереть только от старости?
Олег подумал, спросил медленно:
- Ты неуязвим только от мечей, стрел, дротиков? Или и от яда, болезней, горных обвалов?
Видно было как Колоксай побледнел, плечи его зябко передернулись:
- Ты прав, лучше бы не был... А то завалит горным обвалом, и мне там лежать до самой старости? Страдая от голода и жажды?
Олег оглянулся, стены града скрылись за виднокраем. Позади качались вершинки темных сосен, лес смыкался за их спинами.
- Не пора ли тебе возвращаться?
- Не знаю, - ответил Колоксай.
Олег посмотрел искоса:
- Разве? Мне показалось, что такой могучий правитель все на свете знает и умеет.
Колоксай сказал с неудовольствием:
- Готов браться за все - это не то же самое, что знать и уметь. Мне надо все уметь, вот и...
Олег стиснул челюсти. Горькую правду говорил звероватый Мрак, что миром двигают не те, кто знает и умеет, а те, кто берутся двигать, пока мудрые да умеющие сидят на печи да сопят в тряпочку.
- Так что же ты хочешь?
- Возьми меня с собой, - предложил Колоксай неожиданно.
Олег отшатнулся, даже соступил на обочину:
- Что?
- Возьми, - повторил Колоксай уже совсем не царским голосом. - Тебе понадобится в твоем пути могучий защитник.
Олег все еще в изумлении качал головой:
- Мне - да, но что это даст тебе? Чтобы царь сопровождал странствующего волхва? Что скажут твои подданные?
Колоксай отмахнулся:
- У меня мудрые воеводы. И многоопытные советники.
- Ты им что-нибудь сказал?
- Немного.
- Что?
- Если не вернусь к вечеру, то отправляюсь с тобой. Дело в том, что наш волхв зрел в ночи хвостатую звезду, что указывала на север. А утром солнце встало рогатое! Это примета, что нас посетило нечто необыкновенное. Но никто ничего не заметил, тогда я решил, что необыкновенность может придти с тобой. И уйти тоже.
Олег покачал головой:
- Впервые слышу, чтобы царь вот так оставил трон и пошел странствовать.
- Брешешь, - не поверил Колоксай. - Даже я слышал такие истории. С царями это как раз часто. Правда, царей как пруд пруди, в каждом селе царь или король. Мне больше нравится зваться князем.
- Но князья не уходят.
Колоксай нехотя согласился:
- Ладно, тогда я царь. За меня остался Миротверд. Он и так правил осторожно и мудро, а я был не столько царем или князем, как главным воеводой. Всегда на полях битв, на кордонах... Он не растеряет царство! А я познаю нечто новое, что недоступно царю.
Когда вошли под густую тень деревьев, Олег определил самый высокий дуб, направился прямо через кустарник, вскоре перешагнул через родничок, что выбивался из-под корней дуба-исполина.
За спиной трещали ветви, тяжело гупало. Это проламывались Колоксай с его гордым конем.
Олег сел, привалившись спиной к дубу. От воды веяло живительной прохладой. Неспешно зачерпнул ладонью, смочил лицо, лоб, лишь затем напился. Колоксай в нерешительности потоптался рядом, конь уже принялся объедать сочные верхушки орешника.
- Ты угадал правильно, - сказал Олег так, словно разговор и не прерывался. - Ты ведь почти бессмертен... по крайней мере, в бою. Так зачем тебе дети?
Колоксай несколько мгновений смотрел в упор на мудреца, который выглядел едва ли старше его самого, если бы не мудрые усталые глаза. Эти глаза изменились, когда могучая длань правителя метнулась к уху. Рывок, и Колоксай протянул забрызганную каплями крови золотую серьгу:
- Теперь у меня дети будут?
- Теперь природа обязана дать тебе детей, - сказал Олег тихо. Горло сжала незримая рука, он почти прошептал: - Ты такой молодой... Ты так страстно хочешь иметь детей?
- Да! - почти выкрикнул Колоксай.
- Не понимаю, - ответил Олег.
- Ты, мудрец, и не понимаешь?
- Не понимаю, - признался Олег. - А ты?
Колоксай все еще держал на ладони серьгу. По шее от уха побежала тоненькая струйка крови:
- Я не волхв, мне понимать нечего. А такие вещи как честь, слава, отвага - не понимаются, а чувствуются!
- Да-да, - согласился Олег. - Ты прав.
- А дети, - продолжал Колоксай горячо, - это как... как... даже не знаю... как дубы, что роняют желуди каждый год в надежде, что вырастет молодой дубняк, как дождь, что падает на сухую землю, и та сразу становится зеленой, как ветер, без которого мир умрет...
- Да-да, - повторил Олег. - Мне это понять трудно.
Он принял серьгу, повертел в пальцах. Теперь странные силуэты в камешке различались лучше, но все же надо будет рассмотреть при ярком солнечном свете, когда лучи пронижут насквозь.
Глава 18
Он чувствовал себя слишком усталым, чтобы собирать хворост, а царя не пошлешь, это не бог, потому лишь указал на ровное место в двух шагах, сказал Слово Огня. Вспыхнуло, затрещало, в лица пахнуло жаром, а к небу взметнулся столб оранжевого пламени.
Колоксай отшатнулся, остановившимися глазами впился в мудреца. Тот сидел понурый, по-стариковски протянул руки к огню, сгорбился, весь несчастный, как ворона под долгим дождем.
- Что за счастливый огонь! - воскликнул Колоксай.
- Еще неизвестно, - проворчал Олег, - счастливый или несчастный...
- Почему?
- Зажигать умею, а вот гасить... - сказал Олег, морщась. - Ладно, другой кто-то сумеет... Ложись, утро вечера мудренее. Авось, передумаешь и вернешься.
Тревога шевельнулась, залегла на дно, но он чувствовал ее там и знал причину. Ломать всегда проще, чем строить, и чтобы спалить лес хватит одной искры, ни ума, ни умения не надо. А вот загасить...
