Что остается от сказки потом, после того, как ее рассказали

Вид материала

Рассказ

Содержание Не надо быть идиотом

Подобный материал:

• Как бы рассказали «Красную шапочку»…, 147.23kb.
• Сочинение на тему «Пенсионный фонд и моя семья», 18.73kb.
• Литературный турнир по сказкам, 56.54kb.
• Д. Вальден "Новое американское тотальное управлением качеством", 1017.93kb.
• Тезисы из книжки "Как говорить с детьми, чтобы дети слушали, и как слушать, чтобы дети, 16.93kb.
• Новичкам, 41.66kb.
• Филипп Боневитс «реальная магия», 2708.44kb.
• Благодаря Арине Родионовне Пушкин полюбил сказки на всю жизнь. Ачасть его любви к сказка, 41.67kb.
• Е. В. Постоевой Религиозно-философская публицистика Л. Н. Толстого, 980.21kb.
• "Перестаньте спрашивать, как начать свой бизнес!", 50.77kb.

В ГОСТЯХ У АНТИПОДОВ

…что остается от сказки потом,

после того, как ее рассказали?

В. Высоцкий. Песня Додо

из телеспектакля

«Алиса в стране чудес»


Уверяю вас, я не мог предполагать, когда испытывал свой первый акваланг, что моя страсть к нырянию, так далеко меня заведет. А ведь этого можно было бы ожидать, баллонами то к нему служили две бутылки из под шампанского. Тогда я благополучно отделался тем, что нахлебался воды в пруду. Мне было в то время от роду 12 лет.

Хорошо еще, что об этом не знали мои родители! По сей простой причине, обращаюсь к вам родители, настоящие и потенциальные, если вы не хотите, чтобы ваш ребенок стал водолазом и поехал нырять в Антарктиду, не давайте своему чаду смотреть фильмы, вроде «Последнего дюйма», или уж тем более, работы господина Жак-Ив Кусто.

В Петербурге большинство родителей так и делают. Об этом я сужу по тому, что в нашей Лаборатории морских исследований Зоологического института РАН водолазов явно не хватает. Те, кто это начинал, либо состарились, либо ушли в мир иной, а молодежь одержима другими заботами. К тому же она умна, предприимчива, смела и т.д. А ведь известно, что первое необходимое для водолаза качество – непроходимая глупость. Ну, сами посудите, разве умный человек полезет под воду, да еще и под лед, станет ли он подвергать себя намеренно опасности? Второе - водолаз должен быть осторожен, я бы даже сказал - труслив, потому что смелый водолаз долго не живет! А уж если говорить о таких категориях, как предприимчивость, практичность, то уж совсем дело швах.


Но детские пристрастия так просто не проходят, для начала я выучился на гидробиолога, а потом стал нырять с аквалангом в Арктике. В Арктике мне нравилось все, но чем дольше я там работал, тем сильнее мне хотелось посмотреть, а как же там, на другой макушке планеты, как там антиподам живется?

Разумеется, если чего-то сильно хочешь, и это вдруг случается, то кажется неожиданным. Этот вывод Марка Твена невозможно опровергнуть. Ибо, когда в конце 2005 года мой начальник предложил мне поехать в экспедицию в Антарктиду, для меня это стало большой неожиданностью.

Мы собирались целый год: готовили водолазное снаряжение, ходили на специальные курсы, читали умные книжки, прыгали через веревочку и бегали по утрам. Наконец наступил торжественный момент. В начале декабря прошлого года наша водолазная биологическая группа взнуздав и оседлав грусть расставаний, помчалась навстречу радости странствий. Нас посадили в самолет, довезли до Кейптауна, а там мы поднялись на борт научно-экспедиционного судна «Академик Федоров» и пошли в Антарктиду.

