Библиотека Альдебаран

Вид материала

Документы

Содержание Меня назначают руководителем зарубежной разведки

Подобный материал:

• Библиотека Альдебаран, 2189.93kb.
• Библиотека Альдебаран, 535.18kb.
• Студенческая Библиотека Онлайн, 169.06kb.
• Библиотека Альдебаран, 1616.97kb.
• Библиотека Альдебаран, 5850.32kb.
• Библиотека Альдебаран, 3931.12kb.
• Библиотека Альдебаран, 7121.35kb.
• Библиотека Альдебаран, 2381.99kb.
• Библиотека Альдебаран, 1789.76kb.
• Библиотека Альдебаран, 1490.77kb.

МЕНЯ НАЗНАЧАЮТ РУКОВОДИТЕЛЕМ ЗАРУБЕЖНОЙ РАЗВЕДКИ

Мое новое место службы — Разговор с Мельхорном — Враги и интриги — Американцы высаживаются в Исландии — Включение гестапо в систему 6 го ведомства — Полицейские атташе — Компетенция различных ведомств в РСХА — Гейдриха намечают на пост рейхспротектора.


Наконец то в июне 1941 года наступил час, когда я — сначала в качестве заместителя начальника управления в чине министериального советника и звании штандартенфюрера СС — посвятил себя работе, которую выполняла политическая зарубежная разведка (6 е управление). Цель, к которой я стремился с самого начала своей службы, была достигнута.

Исполненный немалой гордости, вступил я на порог своего будущего кабинета, оснащенного всеми чудесами техники. Возле большого письменного стола стоял вращающийся столик, на котором было множество телефонов и микрофонов. В обивке стен и под письменным столом, а также в лампе, были невидимо для глаза вмонтированы подслушивающие аппараты, позволявшие автоматически воспринимать и регистрировать любой разговор и любой шорох. Вошедшему бросались в глаза маленькие проволочные квадратики, установленные на окнах, это были установки контрольной электросистемы, которые я вечером, уходя из кабинета, включал, приводя в действие систему тревожной сигнализации, охраняющую все окна, сейфы и различные двери в служебном помещении. Достаточно было просто приблизиться к помещению, охраняемому при помощи селеновых фотоэлементов, как раздавался сигнал тревоги, по которому в течение нескольких секунд на место происшествия прибывала вооруженная охрана. Даже мой письменный стол представлял из себя маленькую крепость: в него были встроены два автомата, стволы которых могли осыпать пулями помещение кабинета. Как только дверь моего кабинета открывалась, стволы автоматов автоматически нацеливались на вошедшего. В случае опасности мне достаточно было нажать на кнопку, чтобы привести в действие это оружие. Вторая кнопка позволяла мне дать сигнал тревоги, по которому все входы и выходы из здания сразу же блокировались охранниками. Из своего служебного автомобиля я мог вести телефонные разговоры в радиусе до двадцати пяти километров и диктовать своим секретаршам по радио. Отправляясь по служебным делам в зарубежные страны, я, согласно предписанию, должен был надевать на зуб коронку, в которой содержалось достаточное количество цианистого калия, чтобы в течение тридцати секунд навсегда уйти из рук врагов. Кроме того, я носил кольцо с печаткой и большим голубым камнем, под которым находилась еще одна капсула с цианистым калием.

В день моего официального представления в новой должности меня явились приветствовать мои будущие сотрудники, на лицах которых можно было прочесть самые различные чувства — некоторые, казалось, были довольны, другие явно высказывали всем своим видом неодобрение. После представления я сразу же занялся вопросами кадров и приступил к изменениям, которые считал необходимыми.

Но вскоре я почувствовал страшный груз ответственности, который взвалил себе на плечи, вступив на этот пост. Чтобы уяснить себе собственное положение и свои задачи, я решил сначала несколько дней провести вдали от Берлина, на лоне природы. Так я стал гостем уже упоминавшегося мной д ра Мельхорна, пригласившего меня поохотиться; в то время он занимался организацией гражданской авиации в восточных районах. Я надеялся, что он, со своим большим опытом, сможет дать мне кое какие советы.

