Geum.ru

"Жизнь в семье Джексонов"

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   12
Глава 3
— Вы последнее дерьмо!
Это была обычная реакция отца по отношению к своим чернокожим собратьям, даже если речь шла о какой-то знаменитости.
В каждом его слове звучало презрение.
— У всех у вас с головой не в порядке. Всю нашу жизнь мы слышали такие оскорбления. Однажды Тито признался мне, что Джозеф не хотел, чтобы его видели в турне с сыновьями.
— Это ужасно, Тойя,— сказал Тито.— Он делает вид, что нас вообще не существует.
Неужели отец был действительно такого низкого мнения о своих сыновьях? Я полагаю, что Джозеф укреплял свою власть над «Пятью Джексонами», методично разрушая их самосознание. И он удерживал таким образом свой единственный источник существования. Он не понимал, что мальчики повзрослели и все чаще вступают в контакт с внешним миром. И рано или поздно они все равно оставили бы семью. Если бы мы остались в Индиане и если бы успех группы начал угасать, братья, несомненно, взбунтовались бы и настояли на независимой личной жизни. Тогда Джозефу не оставалось бы ничего иного, как смириться, но сейчас все было по-другому. Когда я думаю о том, что мы упустили, мне хочется зареветь от обиды.
Джеки, которому в 1971 году исполнилось двадцать лет, жил в родительском доме, и ему доставалось сполна от жестокости отца. До сих пор отец во всем винит его, вне зависимости от того, что случилось.
— Это сделал мальчик Джеки,— то и дело повторял он с издевкой.
Отец не испытывал угрызений совести, если он бил нас в присутствии посторонних, и невольные свидетели всегда в таких случаях были шокированы его жестокостью. Побои Джозефа были общеизвестной «тайной» у "Мотауна". И ни один из братьев даже не пытался защититься. Лишь однажды, когда Джозеф снова замахнулся для удара, Джеки закрылся рукой.
— Что?— заорал отец и угрожающе приблизился.— И ты еще осмеливаешься поднять на меня руку?— С этими словами он ударил Джеки кулаком в лицо так, что тот едва не упал.
— Джозеф! Что ты делаешь?— закричала мать, но не было смысла спорить с ним, потому что отец ничего не слышал, когда впадал в ярость.
Однажды мои братья пришли к матери и сказали:
«Джозеф должен прекратить это, иначе мы его прикончим в следующий раз».
Но это оказалось пустой угрозой. Никто из них, кроме Майкла, не осмелился оказать Джозефу сопротивление.
В глазах отца все мы были избалованными выродками. Нашим друзьям и партнерам по бизнесу он характеризовал нас как сумасшедших, не принимая наш новый образ жизни.
— Я работал, как проклятый.— Он представлял все так, будто мои братья были отъявленными лентяями, в то время как они репетировали, записывали пластинки и работали до седьмого пота. Всей роскошью наша семья, была обязана «Пяти Джексонам».
— У вас есть шофер, возит вас каждый день в школу,— продолжал Джозеф.— А я каждый день ходил в школу пешком за шестнадцать километров. И все эти новомодные выкрутасы, которые вы сейчас выдумали, в ваши годы просто-напросто не приходили мне в голову.
Мы вздохнули свободно, когда отца подолгу не было дома. Он уходил с рассветом и возвращался за полночь. Мы не имели ни малейшего понятия, где он находится. Было только известно, что он открыл бюро в здании "Мотауна" на бульваре Сансет в Голливуде, но куда он шел после работы — оставалось тайной, но даже в его отсутствие Джозеф владел домом и его жильцами.
Если не иметь опыта общения с таким человеком, как наш отец, никто не поймет, что значит жить под прессом постоянного страха. Когда и в каком настроении он вернется домой? Каждый раз, когда охранник через переговорное устройство сообщал о том, что идет Джозеф, мы бросали все и прятались в своих комнатах, чтобы не попадаться ему на глаза.
Мы часто пытались поговорить с матерью и узнать, что за человек был наш отец.
— Лучше, если вы не будете этого знать,— немедленно отвечала она.
— Но мы хотим, чтобы у нас был отец, который живет дома,— возражала я.
— Почему Джозеф ведет себя так? Почему он не хочет быть с нами?
— Ла Тойя, так лучше. Когда Джозеф дома; всегда ссоры.
— Но, мама...
