Geum.ru

Трудовому подвигу советского рабочего класса в годы Великой Отечественной войны эту книгу посвящаю

Вид материалаДокументы

Содержание


Часы ученичества
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   20
38

сам, что вращающиеся части его уравновешены намного лучше и динамическое воздействие на путь, мосты он оказывает меньшее, чем паровоз. Отрадно было и другое: раз вращающиеся части лучше уравновешены, значит, и сцепление колес с рельсами у тепловоза значительно лучше, чем у паровоза... Поэтому он развивает на крюке, как говорят эксплуатационники, большую силу тяги, чем паровоз, а проще говоря, меньше буксует... Не надо по­сылать с песочницей помощника. В тепловозной кабине теплей, глаза не осыпаются искрами и дымом... Вообще, не надо за полтора-два часа до рейса приходить в депо и «разводить пары...».

В 1936 году эти и многие другие наблюдения, сооб­ражения, связанные с работой тепловозов первого поко­ления, — ведь Малышев был одним из немногих тогда тепловозных машинистов в стране! — он изложил в книге «Тепловоз Э-ЭЛ типа 2-5-1». Она вышла под его редакцией, им же написаны важнейшие теоретические главы и — с особой заботой и любовью — «Краткое на­ставление машинисту об управлении тепловозом и веде­нии поезда».

— А вообще, товарищи дорогие, — задумчиво говорил он, — надо учиться... И уже сейчас... Нутром всего не узнаешь, мы хватаем крошки с чужих столов. Кому же сейчас учиться, как не нам...

Фактор времени становился решающим. XIV конфе­ренция ВКП(б), проходившая с 23 по 29 апреля 1929 го­да, по докладам Г. М. Кржижановского и председателя ВСНХ СССР В. В. Куйбышева одобрила первый пятилет­ний план в его оптимальном варианте. 1500 новых пред­приятий предстояло построить до 1932 года!

Малышев видел, как менялись даже подмосковные пустоши: на Сукином болоте, которое знали лишь мусор­щики да бродячие цыгане, начиналось строительство «Шарикоподшипника» (ГПЗ-1), на Карачаровом поле под станцией Перово воздвигался другой гигант — завод режущего инструмента «Фрезер»... Инструмент — это вгрызающиеся в металл сверла фрезы, метчики, это лес трансмиссий в цехах, упругие барханы вьющейся, ломающейся, острой стружки... А подшипники? Это само движение. «Страна идет походкою машины...»

Надо учиться! Эта мысль не давала покоя Малыше­ву. Своей идеей учебы, причем именно в МВТУ, он увлек и Друзей юности — все тех же И. Шпаковского, И. Се-

39

менова - - и новых товарищей П. Кметика, С. Алеши­на. В 1930 году он после трехмесячной подготовки в со­ставе третьей парттысячи был направлен в это учи­лище.

Партия целенаправленно формировала в эти годы новую техническую интеллигенцию. Известный отход части старой интеллигенции от участия в социалисти­ческом строительстве, саботаж — все это настоятельно требовало вмешательства в дела высшей школы, пере­лома в руководстве промышленностью.

К началу индустриализации и коллективизации часть буржуазной технической интеллигенции, «технических директоров», работавших под руководством директоров из вчерашних рабочих, солдат, матросов, порой слабо знавших сложное производство, испытывала все более обострявшееся состояние испуга, разочарования и явной оппозиции к социализму. Это были внутренние смено­веховцы, полагавшие в начале 20-х годов, что «русский бунт, бессмысленный и беспощадный», как половодье, вой­дет в берега и они останутся хозяевами индустрии. Но уже первые гигантские стройки тракторных, авто­мобильных заводов на Волге, Уралмашзавода и Магнито­горского комбината, вытеснение и ликвидация кулаче­ства показали, что социализм и буржуазность ни фор­мально, ни тем более по содержанию не согласуются. Социализм проникал во все сферы жизни, общественной и личной.

Большевики должны овладеть техникой. Пора боль­шевикам самим стать специалистами. Техника в период реконструкции решает все. И хозяйственник, не желаю­щий изучать технику, не желающий овладеть техни­кой, — это анекдот, а не хозяйственник.

