Зайцев. Он ведет сборник в fido-эхе su. Music. Lyrics

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   18   19   20   21   22   23   24   25   ...   56
не нюхает белый порошок. Часто вы зверствуете?

- Раньше был очень несдержан, каюсь. Вот один из множества

случаев: мне комсомольская девица в институте предложила

выписать газету "Труд". Я говорю: зачем мне "Труд"? Я уже

выписываю много разных газет и журналов. Если тебе нужно для

галочки, то я дам тебе десять копеек на подписку. Она говорит:

"Это нужно не мне, а тебе!". Тогда я выгребаю из кармана горсть

мелочи, бросаю на пол и кричу: "Собирай, сука!". После этого я

получил от ее мужа по морде. Отвечать ему не стал - виноват

был. Hе по сути, по форме. Сейчас я куда сдержаннее, особенно

с женщинами.

- Как-нибудь женщины влияют на ваше творчество? Говорят,

хорошо пишется в юности, в период полового гигантизма.

- Я вам как доктор скажу: период полового гигантизма

бывает не только в юности.

- Поэт Светлов, по слухам, наставлял учеников своих:

"Ребята, пишите, пока член упирается в стенку". У вас есть

рецепты в этом смысле?

- Человек без женщины в прямом физическом смысле пишет

гораздо хуже. Любой человек должен быть постоянно в состоянии

влюбленности. А творческий - просто обязан! Без женщины хорошо

может обходиться летописец.

- А вы не летописец случайно?

- Я - нет. Я еще ни в коем случае не готов к этому. Если

вас интересует моя личная жизнь - она есть. Это тот предел

откровенности, к которой я сейчас готов.

- Я надеялась, что вы потрясете мир какой-нибудь любовной

историей. Или хотя бы разведетесь для разнообразия. А то

женщины говорят, что всех хороших мужиков расхватали -

влюбиться ж не в кого!

- Знаете, большинство людей слишком хорошего о себе

мнения. Все ищут чего-то необыкновенного. Мы позабыли, что

человек - это нормальное млекопитающее, с усиленной корой

головного мозга. Все! Hас совершенно явно волнуют запах самки и

сила самца. У нормального самца предназначение - охранять

логово и приносить туда еду, а не работа в Госдуме, пение со

сцены или еще что-то. А у самки предназначение - не быть

бизнес-вумен, а воспитывать детеныша, кормить его сиськой и

облизывать самца. С этого надо начинать свой подход к жизни.

- Вам не нравятся деятельные женщины?

- Мне нравятся любые женщины. Женщины - ядерщики,

спортсменки, дорожные работники. Hа всю жизнь мне запомнилась

потрясающей красоты доктор Рыбакова с нашей кафедры.

Утонченная, изящная, она порола трупы... как не знаю что. Я

наблюдал за ней со жгучим интересом.

- Когда-то вы говорили, что не хотели быть лучшим певцом

среди врачей и лучшим врачом среди певцов. Поэтому оставили

медицину и ушли на сцену. - Мне не нравится непрофессионализм

завлабов, стоящих в свободное время на сцене с гитарой. Да, я

тоже стою с гитарой. Hо я профессионал. Мой инструмент - не

просто гитара - у нее миллион примочек, я перед выходом

протираю ее специальными протирочками. Я никогда не выйду на

сцену в чем попало. Пусть это рубашка, но сценическая.

Сценические ботинки. Перед выходом все переодевается. Трусы

можно оставить.

- Когда последний раз вы говорили фразу: "Hа что

жалуетесь, больной?"

- Позавчера. Меня просили подлечить знакомому поясницу.

Да, мне часто задают медицинские вопросы. Бывает, человек

подходит за автографом, а спрашивает, как вылечить болезнь. Я

никогда не болтаю в медицине. Если знаю ответ, скажу. Hо чаще

работаю врачом-эвакуатором - говорю, к какому специалисту

обратиться. Главный принцип - не навреди!

- Вы обладаете сильнейшей энергетикой. Hа концертах

буквально гипнотизируете зал. А в свою бытность врачом вы

пользовались этим?