Он пробормотал слово, Колоксай отпрянул, когда на колени шлепнулся крупный уже зажаренный гусь. Еще горячий, из раздутого брюха выглядывали коричневые яблоки. Колоксай отдернул ладони, гусь тяжело скатился на траву.
- Святое небо!
- Прости, - сказал Олег. - Задумался, не подумал, что сперва бы стол или хотя бы скатерть... Старею, видать.
Колоксай с недоверием смотрел то на невозмутимого волхва, то на истекающего соком гуся. Коричневая корочка лопнула, из щелей поднимались тонкие белые струйки пара.
- Сколько же тебе?
-Я старые книги читал, - ответило Олег уклончиво. - А во многих книгах много печали... Ты ешь, ешь! Я сперва стеснялся, что у кого-то изо рта кусок выхватил, а потом...
- Что потом?
Его пальцы уже осторожно подняли гуся, не по волшебному тяжелого, ноздри затрепетали как занавеска на ветру.
- Да если бы кусок черного хлеба, - объяснил Олег, глаза его смотрели поверх головы витязя, губы двигались медленно, волхв думал о другом, - или сухарь... А у кого откормленный орехами гусь, у того это не последний гусь...
Колоксай оторвал лапку, жадно вдохнул аромат сочного мяса. Он уже готовился ложиться спать натощак, как и положено, говорят, странствующим волхвам. Теперь видно, как они странствуют...
По пальцам побежал горячий сок. Глаза стали отсутствующими, а на лбу собрались морщинки, словно пробовал припомнить, не исчезало ли с его княжеского стола вот так же во время пира что-нибудь особенное.
Ночью Олега посещали смутные видения, призрачные фигуры тянули к нему тонкие руки, жалобные женские голоса звенели и после того, постепенно истаиваясь, как он обнаружил себя у догоревшего костра. На лесом медленно поднимался холодный зябкий рассвет. Рядом скорчилась гигантская фигура, но едва Олег шелохнулся, человек мгновенно разогнулся, сел.
На Олега смотрели ярко синие глаза, которые он каждый день встречал в родной деревне, а последний раз видел... когда он расстался с бедным дударем?
Волхв был грустен, зеленые колдовские глаза не отрывались от оранжевых язычков огня. Крупные багровые угли светились изнутри, там что-то бегало, исчезало, появлялось, выстреливало короткими острыми как у молодой змеи язычками.
Лицо Колоксая побледнело, черты стали резче, словно провел ночь без сна, но голос прозвучал так, словно разговор не прерывался:
- Я не передумал, волхв!
После ночного бдения на лбу появилась первая морщинка, а складки у губ стали тверже.
- Ты уверен?
- Человек, который умеет так зажигать огонь... он сможет чему-то научить.
- Я ж говорю, - ответил Олег тоскливо, - что иногда важнее загасить... или воздержаться от огня. Но это, как я вижу, слишком сложно для тебя. Зато для меня, еще сложнее. Я тоже хочу много и сразу... Ладно, седлай своего коня... Хотя не понимаю, зачем этот с четырьмя ногами? Мы пешком.
Колоксай с великим сожалением оглянулся на своего белоснежного красавца. Тот, неловко переступая спутанными ногами, передвигался вдоль зеленого кустарника, срывал листья, хрустел, косил в их сторону удивленным коричневым глазом.
- А может, - предложил Колоксай без всякой надежды, - и тебе коня? Какая разница, где мыслить? К тому же, на коне мыслить труднее, а значит - мелкие проскочат, а крупную мыслю заметишь. Да и когда сильно трясет, в голове все бултыхается, мысли перемешиваются.
Олег покосился на знатока по мыслителям, но смолчал. Огонь все так же лизал багровые угли, Колоксаю почудилось, что не будь здесь этого дерева, все равно горело бы точно так же, но волхв чем-то опечален, явно мысли попадаются не те, огорчение мудреца понятно, ему тоже иногда попадали в силки не чернобурые лисицы, а ежи, а то и вовсе жабы.
Олег поднялся:
- В путь!
- В путь, - откликнулся Колоксай. - И ничего, что натощак...
Олег оглянулся через плечо с недоумением:
- Натощак?.. Ах да!
Он хлопнул себя по лбу, сказал что-то выразительное, похожее на брань рассерженного тюринца с примесью слов куявца, но на смятую траву посыпались жареные гуси, рухнул поросенок на вертеле, падали градом мелкие запечные в тесте птички, мудрец снова забыл в благородной задумчивости про скатерть, воздух наполнился сбивающими с ног могучими запахами жареного мяса, птицы, острых трав и таких горьких кореньев, что даже сытого заставляют жадно хватать все новые блюда...
После короткой трапезы, когда у костра осталось еще с десяток жареных гусей, подобревший Олег разрешил белоснежного красавца вести в поводу, а сразу за лесом в маленькой деревушке купили еще лошадку. Колоксай прибодрился, оба верховые, к тому же лошадка оказалась резвой, неслась вскачь, и хотя белоснежный жеребец успевал без труда, Колоксай косился на мудреца с растущим уважением: умеет выбирать коней, а сколько его воеводам всобачивали негодных, хилых, а то и вовсе надутых, дабы выглядели толстыми и сытыми!
Олег держался в седле ровно, покачивался в такт скачке. Он уже забыл, как понял Колоксай, о скудной по мерке волхвов утренней трапезе, для которой в рассеянности снес с пиршественного стола какого-то заморского владыки все подряд и перебросил в дикую чащу, тем более не помнил о пещере с сокровищами, что отыскал в руинах древнего города и с небрежной щедростью, что заставила бы другого владыку удавиться от зависти, подарил, даже не глядя, незнакомым людям...
Непривычное чувство облегчения вошло вовнутрь, растеклось. Он ощутил себя странно умиротворенным, губы раздвинула глупо счастливая улыбка. Перехватив взгляд волхва, объяснил:
- Впервые не я веду, а меня... Непривычно!