Это был социальный наказ для Малышева.

ЧАСЫ УЧЕНИЧЕСТВА

У людей, полных энергии, отлично знающих все, что им нужно на избранном поприще, надежда, или, как сказали бы в старину, чаяние быстро превращается в движение к ясно видимой цели. Трудности в пути, не­ожиданности не ослабляют их силу воли, не выкраши­вают по крупицам решимости. Их рвение опрокидывает все преграды.

40

Двадцативосьмилетний Малышев входил в великолеп­ное, выстроенное и перестроенное знаменитыми зодчими Д. Кваренги, М. Казаковым, Д. Жилярди здание Мос­ковского механико-машиностроительного института (ныне МВТУ имени Баумана) без традиционного юношеского трепета, без созерцательных ожиданий. Он знал, что нужно научиться конструировать тепловозы, продвинуть эти локомотивы на российские магистрали. Быстрее успеть и в первом деле и во втором!

В 1930 году училищу исполнилось сто лет. Это был удивительный век...

«Для зазорных младенцев, коих жены и девки ро­жают беззаконно...» Этой вывески не было при основа­нии на парадном подъезде училища. Но именно так вы­разился И. И. Бецкой, вельможа Екатерины II, опреде­ляя контингент первых абитуриентов созданного в XVIII веко воспитательного приюта, ставшего затем учи­лищем. Была в этом решении и высокая вельможеская воля, и стремление отдать дань молодым среди русских бар взглядам Локка и Руссо на воспитание. Екатери­на II увидела в проекте об организации домов-училищ и нечто государственно разумное. По докладу И. И. Бец­кого она издала указ «Об учреждении в Москве дома для найденных и оставленных родителями детей» по при­меру тех, коих он (Бецкой) «имел случай видеть во время путешествия своего по Европе», и приказала об­учать их мелким ремеслам, чтобы... Об этой цели недол­гое время спустя сказал М. В. Ломоносов:

Из тяжкого для общества числа Воздвигнуть нравами похвальны ремесла...

«Зазорные младенцы» были народ смышленый, ода­ренный нередко талантами неведомых, порой весьма родовитых отцов.

В статьях, посвященных юбилею в газете «Пролета­рий на учебе», даже в специальном сборнике «Сто лет», изданном училищем через три года, давние веления и даже сами строки Ломоносова, как якобы придворного песнопевца, преподносились ретивыми хулителями про­шлого не без дозы чванливого осуждения. Но молодые парттысячники, вчерашние рабфаковцы, пришедшие сюда по призыву партии из шахт, с заводов, из Красной Армии, добивавшей на окраинах страны басмачей, в душе

41

очень одобряли тот практический уклон, который уже при рождении получил этот втуз...

Науки, конечно, юношей питают... Но ведь и Малы­шев, которому было уже под тридцать (в 1931 году у не­го родилась вторая дочь Майна), и Степан Акопов, бу­дущий директор Уралмашзавода, в 1940 году заместитель Малышева, наркома среднего машиностроения, и Алек­сей Горегляд, будущий заместитель наркома, и Б. Л. Ван­ников, будущий нарком боеприпасов, и Д. Ф. Устинов, не­которое время учившийся здесь, и В. Э. Дымшиц, крупнейший инженер-строитель, — все они приходили сюда не юношами, а людьми с серьезным жизненным опытом. И им нужна была наука как образ действия, как веду­щий компонент индустриального развития страны. В научном потенциале страны — залог настоящего И будущего могущества государства.

«Мы стоим на таком уровне техники, когда чертежи и расчеты определяют уже 80—90 процентов успеха, — резко скажет позднее Малышев. — Мы не находимся в детски наивном возрасте техники, чтобы, на глаз видя принципиальные крупные недостатки конструкции, ее не­доработку, все же сказать: давайте попробуем сделать, может быть, в процессе изготовления агрегата мы все уясним, поймем... Это технический авантюризм... с продолжением».