— Так будет лучше,— повторяла она и уходила из комнаты.
Так и осталось непонятным, почему она продолжала жить с человеком, которого мы, по ее собственным словам, не должны были узнать получше.
Но мы не сердились на маму и не ломали голову над тем, была бы наша жизнь без отца легче или груднее. Тогда и еще много лет спустя мы считали мать одной из жертв жестокости Джозефа. Оглядываясь назад, в прошлое, я думаю, почему у меня никогда не было детской мечты удрать из дома. Все мы чувствовали себя беспомощными и запуганными перед внешним миром. Единственной возможностью бегства из дома было супружество, как у Ребби.
В 1971 году семнадцатилетний Тито ошеломил семью сообщением, что он собирается жениться на Ди-Ди, его первой и единственной подруге, как только он окончит школу. Жермен, Марлон и Дженнет женились в юном возрасте на первой своей любви. Эту склонность к ранним бракам я наблюдала и в других больших семьях с властной родительской опекой.
"Мотаун" был не в восторге от матримониальных намерений Тито. С того времени как альбом «Вернись» принес фирме много миллионов, на Джозефа посыпались предостережения менеджеров. Он должен был помешать женитьбе сыновей. Владелец фирмы опасался, что популярность «Пяти Джексонов» пострадает от этого.
«Когда один из мальчиков женится,— высказывал он свои опасения,— поклонники сразу бросят их, как горячую картошку. Кроме того, все последуют примеру одного, стоит только начать. Жены начнут совать нос во все дела — и ансамблю придет конец. Такое уже было». Когда один из братьев (я не скажу, кто именно) готовился к свадьбе, мы узнали впервые темные стороны музыкального бизнеса, хотя, вероятно, такое встречается всюду, где ворочают большими деньгами.
Конечно, мы уже слышали о взятках, о наркотиках и о скандалах, но вы можете мне поверить, что это еще далеко не все. Однажды Джозеф пришел домой довольно взволнованным. Мы никогда еще не видели его таким. Он собрал всю семью и рассказал невероятную историю: к нему пришел известный и влиятельный человек из музыкального бизнеса, обеспокоенный тем, что свадьба одного из Джексонов может привести к развалу всей группы.
— Вы не должны этого допустить,— потребовал он.— Мы должны помешать этому. — Затем он угрожающе добавил: — Вам должно быть известно, что я располагаю некоторыми способами и средствами, чтобы добиться своего.
— Как вы собираетесь это осуществить? Если мой сын любит девушку и они хотят пожениться, это их личное дело.
— Вы что, хотите этой свадьбы?
— Ну,— согласился Джозеф,— лучше, если бы это произошло несколько позже, но...
— Хотите помешать этой свадьбе? Сделать так, чтоб она не состоялась?
— Что вы имеете в виду?
— Девушка могла бы... исчезнуть.
— Как это она вдруг исчезнет?— спросил отец недоверчиво.
— Например, ее автомобиль может случайно свалиться со скалы, и никто ничего не узнает. Если ее найдут, каждый поймет, что она просто не справилась с управлением. Можно инсценировать несчастный случай на дороге. Это вообще не проблема.
Даже Джозеф ужаснулся от такой идеи.
— Нет! Этого делать нельзя. Выбросите это из головы!
— О'кей, тогда все зависит только от вас,— ответил человек.— Я только пытаюсь помочь вам!
Неужели были люди, готовые убить кого-то за деньги? В шоу-бизнесе такое, к сожалению, случается. В то время, когда мои братья встречались с девушками, у меня не было интереса к противоположному полу. Причина в том, что я и Майкл были послушными иеговистами. К этому времени большинство наших братьев и сестер потянулись к религии. Пять раз в неделю мы с мамой изучали Библию и ходили в молитвенный дом. Рэнди каждый раз хотела пойти вместе со всеми, но никогда не успевала вовремя переодеться. Каждое утро Майкл и я стучались во многие двери Лос-Анджелеса и распространяли слово Иеговы. Когда Майкл стал известным, он должен был переодеваться.
— Доброе утро,— ангельским голоском говорил брат, когда открывалась дверь.— Мы хотели бы поговорить с вами о том, что может сделать человек, чтобы справиться с проблемами, которые нас окружают. У вас есть немного времени для меня?
Реакция была разной, но каждый раз, если в дверях стоял подросток, он показывал на моего брата и выпаливал: «Это Майкл Джексон!»