Но кто же это такие «мы», подходящее время представиться. «Мы» - это то, что называют в таких случаях «Водолазной станцией». В нее вошли следующие персоны: Владислав Леонидович Джуринский, аспирант, ему 24 года (к счастью, бывают исключения из правил приведенных выше), он исполнял должность водолазного врача умело и с удовольствием; Борис Иванович Сиренко, доктор биологических наук, завлаб, водолаз с сорокалетним стажем, ему 64, начальник нашего биологического отряда; и покорная жертва водолазных пристрастий Сергей Юрьевич Гагаев, кандидат биологических наук, старший научный сотрудник, водолаз с двадцатилетним стажем (тот первый опыт не в счет), старшина водолазной станции, ровесник Российской Антарктической Экспедиции.


Нас трепали шторма «ревущих сороковых» и приводили в чувство ветра «неистовых пятидесятых». Спустя три недели бортовой вертолет высадил нашу водолазную троицу со всем имуществом по следующему адресу: Антарктида, Земля Принцессы Елизаветы, Берег Ингрид Кристенсен, залив Прюдс, холмы Ларсеманн, станция «Прогресс-2». Поищите на карте – милое местечко. Настолько милое, что нас даже не расстроил тот факт, что бывшие там антиподы, ходят, как и все люди, не вверх ногами.

Я разочарую всех тех, кто полагает, будто Антарктида не что иное, как сплошной лед и снег, вовсе нет. На «Прогрессе» все засыпано песком (конечно не сахарным), а там где его нет, заставлено горами и сопками. Снег попадается кое-где, в основном в расщелинах, ведь здесь лето по местному времяисчислению. И ни травинки, разве что попадаются редкие лишайники. Вот море вокруг действительно покрыто льдом и утыкано айсбергами. Из птиц в начале нас встретили только снежные буревестники и поморники. И по началу никаких пингвинов. Ну, не удивительно ли?

Конечно, удивительно! Но если быть до конца честным в этой оценке, то следует подчеркнуть, что станция «Прогресс» совершенно необычное место в Антарктиде. По-просту говоря, это – оазис, не удивляйтесь, таковые встречаются не только в классической пустыни, но и в ледовой пустыне тоже. Настоящей без прикрас Антарктидой, конечно, следует считать станцию «Восток» - там все соответствующие прелести: летом -45°, а зимой около –80. Что и говорить – шутки в сторону! Я беседовал с зимовщиками с «Востока», говорят, что не всякий там приживается, у некоторых горная болезнь так и не проходит и их приходится срочно вывозить из этого негостеприимного района.

Все же, «Прогресс» находится в Антарктиде и от этого никуда не деться. Да, снега и льда практически не было на суше, но вокруг его было предостаточно. Несколько огромных айсбергов украшали вид на море со стороны станции. Эти чудовищного размера кусищи льда, казалось бы, крепко сидели заякоренные на входе в бухту. Но эта основательность была, как нас уверяли гидрологи, весьма напускной, и, в общем-то, ложной. Никто не может сказать, когда ледяная махина вдруг вздумает шевельнуться в своей дреме. Сами понимаете, что находиться на льду в это время не желательно, а уж тем более под ним. Но если уж оказались на поверхности, то бегите не к берегу, а от него. Почему? Да потому! Отломится ли часть айсберга, или кувыркнется он весь, но пойдет огромная волна к берегу, ломая более чем метровый лед, швыряя двухсоткилограммовые обломки за сотню метров от береговой линии, как из гигантской пращи.

Работать начали практически на следующий день, но не стой стороны, где айсберги, а в закрытой бухте – фиорде Нелла, а в дальнейшем, - в проливе, у входа в этот водоем. И это вполне объяснимо – зимовщики человеколюбивы, и никто из них не хотел любоваться зрелищем постыдного бегства бравых водолазов от заспанного айсберга. За 26 дней работы нам удалось обследовать глубины от 2 до 43 метров, о чем мы не пожалели.

