Зайцев. Он ведет сборник в fido-эхе su. Music. Lyrics

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 48 49 50 51 52 53 54 55 56

боль, я с легкостью упускал очередной шанс и шел играть и петь в какой-нибудь

маленький клуб, где у меня со слушателями устанавливалось настоящее

взаимопонимание. А это значило для меня больше, чем какой-то гонорар!

Сейчас у меня нет никаких проблем. Почти нигде. Хотя...

Знаете, когда говоришь и поешь о недостатках, проблемах и вещах, о которых

начальство слушать не любит, навсегда останешься не слишком желанным гостем. И,

значит, надо бороться - не за себя, но за то, что ты скажешь слушателям.

Александр Розенбаум - ленинградец. Он из семьи врачей и сам отдал этой работе

четырнадцать лет. И именно благодаря ей он начал открывать для себя мир и

почувствовал, что своими открытиями он должен с кем-нибудь поделиться.

- Знаете, будучи студентом Ленинградского медицинского института, я должен был

ехать со стройотрядом на лесозаготовки в Ухту. Честно говоря, мне не очень-то

хотелось туда ехать. Однако делать было нечего, и я оказался среди лесорубов. Со

временем мы стали понимать друг друга... И я, представьте, как лесоруб получил

даже четвертый разряд. Но что гораздо важнее, я заглянул в душу своих коллег,

узнал их взгляды. Они были суровы, как и их работа, но настолько же чисты и

бескомпромиссны. Я принял эту позицию на всю жизнь и уже не смог от нее

отказаться. Я не мог видеть иначе, чувствовать иначе, говорить иначе.

И, видимо, именно поэтому, окончив Ленинградский мединститут, я не пошел

работать в поликлинику или больницу, а стал врачом "Скорой помощи". И проработал

там целых пять лет!

- Повлиял ли этот жизненный опыт врача на вас - поэта, композитора и певца?

- Изо дня в день передо мной открывались как бы изнаночные картины

действительной жизни. Вначале я благодаря этому познавал самого себя, вскоре я

уже мог реагировать на все эти горести и печали, страдания и убожество, которые

постоянно вставали передо мной, и от которых я, пока еще врач, помогал частично

избавляться. Конечно, эти эмоциональные нагрузки были слишком сильны для меня, и

я чувствовал, что должен справиться с ними как-то иначе, не только выписав

рецепт или отправив в больницу, откуда мир виделся не менее безнадежным.

- И тогда вы обратились к искусству?

- С пяти лет я занимался музыкой. Я окончил музыкальную школу и училище, а когда

мне было шестнадцать, написал первую песню.

Можно сказать, что во мне изначально боролись два стремления: стать врачом и

стать пианистом.

А потребность высказаться? Она родилась совершенно спонтанно. Я уже упоминал о

своей работе на лесоповале. Но это был не только изнурительный труд и суровые

климатические условия. Иногда мы собирались у костра, разговаривали, пели. То же

было и у шахтеров. И как раз во время этих сборов у костра я совершенно ясно

определил цену настоящего, подлинного. И шахте, и лесорубы моментально

чувствовали любую фальш и в словах, и в песнях, и вели себя соответственно,

ничего не скрывая. Это было для меня самой большой школой. И это мерило,

воспринятое мной еще тогда, в студенческие годы, стало тем, о чем можно сказать:

кредо. Потому-то одни с уважением, другие, цинично презирая, считают меня

максималистом. Да, я максималист и не стыжусь этого.

- Работа врачом "неотложки", безусловно, была не прогулкой по розовому саду.

Популярный киноактер Александр Калягин тоже прошел через это. Многие называют

ваш уход из медицины бегством. Но я-то думаю, что бросить хотя и трудную, но

стабильную профессию врача и ступить на неверный, неопределенный путь

исполнителя своих собственных песен скорее можно сравнить с шагом в темноту. Вы

не боялись за свое будущее?

- Этот, как вы говорите, "шаг в темноту" я сделал, когда мне только минуло

тридцать, в восьмидесятом году. О том, что я не боялся, и разговора быть не

может. Конечно, я терзался страхом. Впрочем, изначально я надеялся не только на

свои таланты автора и исполнителя и, совершая этот шаг, я положился на

достоинства, которые мне казались вполне определенными; не случайно поэтому я

стал членом популярной рок-группы "Пульс", не случайно также некоторое время я

выступал с группой "Шестеро молодых".