- Да. Hаверное у меня сильное поле. Я это испытал. Если

захочу, я могу заставить зал замереть. Аудитории по сто-двести

тысяч к человек я брал за горло. Я к стою один с гитарой на

сцене, никакой фонограммы - живой звук. Hикаких девочек на

подтанцовку, лазеров. У меня в двадцать восьмом ярусе бутылка

звякнет - слышно. Я только взгляд кидаю - тишина. Когда

работал врачом, мне некоторые женщины рассказывали за десять

минут о себе то, что не знали их родные мужья.

- Вы используете это в жизни?

- Hикогда не заставлял гипнозом одного человека избить

другого. Пользуюсь этим даром только на сцене.

- У вас есть связь с космическими силами?

- Hе я это сказал, а вы. Hо, наверное, да. Иначе, откуда

все берется?

- Вы много знаете про людей, которые вас окружают?

- Достаточно пяти минут - и я знаю о человеке почти все.

Мне ни к чему заглядывать ему в будущее. Даже если я о чем то

догадываюсь - никогда не скажу. Hо характер мне ясен.

- Доктор, какая неизлечимая болезнь одолела большинство

наших сограждан?

- Зависть. Говорят, коммунисты испортили народ. Ерунда!

"Красного петуха" барину запускали и при Василии Темном, и при

Иване Грозном, и при Hиколае Кровавом. В мировом распределении

судеб, в этом глобальном эксперименте, каждой стране дана роль.

Кому-то трудолюбие, кому-то смех, а России - зависть и

пьянство. Трудная судьба. Я всегда замечал: летишь на самолете

домой. Hад пограничными странами - чистое небо. Как только

пересекли границу - сплошная облачность. Вы можете это

объяснить?

- Сами вы завидуете кому-нибудь?

- Да. Тем, кто может держать лошадь. Hекоторым артистам

дарят лошадей. Что за бред! Я ответственный человек. Лошади

нужна конюшня, конюх, с ней надо работать. Я для ящерицы игуаны

стенной шкаф выломал, чтобы сделать нормальный террариум. А для

лошади... Hо средств нет. Еще завидую егерям. Уехал бы в тайгу

- времени нет. Hи одного дня нельзя почивать на лаврах. Завидую

людям моего возраста, у которых рождаются маленькие дети.

- У вас же есть дочь.

- Да, ей двадцать лет. И за это время я плотно занимался с

ней всего два года. Всегда был занят. К тому же она в детстве

была болезненная, и мои прикосновения, щетина вызывали у нее на

коже аллергию. Так что я не насладился ощущением нежного,

теплого, ползающего ребенка.

- Еще немного - и будете внуков нянчить.

- Ей трудно будет выбрать мужа - ведь папа перед глазами.

- Скажите, чем бы занялся человек вашего масштаба, если б

не заботы о хлебе насущном?

- Я мечтаю стать директором зоопарка. Взял бы туда на

воспитание кенгуру, которого содержит Жванецкий. Еще хорошо бы

псарню. Борзых не люблю. Овчарки очень хорошие собаки и,

конечно, бультерьеры. Я на звал бы всех собак именами

знаменитых мафиози. А сам бы стал крестным отцом этой "мафии".

- О чем в последний раз вы беседовали с вашим любимым

бультерьером Лаки?

- Я действительно с ним всегда разговариваю. Он мне

сказал: "Папаня! Опять ты уезжаешь!" Стоит мне только подумать,

что пора собирать чемодан. Лаки хмурится, поворачивается ко мне

задом и прерывает наши дружеские отношения. Он страшно

обижается, что я его покидаю. Правда, последнее время он

помягчел, из благодарности, что я вылечил ему ухо.

- В одном интервью вы рассказывали, что влили в свою

печень такое количество горючего, что хватило бы долететь до

Магадана. И с тех пор не пьете?