Да и чего жалеть? Представьте! Мы в этом районе были первыми водолазами за всю историю исследований Антарктических морей. До нас, много лет назад, еще в середине 60-х, наши коллеги из нашей же лаборатории, возглавляемые Евгением Николаевичем Грузовым, погружались в студеные воды в течение двух сезонных и одной круглогодичной водолазных экспедиций на станциях «Мирный» и «Беллинсгаузен». Тогда они собрали первый, в своем роде, уникальный материал, который до сих пор хранится в стенах Зоологического института и плодотворно используется учеными и что несомненно, будет использоваться и в дальнейшем.

Я не стану вас утомлять долгим описанием донных сообществ, которые мы встретили, интересоваться такими вещами нелегкий удел специалистов. Скажу только, что мы увидели на дне богатство красок и разнообразие форм живого придонно-подледного мира. Поражало обилие морских ежей на мелководье, когда устанешь, - даже негде прилечь – везде иголки. Глубже пейзаж разнообразили морские звезды разных видов и морские огурцы – голотурии, лежащие на ковре из красных водорослей. Прекрасные, как фантастические цветы, многощетинковые черви обитали почти на всех горизонтах. А на глубинах около 40 метров мы встретили лес из ровных, как стеариновые свечи, асцидий. Эти асцидии достигали в некоторых случаях 3-хметровой вышины, а в Магеллановом проливе они дорастают до 7 метров в высоту.

Нам удалось сделать немало снимков этих чудных жителей глубин, но разве камера может передать чувство многоголосо поющей подводной тишины!

Нам «помогали» в наших погружениях местные животные, чаще это парочка поморников, иногда пингвин Адели или тюлень Уэдделла.

Поморники несли вахту с завидным постоянством. Эта парочка крикливых птиц не позволяла приближаться к нам никому из своих соплеменников. Крича благим матом, пикируя, а находясь не в воздухе, но на льду, внушительно расправляя крылья, чайки своим видом показывали незваным гостям, что это их территория и они не собираются отдавать ни пяди. Их интерес был весьма шкурным – птицы получали объедки с нашего стола. Такой способ добывания пищи требует меньших затрат, чем их традиционный способ. Птицы так быстро привыкают к дармовой кормежке, что становятся в короткий срок настоящими попрошайками. Мой друг гидролог Сергей Спирин рассказывал о том, как поморник по имени Машка, привыкнув к тому, что он после почти каждого обеда выносил ей лакомый кусочек печени или мяса, ужасно сердилась на него, если по какой-либо причине он не угощал ее. Тогда она взлетала с недовольным криком и пикировала на вероломного полярника, а в некоторых случаях срывала с него шерстяную шапку и унеся ее в клюве за несколько десятков метров, бросала на земь, усаживаясь неподалеку, и с удовлетворением наблюдала, как он, ругаясь, поднимал свой головной убор.

Пингвинов, правда, встречалось нам немного, но только поэтому следует рассказать об одном нашем спутнике. Он заинтересовался нами к середине экспедиции и посвятил нам почти целый день. Пингвин следовал за нами с таким видом, будто в этом состоял весь смысл его жизни. К тому же он оказался весьма застенчивой персоной. Стоило нам собрать свои вещички, чтобы перетащить их к следующей майне, он пристроился в арьегарде и неторопливо, с достоинством шагал, стараясь не отставать. Однако если мы останавливались и начинали беспардонно обсуждать его действия, пингвин сворачивал в сторону и решительным шагом удалялся прочь. Удаляться то он удалялся, но только до тех пор, пока мы не начинали свое поступательное движение. После этого он резко менял курс и двигался за нами.

Тюлени часто высовывали нос в майну и пытались подсматривать, как мы одеваемся перед погружением. Это были тюлени Уэдделла, у них отсутствует пищевой интерес к аквалангистам, другими словами - совершенно безобидные, но весьма любопытные существа. К нашей великой радости морских леопардов нам встретить не удалось. Этот зверь, по рассказам, может представлять реальную опасность для жизни аквалангиста, потому что он охотник. Его зубы полуторадюймового размера. Был несчастный случай, когда он утащил женщину-аквалангиста, под воду и утопил. Рассказывали, что она сидела на краю майны и болтала ногами. Думаю, что он ошибся.