— Дорогой, не говори глупостей!— уговаривали его мать или отец.
— Нет, это точно,— настаивал ребенок, не отрывая глаз от Майкла, который готов был провалиться сквозь землю.
Правда, за нами в таких случаях обычно следовала машина с охранниками. Майкл производил на детей такое же впечатление, как крысолов на мышь, и меня всегда поражало, как быстро они узнавали его переодетым, в то время как родители ошибались.
Мы не боялись входить в чужие квартиры, хотя и понимали, что занимаемся рискованным делом: а вдруг кто-то узнает Майкла, возможно, схватит его или похитит, требуя выкуп? Однажды, когда Майкл пошел выполнять миссионерскую службу без меня, он попал в переделку. Вдруг из-за угла на него набросился огромный пес. Брошюры о служении Господу полетели в разные стороны, а мой брат, не чуя под собой ног, вылетел на улицу. Рычащий монстр схватил его за ногу. Майклу удалось удрать от пса:
помогла многолетняя привычка спасаться от Джозефа.
Следуя учению Иеговы, я строго придерживалась заповедей. Одна из них запрещала слушать песни, текст которых содержит намеки на секс. Поэтому я не слушала почти никакой поп-музыки, даже пластинок с записями моих братьев. Мы ведь могли дружить только с братьями по вере. В частной школе, где мы учились с Майклом, Рэнди и Марлоном, мы почти не знали однокашников, в то время как дети ярких звезд были нашими одноклассниками, например, дети знаменитого киноактера Марлона Брандо.
Мы подружились с одной девочкой, которая тоже была иеговисткой. Дарлис была моей первой и единственной подругой вне семьи, и мне было очень интересно проводить с ней время. Она была одной из немногих девочек, которые не млели в присутствии Майкла. Она обращалась с ним так же, как с остальными детьми, что очень нравилось Майклу.
Каждый день после обеда мы втроем читали Библию и вместе ходили на проповеди. На одном из собраний Дарлис спросила одного из так называемых старост:
— Почему я спасусь во время страшного суда, а мои родители — нет? Даже если они не знают учения Иеговы, они добрые, хорошие, любимые мной люди.
Ответ старосты был типичным. Он процитировал строки, которые подтверждали его точку зрения, но в принципе он не смог ответить на вопрос Дарлис. Поэтому она написала письмо, в котором изложила свои мысли, чувства и сомнения.
Это рассердило других старост.
Однажды меня задержал муж Ребби, Натаниэль, который тоже был старостой.
— Ла Тойя, — сказал он,— ты не должна больше никогда разговаривать с Дарлис. Никогда.
— Но почему же?
— Она отлучена от веры, а такие люди для нас
больше не существуют. Их надо избегать.
— Но она же моя лучшая подруга,— запротестовала я.
Но ничего не оставалось, как справиться со своими чувствами. Больше никогда ни я, ни Майкл не видели Дарлис. Нам очень не хватало ее, и мы впервые начали подвергать сомнению некоторые заповеди, которые всегда считали непререкаемыми истинами.
Старосты должны были также порицать тех, кто одевался и вел себя, по их мнению вызывающе. Майкл, кумир миллионов, постоянно терпел упреки то за длину своих волос, то за ширину брюк. Мой брат любил яркие цвета, особенно красный.
— Ты носишь одежду слишком ярких тонов, чем возбуждаешь излишнее внимание к своей персоне. Тебе больше к лицу черное или коричневое.
Были даже такие «братья по вере», которые не хотели именно из-за этого иметь с нами ничего общего.
Не смея больше видеться с Дарлис, я проводила много времени с мамой. Она стала моей лучшей подругой, о чем многие матери могут только мечтать. Мы вместе ходили в молитвенный дом, а когда ехали утром в школу, мы специально делали круг, чтобы поговорить друг с другом. Мать любила всех детей одинаково, но у меня было такое ощущение, что я была на особом счету. Она доверяла мне все и всегда, напоминала, как мы с ней похожи. Когда я стала старше, Джозеф часто говорил: «Кэт, правда, Ла Тойя выглядит так, как ты, когда мы познакомились? Посмотри на эту тонкую талию. Она выглядит так, как ты, когда мы познакомились!" Мама всегда улыбалась при этом.
