Содержание
| Вид материала | Книга |
СодержаниеО словах, или о языке вообще О значении слов К оглавлению |
- Содержание дисциплины наименование тем, их содержание, объем в часах лекционных занятий, 200.99kb.
- Содержание рабочей программы Содержание обучения по профессиональному модулю (ПМ) Наименование, 139.63kb.
- Заключительный отчет июль 2010 содержание содержание 1 список аббревиатур 3 введение, 6029.85kb.
- 5. Содержание родительского правоотношения Содержание правоотношения, 110.97kb.
- Содержание введение, 1420.36kb.
- Сборник статей Содержание, 1251.1kb.
- Сборник статей Содержание, 1248.25kb.
- Анонсы ведущих периодических изданий содержание выпуска, 806.18kb.
- Вопросы к экзамену по дисциплине «Коммерческая деятельность», 28.08kb.
- Конспект лекций содержание содержание 3 налог на прибыль организаций 5 Плательщики, 795.2kb.
00.htm - glava35
Книга третья
О СЛОВАХ
Глава I
О СЛОВАХ, ИЛИ О ЯЗЫКЕ ВООБЩЕ
§ 1. Ф и л а л е т. Бог, создав человека существом
общественным, не только внушил ему желание и поставил
ему в необходимость жить среди себе подобных, но
и даровал ему речь, которая должна была стать великим
орудием и всеобщей связью общества. Таково происхождение
слов, служащих для представления, а также и для
объяснения идей.
Т е о ф и л. Я очень рад, что Вы расходитесь со взглядом Гоббса, который не признавал, что человек был создан для общества, и полагал, что он был вынужден к этому исключительно в силу необходимости и злого характера себе подобных 235. Но он не подумал о том, что даже самые хорошие, лишенные всякой злобы люди могут объединиться для лучшего достижения своих целей, подобно тому как птицы собираются в стаи, для того чтобы лучше совершать перелеты вместе, или подобно тому как бобры объединяются сотнями для постройки больших плотин, с чем не справилось бы небольшое число этих животных, а плотины
эти необходимы им для создания водоемов или маленьких
озер, в которых они строят себе хижины и ловят рыбу,
служащую им пищей. Именно такова основа общества
социальных животных, а отнюдь не боязнь себе подобных,
которая у животных не встречается вовсе.
Ф и л а л е т. Отлично. И очевидно, для лучшего
совершенствования общественной жизни у людей органы
от природы устроены так, чтобы издавать членораздельные
звуки, которые мы называем словами.
==274
3,1
Т е о ф и л. Что касается органов, то у обезьян они, по-видимому, так же способны к созданию речи, как и у нас, а между тем у них нет и малейшего намека на это. Значит, им, должно быть, не хватает чего-то невидимого. Надо принять также во внимание, что можно было бы разговаривать, т. е. заставить понимать себя с помощью звуков рта, и без образования членораздельных звуков, если бы пользоваться для этой цели музыкальными тонами. Но для изобретения языка тонов потребовалось бы большее
искусство, между тем как словесный язык мог быть создан
и мало-помалу усовершенствован людьми, находящимися
в простом естественном состоянии. Существуют, однако,
народы, как, например, китайцы, разнообразящие с помощью
тонов и ударений свои слова, запас которых у них
невелик. Известный математик и крупный языковед
Голиус 236 полагал поэтому, что язык их искусственный,
т. е. что он был целиком придуман неким выдающимся
человеком для установления связи словесного общения
между известным числом различных народов, населявших
эту огромную страну, называемую нами Китаем. Язык этот
тем не менее мог в настоящее время вследствие долгого
употребления измениться.
§2. Ф и л а л е т. Подобно тому как орангутаны
и другие обезьяны обладают органами, не умея образовать
слов, так о попугаях и некоторых других птицах можно
сказать, что они способны произносить слова, не обладая
речью; этих птиц, как и ряд других, можно выдрессировать
и научить произносить достаточно отчетливые звуки,
между тем они совершенно неспособны к речи. Только
человек способен пользоваться этими звуками как знаками
внутренних мыслей, чтобы таким образом они могли
делаться известными другим [людям].