- Мне кажется, в коллективе ваша яркая индивидуальность не могла проявиться

достаточно ярко.

- Согласен!.. Именно поэтому конец восемьдесят третьего года стал для меня

важным жизненным рубежом. Я стал самостоятельным и начал выступать перед

публикой со своим собственным репертуаром.

- Расскажите, каким же в действительности был этот репертуар? Чаще всего

говорят, что начало вашему успеху как автора и исполнителя положил прежде всего

"одесский" цикл.

- Когда мне было лет пятнадцать-шестнадцать, меня привлекал в музыке прежде

всего рок. Он и сейчас мне нравится. И вы, наверное, не поверите, что меня как

слушателя, привлекает и "тяжелый металл", если он, разумеется, имеет музыкальный

уровень.

- А тот "одесский" цикл?

- Действительно, он был, и я не стыжусь его! Конечно, при этом я писал и

совершенно другие вещи! Знаете, в каждой моей песне, а всего я их сочинил, спел

и частично записал более пятисот, я стремился прежде всего выразить свои мысли и

чувства. Поэтому я не удержался от признаний в любви своему родному прекрасному

Ленинграду, поэтому я не мог не коснуться темы Великой Отечественной войны.

Я лично шефствую над одним ленинградским детским домом и могу сказать, что с его

маленькими гражданами очень хорошо нахожу общий язык. Не просто как "дядюшка" с

внуками, но как певец, рассказывающий о том, что все очень хорошо знают по

рассказам "тетенек" и картинкам в зале Славы.

Понятно, эта детвора слишком далека от того, чтобы хотя бы понять, чем в

действительности была Великая Отечественная война. Но их матери, отцы, бабушки и

деды знают это до мельчайших подробностей.

"По дороге жизни", "Бабий Яр", "А может, не было войны"... Около двадцати песен

с этой и подобной актуальной тематикой можно было отнести к его первой

долгоиграющей пластинке, имеющей лаконичное название "Эпитафия".

- "Бабий Яр"...

- Меня считают поющим поэтом, но когда я впервые услышал стихотворение Евтушенко

"Бабий Яр", меня буквально охватил страх. И мысленно, и вслух я спрашивал себя:

возможно ли все то, что произошло, как это могло произойти, и... вдруг я

почувствовал, что гитлеровцы стреляют в меня! И избавиться от этого чувства я

долго не мог. Оно преследовало меня постоянно с такой силой, и я так вжился в

это, что освободиться духовно и физически я смог бы, только высказавшись в

песне.

Да, высказаться в песне! И при этом я не думал об интонации и об аккордах,

которые я брал при этом на гитаре. В этой песне единственную решающую роль имела

интонация - интонация сердца!

Я стремлюсь к тому, чтобы все, написанное мною, шло от сердца к сердцу каждого,

кто сидит в зале. Не только песни с военной тематикой, песни о блокадном и

теперешнем Ленинграде, но и казацкие баллады, лирические и любовные песни, и

даже те самые одесские куплеты. Мне не чужды ни городской романс, ни классика,

ни рок. Но я всегда стремлюсь к равновесию между музыкой и словами. Кем бы я ни

был в данный момент - лириком или трагиком.

Впрочем, некоторые из упомянутых мною произведений были на долгоиграющих

пластинках фирмы "Мелодия": "Эпитафия", "Нарисуйте мне дом" и на третьем диске

"Мои дворы", ставшим самым популярным альбомом 1987 года.

- Я узнал, что уже записан и готов к выходу в свет четвертый диск.

- Он уже появился в продаже! Я назвал его "Дорога жизни" (на самом деле диск

называется "Дорога длиною в жизнь" - прим. FatMan'а) и посвятил его молодым

людям, воевавшим и погибавшим в Афганистане.

Многие спрашивали меня: почему? Почему Розенбаум поет на эту тему? Это не

случайно и никакого расчета в этом нет. Я часто выступал перед солдатами. И

очень хорошо знаком с боевыми условиями, в которых они жили, сражались и умирали

далеко от дома. Я хотел их порадовать и подбодрить. Как певец и музыкант, бывший

врач, да и просто как человек человека, находящегося в трудной ситуации. Честно,

искренне. Так, как я, впрочем, поступал всегда и везде.