Что бы я ни надевала, что бы ни делала, мама всегда гордилась мной. Я была очень счастлива от этого и не представляла себя в обществе других людей. Мне было уже шестнадцать, а я еще ни разу не встречалась с мальчиком. Наша замечательная учительница миссис Фаин иногда допрашивала меня дружеским тоном:
— Ла Тойя, у тебя есть парень? Мне можно сказать об этом.
— Нет, миссис Фаин,— отвечала я смущенно.
— Знаешь, дорогуша, ты теряешь лучшие годы своей жизни. Однажды вспомнишь и пожалеешь об этом. У такой красивой девушки, как ты, должен быть парень. Мне тебя жаль.
Ее доброжелательные вопросы, однако, ничего не изменили в моей жизни в последующие пять лет. Мои ответы оставались прежними. Согласно нашей вере, думать о противоположном поле — грех. Если мне нравился парень, если я находила его привлекательным, я исповедовалась старосте.
Мать, кажется, не особенно беспокоило то, что я не встречаюсь с мальчиками. Она даже радовалась этому, потому что для нее мое одиночество означало, что я не брошу ее, в отличие от Ребби и Тито. Жермен был неравнодушен к дочери нашего продюсера Бэрри Гордона, Марлон поддерживал романтическую переписку с Кэрол Энн Паркер, девушкой из Нью-Орлеана, с которой он познакомился в одиннадцать лет, ну а Джеки был любимцем всех женщин. Рано или поздно все они пойдут своим путем.
Наши родители никак не хотели смириться с тем, что мы уже больше не дети, а молодые люди, мужчины и женщины. Все плотское находилось под запретом. Из скромности мама ничего не говорила мне о «личных проблемах», и поэтому нормальные физиологические изменения переходного возраста действовали на меня удручающе, травмировали меня. Когда я была подростком, мои набухающие грудные железы были так противны мне, что я бегала только с прижатыми к груди руками, пытаясь скрыть неизбежное.
И Майкл, помнится, сильно страдал в этом возрасте. Вдруг как-то сразу он вырос, чуть ли не на двадцать сантиметров и из милого мальчика превратился в нескладного, неуклюжего подростка.
Пришло время Майклу расплачиваться за свои беспощадные насмешки над другими. Хуже всех насмехался над ним отец:
— Посмотри на свой длинный нос,— издевался он над Майклом.— Понятия не имею, откуда он у тебя, этот клюв.
Братья тоже не могли отказать себе в искушении отомстить Майклу, но ни одна из их шуток не была такой злой и подлой, как шутки Джозефа. Майкл очень страдал от этого.
Да еще и мамино пророчество сбылось: у Майкла появилось множество прыщей.
Это мучительно, думаю, для любого подростка, но если ты звезда и твое лицо не сходит с обложек журналов, этикеток, маек, результат гораздо более плачевный.
Мой брат был просто раздавлен, уничтожен.
Сюзанна де Пасс и ее кузен Тони Штофф, которые тоже работали у "Мотауна", таскали его то к одному дорогостоящему врачу, то к другому, но каждый новый визит только усугублял страдания Майкла. В следующие два с половиной года он терпел бесконечные и бесполезные курсы лечения.
Характер брата заметно изменился. Раньше он был очень общительным и мог легко сходиться с людьми, а теперь замкнулся в себе. Он не заговаривал с посторонними, а если этого нельзя было избежать, смущался и отводил глаза. Будучи в этом возрасте, когда можно встречаться с девушками, он сидел дома.
Сердце мое разрывалось на части.
— Майкл, не убивайся так. Все пройдет.
— Да не могу я этого вынести, Ла Тойя. Он был в полном отчаянии.
— Надо же что-то делать с этим!
И хотя прыщи к шестнадцати годам исчезли, Майкл так и не смог полностью избавиться от психических последствий этого наваждения. Одно из них — излишняя стеснительность, иной раз даже переходящая в робость.


В 1972 году Майкл семь раз достиг вершин лучшей «двадцатки» музыкального сезона: четыре раза как участник «Пяти Джексонов» и трижды как солист. Темпераментное исполнение хита Бобби Дайса «Роккин Робин» и прочувствованной баллады «Бен», в которой он воспевал крысу, принесли ему успех. Многие считали тему «Бен» странной, но Майклу это не мешало. Ему не было противно ни одно живое существо, даже грызуны. Раньше он даже выходил со своими белыми мышами к обеденному столу, а я закрывала на ночь полотенцем дверную щель, чтобы мышь не залезла ко мне в постель.