Т е о ф и л. Я полагаю, что без желания заставить себя понять мы действительно никогда не создали бы языка. Но, будучи создан, язык служит человеку также для того, чтобы рассуждать наедине с самим собой как благодаря тому, что слова помогают ему вспоминать абстрактные мысли, так и благодаря пользе, которую он извлекает, прибегая при рассуждении к помощи знаков и глухих мыслей. В самом деле, потребовалось бы слишком много времени, если бы надо было все объяснять и всегда подставлять определения вместо терминов.
§ 3. Ф и л а л е т. Но так как увеличение числа слов
затруднило бы пользование ими, если бы каждая отдельная
==275
вещь нуждалась для своего обозначения в особом имени, то
язык был еще более усовершенствован путем введения
в употребление общих терминов, обозначающих общие
идеи.
Т е о ф и л. Общие термины служат не только для
усовершенствования языков, они необходимы также по
самому существу последних. Действительно, если под
отдельными вещами понимать индивидуальные вещи, то
невозможно было бы разговаривать, если бы существовали
одни только имена собственные и не было бы никаких
нарицательных имен, т. е. если бы существовали слова
только для обозначения индивидов, так как каждую минуту
возникают все новые слова, когда дело идет об индивидах,
событиях и в особенности о действиях, представляющих то,
что мы обозначаем чаще всего. Но если под отдельными
вещами понимать низшие виды (species infimas), то, помимо
того что очень часто трудно их определить, они, очевидно,
являются уже универсалиями, основанными на сходстве.
А так как, смотря по тому, идет ли речь о родах или видах, мы имеем дело только с более или менее значительным сходством, то естественно обозначать всякого рода сходства или соответствия и, следовательно, употреблять общие термины различной степени общности. И очень часто легче всего было образовать наиболее общие и наиболее полезные термины, так как они беднее по заключающимся в них идеям или сущностям, хотя и богаче обозначаемыми ими индивидами. Поэтому, как Вам известно, дети и люди, плохо знающие язык, на к тором они хотят говорить, или предмет, о котором они говорят, пользуются общими терминами вроде "вещь", "растение", "животное", вместо того чтобы употреблять конкретные термины, которые им неизвестны; можно сказать с уверенностью, что все имена собственные, или индивидуальные, были первоначально
нарицательными, или общими 238.
§ 4. Ф и л а л е т. Существуют даже слова, употребляемые людьми не для обозначения какой-нибудь идеи, а для обозначения недостатка или отсутствия известной идеи, таковы, например, слова "ничто", "невежество", "бесплодие".
Т е о ф и л. Я не вижу, почему нельзя было бы сказать, что существуют отрицательные (privatives) идеи,
Подобно тому как существуют отрицательные истины, ибо
акт отрицания положителен. Я уже касался выше этого
вопроса.
==276
3,1
§ 5. Ф и л а л е т. Не вступая в спор по этому поводу, было бы целесообразнее, для того чтобы подойти немного ближе к источнику всех наших понятий и всего нашего познания, рассмотреть, как слова, употребляемые для обозначения действии и понятий, весьма далеких от чувств, происходят от чувственных идей, откуда они переносятся на понятия с более томным значением.
Т е о ф и л. Это объясняется тем, что наши потребности заставили нас отказаться от естественного порядка идей, который одинаков для ангелов, и для людей, и для всех разумных существ вообще и которому мы должны были бы следовать, если бы мы не считались с нашими интересами. Нам пришлось поэтому последовать тому порядку, который был предопределен обстоятельствами и обстановкой жизни нашего вида. Этот порядок не показывает нам источника наших понятий, но он дает нам, так сказать,
историю наших открытий.
Ф и л а л е т. Отлично, как раз анализ слов может
показать нам с помощью самих же названий ту связь,
которую анализ понятий не мог бы нам дать по приведенным
Вами соображениям. Так, слова "воображать",
"понимать", "привязываться", "усматривать", "внушать",
"волнение", "покой" и т. д. заимствованы от действий
чувственных вещей и применены к некоторым формам
мышления. Слово, дух в своем первоначальном значении
есть "дыхание", а слово ангел означает "вестник". Отсюда
мы можем догадаться, каковы были понятия тех, кто первыми
говорили на этих языках, и как природа внезапно
внушала людям источник и начало всего их познания через
посредство самих же слов.
