История Александра Македонского. По изданию: Руф К. К. История Александра Македонского. М.: Издательство мгу, 1993. Перевод с латинского: III книга

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   11   12   13   14   15   16   17   18   ...   26
ГЛАВА 11

1. Царь усмирил и остальные области. Оставалась одна скала, занятая согдийцем Аримазом с 30 тысячами воинов, собравших туда заранее продовольствие, которого бы хватило для талюго числа людей на целых два года. 2. Скала поднимается в вышину на 30 стадиев, а в окружности имеет 150. Отовсюду она обрывистая и крутая, для подъема есть лишь очень узкая тропа. 3. На половине высоты есть в ней пещера с узким и темным входом; он постепенно расширяется, а в глубине имеется обширное убежище. Почти повсюду в пещере выступают источники, воды которых, соединившись, текут потоком по склонам горы. 4. Царь, увидев неприступность этого места, сначала решил оттуда уйти; однако затем в нем загорелась страсть преодолеть и природу. Прежде чем решиться на осаду, он послал к варварам сына Артабаза Кофа предложить им сдать скалу. 5. Ответ Аримаза, который полагался на неприступность своей позиции, был полон дерзких слов, под конец он даже спрашивал, не умеет ли Александр летать. 6. Эти слова, переданные царю, столь задели его за живое, что, созвав лиц, с которыми он обычно совещался, он сообщает им о дерзости варвара, насмехающегося над тем, что у них нет крыльев; он добавил, что в ближайшую ночь он заставит Аримаза поверить, что македонцы умеют и летать. 7. “Приведите ко мне, — сказал он, — из своих отрядов 300 самых ловких юношей, которые привыкли дома гонять стада по горным тропам”. 8. Те быстро привели к нему юношей, отличавшихся ловкостью и энергией. Царь, глядя [165] на них, сказал: “С вами, юноши и мои сверстники, я преодолел укрепления прежде непобедимых городов, прошел через горные хребты, заваленные вечным снегом, проник в теснины Киликии, претерпел, не поддаваясь усталости, холода Индии. Я вам служил примером и видел ваши подвиги. 9. Скала, которую мы видите, имеет только один доступ, занятый варварами; остальные места они не охраняют; стража у них только со стороны нашего лагеря. 10. Вы найдете путь, если усердно исследуете все подступы к вершине. Нет таких высот в природе, куда не могла бы взобраться доблесть. Испытав то, в чем отчаялись остальные, мы подчинили своей власти Азию. 11. Доберитесь до вершины. Овладев ею, вы дадите мне знак белыми лоскутами; подтянув войска, я отвлеку врагов от вас на себя. 12. Кто первый достигнет вершины, получит в награду 10 талантов, на один менее получит поднявшийся вторым, и столько же получат следующие 10 человек. Однако я уверен, что вы будете думать не столько о вознаграждении, столько об исполнении моей води”. 13. Они выслушали царя с таким воодушевлением, будто уже заняли вершину. Когда их отпустили, они стали запасаться железными клиньями, чтобы вбивать их между камнями, и крепкими веревками. 14. Царь, кругом осмотрев скалу, велел им взобраться во вторую стражу в том месте, где подступ казался менее всего трудным и крутым, и пожелал успеха. Те, взяв с собой продовольствия на два дня и вооружившись только мечами и копьями, стали подниматься. 15. Сначала шли, затем, дойдя до обрывистых мест, одни подтягивались, ухватившись руками за выступы скал, другие взбирались с помощью веревок, закидывая их на клинья, вбитые ими между камнями, чтобы становиться на них ногами. Весь день они провели в трудах и тревогах. 16. После стольких усилий перед ними открывались все большие трудности, и им казалось, что сама скала растет. Печальное было зрелище, когда кто-нибудь, сделав неверный шаг, срывался и летел вниз, тем самым указывая и другим на угрожающую им опасность. 17. Однако они, одолев эти препятствия, все же добрались до вершины горы, утомившись от непрерывных усилий, а некоторые получив даже увечья; ночью их оковал сон. 18. Растянувшись всюду на непроходимых суровых скалах, забыв об угрожающей опасности, они проспали до рассвета; пробудившись словно от глубокого беспамятства, они стали исследовать скрытые, лежавшие под ними впадины, но не знали, в какой части скалы укрываются главные силы врагов. Наконец они заметили дым, выходивший из пещеры под ними. 19. Они поняли, что там находится убежище врагов. Итак, они выставили на копьях условленный сигнал, но обнаружили при этом, что из их отряда при подъеме погибло 32 человека.