В первые дни я полностью отбросил все мысли о служебных делах и со страстью отдался охоте, верховой езде и рыбной ловле. До поздней ночи я часто просиживал на охотничьей площадке, устроенной в ветвях старой ели, наслаждался заходом солнца и вечерними сумерками. И с какой же злобной жестокостью нарушало летнюю тишь высокое пенье моторов авиационных эскадрилий, волна за волной летящих к фронту!

Когда я несколько успокоился и почувствовал себя в достаточном отдалении от берлинской атмосферы, то изложил Мельхорну свой план создания единой разведывательной службы, который уже положил в основу проекта «программы десяти пунктов». Между нами завязались длительные и страстные дискуссии. Мельхорн считал, что нецелесообразно затевать во время войны такую радикальную и опасную перестройку. Если мне удастся провести в жизнь свой план, говорил он, вся ответственность за деятельность разведки ляжет целиком на меня. Тогда уж мне не придется рассчитывать на поддержку и понимание третьей стороны. По его мнению, я совершенно неверно оценивал роль Гиммлера и Гитлера в рамках данной программы. Так как для них главное — лишь свои собственные политические интересы и власть — их будет нелегко убедить в необходимости предлагаемого мной расширения 6 го управления. Прежде всего следует опасаться Гейдриха, который в расширении моей компетенции увидит угрозу своему положению. «При первом же поражении этот человек безжалостно бросит вас на произвол судьбы, в случае необходимости он нагрузит вас такими опасными заданиями, что вы должны будете ожидать самого худшего — а именно бесследного исчезновения». В заключение он дал мне совет вообще отказаться от нового назначения. «Ведь это, в любом случае, — сказал он, — безопаснее, чем то, что меня ожидает».

На следующий день, тщательно поразмыслив над советом Мельхорна, я отклонил его. В глубине души я был готов принять новое назначение, и сообщил Мельхорну, что надеюсь на свое умение и усердие и они помогут мне преодолеть трудности, которых он опасается. Больше Мельхорн не пытался уговаривать меня отказаться от своего назначения. Он даже высказал готовность помогать мне по мере своих сил и возможностей.

Я возвратился в Берлин с твердым намерением целиком посвятить себя работе в 6 м управлении. Сначала я постарался лично познакомиться со всеми сотрудниками центрального управления и наших отделений за границей. Принимая их, я предварительно изучал «визитную карточку» каждого посетителя, то есть его личное дело. Ночами я работал над документами и подготовкой текущей информации. Немало трудных минут доставили мне необходимые изменения в личном составе, так как неоткуда было набрать новых способных работников. Мое часто весьма немилосердное поведение в этом вопросе создало мне немало врагов; они постоянно настраивали Гейдриха против меня, так что иногда я чувствовал себя не начальником управления, а загнанным псом и частенько вспоминал слова Мельхорна. В конце концов я с головой ушел в работу и медленно сплетал одну за другой разведывательные сети. Я проверял все документы, и не было ни одного сообщения, под которым бы не стояла моя подпись. Это позволило мне вскоре обнаружить многочисленные неполадки. Так, например, в сообщениях агентов не делалось элементарного различия между донесениями, содержащими вероятностную оценку ситуации, и донесениями, в которых перечисляются твердо установленные факты, не говоря уж о какой либо методичной совместной работе между оперативным и аналитическим звеньями.

Изменения в личном составе, осуществленные мной, затронули почти каждого, в результате чего против меня возникла настоящая фронда, использовавшая свои связи с партийным руководством и имперскими ведомствами.