Т е о ф и л. Я указывал уже Вам, что в готтентотском
символе веры для обозначения Святого Духа взяли слово,
означающее у них легкий приятный ветерок. Так же
обстоит дело и в отношении большинства других слов, хотя
мы и не всегда узнаем это, так как чаще всего истинная
этимология слова потеряна. Один неверующий голландец
239 воспользовался тем фактом, что термины теологии,
морали и метафизики были первоначально заимствованы от
грубых вещей, чтобы изобразить в смешном виде и зло
поиздеваться над теологией и христианской религией
в маленьком фламандском словаре, в котором он давал
терминам определения или объяснения не в соответствии
с обычным словоупотреблением, а в соответствии с первоначальным смыслом слов. Так как он обнаружил и другие
3,1
==277
признаки безбожия то, говорят, он был наказан за это
заключением в Raspel-huyss 240. Однако будет небесполезным рассмотреть ту аналогию между чувственными
и нечувственными вещами, которая послужила основанием
для тропов. Лучше всего будет для этого рассмотреть
имеющий такое большое значение пример, как употребление предлогов вроде в, к (a), c(avec), из, o(de), до, перед
(devant), в (еn), вне (hors), посредством (par), для (pour), на (sur), по направлению к (vers). Все они взяты из обстоятельств места, расстояния и движения и перенесены затем на всякие изменения, порядки, последовательности, различия, сходства; в (а) означает приближение, когда, например, говорят: "Я иду в Рим", но так как для прикрепления какой-нибудь вещи ее приближают к той вещи, с которой ее хотят соединить, то мы говорим, что какая-то вещь прикреплена к (а) другой. Кроме того, так как существует, так сказать, нематериальное прикрепление, когда одна вещь следует за другой по моральным основаниям, то мы говорим, что-то, что следует чьим-то движениям или чьей-то воле, относится к этому лицу, как если бы оно устремлялось к этому лицу, чтобы пойти к нему или с ним. Одно тело находится с (avec) другим, когда оба они находятся в том же самом месте; но говорят также, что какая-нибудь вещь находится с другой, которая находится в то же самое время в том же самом порядке или части порядка или которая содействует тому же самому действию. Когда приходят из (de) какого-нибудь места, то место это было нашим объектом благодаря чувственным вещам, которые оно нам доставляло, и оно является еще объектом нашей памяти, которая вся заполнена им. Этим объясняется, что объект обозначается предлогом de, когда, например, говорят: "Дело идет об этом", "Говорят об этом" 241, т. е. как будто это исходит оттуда. И так как то, что заключено в (еn) каком-нибудь месте или в каком-нибудь целом, опирается на него и исчезает вместе с ним, то акциденции тоже рассматриваются как находящиеся в субъекте, sunt in subjecto, inhaerent subjecto. Частица на (sur) также прилагается к объекту; говорят: "Я сосредоточил свои мысли на этом вопросе", вроде того как рабочий находится на дереве или на камне, который он обрабатывает.
Так как эти аналогии крайне изменчивы и совершенно
не зависят от каких-нибудь определенных понятий, то
в разных языках весьма различно пользуются этими
частицами и падежами, которыми управляют предлоги или
==278
3, I
в которых последние подразумеваются и ,содержатся
потенциально.
Глава II
О ЗНАЧЕНИИ СЛОВ
§ 1. Ф и л а л е т. Так как в настоящее время слова
употребляются людьми в качестве знаков их идей, то можно
спросить прежде всего, как слова к этому были приспособлены.
Все согласны с тем, что это произошло не
благодаря какой-нибудь естественной связи между некоторыми членораздельными звуками и некоторыми идеями
(так как в подобном случае у людей существовал бы только
один язык), но по произвольному установлению, в силу
которого такое-то слово было сознательно выбрано знаком
такой-то идеи.