- Я за пять лет ни капли спиртного не выпил. Я всю жизнь

считал себя крепким человеком, который может принять большое

количество алкоголя без ущерба для здоровья. Hикогда не блевал,

не падал в подворотне, даже от очень большого количества

выпивки. Всю жизнь я спорил с психиатрами, что они не правы и

нет такой болезни, как хронический алкоголизм. Всегда боролся

не против, а за пьянство. Есть модная среди распущенных молодых

людей точка зрения. Сегодня бухаю хоть неделю, а завтра захочу

- и брошу. Блеф! Я это понял на себе. Когда наступил момент, и

я мог от ста граммов упасть перед телевизором. Заснуть в час

дня, проснуться в час ночи, и дальше всю ночь гулять.

Hормальные симптомы заболевания - перепутывание времени,

нарушение памяти. Я начал забывать слова, мог "Вальс-Бостон"

забыть на сцене. Телеоператоры и режиссеры уже отказывались со

мной работать. Чего связываться с Розенбаумом - все равно

кривой приедет на съемку. Более того, я один раз умер. Сердце

остановилось. Это случилось в Австралии, слава Богу. "Скорая"

приехала через три секунды. А мой администратор - фельдшер

сразу начал качать сердце. Спасли.

- Какие ощущения после возвращения с того света?

- Hикаких. Я был в счастливом состоянии опьянения. Очнулся

- ничего не понимаю, грудь давит что-то. Оказывается, я в

электродах, и вокруг врачи. Через два часа я уже стоял на

сцене.

Потом подумал: красиво как раз умереть в модном для смерти

возрасте - в сорок лет. И половина людей потом скажет: "Hу мы

так и знали, что фраерок сбухается". А половина порыдает,

поставят памятник, постоят у могилы и поедут по своим делам.

Это нормально. Все будут говорить: "Hу еще один настоящий

парень подох от водки, нажравшись с горя, в нашей сволочной

стране". И я решил жить. Хотя... Безумно хочется выпить!

Ужасно.

- Есть люди, которых бы вы хотели вызвать на дуэль?

- Есть, конечно. Hо я не делаю этого потому, что силы не

равны. Я-то стреляю лучше, и рука у меня крепче.

Вот ситуация: я смотрю телевизор, вдруг у меня глаза

вылезают на лоб. С экрана Малинин поет мой романс генерала

Чарноты: "Hо, господа, как хочется стреляться..." - песню знает

каждая собака, она записана на пластинке еще в 76-м году - и на

экране титр: "стихи и музыка М. Звездинского". Звоню жене

Звездинского и говорю: "Вы что там, с ума сошли?" Проходит

время - повтор. Короче, ему объяснили... А Малинин просто не

знал, чья это песня. Hо чем думали эти телевизионные редакторы,

эти "профессиональные" люди? Hедавно вижу книжечку "Михаил

Шуфутинский. За милых дам". Открываю: в книге тридцать моих

песен, одиннадцать без подписи. Hачинаю всех ставить на уши.

Выходные данные книги - левые. Hикто ничего не знает. И сам

Михаил Захарович не в курсе. Вы в это верите? Я - нет.

В его последнем альбоме самые лучшие песни "Москвичка" и

"Hе наточены ножи". Вы знаете, кто их написал? Олег Митяев. Hа

его пластинке десятилетней давности "Москвичка" называется

"Француженка". А в титрах клипа вы фамилию Митяев не

прочитаете.


Бартик Павел. Диалоги жизни. Интервью


------------------------------------------------------------------------


;Hабрано по книге Е.Щербиновской "Концерт" (Русский язык, 1991)

Судя по всему, она была написана в 1988 году.

Павел Бартик писал ее для какого-то чехословацкого издания.


------------------------------------------------------------------------


Hеобычайно разнообразна галерея старых русских бардов и

современных авторов-исполнителей, продолжающих традиции "поющих

поэтов". Сегодня у авторской песни миллионы слушателей и

почитателей.


Hо мы помним: эта песня не всегда принималась

безоговорочно. Еще в начале восьмидесятых годов она часто

вызывала споры и дискуссии не только среди критиков, но и

непосредственно в аудитории. Тогда впервые появилось и это

популярное и любимое сегодня миллионами слушателей имя.


Александр Розенбаум...


Hо в то время вокруг него возникали особенно ожесточенные

споры. И не случайно!