Постепенно я вскрывал и другие недостатки. Так, были обнаружены большие упущения и неразбериха в области распределения валюты и учета расходов. Я использовал это обстоятельство, чтобы назначить генеральную ревизию. Тем самым я хотел одновременно создать своего рода «начальный баланс», чтобы мне впоследствии не пришлось отвечать за ошибки прошлого. Однако трудность здесь заключалась в том, что из соображений безопасности я не мог позволить финансово ревизионной комиссии ознакомиться со всеми аспектами нашей работы. Гейдрих, по совету Мюллера и Штрекенбаха, воспользовался этим обстоятельством как поводом для того, чтобы дать указание главе ревизионной комиссии во всех случаях, когда я ставлю комиссии ограничения, собирать «подозрительные материалы» (с задней мыслью прикрыться мной) и представлять их ему. То, что он в разговорах со мной никогда не затрагивал эту тему, было типично для него. Легко представить, как трудно мне было в таких условиях убеждать такого человека как Гейдрих в необходимости расширения сферы моей компетенции. Он требовал одного — снабжать его информацией; ему нужны были ценные и важные сведения, чтобы выглядеть в высоких кругах в хорошем свете. И все же мне постоянно удавалось получать от него полномочия на осуществление моего плана: например, создание пунктов связи с различными министерствами, и право информировать непосредственно министров соответствующих министерств, с целью наладить с ними необходимое сотрудничество. Теперь зависело только от меня, как мне удастся использовать в будущем эти полномочия.

Тем временем наши противники стали наносить первые удары.

12 июля 1941 года, совершенно неожиданно для нас, американцы высадились в Исландии, чтобы оказать поддержку англичанам. Ведомство Канариса вообще не располагало никакими сведениями об этом. В мое управление пришло всего лишь одно сообщение из Дании, которое могло бы нас натолкнуть на мысль о назревающих событиях; но оно застряло у Гиммлера. Таким образом, Гитлер узнал о случившемся только из зарубежной прессы, да и то с большим опозданием, так как органы министерства пропаганды, ведавшие доставкой зарубежных газет, плохо функционировали. Он поручил Гиммлеру безотлагательно организовать нашими силами пресс службу в нейтральных странах — задача, которую в военное время решить было совсем не просто.

Я заслал своих людей, подставных лиц, в зарубежные издательства, а для доставки использовал компанию «Люфтганза», Среднеевропейское туристское бюро, а в особых случаях специальных курьеров. Через несколько месяцев я синхронизировал бессмысленную двойную работу в этой области при помощи надлежащих учреждений министерства иностранных дел и министерства пропаганды.

Это дополнительное поручение на некоторое время отвлекло меня от представлявшейся мне столь срочной задачи — подготовить сводный обзор деятельности политической разведки за рубежом. Я составил проект соответствующего меморандума, в котором подчеркнул, что все, возникшие естественным путем связи между рейхом и оккупированными районами, а также зарубежными странами — будь то область промышленности, банковского дела, сельского хозяйства, искусства и литературы, техники и политики — должны привлекать наш интерес и быть скоординированы с работой разведки, благодаря умелой организации сотрудничества — в том числе и внештатного — с представителями этих кругов. При этом представлялось важным использовать контакты с зарубежными деятелями из всех областей, а также изучать приобретенный опыт. Этот меморандум был задуман так же, как основа для директивы рейхсфюрера СС ко всем ведомствам и учреждениям СС и администрации рейха. Гиммлер в принципе выразил готовность ознакомить с этими мыслями высшее руководство СС и партии в одном из своих докладов, кроме того, сообщить о них отдельным отраслевым министрам и таким образом поддержать меня. В этот момент на меня и был вылит ушат воды, охладившей мой пыл. Гейдрих приказал мне явиться с докладом. Я отправился на Вильгельмштрассе с чувством какого то недоверия. На Унтер ден Линден я, в ожидании предстоящей борьбы, подкрепился у Кранцлера чашечкой черного кофе. В приемной мне сразу же бросились в глаза переутомленные и бледные лица сотрудников Гейдриха, которые посреди гор документов, срочных писем и телеграмм с поистине пчелиным усердием развили бурную деятельность. Гейдрих состроил при моем появлении подчеркнуто недовольную физиономию. Еще какое то время он работал над бумагами, затем спросил меня своим высоким голосом: «У вас что нибудь важное?» Я ответил отрицательно и про себя подумал — ведь, в конце концов, он же вызвал меня к себе. «У вас есть время, чтобы пообедать со мной?» — внезапно спросил он. Мне не удалось отвертеться и я последовал за ним в Иден бар. Только когда мы отобедали, он неожиданно начал говорить о цели своего вызова. Мюллер, сказал он, убедил его в том, чтобы передать сектор «Идеологические противники» (действующих против Германии из за границы) в ведение тайной государственной полиции. Эта сфера деятельности, которой занимается в рамках активного контршпионажа мое управление, должна быть срочно подчинена Мюллеру (4 е управление).