Т е о ф и л. Я знаю, что в схоластической философии,
да и вообще принято говорить, что значения слов
произвольны (ex institute). И действительно, они вовсе не
определяются в силу естественной необходимости, но они
все же определяются иногда по естественным основаниям,
в которых имеет некоторое значение случай, а иногда по
моральным основаниям, где имеет место выбор. Существуют,
может быть, некоторые искусственные языки,
являющиеся всецело продуктом выбора и произвола,
каким, как полагают, был китайский язык или какими
являются языки Георгия Дальгарно и покойного Вилкинса
242, епископа Честерского. Но те языки, о которых мы
знаем, что их образовали из уже известных языков,
являются продуктом выбора с примесью естественных
и случайных элементов языков, лежащих в основе их. То
же самое относится и к языкам, которые созданы ворами,
для того чтобы не быть понятыми никем, кроме членов
своей шайки, и которые немцы называют Rothwelsch,
итальянцы - lingua gergo, французы - narquois; они
образуют их обычно на основе обыкновенных, известных
нам языков либо изменяя общепринятое значение слов
с помощью метафор, либо сочиняя новые слова при помощи
соединения старых слов или производных слов по своему
вкусу. Языки образуются также благодаря сношениям
различных народов между собой как путем безразличного
смешения языков соседних народов, так и - это наиболее
частый случай - принимая за основу один из них, который
3,1-11
==279
коверкают и искажают, смешивают и портят, пренебрегая
его законами и изменяя их и даже прибавляя к нему другие
слова. La lingua Franca, которым пользуются в торговле
в области Средиземноморского бассейна, создан из
итальянского языка без всякого внимания к его грамматическим правилам. Один армянский доминиканец, с которым я беседовал в Париже, составил себе или, может быть, научился у своих собратьев своего рода lingua Franca, образованному из латыни, который я находил достаточно понятным, хотя в нем не было ни падежей, ни времени, ни флексий; привыкнув к нему, он говорил на нем очень легко.
Ученый французский иезуит патер Лаббе 243, известный
многими своими трудами, создал язык, в основу которого он
положил латинский; язык этот более легок и имеет меньше
грамматических правил, чем наша латынь, но он более
правилен, чем lingua Franca. Он написал об этом
специальную книгу. Что касается давно существующих
языков, то мало таких, которые не были бы чрезвычайно
изменены в настоящее время. Это становится очевидным,
если сравнить их с сохранившимися древними книгами
и памятниками. Старофранцузский был более близок
к провансальскому и к итальянскому, а каковы были
тевтонский и французский, или, вернее, романский
(называвшийся некогда lingua Romana rustica), в IX в.
после рождества Христова, это видно из формул присяги
сыновей императора Людовика Благочестивого, которые
сохранил нам их родственник Нитгард 244. Мы не встречаем
нигде в другом месте столь старый французский,
итальянский или испанский язык. Для тевтонского или
древнегерманского существует евангелие Отфрида, вейсенбургского монаха того времени, которое опубликовал
Флаций и которое хотел переиздать Шильтер 245. Еще более
древние книги оставили нам переселившиеся в Великобританию саксы. Существует сделанный неким Кедмоном 246 перевод, или переложение, начала Книги бытия и некоторых других частей Библии, о которых упоминает уже
Беда 247. Но самая древняя из всех книг не только на
германских, но и на всех европейских языках - за
исключением греческого и латинского - это евангелие
черноморских готов, известное под названием Codex
Argenteus 248, написанное совершенно особыми буквами;
оно находилось в старинном бенедиктинском монастыре
в Вердене, в Вестфалии, и было перевезено в Швецию, где
оно, понятно, так же тщательно сохраняется, как
К оглавлению
==280
3,11
и оригинал пандектов 249 во Флоренции, хотя перевод этот
был сделан для остготов на диалекте, очень далеком от
скандинавского германского языка. Причина этого кроется
в том, что с некоторой долей вероятности предполагают, что черноморские готы переселились первоначально из
Скандинавии или по крайней мере с Балтийского моря.
Между тем язык, или диалект, этих древних готов
чрезвычайно отличен от современного германского, хотя
основа языка одна и та же. Древнегалльский еще более
отличался от него, если судить по языку, наиболее
приближающемуся к подлинно галльскому, который мы
встречаем в Уэльсе, Корнуэльсе и Нижней Бретани;
ирландский же еще более отличается от него и обнаруживает
следы еще более древнего британского, галльского
и германского языков. Между тем все эти языки происходят
из одного и того же источника и могут рассматриваться
как различные видоизменения одного и того же языка,
который можно было бы назвать кельтским. Действительно,
древние одинаково называли кельтами как германцев,
так и галлов; идя дальше, чтобы охватить также происхождение как кельтского и латинского, так и греческого, имеющих много общих корней с германскими или
кельтскими языками, можно было бы предположить, что
родство это объясняется общим происхождением всех этих
народов, ведущих свое начало от скифов, переселившихся
с берегов Черного моря. Переправившись через Дунай
и Вислу, одна часть их могла направиться в Грецию, другая
же могла населить Германию и Галлию; это является
выводом из гипотезы, предполагающей, что европейцы
пришли из Азии. Сарматский язык (предполагая, что это
славянский), по крайней мере наполовину, либо германского
происхождения, либо происходит от языка, общего с германским.