Мы ныряли почти каждый день. Погружения были начаты для лучшей адаптации с малых глубин. Первые 4 метра оказались, как ни странно, самыми тяжелыми, хотя, потом, мы добирались до 43. Нужно почувствовать себя одним целым с этой средой, это удается каждому, кто хочет этого – мы все вышли из моря, и не так уж давно.

Мы подобрали нужный вес грузового пояса, сделали совсем ничтожное усовершенствование в устройстве «балды» - водолазного шлема, которое позволило нам решить проблему с продувкой ушей при погружении. Вот и все – своеобразный момент истины, когда ты попадаешь в этот мир, ты уже не замечаешь, что на тебя надето черт знает что, ты просто не отделим от этого мира, только не забывай поглядывать на манометр время от времени, на самом деле это очень не родной для тебя мир.

Действительно, температура воды составляет почти -2°С, а каждые 10 метров водяного столба добавляют к одной привычной атмосфере еще одну, да и метровый лед над водой, ведь если что, выйти то можно лишь в майну – отверстие размером 1 м². С внешним миром связывает «сигнальный конец», веревка, к одному концу привязан ты, а другой, держит в руке твой товарищ – обеспечивающий водолаз.

Но в чем состоит наша работа? Какова ее суть? Цель проста – узнать, какие организмы живут на дне, сколько их, как много они весят. А задача одна – отобрать как можно лучше донные пробы, количественные и качественные.

Количественные пробы мы отбираем с помощью зубчатого дночерпателя Грузова, остроумного приспособления, напоминающего челюсти акулы, прикрепленные к сетчатому мешку, куда попадает грунт вместе с животными. Два таких «кусания» грунта обеспечивают сбор объектов с 0,1 м². Есть еще рамка с такой же площадью, мы используем и ее, только в этом случае грунт из рамки набирается совком в специальный мешок, называемый питонзой. Лишь крупные формы собираются водолазом вручную с площадей 1, 5, 10 м², это, как правило, большие звезды, морские огурцы – голотурии, крупные черви, асцидии.

Качественные, т.е. не количественные пробы, собираются со всей поверхности дна по произволу водолаза, как факт нахождения этих животных здесь, для пополнения научной коллекции и списка животных.

Кроме всего этого, мы еще фотографируем животных, но не всегда это получается так, как хотелось бы. Прозрачность воды потрясающая, видно на 10-12 метров у дна. Однако стоит дотронуться до грунта и сразу поднимается облако мути, фотографировать при этом невозможно. Приходится идти над дном и снимать, обгоняя поднимающуюся муть, а это весьма не просто. Все же нам удалось получить с десяток вполне приличных фотографий.

Отбор проб связан с немалыми физическими затратами и самое неприятное при этом – сбить дыхание. Представьте себе, что вы бежите кросс, ну, скажем, 3 км изо всех имеющихся сил и дышите через тонкую соломинку. Вот тогда то вам станет немного понятно выражение «сбить дыхание под водой». Что делать в этом случае? – лечь на грунт и попытаться успокоить дыхание, если не удалось – скорее выходи.

При погружении у каждого из нас к ноге прикреплен водолазный нож. Эта штука годится для того, чтобы перерезать веревку, если запутаешься или выкопать глубоко зарывшегося моллюска. Мы не воспринимаем нож всерьез, как защиту от крупных животных, это скорее талисман.

После погружений промываем пробы прямо в майне, на это уходит около 2 -3-х часов. Как правило, эту работу завершает Борис Иванович, а мы тащим пустые акваланги до заберега, переправляемся в резиновой лодке на берег, и медленно поднимаемся в гору к компрессору. Далее запускаем эту зловредную машину.

