Николаем Константиновичем Рерихом в 1923 году. Его книга

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   18
18 апреля.


Поездка за город, устроенная Ян Чан-лу и Чжу Да-хеном. Смотрели храм "бога-черта" с изображением ада. Храм бедный. Изображения безобразны. Чжу уверял, что это буддизм, но потом и сам сознался, что такая "народная примитивная религия" не имеет ничего общего с буддизмом. Ад представлен очень недекоративно. В продолговатом помещении на полу расставлена толпа плохо и недавно сделанных фигур. Своеобразный сад пыток. Смалывают грешников жерновами, сплющивают прессом, усеянным гвоздями, распарывают животы, кипятят в смоле, раздирают крючьями и членовредительствуют над грешниками всеми мерами, доступными китайской фантазии. Особенно возмутительно поведение праведников, нагло и самодовольно наблюдающих мучения с мостиков и балконов рая. Не указано, в каком разряде ада будет помещен сам дуту. Весь этот паноптикум производит жалкое, ненужное впечатление.

Едем затем к статуе дуту со всем ее безжизненным медным "величием", к павильонам и пруду, им устроенным. Первое проявление зачатков общественности. После того поднимаемся за рекою на гору к даосскому храму, с богом всех богов. По одну его сторону шестирукий бог лошадей и животных, по другую — бог насекомых. Впечатление храма несколько лучше и чище, вероятно, благодаря более уединенному положению на горе. С ближней скалы виден весь город и округа всех гор и холмов. Лучшее место из всего виденного в Китайском Туркестане. После этого остается храм бога грома — бедный и малоинтересный; а затем чай и обед с утомительным сидением на полу. Старик Ян Чан-лу быстро напивается, и сын отправляет его домой.

Хороший разговор с Б. Истинно, можно поражаться широте взглядов его.

От Богдо-Ула поднимаются тучи. Холодеет к вечеру. Надо будет найти время и съездить в старое Урумчи, которое отстоит за 10 верст. Там-то и есть тот красный храм, по которому и называется город. К вечеру — игра в городки. На дворе консульства толпа народа. Качели, гимнастика, гигантские шаги. Русские, мусульмане, дунгане, китайцы, детишки. Там же предположено устроить клуб. Просто, по-человечески. Весело смотреть.


19 апреля.


Похолодало. Это не спасло бога воды от большой неприятности. Ввиду бездождия генерал-губернатор приказал вынести водяного бога из храма и отрубить ему руки и ноги. Когда-то мы читали о дикарях, секущих своих богов за нерадение, но, оказывается, эти дикари живут в Урумчи и ими предводительствует генерал-губернатор, считающий себя магистром китайских наук. Но кто знает, просто ли бог лентяй? Не было ли у него зловредных мыслей возбудить народ и против генерал-губернатора? При таком количестве богов можно ожидать всяких группировок, вредных для "правительства". Местные обыватели настолько привыкают к подобному правлению, что самые странные факты им начинают казаться естественными. Нельзя строить фабрик — это естественно. Нельзя добывать нефть — естественно. Нельзя получать газеты — естественно. Нельзя иметь врача — естественно. Все становится естественным.

Из горных щелей вьются струйки дыма — это ползет подземный пожар угля и гибнет ценнейшее достояние края.

К Гучену, в долине смерти, лежат кучи костей — следы многотысячной резни. Большинство мертвых развалин стоит свидетелями резни и предательства. Но провинция "спокойна", и только кладбище спорит о большем спокойствии. Как взорвется это спокойствие смерти? Кто придет? Откуда придет? Кто возмутится изнутри? В молчании кладбища трудно понять, которая могила будет первой.