20. Царь не столько обуреваемый желанием овладеть этим местом, сколько встревоженный судьбой посланных им на столь опасное дело весь день обозревал горные вершины. Он удалился [166] на отдых только ночью, когда темнота все скрыла от его взоров. 21. На следующий день, еще до полного рассвета, он первый заметил лоскуты как знак занятия вершины. Но переменчивость неба, то освещавшегося дневными лучами, то затуманивавшегося, принуждала сомневаться, не обман ли это зрения. 22. Когда же небо озарилось более ярко, его сомнение отпало позвав Кофа, с помощью которого он уже обращался к варварам, он опять послал его к ним убедить их хоть теперь принять более здравое решение, а в случае их упорства из-за уверенности в позиции показать им с тыла воинов, занявших вершину горы. 23. Допущенный к врагам Коф стал советовать Аримазу сдать скалу, обещая ему милость царя, если он не принудит его при столь обширных его замыслах задержаться из-за осады одной скалы. Тот еще заносчивее и надменнее, чем прежде, велит Кофу уйти 24. Последний, взяв варвара за руку, просит его выйти с ним из пещеры. Когда Аримаз вышел, он показал ему юношей на вершине горы и, с полным правом насмехаясь над его надменностью, сказал, что у воинов Александра действительно есть крылья. 25. И уже из македонского лагеря были слышны звуки труб и крики воинов. Это обстоятельство, как и многое на войне, пустое и незначительное, принудило варваров сдаться. В самом деле, от страха они не могли заметить малочисленность тех, кто находился у них в тылу. 26. Поэтому они поспешно вернули Кофа, уже ушедшего среди их замешательства, и послали с ним 30 своих вождей, чтобы сдать скалу и договориться о разрешении уйти невредимыми 27. Царь хотя и опасался, как бы варвары, заметив малочисленность юношей, не опрокинули их, однако, веря в свое счастье и будучи озлобленным надменностью Аримаза, ответил, что он требует безоговорочной сдачи. 28. Аримаз, отчаявшийся в своем положении, хотя оно и не было проиграно, спустился в лагерь вместе с близкими и знатнейшими мужами своего племени. Всех их Александр велел подвергнуть бичеванию и распять на крестах у самого подножия скалы.

29. Вся масса сдавшихся в плен вместе с захваченным имуществом была роздана в качестве дара населению новых городов, Артабаз был оставлен для охраны скалы и окрестной области. [166]




Книга VIII

ГЛАВА 1

1. Александр, захватив скалу, что принесло ему больше известности, чем подлинной славы, разделил войско на 3 части, чтобы разослать для отпора бродившим врагам. Начальником одной части он сделал Гефестиона, начальником другой — Кена; сам встал во главе остальных. 2. Но среди варваров не [167] было единодушия. Одни были покорены силой оружия, большинство сдалось Александру, не доводя дела до сражения. Он приказал отдать им города и земли тех, кто упорствовал в непокорности. 3. Между тем изгнанные бактрийцы с 800 массагетскими всадниками опустошали ближайшие села. Чтобы обуздать их, правитель этой области Аттин выступил с 300 всадниками, не подозревая о готовящейся засаде. 4. Враг же спрятал вооруженных воинов в находящихся рядом с полем лесах, а несколько человек погнали скот, чтобы этой приманкой завлечь в засаду ничего не подозревавшего Аттина. 5. И вот Аттин, не соблюдая строя, с беспорядочной толпой воинов устремился в жажде добычи на стадо. Как только они миновали лес, засевшие там люди неожиданно напали на них и всех перебили. 6. Весть об этом несчастье быстро дошла до Кратера, и он прибыл со своей конницей. Но массагеты уже ускакали, зато была перебита тысяча дахов. С их гибелью закончилось сопротивление всей области. 7. Александр же после вторичного покорения согдийцев возвратился в Мараканду. Туда приехал к нему Берда, посланный им в свое время к скифам, живущим за Боспором. Он прибыл с послами этого народа. 8. Фратаферн, стоявший во главе хорасмиев, объединившись с соседними массагетами и дахами, также послал людей уверить царя в своей покорности. 9. Скифы предлагали Александру взять в жены дочь их царя. Если же, говорили они, царь признает недостойным для себя подобное родство, то пусть позволит знатнейшим македонцам вступить в брак со знатными женщинами скифского народа; их царь сам прибудет к Александру. 10. Александр благосклонно выслушал оба посольства и стал лагерем, поджидая Гефестиона и Артабаза. Как только они присоединились, он направился в страну, которая называлась Базаира.