При набивке аквалангов важно следить за тем, чтобы воздух, поступающий в компрессор, был чистым, нельзя допускать попадания выхлопов из компрессора. Мы с Борисом Ивановичем считаем, что такая досадная неосторожность послужила причиной гибели наших знакомых водолазов с американского судна «Хили» в прошлом году. При возрастании парциального давления вредного газа с глубиной происходит ничем не предупреждаемое выключение сознания. Чтобы избежать подобной неприятности, я постоянно следил за направлением ветра и перетаскивал воздухозаборные шланги прочь от зоны влияния выхлопов.

Очень много сил отнимает приготовление майны для погружения под лед. Нам приходилось высверливать шнековым буром вручную множество отверстий по периметру метрового квадрата. Затем добавлять еще несколько бурок внутри обозначенной геометрической фигуры, а потом пилить специальной пилой и пробивать пешней прорубь. При известном навыке и при наличии 2-4 участников, такую майну удается приготовить за 1,5-2 часа. Майна обычно готовится за день до предстоящего погружения.


Наше оборудование старое. Такое старое, что даже страшно об этом думать, не только писать. Акваланги, только те, кто в этом хоть что-нибудь понимают, пусть не падают в обморок, называются АВМ-1м. Они, разумеется, опрессованны, проверены и в полном порядке, но их возраст – модель 1957 года, а год выпуска 1971. Тем не менее, этот аппарат зарекомендовал себя как самый надежный, именно, в условиях спуска при отрицательных температурах. Проверено лично, можете поверить, его легочный автомат никогда не замерзает до такого состояния, чтобы прекратилась подача воздуха. У нас был еще и современный «Акваматик», он начал выкидывать фортели после второго погружения, и Слава, который его использовал, вынужден был перейти также на АВМ.

Французский компрессор «Суперциклон» тоже знавал лучшие времена; он побывал во всех арктических экспедициях с 1976 года. Чтобы его завести, нужно дернуть за веревочку, и не один раз. Лучше делать это спокойно, с добрым лицом, воздерживаясь от комплиментов. Смею заверить, все это практически невозможно, учитывая тот факт, что бензин, который мы использовали на станции, как оказалось, слегка разбавлен водой.

Наши гидрокостюмы вызывали гомерических смех у пингвинов и икоту у тюленей. Было, конечно, от чего, гидрокостюмы «Садко-2», по сравнению с современными неопреновыми, мягко говоря, кое в чем проигрывают. Однако они не настолько плохи, если, конечно, не текут от старости. Во всяком случае, в двух парах верблюжьего водолазного белья и некоторым опытом погружений вы чувствуете себя внутри достаточно комфортно.

Не следует думать, что автор этих строк и коллеги жуткие консерваторы и против нового оборудования. Все дело только в том, что в нашем институте нет денег на приобретение стоящего и более безопасного водолазного снаряжения. К сожалению, самая скромная экипировка для одного человека будет стоить около 6000 нерублей (если пользоваться терминологией г. Грефа).


Нельзя не сказать о распорядке нашего дня. Поднимались мы в семь часов, просыпаясь от голоса некой охрипшей дамы, живущей в будильнике у Бориса Ивановича. К восьми утра, покончив с завтраком, представляющим собой, как правило, очень вкусную геркулесовую или манную кашу, мы идем на лед. Для этого нужно подняться до перевала, затем спуститься по снежнику, подкачать осунувшуюся за ночь лодку, перевезти через заберег акваланги и другое имущество.

Сам процесс переправы очень занимателен со стороны. Борис Иванович, лежа на носу лодки, колотит по образовавшемуся за ночь льду-резуну ластой или деревянной дубинкой, я в это время сижу на веслах и пытаюсь помочь своему коллеге, Слава дает нам ценные советы.

Наконец мы все перевозим, укладываем скарб на импровизированную волокушу из кровельной жести и тащимся к очередной майне. Перед погружением слегка перекусываем, потому что от утренней каши остаются только сладостные воспоминания. Наедаться перед спуском нельзя – это запрещено «Едиными Правилами…» Обед на льду завершает наши погружения, обычно мы едим консервы и хлеб.