По ночам проходят какие-то банды оборванцев, именуемых солдатами, в направлении Хами. Говорят, дуту полагает, что, насильственно собирая оборванцев с базара в казармы, он освобождает город от опасного элемента. Но какова будет судьба этих вооруженных шаек и против кого они обратят свое заржавленное оружие? Пришла шанхайская газета с описанием разгрома китайскими армиями американский миссии и убийства миссионера. Прежде это известие кого-то взволновало бы, но теперь никто не изумляется. А как же иначе? Спрашивают нас: "Уверены ли мы в пропуске китайцами на Чугучак?". Мы отвечаем: "Куда же иначе нас денут китайцы?". Нам говорят: "Все возможно". И приводят случаи каких-то нелепых запрещений и насилий. Когда изумляемся "местным делам", здешние жители нам говорят: "А разве в Америке и Европе не знают, что такое Синьцзян?". Если бы мы знали половину действительности, мы никогда не продолжили бы наш путь через Китай.

На Богдо-Уле выпал снег. Надо топить печи.


20 апреля.


За ночь все побелело. Давно не видели снежных гор, со всею их хрустальностью и тонкостью линий. Горы, горы! Что за магнетизм скрыт в вас! Какой символ спокойствия заключен в каждом сверкающем пике. Самые смелые легенды рождаются около гор. Самые человечные слова исходят на снежных высотах. К вечеру пошел снег и в низинах, и вся округа приняла зимний характер. Приходит Зенкевич. Говорит о всех темах, нам близких. Его странствия и приключения — это целое повествование. Невыразимая прелесть есть в том, что люди сдвинулись с мест и на невидимых крыльях сделали землю маленькой и доступной. И в этой доступности есть эмбрион доступности дальних миров.


21 апреля.


С утра идет снег. Богдо-Ула показался весь снежный и синий. Странно, Ф. не верит в ужас некоторых кварталов в Бомбее. Не может допустить, что эти позорные клетки с женщинами существуют. Но ведь каждый шофер это знает и даже без вашего желания привозит вас показать этот ад, для существования которого должна существовать земля столько тысячелений!

М. говорит: "Китайцы хотят, чтобы их оставили в покое". Согласен, и всегда стою за неприкосновенность свободы, но тогда она должна быть подлинной и не лицемерной. Самая земная гадость — это лицемерие, невежество и предательство.


22 апреля.


В шесть часов утра все покрыто снегом. По Богдо-Улу тянутся клубы молочных облаков.

"Старый лама пошел искать Манджушри, владыку мудрости. Долго ходил. Наконец видит человека, мнущего кожи. И стоит перед ним ведерко с омывками от кож. Одна грязь. И спросил лама человека, не слыхал ли он пути к Манджушри? А тот дает ему пить из грязного ведерка. Лама ужаснулся и ушел скорее. Но встретился ему лама ясновидящий и пеняет: "Глупый лама, ведь ты нашел самого Манджушри, и грязь обратилась бы в напиток мудрости, если бы ты нашел отвагу отведать ее". Так говорят о бесстрашии прикоснуться к материи. Очень значительны беседы этих дней.

Олеты знают легенду об Иссе, так же как и торгуты. Еще непонятнее становятся злоречия миссионеров против этого документа. Каждый образованный лама спокойно говорит об Иссе, как о всяком другом историческом факте.

Интересно говорит Ат-Табари о пророческом призвании Магомета ("История пророков и царей"). "Первое, чем началось откровение посланника божьего, были внушения истины, которые приходили подобно утренней светозарности. Затем он проникся уединением и оставался в пещере на горе Хира. И вот пришел к нему предвечно Истинный. И сказал ему: "Магомет, ты — посланник Божий".

"Я стал на колени, — говорит посланник Божий, — и стою жду. Затем медленно я вышел. Сердце мое трепетало. Я пришел к Хадидже и сказал: "Закутайте, закутайте меня", и прошел страх мой. И Он опять явился мне и сказал: "Магомет, я Гавриил, а ты — посланник Божий".

Восклицание: "Закутайте меня" — придает такой оккультно подлинный характер сообщению.

"Сказал Магомету Варака, сын Науфала: "Это божественное откровение, которое было ниспослано Моисею, сыну Умрана. Если бы я дожил до того времени, когда твой народ изгонит тебя!" — "Разве я буду изгнан им?" — сказал Магомет. "Да, — ответил он. — Поистине, никогда не являлся человек с тем, с чем ты явился, без того чтобы не возбудить к себе вражду. Воистину будут считать тебя лжецом, будут причинять тебе неприятности, будут изгонять и сражаться с тобой". Слова Вараки увеличили твердость его и рассеяли его беспокойство".