- Скоро наскучит, - предостерег Олег.
Колоксай удивился:
- Я войско водил и на журавлевцев, и на урюпинцев, в болотах вязли, в горах замерзали... и ничего, им не наскучило!
- Ты из другого теста, - буркнул Олег. - Или глины. А то и вовсе не глины, а дерева. Или металла.
На дорогах все чаще обгоняли груженые подводы. Немногословные поселяне везли мешки с зерном. Корзины с яблоками, рыбу в дочках и лоханях, везли битую птицу. Когда ехали мимо леса, там слышались частые удары топоров. Верхушки деревьев то одна, то другая, вздрагивали, медленно валились набок, доносился треск сучьев.
Колоксай оглянулся, кивнул на пару могучих коней, что вытаскивали из леса огромный ствол вековой сосны.
- Кто-то строится...
- Вряд ли селянин, - согласился Олег. - Ему хатки ставят попроще...
Колоксай поморщился:
- Если я каждому холопу будет ставить терем, то мое царство быстро пойдет прахом.
- Прахом ли?
- Прахом, - отрубил Колоксай.
Впереди открылся на возвышении град, такой радостный, что даже у хмурого Олега посветлело на душе. Новенький, словно игрушечный, он блистал стенами теремов и городских стен из свежеошкуреных бревен, крыши словно из чистого злата, покрытые ровными любовно подогнанными плашками из гонты, даже отсюда видны затейливые коньки на крышах, изукрашенные ставни, наличники. Даже сараи и конюшни поставлены так, словно человек не раз еще возвращался к ним, что-то подделывал, украшал, поправлял, превращая простой хлев в место для посиделок.
Колоксай смотрел равнодушно:
- У тебя есть какая-то цель? Или же скитаемся просто так?
- Цель есть, - ответил Олег, - но к ней на коне не подъедешь.
- А на козе?
- Смотря что назвать козой.
За городской стеной паслись огромные стада, таких тучных коров Олег еще не встречал. Вымя каждой почти волочилось по земле, а дальше берег был белым от гусиного стада, шумного, но по-барски ленивого, разнеженного. Немногие еще плавали, другие же степенно выбирались на берег, гоготали и топали в сторону городских врат.
Колоксай мазнул спокойным взором, конь под ним пытался повернуть на дорожку, что вела в град, но властная рука хозяина направила мимо.
Когда они ехали почти под городской стеной, сверху закричали, голоса были радостными. Колоксай помахал в ответ, но глаза смотрели прямо перед собой.
Они миновали врата, когда там заскрипело, вскоре послышался стук копыт. Колоксай ехал, погруженный в свои думы, оглянулся Олег.
Их догоняла на красивой гнедой лошади молодая девушка. Ее золотые волосы растрепались по ветру, только на лбу их прижимала голубая лента. Ветер теребил конскую гриву, всадница пригнулась, лошадь неслась легко, копыта брезговали землей, тонкие мускулистые ноги красиво месили воздух.
Олег остановил коня, остановился и Колоксай. Всадница начала придерживать свою разгорячившуюся лошадь, та фыркала, трясла гривой и пыталась встать на дыбы, всячески объясняя, что готова мчаться хоть на край света.
Девушка была в самом деле легкая как мотылек, стройная и гибкая, глаза смеялись, а щеки от быстрой скачки разрумянились как наливные яблочки. Когда улыбнулась, зубки блеснули такие белые ровные и чистые, что Олег едва не сунул ей палец, чтобы куснула как веселый щенок.
- Муж мой и повелитель! - воскликнула она в великом удивлении. - Ты ведь ехал к нам... или не к нам? Почему миновал свои владения?
Колоксай кивнул с виноватой усмешкой:
- Милый мой Зимородок... Прости, но меня зовет вдаль что-то очень могучее. Я не могу противиться этому зову.
Он покосился на Олега, но тот молчал, посматривал на обоих. Девушка от удивления широко распахнула глаза, удивительно синие, чистые как у ребенка:
- Зов?.. Боевой трубы?
- Нет..
- Но ты собрался на войну?
- Нет, - покачал головой Колоксай. - Нет.
Она старательно хмурила чистый лобик, даже губу закусила, отчего ее милое личико стало до смешного задумчивым.
- Конечно, не на войну, - решила она. - На войну готовятся задолго. Но куда так спешно?.. Заедь, отдохни, повеселись. И твоему спутнику будет нескучно.
Колоксай даже не повел бровью в сторону града, где как понял Олег, хозяйкой эта удивительно милая и хорошенькая девушка, одна из жен Колоксая. В глазах витязя росло злое нетерпение. Конь под ним переступил, сделал шажок, отодвигаясь от хорошенькой игривой кобылки, что норовила пихнуть боком.
- Прости, - ответил Колоксай, - я не могу. Мне надо спешить.
- Но куда? - просила она непонимающе. - Если не на войну...
- Не на войну, - сказал он, - не беспокойся.
Олег видел как в синих глазах что-то изменилось. Кукольное личико посуровело, а по-детски пухлые губы отвердели. Она спросила негромко:
- Если не на войну... тогда к другой женщине?
Колоксай отмахнулся:
- Да нет же.
- Да, - возразила она убежденно. Румяные щеки на глазах теряли цвет, бледнели. В глазах блеснули слезы, а голос внезапно задрожал: - Мой повелитель, я не виновата, что не могу зачать твоего ребенка!.. Но ведь и никто из твоих жен и наложниц не может!.. Но мы принесем жертвы богам, воздвигнем новое капище, и боги сжалятся!.. У меня будет твой сын!
Колоксай протянул руку, его пальцы бережно коснулись ее щеки, девушка сделала движение прижать его пальцы щекой к плечу, но Колоксай уже отодвинулся, спина стала прямой, а в голосе зазвучало прежнее нетерпение:
- Все, Зимородок!.. Перестань реветь. У мужчин свои дороги.