Несмотря на частое отсутствие Майкла, концерты «Пяти Джексонов» по-прежнему притягивали публику. В 1973 году братья объехали США, Японию и Австралию. Тито должен был стать в конце турне отцом, но Джозеф не отпустил его домой, чтобы он смог побыть со своей женой. Поэтому я ходила вместо моего брата с Ди-Ди на курсы предродовой подготовки. Когда у нее начались схватки, я держала ее за руки и помогла ей произвести на свет ми-Лого Ториано Эдэрилла II. Я люблю всех моих племянниц и племянников, но Тэй, как его называют, мне ближе всех.
Через месяц после рождения Тэя еще одна пара — Жермен и Хэзел — разослал приглашения на их свадьбу. Они влюбились с первого взгляда, и с того дня Хэзел писала моему брату много раз в неделю. Когда мы жили еще в Индиане, Джозеф просматривал почту, а потом кричал своим дурашливым голосом: «О, Жермен! Я думаю, тебе снова пришло письмо от твоей малышки Горди!»
После того, как мы переехали в Калифорнию, где жила Хэзел, их роман с Жерменом продолжился. Я думаю, мои родители вздохнули с облегчением, когда он женился на Хэзел, потому что она была из порядочной семьи. Они всегда опасались, как бы их сыновьям не достались в жены девушки, охочие до денег. Наверное, Бэрри Гордон тоже вынашивал подобные опасения относительно своей дочери. Так как Жермен отвечал на чувства Хэзел, отец поддерживал всеми силами эту связь и буквально потащил молодых к алтарю.
15 декабря 1973 года Бэрри устроил для Хэзел самую роскошную свадьбу в истории Голливуда. Хэзел была очаровательна в своем белом платье, украшенном норкой и жемчугом. Жермен был в белом смокинге. Сын Мэрвина и Энни Гэй, Мэрвин-младший, держал наготове кольцо, а Марлон был свидетелем Жермена. Я была свидетельницей, а остальные братья выполняли роль билетеров. Смоки Робинсон спел песню, которую он сочинил для молодоженов. Среди шестисот приглашенных гостей были мэр Лос-Анджелеса Том Брэдли с супругой, Дайана Росс и ее супруг Боб Зильберштейн, Билли Ди Вильяме, Коретта Скотт Кинг, Валерия Симпсон. Это была сказочная свадьба.
Некоторые поклонники рассерженно отреагировали на свадьбу Тито с Ди-Ди, но это не идет ни в какое сравнение с тем обстрелом, под который попал Жермен, когда он распрощался с холостяцкой жизнью. Для многих Жермен был самым привлекательным из всех братьев. У него ласковые глаза нашей мамы и ее соблазнительно припухшие губы. "Мотаун" с самого начала отметил его «сексуальное обаяние». По заказу фирмы фотографы снимали его обнаженным по пояс, придавая ему романтический имидж. Роман с Хэзел тщательно скрывался. Тысячи молодых девушек чувствовали себя обманутыми в своих чувствах и изливали огорчения в сердитых письмах, адресованных кумиру:
«Если бы я теперь добралась до тебя, ты бы
получил по морде...»
«Почему ты так со мной поступил?..»
«Даже при одном упоминании о тебе мне становятся противно...»
«Я надеялась, что мы созданы друг для друга...»
Фанаты вполне серьезно полагали, что Жермен всецело принадлежит им. Такие письма, больно ранили его, ему было очень обидно, когда некоторые из его поклонниц не хотели брать автограф, потому что он был женат. В 1974 году «Пять Джексонов» ступили на новый путь со своей «Танцевальной машиной». Голос Майкла стал глубже и развился в сочный тенор.
Сразу же после записи этой пластинки братья уехали на гастроли в Сенегал. Они еще никогда не были в Африке, новые люди и новые впечатления очень вдохновляли их. Но путешествие было знаменательным еще и по другой причине. Как-то после концерта Джозеф собрал всех сыновей и, сияя, объявил:
— Мне надо кое-что сообщить вам. У вас есть маленькая сестричка.
— О ком ты говоришь? Вроде бы мать не рожала никакого ребенка.
— Да, но у меня есть дочь,— продолжал Джозеф.— Она родилась почти в то же время, что и Тито. Ее зовут Анна (имя изменено), ей примерно шесть лет.