23 апреля.


Вот и солнце опять! Сведения о том, что дорога в Китай совершенно непроездна. Решительно все говорят о войне, о грабежах и, конечно, о наступающей жаре. Этот путь закрыт. Странно также, что о вывозе фресок из Дуньхуана никто, кроме Ф., не слышал. Конечно, Прист должен знать все это дело.

З. читает дуту конституцию Советов. Дуту находит ее очень замечательной и "пригодной для Центрального Китая, но не для его провинции". Вот уж старый лицемер дуту! Оказывается, у этого лицемера имеется даже юридическая школа в Урумчи. Можно представить, какое "право" там преподается. По какой статье этого "права" учитываются все грабежи и поборы, установленные чиновниками? Одни говорят: "Надо Китай изучать с его парадного крыльца — от океана". Но будет правильнее знать прикрытые недра, где ничто "не проветрено" и можно увидеть тысячелетнюю атрофию. Конечно, дуту думает, что до него через пустыню никто не дойдет.

Неожиданно пришло письмо из Сиккима от полковника Бейли. Пишут о высланных книгах, но значительная часть их не дошла. Из Америки нет сведений. Вероятно, письма тоже исчезают или задерживаются.

Какой чистый воздух сегодня! После смерти Ленина Е Чин-бен писал: "Народы многих называют славными героями, но в сущности только малое количество людей заслуживает этого названия. Таким был он, пользовавшийся всеобщей любовью, — "яркая звезда человечества", и может быть сравнен с Шакья-Муни и с Христом. Небеса безжалостны; он ушел из нашего мира, но идеи его будут жить вечно". Есть же где-то светлые и смелые, и честные китайцы, но ведь мы-то их не видим. А так хотели бы увидеть!


24 апреля.


Получили приглашение от комиссара по иностранным делам Фаня на обед завтра. Разве это не лицемерие? Одной рукой все запрещать, а другой приглашать на обед. Если это "искусная" дипломатия, то она вовсе не искусная, ибо умное действие познается по результатам. И, конечно, лицемерный обед не может исправить отношения. Лучше бы разрешили побывать в буддийских монастырях. Кстати, оружие наше отобрано и так и не возвращено.

Список приглашенных на обед самый нелепый: миссионер-католик; Калин — немец; Кавальери — итальянец; Чанышев — мусульманин, и какие-то китайцы. Из русской колонии всего один Ф. Посмотрим.

Г. рассказывает о селах "кержаков" на Монгольском Алтае. Эти "кержаки", то есть староверы, сохранили все свои обычаи: свои моленные, своих начетчиков, свою пищу и полное удаление от "мирских". Не употребляют ни водки, ни табаку. Занимаются пчеловодством, пушниной, рыболовством, скотоводством. Среди дунган и киргизов стоят три села дворов по 50, по 60, и ничто новое не проникает за их околицу. Вероятно, они поддерживают связи со своими единоверцами на Русском Алтае.

И странно и чудно — везде по всему краю хвалят Алтай. И горы-то прекрасны, и кедры-то могучи, и реки-то быстры, и цветы-то невиданны. А на реке Катуни, говорят, должна быть последняя в мире война. А после — труд мирный.

Год назад в Тибет шло посольство из Монголии — около 30 человек монголов и трое русских. На тибетских перевалах умерло 20 монголов и двое русских. По описанию, они умерли как бы от каких-то газов. Конечно, что-то могло случиться в области гейзеров и старых вулканов, или причиною могли быть и зимние вихри. Но факт любопытен, тем более что его трудно выдумать.


25 апреля.