11. Главным признаком богатства в этой варварской стране является не что иное, как стада отменных зверей, которые содержатся в больших рощах и парках. 12. Для этого выбирают просторные рощи, изобилующие непересыхающими источниками, обносят их оградой и строят там башни для охотников. 13. Было известно, что в одном из таких загонов на протяжении четырех поколений никто не охотился. Александр вошел в него со всем войском и приказал повсюду встревожить зверей. 14. Когда на редкость огромный лев побежал на самого Александра, то случайно оказавшийся рядом Лисимах, ставший впоследствии царем, хотел рогатиной встретить зверя. Царь, оттолкнув его и приказав не вмешиваться, заявил, что он один, как и Лисимах, может убить льва. 15. Ведь однажды Лисимах, охотясь в Сирии, в одиночку убил зверя исключительной величины, который успел разодрать ему левое плечо до кости, и тот оказался на краю гибели. 16. С укором напомнив об этом Лисимаху, царь доказал свою храбрость на деле лучше, чем на словах: он не только подпустил к себе льва, но и убил его одним ударом. 17. Выдумка, будто Александр бросил Лисимаха на [168] съедение льву, я полагаю, была порождена именно этим случаем 18. Хотя охота Александра окончилась удачно, македонцы, согласно обычаю своего народа, постановили, чтобы царь не охотился пешим и без сопровождения знатных и приближенных. 19. Когда было забито 4 тысячи зверей, царь в том же лесу стал пировать со всем войском.

Оттуда он возвратился в Мараканду. Отпустив Артабаза из-за его преклонного возраста, он передал его провинцию Клиту. 20. Это был тот самый Клит, который у реки Граника своим щитом прикрыл Александра, сражавшегося с непокрытой головой, и мечом отрубил Ресаку руку, занесенную им над головой царя. Он был старым воином Филиппа и прославился многими военными подвигами. 21. Сестру его, Гелланику, воспитавшую Александра, царь любил, как свою мать. По этим причинам он доверил Клиту большую часть своего государства. 22. Тот же получил приказ на следующий день отправиться в путь и приглашение на начавшийся в то же время пир. На этом пиру царь, разгорячившись от вина, стал неумеренно кичиться своими делами, что было тягостно слушать даже тем, кто знал, что он говорит правду. 23. Однако старшие хранили молчание, пока Александр не начал принижать славную победу Филиппа при Херонее, считать ее своей заслугой и утверждать, что славы от столь великого подвига он лишился из-за злобы и зависти отца. 24. По его словам, когда вспыхнула распря между македонскими воинами и греческими наемниками, Филипп, получив ранение среди общей свалки, лег, притворившись ради безопасности мертвым; Александр же прикрывал отца своим щитом и собственноручно перебил всех, кто пытался напасть на него. [169] 25. Отец в этом никогда не признавался, досадуя, что своим спасением обязан сыну. Также одержав победу в войне, которую Александр сам, без Филиппа, вел против иллирийцев, он написал отцу, что враги совершенно разбиты, однако сам Филипп в этой экспедиции якобы не участвовал. 26. Достойны славы не те, кто ездит смотреть самофракийские мистерии, когда нужно опустошать и предавать сожжению Азию, но те, кто совершил подвиги, превосходящие все, что можно вообразить.