По-видимому, нечто подобное имелось даже
в финском языке, этом языке наиболее древних скандинавов,
до того как германские народы, т. е. датчане, шведы
и норвежцы, заняли все лучшие и самые близкие к морю
места. Язык финнов, или северо-запада нашего континента,
являющийся также языком лапландцев, распространен от
Немецкого, или скорее Норвежского, моря до Каспийского
(хотя и прерываясь славянскими народами, вклинившимися
между ними); он родствен венгерскому, происходящему
из стран, находящихся в настоящее время под владычеством
москвитян. Татарский же язык вместе с его
видоизменениями, распространенный на северо-востоке
3,II
==281
Азии, по-видимому, был языком гуннов и куманов, на нем
же говорят узбеки, или тюрки, калмыки и монголы. Но все
эти скифские языки имеют много общих корней как между
собой, так и с нашими языками. Даже арабский (в который
надо включить еврейский, древнепунический, халдейский,
сирийский и эфиопский язык абиссинцев) имеет их в столь
большом количестве и они столь очевидно похожи на наши,
что этого нельзя приписать одной только случайности, ни
даже одним только сношениям, а скорее всего переселениям
народов. Таким образом, здесь нет ничего, что
противоречило бы, а не подкрепляло бы скорее теорию об
общем происхождении всех народов и об одном первичном
коренном языке. Если еврейский или арабский наиболее
приближается к нему, то он во всяком случае должен был
претерпеть очень значительные изменения, и, по-видимому,
тевтонский сохранил больше элементов естественного,
или, выражаясь словами Якова Беме, адамического, языка;
в самом деле, если бы мы имели первичный язык во всей его
чистоте или достаточно сохранившимся, то в нем должно
было бы обнаружиться его основание, будь то физические
связи, будь то произвольное установление, но во всяком
случае мудрое и достойное первого творца. Но если
предположить, что наши языки производные, то в основе
они все же имеют в себе нечто первичное, обнаруживающееся
у них в связи с возникновением новых коренных слов,
образовавшихся в них впоследствии случайным образом, но
по физическим основаниям. Примером этого являются
слова, означающие звуки животных или происходящие от
этих звуков. Таково, например, латинское соахаrе,
применяемое к лягушкам, родственное немецкому couaguеn
или quaken. Звуки этих животных являются, вероятно,
первичным корнем других слов немецкого языка. Действительно, так как эти животные производят большой шум, то в настоящее время слово это применяют к пустой
и ничтожной болтовне, которую уменьшительно называют
quakeler. Но, по-видимому, это же слово "quaken" некогда
употреблялось в хорошем смысле и означало всякие звуки,
произносимые ртом, не исключая и самой речи. И так как
эти звуки или шумы животных являются признаком жизни
и благодаря им узнают еще до того, как увидят, что имеется нечто живое, то слово "quek" на старонемецком означало "жизнь", или "живое", как в этом можно убедиться по самым старым книгам. Следы этого имеются также
и в современном языке, так как Quecksilber означает
==282
3,11
"живое серебро" т. е. ртуть, a erquicken значит "подкреплять" или как бы оживлять после какой-нибудь
слабости или после тяжелого труда. Quaken на нижнене
мецком называют также некоторые сорняки, так сказать
живые и бегающие, как выражаются по-немецки, которые
легко размножаются и распространяются на полях
заглушая злаки; по-английски же quikly означает "быстро",
"живо". Таким образом, можно думать, что по
отношению к этим словам немецкий язык может считаться
первичным, так как у древних не было никакой нужды
заимствовать из какого-нибудь другого источника звук,
являющийся подражанием звуку лягушек. Есть и еще
много других случаев, где дело обстоит так же. В самом
деле, по-видимому руководясь естественным инстинктом,
древние германцы, кельты и другие родственные им народы
употребляли букву г для обозначения бурного движения