Требования, выдвинутые Гейдрихом, явились для меня тяжелым ударом; не потому, что сектор, охватывающий проблемы церкви, международного еврейства, франкмасонства и т. д. , был для меня особенно важным — я бы, собственно, охотно от него отказался, — но я не мог равнодушно отнестись к тому факту, что это давало Мюллеру право создать свою собственную разведывательную сеть за границей. Во первых, это означало генеральное наступление против моей «программы десяти пунктов», осуществляемое совместно Гейдрихом и Мюллером, а кроме того, включение агентов гестапо в деятельность зарубежной разведки.

Я знал, что в данный момент мне ничего не удастся изменить в планах Гейдриха. Вечно недоверчивый Гейдрих явно начинал опасаться моей деятельности и решил «приставить» ко мне Мюллера, моего злейшего врага, на одном из важных участков моей работы. Тем не менее, используя веские аргументы, я попытался отговорить Гейдриха от его намерения. Я указал на проблемы и трудности, с которыми неминуемо связана такая двойная работа, приносящая вред любой разведывательной службе. Кроме того, сказал я, положение с валютой настолько напряженно, что вряд ли возможно будет выдержать такую дополнительную нагрузку.

Сначала Гейдрих не ответил ни слова. Затем он начал излагать свои возражения; его голос был скрипуч и отрывист: «В профессиональном отношении деятельность сектора „Идеологические противники за рубежом“ остается в моем подчинении, кроме того, приоритет может оставаться за вами. Мюллер будет пользоваться вашими техническими ресурсами; это позволит вам быть осведомленным о всех его планах. Держателем финансов будете также вы. Однако это решение распространяется только на те страны, в которых нет наших полицейских атташе. Для прочих стран мне бы хотелось установить следующую систему…

Полицейские атташе, входящие в группу полицейских атташе, подчиняются мне лично. Вы и Мюллер, а также все другие учреждения СС и полиции могут давать этим полицейским атташе специальные задания. Я предоставляю вам право выбрать человека на пост руководителя группы из числа своих сотрудников. Для того чтобы «сохранить лицо», я издам постановление, чтобы полицейские атташе посылали свои донесения через тех, кто поручил им те или иные задания. Эти донесения должны составляться в трех экземплярах — один остается в группе атташе, один поступает к Мюллеру, один к вам. Отправляйтесь завтра к Мюллеру и обсудите с ним это компромиссное решение». В более дружеском тоне он добавил: «Во всех вопросах, касающихся заграницы, вы являетесь и останетесь для меня единственным компетентным сотрудником и советником».

Мы еще поговорили об особенностях работы разведки в различных оккупированных областях. В результате нашей беседы было установлено, что я по прежнему отвечаю за сбор общей политической информации, за исключением специальных областей, связанных с проблемами экономики (ими занимается 3 е управление), а также касающихся состояния противника и борьбы с агентами противника (находящихся в ведении 4 го управления). Голландия, Дания, Норвегия, а также те части Польши и России, находящиеся в ведении нашей гражданской администрации (компетенция рейхскомиссаров) должны быть в нашей работе приравнены к территории рейха; таким образом, «зоны влияния» между ведомствами разграничивались здесь так же, как и на территории Германии. Франция, Италия и все балканские страны оставались в ведении 6 го управления. Насчет Балкан у нас состоялся еще специальный спор. Но в конце концов Гейдрих предоставил мне свободу действий в этих странах, причем я со своей стороны подчеркнул, что я, разумеется, не должен иметь ничего общего с какими либо карательными мероприятиями. Словом, в отношении оккупированных стран я имел право использовать их в качестве дополнительных ресурсов, относительно же Балкан и Франции я отвечал за сбор политической информации. Такое же решение было принято и в отношении Италии.