27. Молодые с удовольствием слушали подобные речи, которые были неприятны старикам главным образом из-за Филиппа, так как под его командованием они долго служили. 28 Тогда Клит, и сам уже достаточно нетрезвый, обратился к возлежавшим ниже его и прочитал им стихи Еврипида, так что до царя мог дойти только звук слов, а не их смысл. 29. В этих стихах говорилось, что греки неправильно постановили писать на трофеях только имена царей, поскольку они присваивают славу, добытую чужой кровью. И вот царь, подозревая, что в этих словах содержится злой намек, стал спрашивать у соседей, что они слышали от Клита. 30. Они упорно молчали, а Клит, чуть возвыся голос, начал вспоминать дела Филиппа и его войны в Греции, ставя все это выше деяний Александра. 31. Тут начался спор между молодыми и старыми. Царь, казалось, терпеливо слушал, как Клит умалял его славу, на самом же деле кипел от сильного гнева. 32. Впрочем, он, по-видимому, овладел бы собой, если бы Клит окончил свою столь дерзко начатую речь, но так как он не прекращал говорить, то царь все больше ожесточался. 33. А Клит уже осмеливался защищать Пармениона и победу Филиппа над афинянами противопоставлял разрушению Фив. Это он делал не только под влиянием вина, но и в силу неочастной привычки всему перечить. 34. Напоследок он заявил: “Если нужно умереть за тебя, я, Клит, готов первый. Но когда ты награждаешь за победу, то преимуществом пользуются те, кто злостно поносит память твоего отца. 35. Ты мне назначаешь Согдиану, которая столько раз восставала и не только еще не покорена, но и не может быть покоренной. Меня посылают к диким, от природы не обузданным зверям. Но я не говорю лично о себе. 36. Ты презираешь воинов Филиппа, забывая, что если бы этот старик Атаррий не остановил молодых, бежавших из сражения, то мы до сих пор сидели бы под Галикарнасом. 37. В самом деле, каким образом ты с этими юнцами завоевал Азию? Я считаю правильными слова твоего дяди в Италии. Как известно, он сказал, что сам он вел наступление на мужей, а ты на женщин”. 38. Из всех дерзких и необдуманных речей Клита ничто так не оскорбило царя, как похвала Пармениону. Однако царь подавил чувство обиды и лишь приказал Клиту покинуть пир. 39. При этом он сказал, что если Клит будет продолжать говорить, то сам же впоследствии станет укорять Александра за то, что он оставил его в живых: слишком часто Клит был заносчивым. 40. Но Клит [170] медлил выходить, и возлежавшие рядом с ним пытались вывести его силой, браня и увещевая. 41. Когда Клита выводили, он, перейдя от прежней дерзости к гневу, закричал, что своей грудью прикрывал спину царя, а теперь, когда прошло много времени, само воспоминание об этой заслуге ненавистно царю. 42. Кроме того, он стал укорять Александра убийством Аттала, а напоследок, насмехаясь над оракулом Юпитера, которого Александр считал своим отцом, сказал, что слова его, Клита, правдивее ответа оракула. 43. Тут царь пришел в такой гнев, с которым и трезвый едва бы совладал. Вино взяло над ним верх, и он стремительно вскочил со своего ложа. 44. Ошеломленные друзья тоже встают, не отставив, а отбросив бокалы, и напряженно следят за тем, что царь в своей ярости будет делать. 45. Александр, выхватив копье из рук оруженосца, пытался поразить Клита, который продолжал безумствовать в своих бранных речах, но Птолемей и Пердикка остановили царя. 46. Обхватив его поперек тела, они силой удерживали отбивавшегося царя, а Лисимах и Леоннат даже отняли у него копье. 47. Царь, взывая к верности солдат, кричит, что его схватили близкие друзья, как это недавно случилось с Дарием; он приказывает дать знак трубой, чтобы воины с оружием собрались к царскому шатру. 48. Тогда Птолемей и Пердикка, припав к его коленям, умоляют его не предаваться столь сильному гневу и хотя бы немного передохнуть; на следующий день, говорили они, он все рассудит справедливее. 49. Но царь в гневе ничему не внимал. Не владея собой, он подбежал к порогу шатра и, выхватив копье у часового, встал у входа, через который должен были выйти пирующие. 50. Все вышли; Клит выходил последним, когда огни уже были потушены. Царь спросил, кто идет. Даже в его голосе чувствовалось, что он задумал преступление. 51. А тот, забыв уже свое недовольство и видя царский гнев, ответил, что он, Клит, и идет с пиршества. 52. Едва он это сказал, как царь пронзил копьем ему бок; обагренный кровью умирающего, он воскликнул: “Отправляйся теперь к Филиппу, Пармениону и Атталу”.