У отца была другая семья! У нас все время было подозрение, что ночи, которые он проводил вне дома, были ночами измены, но мы не думали, что все настолько серьезно. Мальчики были в ужасе. Джозеф же вел себя так, будто это было самым естественным делом. Не хватало еще, чтобы он начал раздавать сигары по случаю праздника. Сразу по возвращении домой братья рассказали мне об измене отца.
— У него есть еще одна семья, Ла Тойя, другая женщина.
— Сказать об этом маме?— спросил Жермен.
— Ты что, спятил?— возразил Майкл.— Она не должна этого знать.
— Ее это могло бы убить,— добавила я.— Почему он такое вытворяет?
— Не имею понятия, но видела бы ты его, Ла Тойя. Он чуть не лопнул от гордости и ожидал, что мы будем разделять его восторг,— в голосе Майкла
звучала ненависть.— Это было омерзительно.
— Как только он может этим гордиться?— процедил сквозь зубы Жермен.
— Нами он не гордился никогда.— Слезы выступили на глазах у Майкла.
Мы хранили от мамы тайну этой измены Джозефа, пока один из братьев не рассказал ей всю правду. В глубине души мы надеялись, что она сразу же разведется с ним.
Конечно, мать чувствовала себя униженной, но когда Джозеф отказался прекратить эту связь, она не стала угрожать разводом, предпочитая попросту лгать, что все дела у нас в порядке. Раньше я воспринимала такую реакцию с ее стороны как силу духа, а теперь знаю, что это проявление слабости. Мать просто боялась смотреть правде в глаза. Вместо того чтобы обратить свой гнев на Джозефа, она кляла ребенка этой другой женщины. Это так не вязалось с ее образом в наших глазах.
Позже мы узнали, что возлюбленной Джозефа была женщина, безответно влюбленная когда-то в Джеки. Некоторое время они с Анной жили в другом конце города, но Джозефу, видимо, надоело ездить туда, и он устроил их в собственном доме в нескольких минутах ходьбы от Хейвенхерста. Однажды, когда мои братья с детьми были в торговом центре, они увидели, как Джозеф с подругой и дочкой, рука в руке, прошлись по магазину. Чтобы избежать вопросов детей: «Кто эта дама с девочкой рядом с дедушкой?», они отвлекли их и быстро пошли в другой магазин.
Большинство моих братьев и сестер старались не иметь ничего общего с Анной, но мы с Майклом интересовались ею и часто спрашивали друг у друга:
— Как ты думаешь, она хорошенькая? Что она за человек?
Когда мы думали об отцовских качествах Джозефа, нам становилось жаль эту малышку, но казалось, что наш отец баловал ее, как маленькую принцессу.
И хотя никогда не высказывал этого вслух, мы догадывались о его желании познакомить нас со своей дочерью.
Много лет спустя Джозеф сказал мне однажды:
— Есть маленькая девочка, которая собирает все твои фотографии и восхищается тобой. Она очень хотела бы с тобой поговорить. Ты не могла бы позвонить ей?
Сперва я подумала, что речь идет о какой-нибудь фанатке.
— Как ее зовут?
— Анна.
— Неужели та самая?
Он не выдал этого, только набрал ее номер и дал мне трубку.
Была милая короткая беседа, состоящая большей частью из ее взволнованного хихиканья.
— О, я так тебя люблю!— ворковала она.— Я хотела бы когда-нибудь стать такой, как ты.
— Меня это радует.
— Я так рада, что ты мне позвонила.
— Не надо благодарить, я сделала это с удовольствием.
Во время исполнения степа мальчики ободряюще аплодировали: «О, ты можешь!» «Превосходно, давай дальше!» Но Жермен и Марлон отпускали глупые комментарии. «Глянь на Титр, у него две левых ноги!» «Вы не чувствуете себя идиотами, изображая медведей перед публикой?»
На сцене положено улыбаться, но мы были близки к тому, чтобы лопнуть от смеха. Однажды, когда мы с Майклом увлеченно отбивали степ, Жермен вдруг закричал:
— Эй, Ла Тойя, у тебя разъехалась молния! Не сообразив, что это розыгрыш, я прервала танец, понеслась за кулисы. Бедный Майкл, не зная, что ему делать, остался один. Публика бешено аплодировала, никто ничего не понял, очевидно, полагая, что так и было задумано устроителями нашего шоу.