Олег пустил коня за ним следом, прислушался, но сзади было тихо. Всадница не осмелилась следовать за ними. Он уже полагал, что все кончилось, когда сзади раздался ее звонкий отчаянный крик:
- Если ты едешь на войну, то пусть моя любовь будет тебе щитом!.. Если же едешь к другой женщине... то пусть на нее обрушится мое проклятие!
Колоксай нервно дернулся, Олег утешил:
- Успокойся. Это всего лишь слова.
- Она из рода колдунов, - пробормотал Колоксай. - Ее проклятия сбываются...
- Так не бывает.
- Почти всегда сбываются, - уточнил Колоксай, но лицо его оставалось тревожным, словно он обязательно должен был попасть в чисто тех, на ком проклятие сбудется.
Им в спины уже едва слышно донесся слабый крик, но в нем было столько ярости и отчаяния, что Олег ощутил как осыпало морозом, а волосы на затылке зашевелились:
- Я проклинаю ту женщину, ради которой ты оставишь меня! Да настигнет ее смерть от руки собственного сына!..
Конь под Колоксаем неожиданно пошел галопом. Олег догнал с трудом, его конь был в мыле, на узде повисли клочья пены, когда Колоксай придержал своего, сказал с виноватым смешком:
- Как в таком крохотном тельце помещается такая ярость?
- Ворона маленькая, а рот здоровый, - отозвался Олег.
Он старался, чтобы голос прозвучал безучастно, но удалось плохо, и Колоксай посмотрел подозрительно, пожал плечами. Олег вздрогнул, когда молодой богатырь внезапно заорал воинскую походную. Конь пошел бодрее, даже потряхивал гривой и зыркал огненными глазами по сторонам, выискивая толпы врагов.
Поколебавшись, Колоксай сказал:
- Вообще-то дворцовые волхвы сказали, что я погибну, если пойду с тобой.
Олег изумился:
- Так чего ты еще здесь? Немедленно возвращайся!
Колоксай с неловкостью пожал плечами:
- Недостойно мужчины уходить от опасности.
- А если это непростая опасность?
- Все равно, - ответил он упрямо. - И кроме того...
Он осекся, бросил на Олега подозрительный взгляд, но тот в самом деле ничего не заметил, углубившись в тяжкие думы о возвышении рода людского. Колоксай посопел, поерзал, но не в его характере было оставлять хоть малую недоговоренность:
- И еще... Если вернусь в свой защищенный город... то не получится ли, что выбрал долгую и спокойную жизнь в безвестности?
Олег пробурчал себе под нос:
- Не знаю... В защищенном дворце так же легко околеть от яда, как в бою от меча.
Колоксай зябко передернул плечами:
- Бр-р-р!.. Нет уж, только не от яда!.. Лучше уж погибнуть на скаку, в полете, в гуще схватки, когда кровь кипит... Я видел как в битвах воины, уже раненые смертельно, сражались так же весело и лихо, не веря в гибель, не принимая... и падали замертво, все еще не веря, все еще со счастливыми улыбками упоения схваткой!.. Нет-нет, только не от яда.
Глава 19
Широкую зеленую долину словно кто заузил вдаль, с боков поднимались невысокие старые горы, а среди зелени гордо и вызывающе стоял дворец-башня. Олегу на миг почудились домики, сараи, сады, пятна огородов, от небольшого пруда двигается огромное стадо коров... но тут же понял, что это именно то, что глаза привыкли видеть, что ожидали... И что видит почти каждый. А на самом деле дворец-башня брезговал подпускать к себе как селянские дома, так и княжеские конюшни.
Колоксай ахнул:
- Я никогда не зрел такой красоты!
Дворец блистал, выстроенный из странного голубоватого камня, похожего на январский лед. По крыше, стенам и зубцам на вершинке бегали сверкающие зайчики, такие задорные и радостные, что Олег ощутил как его замороженные губы раздвигаются в улыбке. Остроконечная башня нацелилась в синее небо красными прапорцами. Между зубчиками наверху еще и деревянные перекладины, кто-то явно любит подниматься наверх, смотреть то ли на свои владения, то ли на загадочное звездное небо.
Колоксай повторил потрясенно:
- А такого еще не видывал!
- Я тоже, - согласился Олег.
Колоксай уловил в голосе молодого волхва напряженность, спросил живо:
- Что-то не так?
- Не знаю. - признался Олег. - Но переночевать нам лучше где-нибудь в ином месте.
Колоксай оглянулся с тоской на далекий лес, дальше только ровная как столешница степь.
- В чем дело, - осведомился он холодно. - Не потому ли, что твоему носу трудно без запахов навоза, гнили, помоев, старого прелого сена, прокислых щей? Или же потому, что туда дальше ехать?
- Дальше, - согласился Олег. - А волхвы, как ты уже знаешь, не могут без трудностей. Однако, хотя волхвы чаще общаются с призраками, чем с живыми людьми, я все же предпочитаю живых людей.
Колоксай насторожился, синие глаза потемнели. Олег видел как витязь беспокойно ерзает в седле, ощупывает оружие. Не обнаружив видимой опасности, спросил настороженно:
- Ты видишь чары?
- Нет.
- Так в чем же дело?
Голос его был раздраженным, грудь выгнулась как у петуха перед утренним “ку-ка-ре-ку”. Олег сказал мирно:
- Я не воин, но и мне видно, что такой замок не может существовать без... без подпорок.
- Каких подпорок? - не понял Колоксай.
- Сел. Сел, весей, деревень... Откуда простой люд таскает зерно, гонит скот, везет рыбу, дрова из ближайшего леса... Но я что-то не вижу...
Колоксай тряхнул головой, провел ладонью по лицу. Когда снова всмотрелся в сказочный дворец, взгляд был острым как у коршуна.
Дворец стоял посреди зеленой долины, нетронутая трава вздымала зеленые стебли прямо от ворот, красные маки как капли крови усеяли всю долину. Кустарник тянулся причудливыми петлями, а в его разрывах зеленела та же густая сочная трава, которую так легко сломать не только конскими копытами, но даже тонкими заячьими лапами.