ГЛАВА 2

1. Мало позаботилась природа о человеческой душе: ведь мы оцениваем не будущее, а прошлое. Так и Александр, придя в себя после вспышки гнева и протрезвев, слишком поздно понял, какое преступление он совершил. 2. Тогда он стал сознавать, что убил человека хотя и чрезмерно дерзкого, но зато храброго на войне и бывшего, как ни стыдно в этом признаться, его спасителем. Гнусное дело палача исполнил царь, отомстив бесчестным убийством за дерзкие слова, которые можно было приписать действию вина. 3. По всему полу растеклась кровь того, кто еще недавно был гостем. Пораженные и оцепеневшие часовые стояли поодаль. Эта отчужденность вызвала [171] в царе сильные угрызения совести. 4. Он вырвал копье из тела лежавшего и приставил к своей груди, чтобы пронзить себя; но подбегают часовые, несмотря на сопротивление, вырывают копье из его рук и, подняв царя, относят его в шатер. 5. Он кидается на землю, рыданием и жалобным воплем оглашая царские покои; царапает лицо ногтями и просит окружающих не давать ему жить на свете в таком позоре. 6. В этих жалобах прошла вся ночь. Размышляя, не гнев ли богов толкнул его на такое преступление, он вспомнил, что не было совершено в урочное время ежегодное жертвоприношение Отцу Либеру и что поэтому гнев бога проявился в убийстве, совершенном в опьянении на пиру.

7. Впрочем, его больше беспокоило, что, как он видел, все друзья пришли в ужас; ведь после этого никто не осмелится вступать с ним в разговор; ему придется жить в одиночестве, как дикому зверю, который одних пугает, а других сам боится. 8 На рассвете он велел принести к себе все еще залитое кровью тело Клита. Когда его положили перед царем, тот, обливаясь слезами, вскричал: “Вот какую благодарность воздал я своей воспитательнице: два ее сына ради моей славы приняли смерть под Милетом. А ее брат, единственное утешение в одиночестве, убит мною на пиру! 9. К кому ей, несчастной, теперь прибегнуть? Изо всех лишь я один остался у нее; но именно на меня она не сможет спокойно смотреть. Могу ли я, убийца своих спасителей, возвратиться на родину и протянуть руку воспитательнице так, чтобы не напомнить ей о горе?” 10. Казалось, не будет конца его слезам и жалобам; поэтому тело Клита по приказу друзей было унесено. Царь же 3 дня лежал запершись. 11. Оруженосцы и телохранители подумали, что он решил умереть, и все ворвались в его покои; долгими просьбами они с трудом сломили его упорство и заставили принять пищу.

12. А чтобы царь меньше терзался убийством, македонцы постановляют, что Клит убит законно, и даже хотят запретить похороны, но царь приказал предать тело земле.

13. Итак, пробыв около Мараканды десять дней главным образом для того, чтобы оправиться с угрызениями совести, он послал Гефестиона с частью войск в Бактрийскую землю для заготовки продовольствия на зиму. 14. Провинцию, которая раньше предназначалась Клиту, он отдал Аминте, сам же прибыл в Ксениппы. Эта область граничит со Скифией, и в ней много густо расположенных сел, так как плодородие почвы не только привязывает коренных жителей, но и привлекает пришельцев. 15. Раньше там было убежище изгнанников — бактрийцев, отпавших от Александра; когда стало известно, что прибыл царь, местные жители их изгнали, и набралось их почти 2 тысячи 500 человек. 16. Бактрийцы были на конях; они привыкли разбойничать даже в мирное время, теперь же война и потеря надежды на прощение ожесточили их еще больше. Итак, они неожиданно напали на Аминту, наместника Александра, и долго [172] вели безрезультатный бой. 17. Наконец, потеряв 700 своих человек, из которых 300 попали в плен к врагу, бактрийцы обратились в бегство; но они отомстили за себя: 80 македонцев было убито, 350 ранено. 18. Однако же и после этой вторичной измены они получили прощение.

