Geum.ru

Илья Стогов отвертка

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   35
* * *

   Я отложил книжку и вытряс из мятой мягкой пачки «Lucky Strike» предпоследнюю сигарету. Зря музейщики не выставляют Белую голову. Отличный экспонат. Вполне в концепции Кунсткамеры. Демонстрируют же они провинциальным школьникам чучельца детей-инвалидов. Почему не брать денег и за осмотр отрезанной башки тибетского бога? Я пошлепал в прихожую, где в куртке все еще лежал конверт с бумагами убитого китайца. По крайней мере, теперь я знал, что именно мог искать в Петербурге Ли Гоу-чжень. Джи-лама экспроприировал у китайцев некую реликвию. Народоармейцы доставили ее из Юм-бейсе в Ургу. Кострюков купил реликвию для своего музея. Проныра Ли вызнал о той давней истории и приехал, чтобы вернуть ценность китайскому народу. Логическое мышление всегда было моей сильной стороной. Я вынул из конверта пожелтевшие листки. Разбираться бы в этом хоть чуть-чуть. Знать бы, почем нынче идут «маски шамана религии Бон». Или, скажем, «верхняя одежда мужчин племени мяо-яо, пошитая из шкуры яка». Из всех 312 пунктов описи вопросы могли возникнуть только по двум. Экспонат номер 168 («ящик продолговатый, деревянный») и экспонат номер 233 («коробка бумажная, опечатанная сургучом»). Ну, допустим, «ящик продолговатый» – это та самая голова. А вот что такое «коробка»? Да еще и опечатанная? То есть более ценная, чем даже голова… В пачке оставалась всего одна сигарета. Я вытащил ее и закурил. В этот момент зазвонил телефон. Зазвонил он неожиданно и громко. Я вздрогнул и уронил сигарету на пол. Еще немного этой истории – и я стану биться в истерике просто от стука собственного пульса в ушах. – Але! але! господин Стогов? Извините, что беспокою! Это Дэн Шан-ся, из китайского консульства! Вы меня слышите? – Я вас слышу. Я рад вас слышать. Что-нибудь случилось? – Если возможно, я хотел бы с вами поговорить. Встретиться и поговорить. Это возможно? – Что случилось? – Ничего не случилось. Просто встретиться. – Совсем просто встретиться? – Что вы сказали? Я не понимаю. – Вы хотите встретиться сейчас? – Почему сейчас? Если вы не возражаете, завтра. У вас будет время завтра? – Для вас – всегда! – Спасибо, Илья! Давайте встретимся завтра в буддийском храме. – Где? – В буддийском храме. Его адрес – Приморский проспект, дом девяносто один. Любой трамвай от станции метро «Черная речка». Давайте? Отлично, договорились. Китаец положил трубку. Я стоял и слушал, как в трубке пищат гудки отбоя. В голове вертелась только одна мысль: почему он выбрал для встречи такое странное место?
10

   Санкт-Петербург, город, в котором я живу, является городом трех революций, двух дюжин рек и каналов… а еще – городом тысячи и одного божества. Где-нибудь на Мойке, в радиусе километра вокруг Кировского театра, вы найдете православный Николо-Богоявленский собор, иудейскую хоральную синагогу, кришнаитское кафе «Новая Навадвипа», заведение под вывеской «Штаб-квартира последователей веры Бахаи», курсы зороастрийской астрологии и даже кружок сатанистов… правда, не очень большой. Как было обойтись в таком городе без буддийского монастыря? Ровно в двадцать минут третьего я вошел в ворота петербургского буддийского монастыря, носящего красивое имя «Дацан Гунзэчойнэй». В переводе – «Место распространения Учения Будды, Сострадательного Ко Всем». Я был чисто выбрит, абсолютно трезв и пах одеколоном. А монастырь был большой и напоминал крепость. При взгляде на него сразу становилось понятно, что это вам не просто так, а место, блин, распространения, и вообще. Прячась от дождя, под навесом стоял вежливый китайский консул Дэн. Мы за руку поздоровались. Консул мне улыбнулся. Всю дорогу до монастыря я смотрел на витрины сутки напролет работающих магазинов. Я видел сотни витрин. Тысячи тысяч бутылок и банок пива. В моем городе тысячи и одного божества хватило места им всем. Я думал об этих бутылках… напряженно думал о них… но потом решил, что являться на деловую встречу воняя пивом бестактно. Может быть, консул сам предложит… в прошлый раз мы с ним пили водку… может быть, и теперь… Консул не предложил. Я расстроился. Консул спросил, как у меня дела. Я соврал: сказал, что отлично. Он предложил пройти внутрь монастыря, и мы прошли. Первое, что я почувствовал, был запах. В монастыре странно пахло. Запах говорил о джунглях после ливня… о ядовитых, но прекрасных цветах жасмина… о китаянках-стриптизершах из дешевых кабаков Шанхая… В монастыре пахло Азией. На полу главного зала лежал