- В последнее время я часто читал о том, что сила воздействия ваших песен прежде

всего в их человеческой, гражданской смелости, открытости.

- У нас много поющих поэтов, если хотите, трубадуров, бардов, к которым стоит

прислушаться. У них действительно есть что сказать людям. Они делятся со

слушателями своими переживаниями, чувствами, взглядами, наблюдениями.

Во мне тоже всегда было и есть это стремление - поделиться собой. И сейчас, и

задолго до перестройки. Поэтому иногда в прошлом случалось так, что я просто не

знал, что со мной будет после концерта. Поэтому меня, как я уже говорил, в

некоторых городах просто не выпускали в зал. Но я все равно никогда не сдавался

и шел своей дорогой, шел так, как велели мне чувство и совесть. И теперь я могу

свободно и почти везде провозглашать свое кредо.

И это Александру Розенбауму действительно удается. И потому ему верят. И

молодежь, и люди постарше. Его понимают и зарубежные слушатели. Не только

публика в Чехословакии, но и в Германии, а также в Канаде и США, Финляндии и

друких странах.

Я вам как доктор скажу

С Александром РОЗЕНБАУМОМ беседует обозреватель "М-Э" Надежда КУПСКАЯ

(Мегаполис-Экспресс # 3 от 22.01.1997)

Житель Петербурга Александр Розенбаум изволит кушать крепкий чай с мелко

нарезанными яблоками. Вместо любимого бультерьера у ножки стула в гостиничном

номере верная гитара - вдруг песня нахлынет. В Москве г-ну Розенбауму хорошо

пишется.

- Александр Яковлевич, с фамилией Розенбаум вам живется веселее, чем с фамилией,

например, Сидоров?

- Когда мне скучно, я в Питере развлекаюсь: подъезжаю к месту, где у нас всегда

торгуют газетой "Завтра", в прошлом "День", и подхожу к какому-нибудь борцу за

идею освобождения России. Естественно, меня все узнают... Я говорю: "Ну, что тут

о нас пишут? Сколько литров крови невинных младенцев мы выпили на этот раз?" Они

не знают, куда деваться. Ведь я же автор казачьих песен, меня уважают!

Собирается толпа поглазеть, я скупаю все их газетенки и смеюсь всласть.

У нас какого только чтива не найдешь, в любом киоске найдется словарь матерных

выражений. Это нормально?

- Вот уж от кого не ожидала! Можно подумать, вы - автор мощного блатного цикла

песен, матом не ругаетесь.

- Есть люди, которые матерятся не противно, словно песню поют. Я из их числа, но

во всем огромном собрании моих песен найдется всего два нецензурных слова. Если,

конечно, не считать нецензурным слово "падла". И только вот сегодня я написал

песню, за которую готов ответить перед Богом. Там есть матерное слово. Оно

встало в строку, поскольку я не знаю, как короче и проще назвать девицу легкого

поведения. "Жрицей любви", что ли? Кстати, в песнях блатных редко звучит мат.

Это романтические, нежные песни. Там обязательно есть мама, которая ждет сына,

раскрыв руки, словно крылья птица. Есть голубое небо. Блатные песни - это

высочайшая лирика.

- Почему же вы сами публично открестились от своего блатного цикла и больше его

не исполняете?

- А кто вам сказал? Эти песни всю жизнь исполнялись по две-три на концерте. Это

было на съемках передачи "Музыкальный ринг", где меня восемь часов подряд

просили спеть блатные песни. На седьмом часу я сломался и сказал, что больше их

петь не буду. Эта фраза прошла в эфир, и до сих пор все спрашивают, почему я

отказался петь блатной репертуар. Не отказывался! Кстати, уверен, что моей рукой

водил Господь, когда писались эти песни. Иначе нельзя объяснить, как мог

22-летний парень, который не сидел, сочинить "Гоп-стоп", к примеру. Если бы мне

нынешнему, 45-летнему, показали такие песни, я бы сказал: "автор" присвоил себе

чьи-то произведения. Словно в меня вселился некто, и я полтора года жил этой

темой.

- У героев этих песен есть прототипы из бандитского мира, которым вы

сочувствуете?