Дух практической целесообразности, развития инже­нерной интуиции, изобретательности на основе виртуоз­ного глубокого применения научных знаний, что жил и в Н. Е. Жуковском, и в В. Г. Шухове, Е. А. Чудакове, окончивших МВТУ еще в XIX веке, и в выпускниках 20-х, 30-х годов А. Н. Туполеве, С. П. Королеве, А. А. Архангельском, Б. С. Стечкине, был драгоценней­шей родовой чертой училища. В лабораториях МВТУ тех лот Малышев с радостью, ценя весь добродушный юмор, слышал, как заведующий кафедрой «Детали ма­шин», один из его учителей, Михаил Алексеевич Саверин (сын фельдшера университетской клиники, инже­нер-практик), попрекал своего студента за неслыханную щедрость в допусках.

— С запасцем, голубчик, живешь, вольготно. Это у всевышнего, видимо, были под рукой любые материа­лы. Даже в последний день творенья. А как это все будут отливать, обрабатывать? Сколько металла уйдет в струж­ку? Вы подумали об этом?

Спокойствие вскоре совсем изменило ему, широкое лицо с массивным подбородком обретало свирепое вы­ражение, и, показывая на незадачливый курсовой проект, Саверпн метал громы и молнии:

— Да вы посмотрите, сколько он цветного металла
напихал зря! Где же мы тебе столько меди возьмем?
Разве что все самовары переплавим для твоего
проекта!

Это выражало весь характер преподавания в МВТУ...

В. П. Ветчинкин, сумев увлечь студентов какой-либо интересной, глубокой идеей, довольно потирал руки и, посмеиваясь, говорил:

— Все роздал, даже самому ничего не осталось!..

В дни столетия МВТУ отмечалось также восьмиде­сятилетие горячо любимого Малышевым гениального инженера-конструктора Владимира Григорьевича Шухо­ва, окончившего МВТУ в 1878 году. Шуховские ароч­ные покрытия, изумительные «гиперболоиды» башен с криволинейными поверхностями, его мосты, простран­ственные упругие системы были тем идеалом овеще­ствленного знания, к которому с замиранием сердца стре­мился Малышев. Важно было и другое. При безгранич­ном всемогуществе Шухова-механика, удивительном умении увидеть «математичность Природы» (идея кон­струкций, имеющих форму гиперболоида вращения вро­де радиомачты на Шаболовке, «пришла» к нему при рас­смотрении... плетеной корзины, перевернутой вверх дном и державшей тяжелый горшок с цветком!) ему была чужда кастовая технократическая позиция.

Даже казавшийся вначале высокомерным, не сразу принявшим новую аудиторию профессор И. И. Куколевский, читавший гидравлику («Что даст рабфаковец? Ведь он еще арифметики не знает?» — спрашивал он), был чужд идее технократической исключительности. Он мог безотказно по многу часов читать лекции по любимому предмету любым курсам. А когда в 20-е годы разладился московский водопровод, то Куколевский уди­вительно легко согласился помочь новой власти. И будучи награжден затем зимней военной формой, охотно но­сил ее.

В годы Великой Отечественной войны, когда училище эвакуировалось в Ижевск, Малышев с большой тревогой узнал, какие удары вынес престарелый, больной, но все еще подтянутый, строгий Иван Иванович. В ополчении

42

43
под Москвой погиб его сын Анатолий. Талантливый молодой ученый имел отсрочку от призыва, но с разре­шения, уместно сказать—благословения, отца не восполь­зовался ею... Сам Куколевский долго не хотел ехать из Москвы, веря, что Москву не сдадут. Л в 1943 году, по­лучив Государственную премию за комплекс работ и многолетнюю педагогическую деятельность, старый про­фессор всю денежную сумму перевел на счет института Склифосовского (госпиталь в эти годы), попросив орга­низовать на эти деньги госпитальную койку в память сына... В переполненной палате, среди раненых, что при­бывали с фронта, часами сидел он у своей койки, рас­спрашивал бойца о семье, следил за трудным выздоров­лением бойца. И провожал на фронт бойца, офицера, становившегося ему почти сыном...

Такие характеры, такие деяния оставляли неизгла­димое впечатление!