Плавники акулы, древесные грибы, водоросли красные и белые, бамбуки, семя лотоса, голубиные яйца, трепанги и много других слизких и скользких слюд. Их подсахарили сладким рисом и розами. Мы кончили. В павильоне генерал-губернаторского сада три стола. Один весь китайский. Другой весь мусульманский, без ингредиента свинины. Третий — международный, где представлены Китай, Россия, Америка, Германия, Голландия, Италия. Сам Фань — хозяин — ничего не ест. Он объясняет это своим строгим вегетарианством. Его водорослеобразное лицо улыбается; вероятно, он глубоко ненавидит всех иностранцев и полон самого тонкого лицемерия. Неужели Фань думает, что нелепый обед смывает все оскорбления, сделанные хотанскими и карашарскими властями? Ни единого слова о расследовании не произнесено Фанем. Где же она, политика и дипломатия? На его лице лишь лицемерие, такое явное, такое неприкрытое. После обеда топтание около пруда, где стоят на мели две джонки. Потом низкие поклоны Фаня.

Проходим мимо истукана губернатора и едем к радушному Кавальери. Хорошо кончается день. Кавальери везет нас на моторе по окружной дороге. Свежий ветер. Ясные, поистине небесные горы. Испарения вновь выпавшего снега делают дальние цепи и пики воздушными и прозрачно-сапфировыми. А поближе лиловые бугры и залитые солнцем глиняные зубчатые стены. Так бодро, так свежо и прекрасно, и сам "вегетарианский" лицемер Фань начинает превращаться в студенистую водоросль. Калин, представитель немецкой фирмы "Фауст", ехал через Россию и хвалит все условия проезда. Сообщает, что из Кульджи едет в Пекин "для магнитных съемок" Фильхнер и через неделю, вероятно, будет в Урумчи. Любопытно встретиться. В Урумчи хорошо поминают приезд С.Ф.Ольденбурга.


26 апреля.


Киргизы скачут на белых лошадках. На головах — стеганые цветные шишаки, точь-в-точь, как древние куяки русских воинов. На макушке пучок перьев филина. На руке иногда сокол с колпачком на глазах. Получается группа, подходящая и в XII и в XV века. И тут же на улице стоит мотор Кавальери — сильный паккард, без повреждения проделавший весь путь от Пекина до Урумчи. Мотор принадлежит Русско-Азиатскому банку, но генерал-губернатор запретил пользоваться машиной, и ее пришлось за бесценок продать. Одним своим видом паккард напоминает, что путь от Урумчи до Пекина вполне может быть сделан на моторе. А человеческое невежество и лицемерие твердит свое мертвенное "нет!".

Сегодня иностранная колония провожает С. Уезжают они по требованию китайцев, ибо С. слишком многое знает. Почта задержалась на семь дней. Вероятно, препятствует ледоход на Иртыше.

Опять студеный ветер. Опять сине-прозрачен небесный Богдо-Ула.

Но вот истинный знак добрый. Тибетец-лама, которому мы дали 100 лан в Карашаре (в ставке), пришел сегодня. Принес деньги, извиняется, что не может идти с нами. Ему не удалось продать лошадей и овец. Сейчас кони худы, корма нет, продать некому. Бросить табун нельзя, и вот он не может идти с нами. Пробудет здесь до нашего отъезда и пойдет обратно. Вот это по-тибетски! Он шел десять дней, чтобы вернуть деньги и объяснить дело. До сих пор ничего дурного мы не видели от тибетцев-буддистов. Жаль, что не пойдет с нами. Начитанный и с отличным выговором. Напился чаю и чашку вытер. Поел творогу и тарелку вытер и стул на место поставил. Юрий и лама много успеют сказать.

Ходили за город к озерам.


27 апреля.


Характер переговоров с Фанем. Ему говорят, что данная река течет на восток, а он говорит, что на запад. Ему ссылаются на карты, а он твердит свое. Ему указывают на личное свидетельство, а он твердит свое. Так, вопреки очевидности, вопреки фактам. Попробуйте делать договоры при таких условиях.

Местный священник сделал из Ленина — кесаря. Какие-то люди из русской колонии затруднялись прийти на открытие памятника Ленину, опасаясь контроверзы с религией. Но священник сказал проповедь и указал: "Воздайте Богу божие, а кесарю кесарево". Тогда затруднение исчезло.

Граница между Монголией и Китаем во многих пунктах не выяснена. Шарсюмэ до сих пор остается в неизвестной зоне. Конечно, китайцы всячески оттягивают конечный раздел.