На следующий день я встретился с Мюллером, чтобы обсудить эти проблемы. После некоторых колебаний он повел игру в открытую: не соглашусь ли я слить все 6 е управление с 4 м, которое Мюллер тогда разделил бы на два больших отдела — «внутренние теории» и «заграница». По отношению ко мне он, по его словам, удовлетворился бы положением «примус интер парес» ³⁴. Я ответил ему категорическим отказом, однако остерегся допустить открытый разрыв между нами. Мюллер был человеком, умеющим мстить исподтишка.

Когда в один из последующих дней я сообщил об этом Гейдриху, он пригласил меня на ленч. Он был в особенно хорошем настроении, и мне не пришлось долго гадать о причине этого. В первый раз он сообщил мне, что фюрер намеревается сместить рейхспротектора Богемии и Моравии, рейхсминистра Фрайхерра фон Нейрата, и назначить на этот пост его, Гейдриха — сначала в качестве заместителя рейхс протектора. Я был немало удивлен этим известием. Борман, сообщил Гейдрих, поддержал его кандидатуру, Гиммлер же не очень обрадован этой новостью, но не хочет ставить на его пути препятствий. Вероятно, сказал Гейдрих, он не желает вступать с Борманом в спор относительно решения Гитлера. Затем Гейдрих пустился в пространное описание взаимоотношений между Гиммлером и Борманом и сказал, что имел с последним продолжительную беседу и тот произвел на него впечатление серьезного противника, так что ему кажется очень неразумным враждовать с ним. Борман, по словам Гейдриха, создал себе настолько прочные позиции, что было бы разумно и с нашей стороны уделить ему больше внимания, и он посоветовал мне сообщать Борману не только важную информацию оположении в мире, но и знакомить его время от времени с отдельными интересными донесениями. Кроме того, сказал Гейдрих, Борман осведомился и обо мне, и спросил, не возражает ли Гейдрих против откомандирования меня на полгода в штаб Бормана. Он недоверчиво спросил меня: «Как ему пришла в голову эта мысль? Нет ли у вас побочных связей с ним?»

Отношения между Борманом и Гейдрихом были до сих пор не очень хорошими; они досконально знали сильные и слабые стороны друг друга и действовали с величайшей осторожностью. Если теперь Борман поддерживает предстоящее назначение Гейдриха на должность заместителя рейхспротектора, значит, на это должны быть особые причины.

Гейдрих еще сообщил о том, что его назначение в настоящий момент не утверждено окончательно, но уже сейчас об этом стоит всерьез подумать. В любом случае он не собирается оставлять свою работу в РСХА, по крайней мере, в ближайшее время. Ее ведь легко можно вести и из Праги, так как с помощью ежедневных курьеров и телеграфа обеспечена хорошая связь с Берлином. Кроме того, сказал он, он сможет прилететь в Берлин за какие то считанные часы на специальном самолете. Он признался, что его крайне привлекает новое поручение, ведь ему вновь открывается возможность создать что то новое.

Борман намекнул ему, что это означает для него большой шаг вперед, особенно, если ему удастся успешно решить политические, экономические и социальные проблемы этой области, чреватые опасностью конфликтов и взрывов. «В этом случае, — сказал мне Гейдрих, — я смогу быть и вашим союзником». Может быть, он сказал эти слова искренне, но я не особенно им доверял. Слишком часто он выказывал свое расположение ко мне в такой форме, а проходило совсем немного времени, и он становился грубым и невыносимым, что я вставал и уходил из кабинета. Я не мог также никогда отделаться от ощущения, что в один прекрасный день между нами произойдет решающее столкновение. Если он меня до сих пор не «вывел из игры», то, видимо, потому, что, несмотря на многочисленные попытки, ему так и не удалось найти мне замену; кроме того, он, вероятно, чувствовал, что я уже заручился поддержкой Гиммлера.

Но никто тогда не мог предположить, что все планы Гейдриха всего через год развеются прахом.