В традициях МВТУ была и та благороднейшая рас­сеянность, забывчивость, житейская несобранность, как форма глубочайшей сосредоточенности, преданности науке, которая связывалась чаще всего с именем Н. Е. Жуковского. Николая Егоровича любили все поко­ления бауманцев. Новичков уже на первых курсах зна­комили с легендами о его рассеянности.

Малышев, как вспоминают старые бауманцы, особен­но смеялся — искренне, звонко, когда рассказывали, как....

...Однажды, выручая всю группу на экзамене, в ка­бинет к Николаю Егоровичу входил, переодеваясь в раз­ные сюртуки, один и тот же студент. Жуковский, рас­сеянно глядя под стол, долго не замечал обмана. Но на­конец взмолился:

— Да что же это, господа! У всех отвечающих мне
я вижу перед собой одни и те же ботинки с трещинкой
у носка?

Добрейший Николай Егорович, выслушивая экзаме­нующегося, обычно нетерпеливо «забегал» вперед и не­вольно... подсказывал ответ! А увлекшись чтением одной статьи во время прогулки, он не заметил, как стал смеш­но ступать одной ногой по мостовой, другой по тротуа­ру, а заметив, спросил:

— Отчего это я охромел?

Доживал еще свой век и замечательный ученый из крепостных П. К. Худяков — он умер в 1935 году —

44

живая история училища, помнивший и былые карцеры, надзирателей с характерными прозвищами — Гроза, Столп и Утверждение, Язва, Пластырь...

Традиция — это незримые опоры жизни, это, вероят­но, итог многократных массовых душевных пережива­ний, закрепленных в известных формах. Это закон, дер­жащийся только на доверии к нему, не защищенный ничем, но и неуязвимый. Не было ничего плохого в том, что традиция МВТУ была избирательна: так, эта тради­ция долгие годы буквально «освящала» своим авторите­том... паровой котел! Тот не бауманец, кто не может сделать расчет хотя бы небольшой паросиловой установ­ки! Но итогом этих увлечений был и расцвет русской школы теплотехников во главе с В. И. Гриневецким и К. В. Киршем, и появление прямоточного котла, и мно­гое другое. Вскоре этим же авторитетом традиции был освящен ДВС (двигатель внутреннего сгорания). И об одном из преподавателей МВТУ тех лет, Е. К. Мазинге, так и говорили «Проникший в тайны ДВС»... PI выдаю­щиеся творцы авиационных, автомобильных моторов ака­демики В. Я. Климов, Е. А. Чудаков, Б. С. Стечкин, А. А. Микулин были его учениками...

Традиция МВТУ — это и искусство читать экспери­мент, искусство проектировать, опираясь на высший уровень технологии, и глубочайший инженерный уни­версализм, который продемонстрировал тот же В. Г. Шу­хов, н способность, особенно глубоко усвоенная Малы­шевым, видеть путь любой конструкции в сознании изо­бретателя. Училище воспитывало такую остроту математического зрения, при которой механики из МВТУ (и группа тепловозников была на механическом факультете) в самой сложнейшей машине могли рас­смотреть повторение элементарных механических средств, перевести все на язык математики. Малышев, сталкиваясь затем с конструкторами турбин, ДВС всех видов, тракторов, крейсеров и эсминцев, экскаваторов и автомобилей, танков и, наконец, мирных судов специаль­ного назначения, быстро, как инженер, оценивал и избран­ную схему, принцип компоновки, и материалы, тех­нологию изготовления и само направление творческой мысли.

Первые месяцы учебы... С пылким вдохновением пер­вооткрывателя писал один из вчерашних рабфаковцев в студенческой газете «Пролетарий на учебе»:

45

На научные вершины

Мы взорлим, взовьем.

Дружной, радостной гурьбою

Мы идем, идем.

Мы, студенты, мы познаем

Жизнь со всех сторон,

За страну свою родную

Нужно — так умрем.

Что ж, по мысли и чувству вроде все правильно... Но Малышева, бегло взглянувшего на газетный стенд с этими виршами, привлекло другое — расписания пер­вого-второго семестров, последующих курсов. Он сразу уловил, с каким рационализмом, будто прибывающие «кольца» в стволе растущего дерева, была составлена вся программа училища от первого курса до по­следнего. Непоколебимый фундамент учебной системы, как обруч, стягивал воедино начала и концы процесса об­учения.