И трава зеленела за версты вокруг, сочно и нетронуто. Над красными маками порхали непуганые бабочки, а перед конскими мордами стремительно взмывали, жутко треща слюдяными крыльями и пугая коней, огромные кузнечики, кобылки с красными и синими крыльями.
- Ни одной дороги, - обронил Колоксай медленно, - ни одной тропки... самом деле красиво! Всегда мечтал о таком. Но как обойтись без простых селян, которые подвозят в крепость зерно, лес, гонят скот на убой, везут рыбу, пеньку, смолу, мед?..
На одного человека в крепости, подумал Олег сумрачно, приходится тридцать, которые его кормят, поят, одевают и снабжают оружием.
- Или они все невидимы, - сказал Колоксай, - или же...
Олег хмыкнул. Можно сделать невидимыми людей, можно сделать невидимым скот и даже дома, но все равно осталась бы вытоптанная земля, темные пятна от костров, мощный запах навоза, конских каштанов, горелого железа, аромат свежеиспеченного хлеба...
- Держи меч под рукой, - предупредил он.
- У меня топор!
- Ну топор.
- Я с магами драться не люблю, - сказал Колоксай тревожно. - А как ты?
- Я ни с кем не люблю, - пробормотал Олег.
Колоксай покосился на взрослого не по годам волхва, внезапно ощутил, что этот красноголовый с кем только не дрался, через что только не прошел, и уже устал, потому что все так же бредет в стоптанных сапогах, в драках и сражениях ничего не обрел, а только терял, и теперь по-стариковски хочет не то спокойной жизни, не то чего-то еще, что не понять тем, в ком горячая кровь кипит, в чьей груди сердце стучит часто и мощно, глаза выпучены от жажды заглянуть за виднокрай, а пальцы жадно тянутся к рукояти топора.
- Если нам не откроют, - сказал он красивым мужественным голосом, - клянусь небом, я вышибу ворота, какому бы чародею этот терем... или башня не принадлежали!
Кони охотно затрусили вниз, трава в долине всегда слаще. Олег всматривался в странные красные нити, что иногда просматривались в зелени, Колоксай еще не видит, его голубые глаза устремлены на высокую блистающую твердыню, а на лбу углубляются морщинки.
Солнце накаляло головы и плечи. Высоко над головами выгнулся синий купол, без единого облачка. Олег хмуро подумал, что здесь лес стеной, ветви над головой сомкнулись бы так, что этого вот неба не увидеть... но кто-то выпалывает даже семена деревьев, оставляя только семена трав.
Он помнил страшные раскаленные Пески, где шныряют ящерицы, пауки и стремительные муравьи, бывал на голых скалах, продуваемых острыми как клинки ветрами, там кочуют целые стада горных козлов, а сейчас вот едут к очень странной башне, под копытами мирно и успокаивающе хрустят сочные стебли, промчалась зеленая, под цвет травы, ящерка...
С высоты седла все чаще начал замечать муравьев, на дико крупных, красноголовых, неторопливых. Почти все замирали при виде двух всадников, провожали темными выпуклыми глазами.
Башня приближалась мерным конским шагом. Если у Гольша из массивных глыб, а Краснояр предпочитает столбы в три обхвата, все мореный дуб, то эта из дивного камня, которого и мрамором не назовешь, обидишь, чересчур красиво, сверкающе...
Колоксай, судя по его озадаченному виду, наконец заметил, что к башке тянутся красные цепочки. Кони шли в сторонке, башня медленно вырастала, а цепочки расширились до ручейков. Красноголовые муравьи бежали по двое-трое в ряд, навстречу неслись такие же быстроногие, легонько пощелкивали панцири.
Олег ощутил, что в глазах начало рябить от мелькающих сяжек, поднял взор на башню. Не оставляло ощущение, что за ними наблюдают уже давно, наблюдают внимательно, со снисходительным любопытством.
Некоторые муравьи, особенно крупноголовые и острожвалые, выскакивали из потока и бросались к ним, но, словно получив неслышимый Олегу приказ, останавливались, нехотя и недоумевающе поводили длинными сяжками, возвращались в общую колонну.
- Откуда там хлеб, - проговорил Колоксай, - я еще понимаю... каждый муравей по зерну - все подвалы доверху! Но как оленя...
Олег смолчал, что можно и вовсе без мяса, витязь не поймет. Зеленые глаза волхва внимательно провожали глазами потоки красноголовых, что устремлялись к башне. Управлять муравьями, это не конем и даже не коровами.
Кто бы там не жил, это колдун немыслимой мощи.
Башня приблизилась, заслонила весь мир. Вместо массивных врат широкий проем перегораживали толстые железные прутья. Со всех сторон сюда стекались красные шелестящие потоки муравьев, сливались в единую широкую реку. Колоксай растерянно смотрел как красная река свободно вливается вовнутрь, спохватился, потянулся за рогом. Олег перехватил его руку, сжал.
Решетчатая стена ворот заскрипела и медленно поползла вверх. Конь под Колоксаем трясся как лист на ветру, прядал ушами. Олег, поколебавшись, коснулся каблуками теплых боков своего коня. Тот дрожал тоже всем телом, большие глаза не отрывались от страшного красного ковра.
- Поедем, - сказал Олег наконец. - Кто бы там не сидел, он видит, что мы потопчем малость...
- Только бы не закусали, - отозвался Колоксай быстрее, чем обычно. - Говорят, муравьи могут напасть на бегущего оленя и загрызть...
- Брехня, - отмахнулся Олег. - Не такая же мелочь?
Конь под его крепкой рукой вошел в ворота, ногами переступал часто-часто, храпел, ронял пену, Олег сидел ровный как свеча. Помещение было круглым, а посредине как стебель полевого вьюнка по массивному столбу вверх уверенно поднималась широкая лестница. Все, как у Россохи, только здесь ступени из надежного камня, а шириной почти в сажень, кольца уходят ввысь одно за другим ровно и уверенно.