В лагерь возвращаемся к ужину. Ужин всегда без исключения великолепный, как тут не вспомнить нашего повара Володю, он настоящий мастер своего дела!

После ужина продолжаем обработку проб до 12 а то и до 1 часа ночи. Вот такой долгий день, настоящий полярный, ведь в это время солнце не заходит.

Кстати, Новый год мы встречали соответственно. Около 12 собрались в кают-компании, послушали поздравления нашего руководства (зачитывались радиограммы), выпили по стакану сухого вина, а в 1 час легли спать, потому что предстояло погружение на 30 метров, тут надо быть в форме.


Чтобы было понятно тем, кто далек от этого занятия, расскажу вкратце о своих ощущениях во время работы. Это скорее напоминает вылазку в тыл врага. Вот фрагмент одного дня.


«01.01.07. На следующий день, пока большая часть населения станции отдыхала от встречи Нового года, мы отправились на погружения. Завтрак не был готов, только чай.

У майны, как водится, сделали нужные приготовления – убрали намерзший за ночь лед. Борис начал одеваться, а я, помогая ему, взглянул на майну. Из нее высовывалась любопытная морда тюленя. Он тут же спрятался, как только я показал на него. Он выныривал еще раза 3-4, но сфотографировать его так и не удалось.

Борис ушел на 30 метров, расчетное время пребывания на глубине составляло 13 минут. Он взял зубчатый дночерпатель, а затем сразу подал сигнал на всплытие. Я крикнул Славе, чтобы он приготовился переключить его с аппарата на атмосферный воздух и по возможности медленно выбирал конец. Борис всплыл, Слава все сделал как нужно, а я спросил у него, что случилось. Оказалось, что он сбил дыхание, вещь неприятная и восстановить его на такой глубине сложно. В аппарате оставалось еще около 100 атмосфер и Боря не захотел выходить, а пошел еще. Через 12 минут он снова появился на поверхности. Мы благополучно сняли с него акваланг, ласты и грузовой пояс, затем извлекли его из проруби. Рукавицы на этот раз протекли основательно, и Борис сильно замерз. Я предложил ему «капу¹», коньяк пришелся в самый раз.

Пока Боря рассказывал об особенностях дна и давал мне рекомендации, что и как лучше собрать, я надевал гидрокостюм. Тонкое термобелье на голое тело, двое толстых водолазных рейтуз, легкий верблюжий свитер, толстый верблюжий свитер, чижи на босые ноги – вот обычный комплект белья, чтобы не замерзать во время погружения, то, что предшествует одеванию скафандра. Затем завязал сигнальный конец, нацепил тяжеленный свинцовый пояс, натянул трехпалые шерстяные рукавицы, поверх них Борис натянул на мои руки резиновые рукавицы. В «балду» я поплевал раньше (без этого стекло запотевает), а акваланг, разумеется, проверил перед тем, как приступил к одеванию.

Шлем надел легко, Боря со Славой натянули его на кольцо и зафиксировали. Ласты надеваешь пинком, словно бьешь по футбольному мячу. Вот и акваланг за плечами, у меня есть 13 минут чистого времени, не считая резервного запаса воздуха. Дольше на грунте лучше не оставаться – потребуется декомпрессия. Боря поддержал меня сзади за баллоны, я скользнул в воду, сделал глоток воды, выплюнул его через загубник, оттянув от лица маску, переключился на акваланг, чуть приспустился, вернулся и, показав «ОК», пошел вниз, держась за спусковой конец. Продувать уши приходится через каждые полметра, иначе приходится подвсплывать для уравновешивания давления, да и уши жалко. Наконец очутился на грунте, лег на дно, осмотрелся, послушал дыхание и дернул один раз сигнальный конец: «На грунте, все в порядке».