Математика, начертательная и аналитическая геомет­рия... Сопротивление материалов... Нагрузки, деформа­ции, возникающие в чугуне, стали, дереве, камне, на­ходящихся в определенных условиях; сопротивление те­ла растяжению, сжатию, кручению, сдвигу (срезу)... Он вспомнил депо, где когда-то разглядывал оси, шатуны, деформированные множеством напряжений и на скру­чивание и на сжатие... Котлы, как поверженные мамон­ты, разорванные страшным усилием пара и сменой тем­ператур. Дороги по России, эти сотни тысяч шпал, как «упавшие» на землю лестницы, и мчащиеся по ним по­езда... «Три ярких глаза набегающих...» Все начинается здесь, во владениях «Сопромата»!

Машиностроительное черчение, умение сиять кроки, идти от детали к чертежу и обратно — от чертежа к детали...

Детали машин, термодинамика, где был и курс ДВС, гидравлика — насосы, компрессоры.

Диплом с отличными оценками, выданный Малыше­ву в октябре 1934 года об окончании курса обучения в МММИ имени Н. Э. Баумана, как и хранящиеся в му­зее МВТУ аккуратнейшие его конспекты, свидетель­ствуют о том, как благотворна была эта система, после­довательность предметов классического технического втуза.

И то, что она устояла от расшатывания, распыления в те годы ,— одна из заслуг парткома МВТУ во главе

46

с С. А. Акоповым и самого Малышева, долгие годы быв­шего членом парткома. Им нередко приходилось отстаи­вать многое из лучших традиций училища от чересчур ретивых ниспровергателей, псевдореволюционеров.

Та же математика... Малышев очень любил выраже­ние своего учителя А. Н. Шелеста: «Математика, подоб­но жерновам, перемалывает все, что под них подкладывают...» Чудесны эти «жернова»! Везде: и в теорети­ческой механике, и в термодинамике, и в сопромате — нужна она, эта якобы консервативная математика. В МВТУ благодаря усилиям С. А. Акопова, Малышева и других парттысячников не обрели доверия всякого ро­да левацкие разглагольствования, лозунги: «Выбросить высшую математику! Нужна практическая, средняя ма­тематика! В машиностроении высшая математика — это явление столь же инородное, как греческий язык и латынь из старой гимназии инородны в нашей школе!»

«Троглодиты!» — говорил Малышев о крикунах та­кого рода. При всяком пересмотре программ, уменьше­нии традиционного универсализма, господствовавшего в МВТУ, ради специализации и практики,' и дирекция и парторганизация, в которой ядром были парттысячники, неизменно сохраняли важнейшие теоретические дисцип­лины. Математика, как и чертежи, — это письменность науки, это и «язык» техники, и ее инструмент.

Система... Стабильность, чуждая реформаторскому зуду... При кажущемся консерватизме в системе засты­ли усилия многих поколений ученых, в ней заложен огромный порыв в будущее!

Однажды группе, в которой учился Малышев, доцент В. В. Уваров, читавший «Курс паровых турбин», выста­вил сплошные двойки.

Следует сказать, что выдающийся советский турбинист, патриот газовых турбин В. В. Уваров, человек, высоко ценивший остроумную колючую иронию, был фигурой и колоритной, и достаточно сложной. Он одним из первых почувствовал, что век дизеля, век бензинового мотора кончится в обозримом будущем: литровая мощ­ность, то есть пространство в цилиндре, где свершается вспышка, где ходит вверх-вниз поршень, приводя в дви­жение шатунно-кривошипную систему, явно не была без­граничной...

47

— О чем вы мечтаете? — иронично обращался он порой к своим оппонентам-дизелистам. — А о чем вам, беднягам, можно мечтать?.. О повышении КПД на один-два процента ценой чудовищных усложнений. Цилинд­ровая мощность уперлась в потолок. Газовая же турби­на, если за нее взяться серьезно, при давно достигнутых температурах может превзойти по КПД любой тепловой агрегат...