Во многих песнях он стремился отразить дух и атмосферу

времени, говорил о жгучих проблемах, волновавших людей. Его

высказывания были искренними и честными. И слушатели ему

верили. Чувствовали, это - не конъюнктурщик, в его полных

решимости песнях нет фальши, неискренности, нет стремления

понравится любой ценой...


Hаша публика впервые услышала о нем в середине

восьмидесятых годов благодаря братиславскому телевизионному

клубу молодых. Тогда он пел свои "Тетерева".


Однако по-настоящему этот яркий автор-исполнитель,

трубадур из Ленинграда, предстал перед публикой Чехославакии,

когда приехал на свои первые зарубежные гастроли в качестве

одного из гостей пестрой палитры Дней газет "Комсомольская

правда" и "Млада фронта" в Чехославакии. Он выступал тогда

вместе с композитором, музыкантом и исполнителем Владимиром

Мишиком и его группой "ЭТЦ" в программе "Диалоги".


Стройный, усатый, с высоким лбом, сильным голосом и

двенадцатиструнной гитарой, Александр Розенбаум сумел донести

глубину своих мыслей до каждого и каждого, пусть не в

совершенстве владеющего русским языком, заставить задуматься о

себе самом, об окружающем мире.


Тогда, во время первых гастролей композитора и поэта,

состоялся этот диалог.


- Я пою обо всем том, во что искренне верю, из-за чего я,

как и мои близкие и дальние, страдаю и возмущаюсь и что я всеми

силами хотел бы помочь изменить, - так начал Александр

Розенбаум свое интервью.


- Поверьте, я не какой-нибудь конъюнктурщик, ловко

пристроившийся в существующей обстановке гласности. Мое

отношение к песне и ее миссии никогда не менялось. Сейчас

изменились лишь условия самовыражения. В прошлом у меня было

немало трудностей. В одних городах мои выступления просто

запрещали, в других из программы моего выступления, которую я

обязан был представить заранее, вычеркивались песни, которые им

казались чересчур актуальными, ядовитыми или слишком

задевающими за живое. И меня это не очень-то удивляло. Ведь с

самого начала своего певческого и авторского пути я пел песни о

культе личности и его последствиях, о коррупции и "черном"

рынке, о неспособности и нечестности людей, обо всем том, о чем

пишут сейчас в газетах и журналах, о чем сообщается в рубриках

происшествий, о чем открыто говорится не только на партийных

собраниях.


Оглядываясь в прошлое, я должен признать, что выступить

на стадионе в каком-нибудь крупном городе для меня всегда было

нелегко. Даже в обычных концертных залах для меня не находилось

места. Hо, хоть это и причиняло мне боль, я с легкостью упускал

очередной шанс и шел играть и петь в какой-нибудь маленький

клуб, где у меня со слушателями устанавливалось настоящее

взаимопонимание. А это значило для меня больше, чем какой-то

гонорар!


Сейчас у меня нет никаких проблем. Почти нигде. Хотя...


Знаете, когда говоришь и поешь о недостатках, проблемах и

вещах, о которых начальство слушать не любит, навсегда

останешься не слишком желанным гостем. И, значит, надо бороться

- не за себя, но за то, что ты скажешь слушателям.


Александр Розенбаум - ленинградец. Он из семьи врачей и

сам отдал этой работе четырнадцать лет. И именно благодаря ей

он начал открывать для себя мир и почувствовал, что своими

открытиями он должен с кем-нибудь поделиться.


- Знаете, будучи студентом Ленинградского медицинского

института, я должен был ехать со стройотрядом на лесозаготовки

в Ухту. Честно говоря, мне не очень-то хотелось туда ехать.

Однако делать было нечего, и я оказался среди лесорубов. Со

временем мы стали понимать друг друга... И я, представьте, как

лесоруб получил даже четвертый разряд. Hо что гораздо важнее, я

заглянул в душу своих коллег, узнал их взгляды. Они были

суровы, как и их работа, но настолько же чисты и

бескомпромиссны. Я принял эту позицию на всю жизнь и уже не

смог от нее отказаться. Я не мог видеть иначе, чувствовать

иначе, говорить иначе.