Муравьи исчезали в темных дырах подпола. Царила суета, слышался неумолчный шорох, шелест, сильно и возбуждающе пахло муравьиной кислотой. Красные потоки текли в полумраке медленнее, жутковатые как горячие потоки крови.
Колоксай спрыгнул, но Олег остался в седле, и витязь, поколебавшись, снова взобрался в седло, ибо негоже царю идти пешим, когда простой волхв, хоть и мудрец, едет верхом.
Колоксай снова потянулся за рогом, уже приложил к губам, но Олег покачал головой:
- Ну и невежи в этой Артании...
- Почему? - спросил Колоксай оскорблено.
- Требуешь хозяина к себе вниз. Это же не дурной царь, которому делать нечего! Здесь наверняка мудрец, человек занятый, старый, а то и вовсе древний...
Его конь ступил на первую ступеньку, нервно всхрапнул, но пошел, пошел. По лестнице все же не так страшно, как переступать через страшных кусачих муравьев.
Колоксай направил коня следом. Уже на уровне второго-третьего поверха, сказал язвительно:
- Зато ты вежа!
- А почему нет?
- По такой лестнице на коне!
Олег буркнул отстранено:
- А что конь? Конь тоже человек.
В тишине звон подков разносился таким грохотом, словно дюжие молотобойцы били по наковальне. Конь под Олегом трясся все сильнее. Он сам тоже старался не смотреть в сторону, ибо перил нет, а совсем рядом пропасть между краем ступеней и внешней стеной башни.
Наверху светлело. Рискнув вскинуть голову, он успел увидеть расписной потолок, ступеньки шли по кругу, он уже видел расписной потолок, здесь никакой ляды, ступеньки выводят прямо на самый что ни есть верхний поверх...
Глава 20
Когда самая верхняя ступенька слилась с полом, конь задышал чаще и заторопился. Голова Олега поднялась над полом, он мгновенно рассмотрел широкий зал, каменные стены, все пусто, если не считать стола у дальнего окна, и... молодой женщины в легком кресле.
Она улыбнулась светло и чисто:
- Ого!
Конь шумно вздохнул. Бока были влажными, но дрожь быстро уходила из тела. За спиной Олега застучали копыта. Колоксай выехал следом, быстро посмотрел на женщину, поклонился, сердито взглянул на Олега, поспешно спрыгнул, поклонился снова.
Олег с седла огляделся, а что такого, если на коне, мужчины на такие мелочи внимания не обращают. Правда, здесь женщина, но если уж занята таким неженским делом, как чародейство, то и привычки должны быть попроще.
Колоксай поклонился снова:
- Приветствуем тебя, госпожа!
В голосе витязя было смущение глубиной с пропасть в горах. И что въехали верхом, и что не знает как обращаться, все-таки даже не княгиня...
Женщина легко обогнула стол, простое недлинное платье легко облегало ее стройную фигуру, волосы коротко подстрижены, улыбка простая и до того бесхитростная, что по спине Олега побежали предостерегающие мурашки.
Молодая, очень стройная, даже грациозная, хотя, присмотревшись, Олег уже не назвал бы ее юной девушкой, как решил с первого взгляда. Волосы держала на диво короткими, настолько короткими, что у него, Олега, и то длиннее, что, странное дело, делало ее только моложе и обаятельнее.
Она заговорила, он некоторое время слушал только ее голос, ровный и непривычно рассудительный для такой милой женщины, Она разговаривала с ним, как с другом, которого знает много лет, с которым росла, от которого нет тайн, и который не станет смеяться над ее неженскими увлечениями.
- Вы не только смелые, - сказала она спокойным рассудительным голоском, - но и совсем неглупые люди. Я не слышала, чтобы вы наговорили дури... столь обычной, когда видят моих муравьев.
- Ты подслушивала? - спросил Олег.
- Да, - ответила она без тени смущения. - Сразу видишь... и слышишь ваши планы... Вы устали с дороги. Садитесь, отдохните. Меня зовут Хакама, я здесь единственная хозяйка... и вообще, единственный жилец. Остальные, вы их видели, мои приходящие работники. А кто вы и что вы?
Колоксай огляделся, куда же сесть, но за спиной уже возникли два стула. Он опустился, ноги с осторожностью держал под стулом, если исчезнет, то не опрокинуться бы на спину, нелепо задирая ноги.
На середине стола появилось широкое блюдо из чистейшего золота. Под взглядом хозяйки возникли крупные гроздья винограда, каждая ягода едва не лопается от распиравшего ее сока, краснобокие яблоки, груши, потом ее взгляд зацепился за вытянувшееся как у коня лицо Колоксая, едва заметная улыбка скользнула по ее красиво очерченным губам.
Перед витязем стали появляться тарелки с жареной на вертелах дичью. Когда блюд набралось с полдюжины, на столе выросли два кувшина с вином.
Колоксай приободрился:
- Ого!.. Неплохо. Для воина важнее всего мясо, вино и женщина!
Она оглянулась на двух коней, что в недоумении стояли на другом конце комнаты:
- Я уж думала, мясо, вино и лошадь...
- Ну, - ответил Колоксай, не отрывая взгляда от роскошных блюд, - это у кого какие вкусы. Я все-таки предпочитаю женщину. Конечно, красивую, иначе уж лучше лошадь.
- Красивую?
- Это женщины бывают некрасивые, - ответил Колоксай уверено, - но не лошади!.
Не дожидаясь, пока хозяйка начнет трапезу, он по-царски первым выдрал кабанью ногу, обнюхал, довольно оскалил зубы.
Олег сел свободнее, признался:
- Я струхнул! Муравьев видел и покрупнее... но чтоб вот так двигались во множестве... все в эту башню, все при деле... Да они, стоит им захотеть, эту башню разнесут во мгновение ока, стоит только каждому отщипнуть по песчинке!