и шума, какой Производит этот звук. Это видно в словах (fluo), rinnen, ruren (fluere), rutir (fluxion), Rhin, Rhone, Roer (Rhenus, Rhodanus, Eridanus, Rura), rauben (rapere, ravir), Radt (rota), radere (raser), rauschen (труднопереводимое на французский язык слово; оно означает шум, подобный шуму листьев или деревьев, колышимых ветром, или проходящих мимо животных, или шум,
производимый волочащимся платьем), rekken (с силой
растягивать), откуда происходит, что reichen означает
"достигать", что der rick на том platdutsch, или нижнесаксонском наречии, на котором говорят около Брауншвейга, означает длинную палку или шест, служащий для развешивания чего-нибудь; что rige, reihe, rerula, regere относится к длине или прямой линии и что reck означало очень вытянутую и длинную вещь или человека, в частности великана, а затем могущественного и богатого
человека, как это видно в слове reich у немцев и в песо
у романских народов. По-испански ricos hombres означает
благородных или знатных. Это показывает в то же время,
как благодаря метафорам, синекдохам и метонимиям
изменяются значения слов, хотя и не всегда возможно
проследить этот путь. Шум и бурное движение можно
заметить также в слове "riss" (разрыв), с которым связаны
латинское rumpo, греческое rhgnumi, французское arracher
(вырывать), итальянское straccio. Но подобно тому как
звук г, естественно, означает бурное движение, звук
1 означает движение более мягкое. Поэтому мы видим, что
дети и лица, для которых звук г слишком жёсток
3,11
==283
и слишком труден для произношения, заменяют его звуком
1, говоря, например, levelend pele (достопочтенный отец).
Это мягкое движение обнаруживается в словах leben
(жить), laben (услаждать, оживлять), lind, lenis, lentus
(медленный), lieben (любить), lauffen (быстро скользить,
подобно текучей воде), labi (скользить: labitur uncta vadis abies 250), legen (мягко класть), откуда происходит liegen (лежать), lage или laye (ложе, например каменное ложе), lay-btein (аспид), lego, ich lese - я поднимаю то, что положил (это обратное акту класть), а также я читаю и, наконец, у греков - я говорю; Laub (лист) - вещь легкоподвижная, куда относятся также lap, liel, lenken, luo, luw (solvo), leien (на нижнесаксонском) -растворяться, таять, как снег, откуда происходит название реки Leine в Ганновере, которая, вытекая из горных стран, становится очень полноводной благодаря тающим снегам. Нет
надобности приводить бесчисленное множество других
подобных обозначений, доказывающих, что в происхождении
слов есть нечто естественное, указывающее на
некоторую связь между вещами и звуками и движениями
голосовых органов; поэтому же звук 1 в соединении
с другими словами образует уменьшительные у римлян,
романских народов и верхнегерманцев. Однако не следует
утверждать, что эту связь можно установить повсюду, так
как слова "лев" (lion), "рысь" (lynx), "волк" (loup)
отнюдь не означают чего-то нежного. Но здесь, может быть,
обнаруживается связь с каким-нибудь другим качеством,
а именно скоростью (lauf), которое заставляет бояться их
и принуждать бежать, как если бы тот, кто видел
приближение такого животного, кричал другим: "Lauf!"
(беги!) Помимо того в силу различных обстоятельств
и изменений большинство слов чрезвычайно преобразилось
и удалилось от своего первоначального произношения
и значения.
Ф и л а л е т. Еще один пример лучше разъяснит это.
Т е о ф и л. Вот Вам пример, достаточно наглядный
и в то же время заключающий в себе несколько других
примеров. Для этой цели может служить слово "глаз"
(ocil) и родственные ему слова. Я начну несколько
издалека, чтобы показать это. А (первая буква алфавита)
с некоторым небольшим придыханием дает ah; так как
выдох воздуха производит сначала достаточно ясный звук,
а затем замирает, то этот звук, естественно, означает легкое дыхание (spiritum lenem), когда о и h не особенно сильны.