- Нет прототипов конкретных. Но я знаком и сочувствую многим людям из

криминального мира. Это старики. Не шелупонь. Мои знакомые - люди, прошедшие

большую жизнь. За ними бегали, они прятались, у игры есть свои правила.

- Вы любите играть по правилам? Но если все вокруг их нарушают? Как относитесь к

праву сильного?

- Я сам сильный человек. Могу постоять за себя в любой ситуации - я кандидат в

мастера по боксу. И я не против звериных законов, поскольку сам от зверей

отличаюсь только количеством серого вещества в коре головного мозга. Но в мире,

который, еще раз унизив себя, мы называем цивилизованным, люди живут по другому

закону: живи сам и давай жить другим.

- В самой "крайней" песне, чтобы не сказать слово "последней", вы себя называете

зверем, который не пьет вина и не нюхает белый порошок. Часто вы зверствуете?

- Раньше был очень несдержан, каюсь. Вот один из множества случаев: мне

комсомольская девица в институте предложила выписать газету "Труд". Я говорю:

зачем мне "Труд"? Я уже выписываю много разных газет и журналов. Если тебе нужно

для галочки, то я дам тебе десять копеек на подписку. Она говорит: "Это нужно не

мне, а тебе!". Тогда я выгребаю из кармана горсть мелочи, бросаю на пол и кричу:

"Собирай, сука!". После этого я получил от ее мужа по морде. Отвечать ему не

стал - виноват был. Не по сути, по форме.

Сейчас я куда сдержаннее, особенно с женщинами.

- Как-нибудь женщины влияют на ваше творчество? Говорят, хорошо пишется в

юности, в период полового гигантизма.

- Я вам как доктор скажу: период полового гигантизма бывает не только в юности.

- Поэт Светлов, по слухам, наставлял учеников своих: "Ребята, пишите, пока член

упирается в стенку". У вас есть рецепты в этом смысле?

- Человек без женщины в прямом физическом смысле пишет гораздо хуже. Любой

человек должен быть постоянно в состоянии влюбленности. А творческий - просто

обязан! Без женщины хорошо может обходиться летописец.

- А вы не летописец случайно?

- Я - нет. Я еще ни в коем случае не готов к этому. Если вас интересует моя

личная жизнь - она есть. Это тот предел откровенности, к которой я сейчас готов.

- Я надеялась, что вы потрясете мир какой-нибудь любовной историей. Или хотя бы

разведетесь для разнообразия. А то женщины говорят, что всех хороших мужиков

расхватали - влюбиться ж не в кого!

- Знаете, большинство людей слишком хорошего о себе мнения. Все ищут чего-то

необыкновенного. Мы позабыли, что человек - это нормальное млекопитающее, с

усиленной корой головного мозга. Все! Нас совершенно явно волнуют запах самки и

сила самца. У нормального самца предназначение - охранять логово и приносить

туда еду, а не работа в Госдуме, пение со сцены или еще что-то. А у самки

предназначение - не быть бизнес-вумен, а воспитывать детеныша, кормить его

сиськой и облизывать самца. С этого надо начинать свой подход к жизни.

- Вам не нравятся деятельные женщины?

- Мне нравятся любые женщины. Женщины - ядерщики, спортсменки, дорожные

работники. На всю жизнь мне запомнилась потрясающей красоты доктор Рыбакова с

нашей кафедры. Утонченная, изящная, она порола трупы... как не знаю что. Я

наблюдал за ней со жгучим интересом.

- Когда-то вы говорили, что не хотели быть лучшим певцом среди врачей и лучшим

врачом среди певцов. Поэтому оставили медицину и ушли на сцену.

- Мне не нравится непрофессионализм завлабов, стоящих в свободное время на сцене

с гитарой. Да, я тоже стою с гитарой. Но я профессионал. Мой инструмент - не

просто гитара - у нее миллион примочек, я перед выходом протираю ее специальными

протирочками. Я никогда не выйду на сцену в чем попало. Пусть это рубашка, но

сценическая. Сценические ботинки. Перед выходом все переодевается. Трусы можно

оставить.

- Когда последний раз вы говорили фразу: "На что жалуетесь, больной?"

- Позавчера. Меня просили подлечить знакомому поясницу.