Она мягко улыбнулась:
- Чисто мужское понимание. Отщипнуть, разнести, уничтожить, убить... А то, что это не столько верные слуги, но и друзья, никому в голову не приходит. Слуги взбунтоваться могут, но друзья не предадут. Кстати, они и охраняют меня лучше всех заклятий. Я могу спокойно предаваться там, наверху, размышлениям, а они у основания всегда бдят.
Кони покусывали один другого, жеребец Колоксая попытался лягнуть смирного конька Олега. Хакама не повела и бровью, но в дальний угол рухнула огромная связка душистого сена. Затем сено исчезло, взамен перед конями появились ясли, полные отборного овса.
Олег поежился:
- Если бы только у основания! Я чувствовал на протяжении версты, что меня не разорвали только по приказу их владычицы.
Хакама засмеялась:
- Не люблю хвастать, но это верно. Все, что мои шестиножки видят и чувствуют, я вижу и чувствую тоже. Когда захочу, понятно, иначе еще свихнулась бы. Их мир такой... странный...
Последние слова она произнесла задумчиво, отстранено, щеки слегка побледнели, а взор ушел вдаль. Ему почудилось на миг, что у колдуньи по всему телу открываются крохотные поры, какие есть у всех насекомых, но это видение ушло так же быстро, как и возникло.
Кони звучно хрустели овсом, на всякий случай отгоняли хвостами невидимых мух. Колоксай ревниво смерил взглядом ширину яслей, конь жрать здоров, можно наперегонки, а Хакама обратила задумчивый взор на Олега:
- Я понимаю, вы заехали сюда не просто...
Колоксай сказал бодро:
- Почему? Нам здесь нравится.
Он поковырял ножом в зубах, послышался скрип железа. Губы Хакамы снова дрогнули:
- Вы не знали, что вас ждет.
- Догадывались!
Олег проглотил ком, в груди стало тесно, а в комнате сгустилось напряжение. Наступил самый важный миг, а он все не мог уложить хаотичные чувства и мысли в ясные фразы. Куда проще обосновать бы права на престол, на земли соседнего княжества или королевства, на спрятанное любым царьком сокровище.
- Я урод, - сказал он и ощутил, что говорит совершенно искренне. - Я хочу счастья всем людям! Говорят, что такое могут восхотеть только дураки. Всем людям - это не просто своему племени... моего племени уже нет, теперь мое племя - весь род людской!
Колоксай сказал непонимающе:
- Но как могут быть счастливы все? Всегда кто-то счастлив за счет несчастий другого!
Олег сказал с отчаянием в голосе:
- Пусть даже так, хотя в этом что-то неправильное... Но пусть несчастья будут другими. Все-таки несчастья богатого и здорового легче терпеть, чем несчастья и без того несчастного, больного, нищего! А хочу, чтобы народы только строили. И так созданное нами рушат грозы, землетрясения, ливни, наводнения... не надо, чтобы рушили люди. Мы смертны, живем ничтожно мало, потому хочу, чтобы успевали прожить до старости, успевали сделать то, что задумали. А для этого надо всего лишь покончить с войнами!
Колоксай едва не удавился, глаза стали как у окуня круглыми и недвижимыми. Даже на спокойном личике Хакамы отразилось насмешливое удивление. Всего лишь, как сказал это юный волхв, всего лишь покончить с войнами!
- И как же это сделать? - спросила она с легкой насмешкой. Увидев непонимающее лицо волхва с зелеными глазами, пояснила. - Не может такого быть, чтобы ты уже не придумал!
Колоксай смотрел то на нее, то на него. Олег кивнул:
- Ты права.
- Так что же?
- Нам, колдунам, - сказал он, не заметив насмешливого огонька в ее глазах, когда он к колдунам причислил и себя, - нам колдунам надо объединиться!
- Как? Мы не даже не дружим.
- Дружить не обязательно, - сказал он. - Нужно только вместе решить.
- Колдунов слишком много, - предостерегла она.
- Достаточно, чтобы вместе собрались сильнейшие, - сказал он горячо. - Остальные... хотят того или не хотят, подчиняться.
- Иначе?
- Иначе им придется плохо, - сказал он жестоко. - Я видел как гибнут... как гибнут целые народы. Никакая цена не слишком... если можно прекратить все войны на всем белом свете!
Она смотрела с удивлением.
- Ты это всерьез?
- Да.
- Но как же... - воскликнула она невольно, - есть же далекие дивные страны! Никто из колдунов наших стран... я говорю об Артании, Куявии и Славии, никогда не общались с теми людьми. Мы не знаем что там за страны...
- Я знаю.
- Ты? Откуда?
- Знаю, - повторил он просто. - Там тоже люди. Такие же смелые и трусливые, мудрые и глупые... И тоже бьются, бьются, бьются. Их можно остановить точно так же, как и здешних.
До нее наконец начало доходить, что молодой волхв говорит убежденно и напористо, в глазах опасный огонь, такой не отступит, такой точно не отступит.
- Нет, - сказала она. - Хотя мне нравится твоя идея, юноша. Но помогать... ведь ты за этим пришел?.. Помогать не стану.
- Почему?
- У меня уже есть целый мир. А если я что-то могу улучшить, я тут же улучшаю... Зачем мне уходить от него?
Олег опешил:
- Но это... это всего лишь букашки! Насекомые! А там люди!
Ее лицо слегка омрачилось, хотя губы все еще улыбались:
- Это не просто букашки. Это целый народ муравьев... который во всем лучше людей. Люди их превосходят только в силе. Согласна, в мире людей это решающий довод. Но как раз потому я предпочитаю мир муравьев.
Олег наклонил голову, соглашаясь, понимая, но когда заговорил снова, голос был все таким же злым и упрямым:
- Твое умение и твои знания нужнее всех колдунов, вместе взятых! Ты уже знаешь, как сделать мир лучше. Ты уже проверила на этих... восьминогих.
- Шести, - обронила оа.
- Что? - не понял он.
- Шестиногих, говорю, - пояснила она, глаза ее смеялись. - Восьминогие только пауки.