Мать всегда была большой поклонницей семейного ансамбля и не пропускала ни одного нашего выступления. Она и сегодня часто сопровождает Майкла. После выступления мы всегда бежали к ней и спрашивали: «Ну как, мама?» «Ну так,— отвечала она, — одна песня была в начале слишком медленно исполнена. Майкл, в следующий раз надо попробовать по-другому. Тито, твое соло на гитаре было великолепно, но не надо так кривляться». Странно, но она никогда не хвалила нас. Однажды мы с Майклом наблюдали за кулисами молодую женщину с вундеркиндом — маленькой звездой. Она без конца спрашивала у всех окружающих:
«Разве это не чудо? Разве он не прекрасно это исполнил?» Мы с братом переглянулись. «Мама никогда бы не сказала так о нас»,— подумала я. Мать объяснила мне однажды свою философию: «Вы же знали, дети, что вы способные. Зачем же мне было вам об этом повторять?» Я думаю, что ни Джозеф, ни мать никогда не поймут, что все аплодисменты мира не заменят родительского «я люблю тебя» или «я горжусь тобой». Сегодня, сейчас мои братья, сестры и я осыпаем наших детей, племянников и племянниц похвалами.
Когда мы однажды поехали выступать в Лас-Вегас, один из наших охранников доложил, что Майклу угрожают убийством. Нам и до этого часто угрожали, мы по-настоящему испугались. Преступник даже назвал точное время. Охрана очень серьезно отнеслась к делу. Оценив фактор риска, решили все-таки дать шоу. Наш контракт вынуждал нас к тому, и владельцы гостиниц не интересовались проблемами исполнителей, даже если речь шла об угрозе убийства. Нам ничего не оставалось, как нанять лучших охранников и молиться, чтобы ничего не случилось. И хотя вокруг роились охранники, мы очень беспокоились о Майкле. В тот вечер, когда Майкл уже стоял на сцене, Ребби вдруг заявила мне:
— Я не выйду на сцену. Разве ты не понимаешь, что меня тоже могут убить?
Я редко выходила из себя, но на этот раз у меня сдали нервы:
— Ребби, как ты можешь быть такой эгоисткой? Майклу придется быть на сцене более двух часов, тебе же надо продержаться не более четырех минут — и ты дрожишь от страха!
— Но если они выстрелят именно тогда, когда я буду на сцене?— спросила Ребби с паническим ужасом в голосе.
Бедняга, она так и не смогла ко всему этому привыкнуть, хотя для нас угрозы со временем стали обычными.
Хотя все мы по горло были заняты работой и семейными делами, никто из нас не испытывал творческой удовлетворенности. "Мотаун" по-прежнему не разрешал нам исполнять наши собственные песни. Майкл умолял продюсера дать нам свободу творчества, и хотя Бэрри считал его почти своим сыном, он не смягчился. Несмотря на победы в хит-парадах, братья зарабатывали не столько, сколько им причиталось. Группа с их диапазоном творческих возможностей должна была иметь намного больше. Но Джозеф и его партнер Ричард Эронс удачно вложили свои деньги. Когда составлялся контракт с Мотауном, это было надежно. Фирма редко шла на изменения в контракте, невзирая на то, сколько прибыли приносила группа. В дальнейшем отношения заметно ухудшились. Менеджеры фирмы держали в своих руках все бразды правления, но Джозеф не давал им покоя, если дело касалось его сыновей. "Мотаун" реагировал на это с недовольством. Менеджеры понимали, что другого выхода, кроме сотрудничества с ним, нет. Внешне все выглядело благопристойно: казалось, что сыновья целиком и полностью поддерживают отца. "Мотауну" удалось создать конфликтную ситуацию, когда он помог Майклу, Жермену и Джеки сделать карьеру солистов, ведь соперничество и конкуренция могут вбить клин даже в самую дружную семью. "Мотауна" это мало беспокоило. Все братья были согласны с предложениями отца, кроме Жермена, который был невысокого мнения о предпринимательских способностях отца. Майкл говорил ему: «Помни о прошлом, думай о будущем».
Несмотря на возражения Жермена, Джозеф начал искать новую фирму грамзаписи. Как только истек срок контракта с "Мотауном", в марте 1975 года «Пять Джексонов» заключили контракт с «Эпик рекордз».