И, видимо, именно поэтому, окончив Ленинградский

мединститут, я не пошел работать в поликлинику или больницу, а

стал врачом "Скорой помощи". И проработал там целых пять лет!


- Повлиял ли этот жизненный опыт врача на вас - поэта,

композитора и певца?


- Изо дня в день передо мной открывались как бы

изнаночные картины действительной жизни. Вначале я благодаря

этому познавал самого себя, вскоре я уже мог реагировать на все

эти горести и печали, страдания и убожество, которые постоянно

вставали передо мной, и от которых я, пока еще врач, помогал

частично избавляться. Конечно, эти эмоциональные нагрузки были

слишком сильны для меня, и я чувствовал, что должен справиться

с ними как-то иначе, не только выписав рецепт или отправив в

больницу, откуда мир виделся не менее безнадежным.


- И тогда вы обратились к искусству?


- С пяти лет я занимался музыкой. Я окончил музыкальную

школу и училище, а когда мне было шестнадцать, написал первую

песню.


Можно сказать, что во мне изначально боролись два

стремления: стать врачом и стать пианистом.


А потребность высказаться? Она родилась совершенно

спонтанно. Я уже упоминал о своей работе на лесоповале. Hо это

был не только изнурительный труд и суровые климатические

условия. Иногда мы собирались у костра, разговаривали, пели. То

же было и у шахтеров. И как раз во время этих сборов у костра я

совершенно ясно определил цену настоящего, подлинного. И шахте,

и лесорубы моментально чувствовали любую фальш и в словах, и в

песнях, и вели себя соответственно, ничего не скрывая. Это было

для меня самой большой школой. И это мерило, воспринятое мной

еще тогда, в студенческие годы, стало тем, о чем можно сказать:

кредо. Потому-то одни с уважением, другие, цинично презирая,

считают меня максималистом. Да, я максималист и не стыжусь

этого.


- Работа врачом "неотложки", безусловно, была не

прогулкой по розовому саду. Популярный киноактер Александр

Калягин тоже прошел через это. Многие называют ваш уход из

медицины бегством. Hо я-то думаю, что бросить хотя и трудную,

но стабильную профессию врача и ступить на неверный,

неопределенный путь исполнителя своих собственных песен скорее

можно сравнить с шагом в темноту. Вы не боялись за свое

будущее?


- Этот, как вы говорите, "шаг в темноту" я сделал, когда

мне только минуло тридцать, в восьмидесятом году. О том, что я

не боялся, и разговора быть не может. Конечно, я терзался

страхом. Впрочем, изначально я надеялся не только на свои

таланты автора и исполнителя и, совершая этот шаг, я положился

на достоинства, которые мне казались вполне определенными; не

случайно поэтому я стал членом популярной рок-группы "Пульс",

не случайно также некоторое время я выступал с группой "Шестеро

молодых".


- Мне кажется, в коллективе ваша яркая индивидуальность

не могла проявиться достаточно ярко.


- Согласен!.. Именно поэтому конец восемьдесят третьего

года стал для меня важным жизненным рубежом. Я стал

самостоятельным и начал выступать перед публикой со своим

собственным репертуаром.


- Расскажите, каким же в действительности был этот

репертуар? Чаще всего говорят, что начало вашему успеху как

автора и исполнителя положил прежде всего "одесский" цикл.


- Когда мне было лет пятнадцать-шестнадцать, меня

привлекал в музыке прежде всего рок. Он и сейчас мне нравится.

И вы, наверное, не поверите, что меня как слушателя, привлекает

и "тяжелый металл", если он, разумеется, имеет музыкальный

уровень.


- А тот "одесский" цикл?


- Действительно, он был, и я не стыжусь его! Конечно, при

этом я писал и совершенно другие вещи! Знаете, в каждой моей

песне, а всего я их сочинил, спел и частично записал более

пятисот, я стремился прежде всего выразить свои мысли и

чувства. Поэтому я не удержался от признаний в любви своему

родному прекрасному Ленинграду, поэтому я не мог не коснуться

темы Великой Отечественной войны.