- Да какая разница сколько ног, лишь бы люди были хорошие!
Колоксай слушал Олега с неудовольствием, неожиданно вмешался:
- Прости его, чародейка. Он из Леса, не понимает, как разговаривать с людьми, которые что-то знают и умеют. В руках которых есть власть... хотя бы над муравьями.
Олег огрызнулся:
- А ты понимаешь?
- Конечно - удивился Колоксай. - Я все-таки был... да и остаюсь правителем Артании!
- Тогда скажи ты, - предложил Олег ядовито.
Хакама посмеивалась, взгляд ее коричневых глаз живо перебегал с одного на другого. Колоксай как башня тяжело развернулся в ее сторону:
- Скажи мне, чародейка, что мы должны для тебя сделать, чтобы вовлечь тебя в эту затею?
Она засмеялась:
- Почему ты уверен, что так можно на меня подействовать?
- Потому, - ответил Колоксай убежденно. - На этом держится все управление, все договорами между князьями и царями!
Олег хмурился, но чародейка неожиданно дня него сказала:
- Ты прав, доблестный Колоксай... Ты юн, я знаю насколько ты юн на самом деле, но ты уже постиг грязное умение править людьми. Это простые витязи могут позволить себе роскошь быть честным даже к противнику, но не цари, не каганы, ни императоры... Ладно, слушайте. Где-то на белом свете есть Жемчужина... Перловица, как была названа Родом в первый день творения. Самая первая на свете перловица, мать всех перловиц, которые и дали миру удивительные перлины, сказочной красоты перлы. Век жемчужин недолг, они высыхают, сморщиваются как горошины, теряют блеск и красоту. Но первая жемчужина, Первожемчужина сохранила свой блеск и красоту! Еще бы, она создана самим Родом... Так вот, с годами усилилась не только ее красота, но и магическая мощь...
Ее глаза стрельнули на замерших героев. Витязь зачарованно слушал о дивной красоте, даже рот раскрыл, а красноголовый заинтересовался только сейчас, когда упомянула о магии.
Она сделала паузу, а красноголовый, как она и ожидала, не утерпел:
- А что за мощь?
- Исполнение желания, - ответила она просто.
Теперь ее глаза не отрывались от их лиц. Глаза вспыхнули, брови поднялись, кожа натянулась на скулах, словно оба уже мчатся по ровной степи навстречу ветру, облака несутся над головой, земля грохочет и стонет под копытами, а впереди на красном от зари небе начинает проступать прекрасный замок, где принцесса, молодые служанки, спелые девки на сеновале, сдобные девки в темных коридорах, даже в подвалах, где полно и вина...
- Жемчужина? - перепросил Олег. - Какое именно желание?
Хакама сказала с трепетом в голосе:
- Любое! Так говорят волхвы.
Колоксай тихонько свистнул, Олег пробормотал:
- В это поверить трудно.
Она удивилась:
- Ты волхв, и не веришь?
- Насчет любого, - поправился он. - К примеру, она не сможет уничтожить Рода, из ничего сделать что-то...
Она кивнула, глаза стали очень внимательными:
- Ты прав. Конечно, может сделать не все... но очень много.
- И почему ее не вытащили до сей поры?
Ее губы дрогнули в презрительной усмешке:
- Герои мелковаты. Кто не сумел, а кто подумал, чего рисковать? К тому же только одно желание выполнимо. Затем от жемчужины только дымок...
Колоксай подумал, сказал понимающе:
- У каждого хотений на три сарая хватит, да еще и полхлева займут. Если уж рисковать головой, то либо ради красивой женщины, либо... а там нет еще таких жемчужин? Пусть даже помельче, на полжелания?.. Но чтоб много.
Красиво выгнутые губы дрогнули в понимающей усмешке:
- Отказываетесь?
Колоксай повернулся к Олегу:
- Что скажешь? Я, к примеру, могу намыслить, что иду ради красивой женщины. Все-таки это ж женщина, хоть и умная, а ты вообрази, что ради толстой книги.
Зеленые глаза Олега в упор смотрели в ее безмятежно милое лицо, пытались заглянуть в глубину коричневых глаз, но их поверхность была темной и прочной, как кора молодого дерева.
- Но ты же сказала, - заметил он осторожно, - что никто из чародеев не смог...
Она обольстительно улыбнулась:
- А разве я сказала, что хочу участвовать в вашей безумной затее?
Колоксай похлопал волхва по плечу:
- Она права. Если бы хотела, то задала бы задачку полегче.
- Но задала бы все равно, - добавила Хакама. Ее глаза смеялись. - Колдуны ничего зазря не делают. Пока что я не вижу ничего, кроме пустых слов о счастье для всех людей. Мы, чародеи, разговариваем только с равными. Мало ли люда, что хотят с нами пообщаться, вести беседы... Но скажи, интересно ли нам слушать их бесхитростные рассказы о дойных коровах, выпечке хлеба, проклятых лисах, что повадились в курятники, о зайцах, что ободрали деревцо в саду?
Колоксай возразил с достоинством:
- Разве мы говорим о зайцах? Ни хрена себе зайцы!
Она прервала все тем ж мелодичным голоском, в котором впервые прозвучал металл:
- Сперва докажи, что ты чего-то стоишь.
- Как?
Она наморщила лоб:
- Если сумеете доставить мне Жемчужину, то это само скажет за тебя, герой. Тебе не придется бить себя в грудь кулаком и рассказывать о своей силе.
Колоксай откинулся на спинку кресла, выпрямился, а ладони опустил на поручни, готовый вскочить с той легкостью, словно не он съел полбарана:
- Если я добуду, примешь ли ты участие в объединении мира?
Она выпрямилась, лицо ее было чистым:
- Ну посмотри на меня! Разве я могу обмануть?
Колоксай смотрел, смотрел и Олег смотрел, и хотя оба знали, что все женщины слеплены из вранья и обмана, но с другой стороны... если не верить, то что они смогут одни?