Здесь довольно светло, если смотреть в сторону от поднятой мной мути. Нашел дночерпатель. «Крокодил» пришлось раскрыть так, чтобы он оскалился своими стальными нержавеющими зубами. Выбрал местечко сплошь покрытое ковром красных водорослей, вонзил дночерпатель, навалившись на рукоятки сверху, покрутил его вправо-влево и, закрыв, перевернул вверх зубами, чтобы проба провалилась внутрь мешка с сетчатым донцем. Переместился немного в сторону, найдя проплешину, вцепился раскрытой пастью черпака в грунт, те же движения. Дернул три раза за линь, к которому привязан дночерпатель, тот медленно пошел вверх.

Теперь можно как следует осмотреться по сторонам. На ковре багрянок множество голотурий, пожалуй, двух видов. Одни коричневые и другие розовые, все ловят чего-то невидимое для моих глаз. Звезды разбросаны хаотично, тоже на расстоянии 3-5 метров друг от друга, правда, бывают и небольшие их агрегации. Много венчиков сабеллид. Эти черви тоже озабочены пропитанием, ловят своими цветами все, что падает сверху.

Ищу взглядом спускающуюся камеру, что-то ее долгонько нет, смотрю на манометр, пока воздуха достаточно – чуть больше сотни, стараюсь дышать реже, получается. Наконец вижу бокс с фотоаппаратом и светящимся фонарем, подплываю к нему и отцепляю, отжав карабин, тот почему-то не хочет отцепляться, нажимаю сильнее, удалось.

Плыву снимать чуть глубже, туда, где губки и красивые розовые голотурии. Нажимаю на спуск, странно, камера выключена. Пытаюсь оживить ее, нажимая на рычажок, все бесполезно. Хватаю, кажущуюся огромной, звезду необычной расцветки, засовываю ее в сетку на поясе, хватаю гребешка.

В спешке и борьбе с выключившейся камерой не заметил, как выпустил сигнальный конец. Ищу его и не могу найти. Спокойно, сам же завязывал, куда он денется, должен быть где-то под рукой. Нет его! Спокойно! Смотри вверх! Ну, вот же он, спускается сверху ко мне за спину, хватаю его как приз. Смотрю на манометр – пятьдесят.

Бесполезные попытки заставить экран фотоаппарата засветиться, подлый словно нарочно, не включается. Чувствую два рывка, сверху требуют проверить давление. Проверяю и дергаю дважды в ответ. Плыву подальше от центра спуска, скоро выходить, еще 2-3 минуты, а увидеть еще хочется. Но вот и три рывка, надо выходить. Начинаю медленный подъем, стараюсь взять поудобнее бокс, дабы не выронить.

Из темноты напротив выскальзывает черное стремительное тело. Изящный разворот и, я вижу только хвост с треугольным плавником. Я и испугаться не успел. Акул здесь быть не должно, а вот крупная рыба клыкач, вполне уместна. Медленно подрабатываю ластами и двигаюсь вверх. Холода не ощущаю. Свет дневной все ближе. Отметка на спусковом конце 9 метров, надо маленечко отсидеться, пусть азот выходит из тканей. Хватит, поехали дальше, до 6, теперь 3 метра – еще одна остановочка, это на всякий случай...

Какие красивые звери! Плавают передо мной, передняя часть походит на огурец или гребневик, а хвост в десять раз длиннее, извивается змеей, переливается красками. Схватить! Вот первое желание. Да не тут то было! Дистанция не столь близкая. Руки коротки! Уплывает диковинный пловец, что же это - гребневик, сальпа?

Пора выходить, всплываю. Кто-то переключает меня на атмосферный воздух. Хотя воздух здесь не содержит запаха моря, он натурален и поэтому вкуснее, чем в аппарате.

Боря поздравляет меня с 30 метрами, мы делаем по глотку из фляги с коньяком за это в промежутке между снятием водолазной рубахи. Чувствуется внутренний подъем. Садимся есть бутерброды, обсуждаем увиденное.