==284
Отсюда берут свое происхождение слова av, aer, aura, haugh, halare, haleine, atmoz, athen, odem (по-немецки). Но так как вода тоже жидкость и производит шум, то отсюда
произошло" (по-видимому), что ah, усиленное посредством
удвоения, т. е. aha, или ahha, стало означать воду. Тевтонцы и другие кельты, чтобы лучше обозначить движение, приставили к а и h свое w, вот почему wehen. Wind (ветер) означает движение воздуха, a waten, vaduna, water – движение воды или в воде. Но, возвращаясь к aha, надо сказать, что оно, как я указывал, является, вероятно, своего рода корнем, означающим воду. Исландцы, сохраняющие еще кое-что от древнескандинавского тевтонства, ослабили придыхание и говорят аа; другие силили его и говорят aken (понимая под этим aix aquas grani), как это делали также римляне в их слове "aqua" [вода] и как делают немцы в некоторых местностях, употребляющие ach для обозначения воды в сложных словах. Так, Schwartzach означает "черная вода", Biberach - "бобровая вода".
Вместо Wiser или Weser в старых документах употребляется Wiseraha, а древние обитатели говорили Wiserach, из чего римляне сделали Visurgis, подобно тому как из Пег, ilerach они сделали ilargus. Наконец, из aqua, aiques, aune французы сделали eau [вода], которое они произносят "оо" и в котором ничего не остается от первоначального слова.
Auwe, Auge означает в настоящее время у германцев место, часто заливаемое водой и пригодное для пастбищ (locus irriguus, pascuus), но в более тесном смысле оно означает остров, как в названии монастыря Reichenau (Augia Dives) и многих других. Это должно было иметь место у многих тевтонские и кельтских народов, так как отсюда произошло, что все то, что встречается как бы изолированным на некотором! подобии равнины, получило название "auge" или "Ouge, oculus". Немцы так называют масляные пятна на воде, а у испанцев ojo означает "отверстие". Но auge, ooge, oculus, occhio и т. д. специально применялись преимущественно к глазу, образующему изолированное светящееся
отверстие на лице; и несомненно отсюда происходит
французское oeil (глаз), но происхождение его уже совсем
неузнавае мо, по крайней мере если не следовать только что изложенному мною ходу соображений. По-видимому, из
того же источника происходят греческие 'би.а и '6i|ug.
У жителей Севера ое и oeland означают остров; некоторый
след этого имеется в еврейском, где >l, Ai значит
"остров". Бошар 251 полагал, что финикияне заимствовали
3.11
==285
отсюда название, данное ими, по его мнению, изобилующему
островами Эгейскому морю. Augere, augmentation
[умножение] также происходит от aune или auge,
т. е. разлива вод, и точно так же ooken, auken на старосаксонском означало "умножать", а слово "Август", когда речь шла об императоре, переводилось через Ooker. Река около Брауншвейга, которая берет начало в горах Гарца и в которой вследствие этого часто происходят неожиданные паводки, носит название Ocker, а некогда она
называлась Ouacra. Замечу мимоходом, что так как
названия рек обыкновенно ведут свое начало от самой
глубокой известной нам древности, то по ним лучше всего
судить о старом языке и о древних жителях, вот почему они
заслуживали бы специального исследования. И так как
языки вообще являются самыми древними памятниками
народов, возникшими до письменности и искусств, то они
лучше всего свидетельствуют об их происхождении,
родстве и переселениях. Вот почему правильно понятые
этимологии были бы крайне интересны и важны; надо
только сопоставлять языки нескольких народов и не делать
слишком больших скачков от одного народа к другому,
очень отдаленному, не имея для этого надлежащих
оснований. При этом особенно полезно иметь в качестве
свидетелей промежуточные народы. И вообще этимологии
следует считать верными лишь в том случае, если имеется
достаточное количество согласующихся свидетельств, в
противном случае получается горопизирование.
Ф и л а л е т. Горопизирование? Что Вы хотите этим
сказать?
Т е о ф и л. Так говорят потому, что странные и часто смехотворные этимологии Горопия Бекана 252, ученого
врача XVI в., вошли в пословицу, хотя вообще он не очень
ошибался, утверждая, что германский язык, который он
называл кимврским, имеет столько же и даже больше
признаков чего-то первичного, чем еврейский. Я припоминаю, что покойный Клауберг 253, превосходный философ, написал небольшую работу о происхождении германского языка, заставляющую сожалеть о том, что он не успел высказать по этому вопросу того, что обещал. Я сам
высказал некоторые мысли по этому поводу 254, а кроме
того, я побудил поработать над этим покойного Герхарда
Майера 255, бременского теолога, к чему он и приступил, но смерть помешала ему в этом. Я надеюсь, однако, что
читающая публика когда-нибудь еще воспользуется этим,
==286
3,11
точно так же как и аналогичными работами знаменитого
страсбургского юриста Шильтера , тоже недавно умершего.