19. Приняв их в свое подданство, царь прибыл со своим войском в область, которую называют Наутака. Сатрапом был Сисимитр, который от своей матери прижил двух сыновей, так как у них позволяется родителям вступать в связь с детьми. 20. Этот Сисимитр, вооружив своих соотечественников, заградил сильным укреплением наиболее узкое место входа в область. Мимо протекала быстрая река, тыл закрывала скала; в ней жители вручную пробили проход. 21. В начале этого прохода еще светло, но внутри, если не внести свет, царит темнота. Непрерывный подземный ход, известный только местным жителям, выводит в поля. 22. Хотя варвары сильным отрядом защищали ущелье, укрепленное самой природой, Александр подведенными таранами разбил укрепления, сделанные человеческой рукой; он отбросил пращами и стрелами большинство врагов, сражавшихся впереди; рассеяв их и обратив в бегство, по руинам укреплений он подвел войско к скале. 23. Однако дорогу преграждала река, вбирающая в себя воды, стекающие в долину со склонов гор. Казалось, стоило огромного труда завалить пучину. 24. Все же царь велел рубить деревья и валить камни. При виде мгновенно выросшего огромного завала страх охватил варваров, не знавших до сих пор ничего подобного.

25. Итак, царь, рассчитывая страхом принудить их к сдаче, послал к ним Оксарта, принадлежавшего к тому же племени, но покорного Александру, уговорить вождя отдать скалу. 26. Между тем, чтобы сильнее устрашить варваров, стали подводить башни, и в воздухе замелькали стрелы, пущенные из метательных машин. Не надеясь ни на какую защиту, варвары бежали на вершину скалы. 27. Оксарт стал убеждать дрожавшего и изверившегося в своей судьбе Сисимитра довериться македонцам, а не испытывать их силу и не мешать движению победоносного войска в Индию: кто встанет на пути этого войска, обратит на свою голову погибель, предназначенную для другого. 28. Сам Сисимитр был готов сдаться, однако его мать (и в то же время жена) заявила, что предпочтет умереть, чем попасть под чью-либо власть. Таким образом, она заставила варвара думать больше о чести, чем о безопасности; и ему стало стыдно, что свобода дороже женщине, чем мужчине. 29. Итак, отпустив посредника мира, Сисимитр решил выдержать осаду. Но когда он сравнил силы врагов со своими, то совет женщины показался ему скорее безрассудным, чем дельным, и он стал раскаиваться в своем решении. 30. Поспешно возвратив Оксарта, он сказал, что готов сдаться и просил только об одном — не доносить царю о мнении и совете матери, чтобы легче можно было добиться помилования также и ей. 31. Тогда, выслав вперед [173] Оксарта, он с матерью, детьми и всей родней последовал за ним, даже не дождавшись залога верности, обещанного Оксартом. 32. Царь послал всадника к Сисимитру с приказом возвратиться и ожидать его прибытия, а затем прибыл сам и, заколов жертвенных животных Минерве и Победе, возвратил Сисимитру его владения и даже обещал дать ему большую провинцию, если он будет верно сохранять с ним дружбу. 33. По требованию Александра Сисимитр отдал двух своих сыновей для военной службы при царской особе.

Затем, оставив фалангу для покорения отпавших племен, Александр отправился с конницей дальше. 34. Они сначала кое-как справлялись с трудной каменистой дорогой, но затем, когда изнуренные лошади сбили себе копыта, многие стали отставать, и ряды конницы постепенно редели; чрезмерная усталость, как это часто бывает, брала верх над чувством стыда. 35. Однако царь, то и дело меняя лошадей, без передышки преследовал бегущих. Знатная молодежь, обычно сопровождавшая его, вся, кроме Филиппа, отстала. Филипп, брат Лисимаха, недавно возмужавший, обладал, как это было легко заметить, редкими способностями. 36. Он — трудно поверить — бежал за едущим царем 500 стадиев, хотя Лисимах не раз предлагал ему свою лошадь; он не мог допустить и мысли отстать от царя, хотя нес оружие и был одет в панцирь. 37. В лесу, где скрылись варвары, он героически сражался и прикрывал своим телом Александра, врукопашную бившегося с врагом. 38. Но после того как варвары обратились в бегство и покинули лес, душевный подъем, поддерживавший Филиппа в пылу сражения, оставил его; все его тело вдруг покрылось испариной и воин прислонился к стволу ближайшего дерева. 39. Затем он был не в силах использовать и эту опору, и царь подхватил его на руки; упав на них, Филипп испустил дух. 40. Опечаленного царя поджидало другое большое горе. Среди его славных вождей был Эригий. Царь узнал, что он убит незадолго до его возвращения в лагерь. Погребение обоих героев было совершено со всевозможной пышностью и почетом.