28 апреля.


Паломники не пропускаются в Тибет. Некоторые хошуты собрались тайком и отправились в Тибет в феврале. Удастся ли им пройти через границу? О черном камне здесь знают, ждут камень. Также знают буддисты легенду об "Иссе, лучшем из сынов человеческих". Принимают этот документ как он есть, во всей его древности.

Целый ряд сведений о иезуитстве дуту и как он освобождался от неприятных ему чиновников, поражая их в спину. Вчера дуту запретил постановку памятника Ленину на дворе консульства. Даже на внутренней территории консульства дуту пробует распоряжаться. Так, так! Так же дуту протестует против качелей, гигантских шагов и игры в городки во дворе консульства. Протест объясняется заботою о неприкосновенности консула. Опять лицемерие, грубое, неприкрашенное! Это уже не лакированная старая китайская работа, а гримаса испорченной маски. Дуту требует отозвания консула Думписа из Кашгара. Дуту запретил на десять дней продажу мяса и "пролитие крови". Где граница лицемермя и фетишизма?! И стоит темный истукан дуту, и на темном теле горят золотые эполеты, ленты и звезды. Широко расставлены медные ноги истукана, и низко кланяется ему с улыбкой черепа Фань. Один лицемер приказывает, другой лицемер низко ухмыляется, третий лицемер в Хотане чистит свой маузер для предательства. Откуда этот обычай в Синьцзяне кончать с "неприятными" людьми после обеда, в спину? Из каких глубин человеконенавистничества, из каких веков темноты пришла эта техника предательства? И темнота эта прикрывается "учеными званиями". Дуту — магистр. Фань — доктор наук, юрист и писатель. А где же их сочинения против фетишизма, которому они потворствуют? Где же их осуждения продажи людей, предательства и лжи, которым они так низкопоклонно служат?

Весь день здесь шумит сухой, палящий буран.


29 апреля.


После жаркого бурана — сухой ветреный день. Дождя нет. Мусульмане, татары и сарты смеются над приказом дуту не колоть десять дней животных, не продавать мяса и сечь бога воды за бездождие. Буддисты, калмыки и тибетцы прямо глумятся над таким фетишизмом. Дунгане и киргизы, как и мусульмане, тоже смеются и глумятся. Спрашиваю, для кого же устроен этот смехотворный акт дикого фетишизма? Значит, вся эта комедия сделана для китайцев. Значит, именно китайцы еще подвержены первобытным формам фетишизма. Ведь мы это не знали, относя китайцев к верующим по "справедливости" Конфуция. И не сам ли дуту в глубине души будет сечь водяного бога? Ведь "водяной бог" имеется лишь у китайцев. Значит, и сечение бога нужно только китайцам. И китайские "доктора" и "магистры" искренно инспирируют эту вредную чепуху. Но чепухой занимаются очень деятельно.

Сейчас издан новый приказ. Разрешить продажу мяса в течение трех дней, а после опять продажа мяса будет запрещена под страхом тюрьмы. Больше всех страдает от фетишизма дуту наш Тумбал, которому мясо нужно. Рядом с чепухой "водяного бога" происходит и другое странное действие.

По-прежнему каждую ночь в направлении Хами отправляются отряды оборванцев. Против кого же направлена эта своеобразная "мобилизация"? Может быть, против отрядов народной армии Фына? Конечно, все эти посылаемые ночью оборванцы не солдаты, а просто фетиши, никуда не годные. Конечно, из двадцати четырех пушек, сданных Анненковым, всего две в порядке. Но ведь и пушки, вероятно, рассматриваются не более как фетиши. Сегодня назначен большой парад "войск".

Спрашивает себя: "Зачем Фань устраивал нам обед?". Не есть ли это начало каких-то новых неприятностей? Ведь и в Хотане все преследования даотая начались с сорокаблюдного обеда, с почетных караулов и с уверений "мы ваши друзья". Вообще, здесь у синьцзянских китайцев слово "друг" имеет какое-то особое значение, и с нашими мерками нельзя подходить к местному понятию.