ковер. Потолки были высокие, а у дальней стены сидел позолоченный Будда. Перед ним на полу сидели ламы – человек двадцать. Бритые, в плащах. Не исключено, что настоящие тибетцы. – Здесь очень красиво, вам не кажется? – Красиво? Пожалуй, да. Красиво. – Если вы не спешите, давайте дождемся окончания службы? Консул сел на скамью у входа, а я, дурак, уселся рядом. Скамья оказалась чудовищно неудобной. Сиденье было узким. Спинки не было вовсе. Позвоночник упирался в холодную и жесткую стену. Посидишь с полчасика и начнешь прикидывать – а как бы это, блин, переместиться отсюда куда-нибудь, по возможности в нирвану? Монахам было холодно, и они кутались в плащи. Монахи раскачивались из стороны в сторону, перебирали четки, закатывали глаза и оттопыривались как могли. От их совместного носового гудения высоко под потолком позвякивали стекла. Консул сидел с таким лицом, что я окончательно понял: пива с ним попить не светит. Ему нравилось слушать монахов, а мне нет. Я наклонился к его уху и шепнул, что выйду покурить. Выходить совсем уж наружу под проливной дождь не хотелось. Я дошел до дверей. На столике у входа лежала брошюрка «Как достичь Спасения, следуя буддийским путем». Наугад открыв книжицу, я прочел фразу: «Буддизм – это не религия, не идеология и не философия. Буддизм – это просто полная свобода…» Фраза меня обрадовала. Раз не религия, а полная свобода, то курить у входа в монастырь, скорее всего, можно. Я распечатал новую пачку «Lucky Strike» и бросил целлофан на ступени. А потому что нечего устраивать такие длинные службы! К моменту, когда я докуривал третью сигарету, занудное пение стихло и в дверях показался Дэн. Не заорать во весь голос «Пиво!..» стоило мне больших усилий. – Вы раньше бывали в буддийских монастырях? – Не доводилось. А вы? – В Китае довольно много буддийских монастырей. Правда, наш буддизм совсем не похож на тибетский. – А пиво в Китае есть? – О! В Китае очень хорошее пиво. Как-нибудь я вас угощу. – Сегодня? – Вы обратили внимание на то, как много здесь тибетцев? Вы ведь знаете, да, что Тибет сегодня – это проблема для нашей страны? Там очень сильны сепаратистские настроения… – Да? – Но мы стараемся решить эту проблему. – Да? Мы помолчали. Я чувствовал, что скоро потеряю сознание… что уже почти начал его терять. (Если ячменный солод перегнать в особых чанах… и охладить до температуры в пятнадцать градусов по Цельсию…) – Холодно здесь. Может, дойдем до кафе? – В Петербурге мы тоже стараемся установить контакты с живущими в России тибетцами. – Получается? – В общем, да. Хотя монахи, которые здесь живут, очень заняты. У них очень мало свободного времени. – Буддийским монахам можно пить пиво? – Понятия не имею. Наверное, можно. Но у них нет свободного времени. Понимаете, в храме идет ремонт. – Да? Что они строят? Кафе при храме? – Они не строят, они реставрируют. Раньше, до Октябрьской революции, на крыше был зимний сад. Специально для медитаций. Там стояли статуи божеств, росли тибетские сосенки… Потом сад демонтировали, а теперь монахи пытаются его восстановить… – Здорово! – Если вам интересно, пойдемте, я покажу вам эту стройку. – Может, не сейчас? Может, попозже? – Зачем ждать? – А пиво? Как же пиво? – Пойдемте, Илья. Пиво никуда не денется. – Пиво – да. Пиво – не денется. А я? – Пойдемте-пойдемте! Вам будет интересно. Мы вернулись в молитвенный зал, прошли в дальний правый угол и, не встретив ни единой живой души, оказались в служебных помещениях монастыря. Я ненавидел консула и собственную вежливость. С изнанки монастырь оказался грязным, давно не прибиравшимся и очень запущенным. Некрашеные стены, толстые ржавые трубы. Пахло во внутренних помещениях не благовониями, а сыростью и вчерашним обедом. Задрав голову, Дэн сказал: – Дальше подниматься опасно. Мы забрались на четвертый этаж и стояли ровно над потолком молитвенного зала. Высоко вверху виднелась крыша пятого, последнего этажа. Вернее, самой крыши не было. Были остатки дореволюционного навеса. Частью застекленного, частью затянутого полиэтиленовой пленкой. Сквозь бреши виднелось мокрое небо и капал дождь. Он был мокрый, как губы у парня, который только что выпил бокал холодного пива. Чтобы ниже этажом не протекал потолок, здесь стояли перемазанные цементом тазы и детские ванночки. Сложную конструкцию навеса, состоящую из труб и досок, поддерживали строительные леса. Еще в самом углу стояли укутанные брезентом статуи буддийских божеств. – Когда ремонт будет закончен, над монастырем будет стеклянная крыша. А в