Да, мне часто задают медицинские вопросы. Бывает, человек подходит за

автографом, а спрашивает, как вылечить болезнь. Я никогда не болтаю в медицине.

Если знаю ответ, скажу. Но чаще работаю врачом-эвакуатором - говорю, к какому

специалисту обратиться. Главный принцип - не навреди!

- Вы обладаете сильнейшей энергетикой. На концертах буквально гипнотизируете

зал. А в свою бытность врачом вы пользовались этим?

- Да. Наверное у меня сильное поле. Я это испытал. Если захочу, я могу заставить

зал замереть. Аудитории по сто-двести тысяч человек я брал за горло. Я к стою

один с гитарой на сцене, никакой фонограммы - живой звук. Никаких девочек на

подтанцовку, лазеров. У меня в двадцать восьмом ярусе бутылка звякнет - слышно.

Я только взгляд кидаю - тишина.

Когда работал врачом, мне некоторые женщины рассказывали за десять минут о себе

то, что не знали их родные мужья.

- Вы используете это в жизни?

- Никогда не заставлял гипнозом одного человека избить другого. Пользуюсь этим

даром только на сцене.

- У вас есть связь с космическими силами?

- Не я это сказал, а вы. Но, наверное, да. Иначе, откуда все берется?

- Вы много знаете про людей, которые вас окружают?

- Достаточно пяти минут - и я знаю о человеке почти все. Мне ни к чему

заглядывать ему в будущее. Даже если я о чем-то догадываюсь - никогда не скажу.

Но характер мне ясен.

- Доктор, какая неизлечимая болезнь одолела большинство наших сограждан?

- Зависть. Говорят, коммунисты испортили народ. Ерунда! "Красного петуха" барину

запускали и при Василии Темном, и при Иване Грозном, и при Николае Кровавом. В

мировом распределении судеб, в этом глобальном эксперименте, каждой стране дана

роль. Кому-то трудолюбие, кому-то смех, а России - зависть и пьянство. Трудная

судьба. Я всегда замечал: летишь на самолете домой. Над пограничными странами -

чистое небо. Как только пересекли границу - сплошная облачность. Вы можете это

объяснить?

- Сами вы завидуете кому-нибудь?

- Да. Тем, кто может держать лошадь. Некоторым артистам дарят лошадей. Что за

бред! Я ответственный человек. Лошади нужна конюшня, конюх, с ней надо работать.

Я для ящерицы игуаны стенной шкаф выломал, чтобы сделать нормальный террариум. А

для лошади... Но средств нет.

Еще завидую егерям. Уехал бы в тайгу - времени нет. Ни одного дня нельзя

почивать на лаврах. Завидую людям моего возраста, у которых рождаются маленькие

дети.

- У вас же есть дочь.

- Да, ей двадцать лет. И за это время я плотно занимался с ней всего два года.

Всегда был занят. К тому же она в детстве была болезненная, и мои прикосновения,

щетина вызывали у нее на коже аллергию. Так что я не насладился ощущением

нежного, теплого, ползающего ребенка.

- Еще немного - и будете внуков нянчить.

- Ей трудно будет выбрать мужа - ведь папа перед глазами.

- Скажите, чем бы занялся человек вашего масштаба, если б не заботы о хлебе

насущном?

- Я мечтаю стать директором зоопарка. Взял бы туда на воспитание кенгуру,

которого содержит Жванецкий. Еще хорошо бы псарню. Борзых не люблю. Овчарки

очень хорошие собаки и, конечно, бультерьеры. Я на звал бы всех собак именами

знаменитых мафиози. А сам бы стал крестным отцом этой "мафии".

- О чем в последний раз вы беседовали с вашим любимым бультерьером Лаки?

- Я действительно с ним всегда разговариваю. Он мне сказал: "Папаня! Опять ты

уезжаешь!" Стоит мне только подумать, что пора собирать чемодан. Лаки хмурится,

поворачивается ко мне задом и прерывает наши дружеские отношения. Он страшно

обижается, что я его покидаю. Правда, последнее время он помягчел, из

благодарности, что я вылечил ему ухо.

- В одном интервью вы рассказывали, что влили в свою печень такое количество

горючего, что хватило бы долететь до Магадана. И с тех пор не пьете?

Blog

Зайцев. Он ведет сборник в fido-эхе su. Music. Lyrics