Новое соглашение было очень выгодным; оно позволяло исполнителям быть полностью свободными и сохраняло за ними преимущественные права. Я уверена, что карьера Майкла и «Пяти Джексонов» пошла бы под уклон, если бы они не ушли от "Мотауна". Контракт с «Эпик» был оглашен летом 1975 года на пресс-конференции в Манхэттене. Почти вся семья была в сборе, кроме Жермена.
«Я остаюсь у Мотауна,— через несколько дней объявил Жермен. — Мы начинали с ним, и я останусь верным ему!»
Это звучало, как удар грома. Жермен оправдывался, приводя свои доводы: «Он сделал из нас то, что мы есть. Нашим успехом мы обязаны "Мотауну". Вы допускаете ошибку, бросая его. Без Бэрри мы были бы сегодня ничем".
— Ты прав, Жермен,— сказал Джозеф.— Но неужели тебе хочется голодать?
— Как вы смогли предать Бэрри?— защищался Жермен.
— Нам нужна свобода. Мы хотим делать то, что находим нужным.— А у "Мотауна" из нас сделали роботов и обращались с нами, как с роботами. Мы хотим исполнять свою музыку, а не плясать под дудку Бэрри и Сюзанны де Пасс.
Но Жермен не соглашался с этим. Через минуту напряженной тишины Тито сказал:
- Жермен, мы же братья.
— Да, нам надо держаться вместе, сказал Джеки.
— Тогда идите со мной,— сказал Жермен.— Я не оставлю Бэрри в беде.
Многое было сказано в этот вечер, но, как оказалось, напрасно: Жермен просто сбежал после второго концерта. И нам пришлось заканчивать без него. Никто так сильно не переживал разлуку, как Майкл, привыкший, что слева от него пел и играл на своей бас-гитаре Жермен. Майкл чувствовал себя обязанным заменить брата.
После этого вечера Майкл мобилизовал все свои силы и способности, о которых он сам и не подозревал. Он танцевал еще эффектнее, пел более прочувствованно, чем прежде. И так как Майкл исполнял свои песни слишком высоким, почти звенящим голосом, срывавшимся на крик, мама предостерегала его: «Майк, ты когда-нибудь перенапрягаешь свой голос».
— Жермена ведь нет!— отвечал он.— А мы должны звучать так же, как раньше.
И хотя Рэнди очень старался подражать Жермену, Майкл продолжал, напрягаясь, заполнять брешь, оставленную Жерменом. "Мотаун" повел себя довольно гнусно после того, как группа заключила контракт с «Эпик». Фирма подала иск в суд, чтобы братьям запретили называться «Пять Джексонов». Продюсер утверждал, что он сам придумал это название. Это было неправдой. Какими мотивами руководствовалась фирма? Местью, желанием наказать братьев? Это подозрение усилилось, когда многие диск-жокеи втайне сознались нам, что их вынудили не ставить пластинок «Пяти Джексонов». Мотаун зашел так далеко, что пригрозил создать новый квинтет и назвать его «Пять Джексонов». Один из менеджеров фирмы сказал, что есть достаточно много чернокожих молодых людей по имени Джексон, среди которых можно выбрать то, что нужно.
Жермен не был ко всему этому безразличен. Когда мы хотели записать пластинку с его участием, он пригрозил, что подаст в суд. Мы считали это шуткой, пока не получили письмо от его адвокатов. Братья предполагали, что он находится под влиянием своей жены и тестя. Но мы не восприняли это как личное оскорбление. В семье Джексонов всегда могли хорошо отличать дружбу от службы. И тот факт, что Жермен покинул нас, не повлиял на его отношения с отцом: он по-прежнему оставался его любимым сыном.
Лично я думаю, что Жермен чувствовал себя виноватым в этом конфликте (разного рода иски и встречные иски между Джексонами и "Мотауном", прекратились лишь к 1980 году, когда они утратили юридическую силу). Хотя Жермен и не признавался, я считала, что у него не все в порядке с совестью. Много позже, когда обещанная ему карьера у Бэрри не состоялась, он понял, что совершил ужасную ошибку. Но, как говорится, нет худа без добра. После разрыва с Жерменом мои остальные братья получили, пожалуй, первую в своей жизни возможность немного отдохнуть. А Майкл, наконец, осуществил свою давнюю мечту: посетил Дисней-Лэнд.