помещении, прямо под ней, разобьют садик со скульптурами. Вот этими. Я сказал «как интересно!». По-английски пиво называется «бир». Звучит как слово «медведь», но по-другому пишется. – Буддизм вообще интересная религия. Например, садик будет посвящен во-он тем двум божествам. Дэн задрал голову и указал на две статуи, размещенные под потолком на особом помосте. – Будде и его жене? – Богу Махакале и богине Шакти. Я задрал голову и порассматривал расположенных под потолком богов. Жирный бог-мужичок с оскаленной пастью. Супруга ему под стать: гипертрофированный бюст, вывалившийся красный язык, раскоряченная поза. – Какая милая пара! – Вы знаете этих богов? – Слышал о них. – Махакала и Шакти. Главные боги тибетского тантризма. Бог-мститель и богиня-шлюха. Дэн посмотрел на меня. Я посмотрел на Дэна. Мне не понравилось то, как он на меня смотрел. – Вы ведь знаете, что тибетский сепаратист начала века по кличке Джи-лама был инкарнацией именно этого бога – Махакалы. – Да что вы говорите? – Говорят, ваш земляк, петербургский тибетолог по фамилии Кострюков, тоже верил в Махакалу. Говорят, он считал, что Махакала мстит за какие-то его, Кострюкова, проступки. Маленький, худощавый, с черной прилизанной головкой, китаец напоминал умную птицу. Птица смотрела на меня и прикидывала: не выклевать ли мне глаза? – Вы знали, что Кострюков работал здесь, в этом самом помещении? Да-да. Все так и было. Он вернулся из экспедиции на советско-китайскую границу и здесь, в дацане, сортировал свою коллекцию. А спустя полтора года его арестовали. Прямо здесь все это и произошло. Работники НКВД поднялись по той самой лестнице, по которой только что поднимались мы, и предъявили Кострюкову ордер. Он попросил их выйти. Они согласились. Потом Кострюков отправился с ними на Литейный. Вскоре его расстреляли. – Какая печальная история! Зачем вы мне ее рассказываете? – Знаете, что интересно? Кострюков успел передать из тюрьмы на свободу всего одно письмо. Он сидел в спецтюрьме НКВД на шестом подземном этаже. И тем не менее умудрился переслать жене письмо. Как? Я не знаю. Зачем? Думаю, оно было очень важно для него, это письмо… Поправьте меня, если я не прав. Я промолчал. Что я мог сказать? Дэн продолжал смотреть мне в глаза. – Кострюкова сажают в тюрьму. Ему грозит смертная казнь. Но единственное, о чем он думает, сидя в камере, – это как бы переправить на волю письмо. Что заставило его так себя вести? Я не знаю. А вы? – Я тоже не знаю. (Он просил прислать ему канистру пива… Холодного…) – Знаете, о чем я подумал? Если одного человека очень интересует то, что известно второму, то ведь эти двое могут договориться. Сойтись в цене… Вы понимаете, что я имею в виду? – Абсолютно не понимаю! (Вернее, понимаю. Ты хочешь, чтобы я откупился от тебя, и тогда отпустишь меня в кафе…) Пока мы спускались вниз, Дэн поддерживал меня за локоть и продолжал бубнить: – Я не тороплю вас с ответом. Вы знаете, где меня найти. Одному вам все равно не справиться. Наш соотечественник Ли уже пытался не учитывать интересы всех сторон… Потом мы все-таки оказались за оградой монастыря. Десять минут до ближайшего магазина… полдоллара за банку пива… все! Дэн предложил подбросить меня на своей консульской машине. Нашел дурака! Он щелкнул дверцей машины и уехал. Я остался стоять под дождем. Я курил и чувствовал, как по лицу стекают холодные капли. Они совсем меня не раздражали. Докурив, я повернулся к дацану спиной и пошел искать магазин. С пивом. С холодным, как этот осенний дождь пивом. Ушел я не далеко. – Стогов! У ограды монастыря стояла Жасмин. Девушка, каждое появление которой в моей жизни означало новый виток неприятностей. Первое, что я сделал, – огляделся по сторонам. Когда я увидел эту девушку впервые, в клубе застрелили китайца. Во время второго свидания дубинкой по голове получил уже я сам. Что на этот раз? – Давно не было тебя видно. Я начал бояться, что остаток жизни придется провести в тоске и без неприятностей. – Ты не рад меня видеть? – Очень рад. Столько времени прошло, а голову мне так никто и не проломил. Теперь, надеюсь, дела пойдут, а? – Все остришь… Красавчик… Только тут я понял. Точнее, почувствовал. Жасмин была пьяна. Вернее, нет. Она была не просто пьяна, а пьяна смертельно… вдрабадан. Она попыталась сделать шаг мне навстречу и рухнула мне на руки. Мягкими детскими ладошками она гладила мне лицо и повторяла всего одну фразу: – Стогов… Стогов… Милый… Увези меня отсюда, пожалуйста… Куда угодно… Стогов… «Этого мне только и не хватало», – подумал я.