Вспоминая о давнем эпизоде с двойками, когда он впервые обратил внимание на Малышева, Владимир Ва­сильевич рассказывал:
  • Пригласили меня на так называемую предметную комиссию. Режу, мол, пролетарское студенчество. В ко­миссиях были и преподаватели и студенты. Но посколь­ку преподаватели, как правило, пропускали эти заседания, а студенты, особенно рабфаковцы, бывали в полном со­ставе, в большинстве, я заранее предчувствовал серьез­ный массаж для нервов. В самом деле, едва я вошел, раздались крики:
  • Вышибать Уварова!
  • Эти двойки — пощечина рабфаковцам!

И вдруг быстро поднимается студент Малышев. Ока­зывается, он староста всей группы, его уважают все, голоса смолкают. И он, нет, не защищая специально ни­кого, защищает систему, ставит меня опять в человече­ские нормы взаимоотношений с бурлящей аудиторией.

— Нет, товарищ Уваров не требовал ничего сверх про­
граммы, никого не. Надо было, готовясь к экзамену, повторить и зачет по математике. Одно вытекало из дру­гого. А многие облегчили себе задачу на свой лад:
с плеч долой — из головы вон.

Это была речь не мальчика, но мужа... И все разре­шилось мирным образом...

Впрочем, эпизоды, рисующие Малышева то в роли «мужа», то в роли увлеченного новой техникой «маль­чика», чередовались в эти годы. Он никак не мог, да и не стремился набрать должной солидности. Обычная его быстрота, импульсивность, привычка быстро схватывать все новое, читать чертежи почти «партитурно» не по­зволяла быть «мужем» в каждое мгновение. Порой эти качества — зрелость, дальновидность инженера-комму­ниста и пылкость, стремительность талантливого рус­ского юноши — оживали одновременно. Проявлялись, правда, уже и черты организаторского таланта.

...Однажды, когда группа студентов вернулась с прак­тики на заводе, парткому МВТУ пришлось разбираться в ситуации, которую в полном смысле создало время, темпы индустриализации. Студенты, попав на завод в момент реконструкции, получили задание — установить мотор для целого ряда станков...

— Какой мотор? — Малышев, член парткома, вни­мательно слушавший весь рассказ о практике, прервал
обретавший невесомую гладкость, дежурность отчет. —
С мотора все и началось... Мы тоже думали, какой
поставить — на пятнадцать или двадцать пять лошадиных
сил. Можно было поставить и тот и другой, оба станут
работать. Тут всплыл другой вопрос: сколько мощности
берет каждый станок? Этот же вопрос поставили иначе:
сколько мощности можно снять с него? Надо было опре­делять нагрузку на отдельные детали... И тут мы подо­
шли к тому, на что и намека нет в теоретических курсах... Оборудование тоже все новое...

Как говорится, типичный случай — жизнь обогнала учебные программы, подтвердила, что «теория, мой друг, суха, но вечно зелено древо жизни».

Но Малышев знал, откуда это новое оборудование, ради чего шла реконструкция, рождавшая и новые станочные линии, и целые заводы, основанные на новых принципах и технологии, — ради массового производства. Не жизнь вообще, а пятилетка поставила в тупик даже прилежных практикантов.

Малышев произнес без всякой подготовки темпера­ментную речь о пятилетке, о задачах высшей школы, о непрерывной производственной практике:

— Старая школа не имеет уже постоянного общего
языка с новым производством. Это два несообщающихся
сосуда. Мы должны научиться быстро переводить продукт теоретической мысли на фабрично-заводской конвейер. Можно поучиться у Рудольфа Дизеля, когда он
говорил, что изобретать — это значит извлекать из целого ряда заблуждений правильную основную идею и
через многочисленные неудачи и компромиссы привести
ее к практическому успеху. Но еще лучше учиться
прямо на новых заводах. Смотрите — исчезает уже традиционный тип завода, где неизбежно была своя котель­ная. Маленький заводик — и все же своя котельная,
своя труба. Днепрогэс заменит сотни таких котлов...
Сейчас обновляется все — и энергетика, и станочный

43

4 В. Чалмаев