Наконец, дуту "просветился" и окончательно запретил открытие памятника Ленину. Интересно, какова будет судьба гигантских шагов, качелей, городков и клуба? Еще очень опасные занятия на дворе консульства ― теннис. Не будет ли конфликта "водяного бога" и с этой противозаконной игрой? Где-то кто-то не знает о фетишизме дуту.

В Британском музее хранится сборник указов дуту, и кто-то вводится в заблуждение, принимая отжившую вредную ветошь за осколки бывшей цивилизации. Кто-то вводится в заблуждение "ученой степенью" дуту и вегетарианством Фаня. Кто-то вводится в заблуждение, думая, что остатки фетишизма кроются в далеких тундрах и на уединенных островах дальних океанов. Нет, здесь, в столице Синьцзяна, под "мудрым" правлением дуту фетишизм возведен в государственную форму религии и поддерживается указами "правителя".

Письма и телеграммы не приходят. Не сомневаемся, что они задержаны. Полицейский спрашивал Е.И., веду ли я дневник. Е.И. сказала, что дневник отослан из Кашгара в Америку. Как бы наши тетради не исчезли! Куда их спрятать в этом царстве фетишизма?

В Каме для свирепости и для резвости коней кормят сушеным леопардовым мясом и толченым чаем. Рассказывают о леопардовых пятнах, выступающих на крупах коней.

Завтрак у Кавальери. Среди русских один китаец, Чжу. Разговор о наших злоключениях в Синьцзяне. Чжу говорит: "Не судите Китай по Синьцзяну. Сюда хорошие китайцы не едут". Говорю ему откровенно, что мечтаю видеть лучших китайцев; хотел бы сказать о Китае самое лучшее, но вся Синьцзянская провинция, за исключением трех людей, не дала нам возможности к хорошим суждениям.

Сравниваем светлые настроения Сиккима, Гималаев, Индии, Ладака с тюремными соображениями Синьцзяна...


30 апреля.


Прошлым летом было разрушено до семидесяти буддийских монастырей в Амдоском крае. "Дунганские" войска сининского амбаня употребляли пулеметы... Много тангутов погибло. Теперь геген амдоский запросил голоков о помощи. Голоки откликнулись на призыв; в течение наступающего лета возможны столкновения. Дунганами разрушено знаменитое изображение Майтрейи.

Лама из Кобдо производит сбор на построение нового изображения. Голоки постановили набор в войско по три мужчины от каждого двора. В Лабране устроены казармы дунганских войск, и антибуддиийское направление поддерживается. Все это нигде не напечатано, и все это чрезвычайно важно для будущего. Помимо волн, замеченных миром, идет внутреннее волнение, оценить которое можно лишь на месте. Ф. повторяет: "Чжу вчера правильно сказал, что порядочные китайцы в Синьцзян не едут". Но и из Центрального Китая тут же приводит случай беззаконных задержаний. Ф. сомневается, чтобы из наших протестов что-либо получилось. Он говорит: "Здесь принюхиваешься к этому ко всему, как к песку в пустыне". Неправильно! Ведь даже в Хотане нам удалось сместить грабителя Керим-бека. Невозможно добру и злу "внимать равнодушно". Теперь главная задача выбраться из Синьцзяна. Е.И. не делает иллюзий, она знает, что будут предстоять всякие трудности. Правильно сказано индусами: "Принеси одну рупию ― и все поверят, но принеси миллион ― и все усомнятся".

Заболел Оренбуржец (лошадь). Пускали кравь. Говорят, нужно еще два раза объехать киргизские могилы, тогда поправится. Так говорят здешние "опытные" люди. В Лхасе есть храм Гессер-хана. По сторонам входа изображены два коня — красный и белый. По преданию, когда Гессер-хан приближается к Лхасе, то кони эти ржут. Не будет ли скоро этот клич коней?

Обсуждаем вести из Синина. Как это замечательно, что нужные ламы приходят без опоздания. "Длинное ухо" Азии работает лучше радио. Из Кашгара на шесть радио-[грамм] нет ответа. Единственно можно предположить, что радио перехватывается и вместо назначения попадает на совсем иной стол.