Во всяком случае несомненно, что язык и древности
тевтонов имеют важное значение в большинстве исследований
о происхождении, обычаях и древностях Европы.
Я желал бы, чтобы ученые поработали также над уэльским, бискайским, славянским, финским, турецким, персидским, армянским, грузинским и другими языками, чтобы лучше установить гармонию между ними, которая, как я только что сказал, окажется особенно полезной при объяснении происхождения народов.
§ 2.Ф и л а л е т. Это важная задача; но теперь пора
оставить материальную сторону слов и вернуться к
формальной, т. е. к значению их, общему в различных
языках. Вы согласитесь со мной, во-первых, в том, что когда человек говорит с другим человеком, то он хочет выразить свои собственные идеи, так как слова не могут применяться им к тому, чего он не знает. И пока человек не получит идей из своего собственного опыта, он не может допустить, что они согласуются с качествами вещей или с понятиями других людей.
Т е о ф и л. Верно, однако, что мы очень часто
предпочитаем обозначать то, что думают другие, а не то, что думаем мы сами, как это очень часто бывает у мирян, вера которых слепа. Я согласен, однако, что мы всегда понимаем нечто общее, как бы ни была глуха и лишена смысла мысль.
По меньшей мере мы стараемся располагать слова, как это делают другие, довольствуясь верой, что в случае
необходимости мы сумеем усвоить их смысл. Таким
образом, мы являемся иногда лишь переводчиками мыслей
или передатчиками слов другого, совершенно так, как если
бы это было письмо; и это происходит гораздо чаще, чем мы
думаем.
§3. Ф и л а л е т. Вы правы, добавляя, что всегда
понимают нечто общее, каким бы тупицей ни быть.
Ребенок, заметивший только блестящий желтый цвет в том,
что, как он слышит, взрослые называют золотом, зовет
золотом тот же самый цвет на хвосте павлина, между тем
как другие прибавят к этому большой вес, ковкость
и плавкость.
Т е о ф и л. Я согласен с этим; но часто идея предмета, о котором идет речь, еще более обща, чем идея этого ребенка, и я нисколько не сомневаюсь, что слепой может толково рассуждать о цветах и произносить речь в похвалу
3,11
==287
свету, которого он не знает, поскольку он изучил его
действия и условия.
§ 4. Ф и л а л е т. Ваше замечание очень правильно.
Часто случается, что люди относят свои мысли больше
к словам, чем к вещам, а так как большинству этих слов мы
научились до того, как узнали обозначаемые ими идеи, то
не только дети, но и взрослые часто говорят как попугаи.
§ 5. Однако люди обыкновенно думают, что они
обозначают свои собственные мысли, и, кроме того, они
приписывают словам тайное отношение к словам других
людей и даже к самим вещам. Действительно, если бы тот,
с кем мы разговариваем, связывал произносимые нами
звуки с другой идеей, то это значило бы говорить на двух
разных языках; впрочем, мы не останавливаемся долго на
исследовании того, каковы идеи других людей, и предполагаем, что наша идея и есть та, которую связывают с тем же словом как простой народ, так и образованные люди страны.
§ 6. Это особенно имеет место по отношению к простым
идеям и модусам; но что касается субстанций, то в этом
случае в особенности полагают, что слова означают также
реальность вещей.
Т е о ф и л. Субстанции и модусы одинаково представляются идеями, а вещи, точно так же как и идеи, и в том и в другом случае обозначаются словами; поэтому я не вижу здесь особой разницы, кроме той, что идеи субстанциальных вещей и чувственных качеств более неизменны.
Впрочем, иногда именно наши идеи и мысли являются
предметом наших речей, составляя ту самую вещь, которую
хотят обозначить, и понятия, являющиеся результатом
рефлексии, играют большую роль, чем думают, в понятиях
вещей 258. Иногда о словах говорят даже в материальном
смысле, так что как раз в этом случае нельзя подставить на место слова его значение или отношение к идеям или
вещам. Это случается не только если говорят в качестве
грамматика, но также если говорят в качестве лексикографа, давая объяснение какого-нибудь слова.
Глава 11