Через полчаса тащимся со Славой по льду к резиновой лодке, переправляемся через разводье, ползем как черепахи в гору к компрессору. Последние метры даются с трудом, наваливается усталость. Я сажусь на вьючник рядом с компрессором и чувствую, что не могу пошевелиться. Усталость сковывает. Все же запускаем компрессор, он в этот раз заводится с 4 или 5 попытки, по-нашему, это почти сразу.

Минут через 40 выдвигаемся с аквалангами в обратном направлении. Когда приходим к майне, Боря уже заканчивает промывку проб. Упаковываемся и к лодке. У меня рюкзак с пробами в ведерках больно режет спину. Подъем в гору на 50 м выше уровня моря под углом в 35 градусов с рюкзаком и ведром в руках дается с большим трудом, зато спускаться полегче.

Ну, вот и дома, час до ужина валяемся в койках, все чертовски устали...»


Скажу вам, там, на льду я частенько вспоминал четверостишие из романа моего любимейшего писателя Курта Воннегута «Завтрак для чемпионов»:

Не надо быть идиотом,

Чтобы к нам поступить на работу,

Но неплохо при этом

Быть немного с приветом!

У меня есть подозрение, что когда он писал эти строки, ему было кое-что известно о подобных деятелях.

Все мы ужасно довольны результатами экспедиции, она состоялась. Безусловно, что это не только наша заслуга. Нам постоянно приходилось обращаться по разным вопросам к руководству и простым полярникам. Могу сказать только одно, нигде и никогда мы не встречали такого живейшего участия и желания помочь, как здесь. Нам ни разу не было отказано ни в единой просьбе. Особенно много помогли начальник строителей Геннадий Николаевич Иванов и мой старый друг, Сергей Алексеевич Спирин с которым я много лет работал в Арктике. Позволю себе утверждать, что в Антарктиде число добрых и отзывчивых людей на 1 м², по-настоящему неравнодушных, выше, чем где-либо.

С погодой нам ужасно повезло, мы работали в тепличных условиях. Обычно было солнечно и довольно тихо. Вечером, как правило, поднимался стоковый ветер, прекращавшийся к утру. Ночью температура воздуха была около -2°С, а днем на солнце все +20. Много неприятностей приносило солнце. Не спасала и широкополая шляпа, отраженные от снега лучи обжигали лицо. Борису Ивановичу даже приходилось надевать хирургическую маску на льду, потому что обожженными солнцем губами страшно неудобно брать загубник.

В целом экспедиция удалась, нами собран богатый гидробиологический материал и сделаны выводы о распределении животных в заливе Прюдс, а также начата закладка биологического мониторинга. Могу подчеркнуть, что почти полное отсутствие жизни на суше, Природа компенсирует ее потрясающим обилием и разнообразием под водой.

Представьте дно, покрытое 15-20-ти сантиметровым ковром из красных водорослей, где питается масса самых разнообразных животных удивительных форм и фантастической расцветки. Десятки видов морских звезд и ежей, голотурий, многощетинковых червей, асцидий так прекрасны, что не перестаешь удивляться совершенству природных творений. Мир безмолвия, неожиданно ярких красок, мир ожидания чуда – вот что такое подледное антарктическое царство! И еще, это во многом совершенно другой мир, нежели в Арктике. Наиболее яркое отличие – ощущение, что у животных под водой нет врагов.

Когда большую часть жизни занимался Арктикой и вдруг судьба подсовывает тебе Антарктику, то нельзя не удивиться различию этих подводных миров.

Если говорить о том, что является «самым-самым» в нашем деле, и оставить на первом месте возможность видеть мир моря таким, каков он есть, то на второе место можно поставить возвращение в родную среду. По этому случаю могу привести слова Бориса Ивановича: «Самое приятное – это когда выходишь на поверхность и переключаешься на атмосферный воздух».

Признаюсь вам, на днях я снова начну прыгать через веревочку и не только потому, что мне нужно быть в хорошей физической форме, а от радости, что осенью может случиться неожиданное – мы отправимся продолжать свою работу в Антарктиде.

Старшина водолазной станции,

С.Ю.Гагаев