Трудовому подвигу советского рабочего класса в годы Великой Отечественной войны эту книгу посвящаю

Вид материалаДокументы

Содержание


Рабочий день наркома
Подобный материал:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   20
РАБОЧИЙ ДЕНЬ НАРКОМА

От скоростного проектирования до скоростного освоения серийной продук­ции должна идти единая нить высокого волевого напряжения...

«Правда», 10 июля 1941 года

...Увлеченный круговоротом дел, втянутый логикой войны в борьбу за танки, орудия, Малышев не заме­тил, как прошел Новый год, как пришла первая военная весна. Лишь несколько раз ненадолго заезжал он в Челя­бинск, чтобы повидать детей, мать — Елене Константи­новне было далеко за семьдесят, — эвакуированных сю­да уже в октябре. Они жили вместе с работниками Ки­ровского завода в так называемых домах «Инорса»...

Но и вернувшись в Москву, обосновавшись уже надол-

го в доме на Садово-Сухаревской (Танкпром занял быв­ший Институт красной профессуры на Садовом кольце, против кинотеатра «Форум»), Малышев ни на минуту не высвобождался ни мыслью, ни чувством от заводов Ура­ла, ощущал их горячее, то стесненное, то полное ды­хание.

Малышев испытывал порой как инженер-машиностро­итель буквально «зрительный голод», потребность видеть и панорамы заводов, цехов, ощущать своеобразную по­эзию целесообразности, деловитости, «геометрию человече­ского труда» в расчерченном мире конвейеров, поточных линий, металлоконструкций. Даже безлюдный цех, уча­сток был для него обитаемым: здесь жила мысль, расчет инженера! Его познающее сознание не было вырвано из этой среды, он не «вкладывал душу» в дело, как говорят часто, а был просто неотделим от него.

...Москва и весной 1942 года оставалась еще фронто­вым городом. Враг был отброшен на 250—300 километров, освобождены Калинин, Калуга, Волоколамск, снято было железное полукольцо, охватившее в декабрьские дни Ту­лу. Но даже позднее прибывший из Челябинска с новыми образцами танков Николай Синев, опытнейший конструк­тор, первый редактор многотиражки «Пролетарий на уче­бе» в МВТУ, ощутит в Москве эту близость фронта. «Пу­стующие, гулкие цехи завода, работавшего тогда в Сверд­ловске, обилие военных на улицах и... как ни странно, десятки, сотни повозок, запряженных лошадьми, на Разгуляе, на Маросейке, единственный транспорт граждан­ского населения, — вспоминает Николай Михайлович. — Когда мы двигались на смотр боевых машин в Кремль до улицы Куйбышева, ползли всем «выводком» из шести грозных танков и самоходов, то лошади шарахались, созда­вали заторы... И Малышев, встретивший нас заранее у Разгулян, затем ехал на машине впереди колонны, про­кладывал нам путь...»

И все же многое после разгрома врага решительно изменилось. Малышев ощутил эту перемену. Еще и впредь будет трудно, но уже обрели свое полное значе­ние многие факторы, которые враг хотел приглушить, смять, не дать привести в действие.

«Начиная с декабря 1941 года падение промышленно­го производства прекратилось, с марта 1942 года произ­водство вновь пошло вверх, причем выпуск военной про­дукции в марте 1942 года только в восточных районах


238

239

страны достиг уровня производства, который имел место в начале Отечественной войны на всей территории СССР», — подчеркнет позднее в книге «Военная эконо­мика СССР в период Отечественной войны» Н. А. Возне­сенский.

Судьба войны решалась не привходящими моментами, вроде внезапности нападения, а постоянно действующими факторами: мерой прочности тыла, моральным духом ар­мии, количеством и качеством дивизий, вооружением, ор­ганизаторскими способностями руководителей.

...Приходя в кабинет, Малышев обычно сразу находил все, что было запланировано для изучения, на точно уста­новленном месте. Телефоны, пучки остро отточенных ка­рандашей, неизменная карта фронтов на стене... И звон­ки, вызовы, спешная выработка решений.

Машиностроительный завод — это сложнейший потре­битель и самых различных видов сырья, прежде всего ме­талла во всех его видах, небольших специальных инстру­ментов, и... десятков тысяч тонн формовочного песка!

Удивительно, но из 92 известных и открытых элемен­тов периодического закона Менделеева 46 элементов ис­пользуются в технике танкостроения. 90 марок одних ста­лей идет на танковые заводы.

Малышев видел «свои» заводы предельно отчетливо. Это многокилометровые пути среди цехов, пространства, на которых раскинулись целые города. Они требовали гигантского количества сырья, прежде всего металла...

Снабжение... Оно было неотложнейшим делом, оно превращалось в подвиг. И телеграммы с заводов о дефи­ците, неотгрузке, критической ситуации с тем или иным видом сырья, узлами, литьем и поковками обычно выси­лись на столе у Малышева неубывающей грудой.

Порой казалось, что он сам словно выпустил из бу­тылки джинна, невероятно усложнил работу аппарата, директоров. Этот джинн — его же собственная идея ко­операции, разбрасывание узлов и заготовок танковых де­талей на различные заводы. Моторы из Челябинска и Свердловска шли на Волгу, в Сибирь, на Урал, броня в виде листа шла из Магнитки через весь Урал, пушки проделывали путь из Свердловска и Горького и на юг, и на восток. Оптика, электрооборудование, подшипники — где это только не изыскивали работники заводов! Чтобы эти связи, каналы были действенны, не засорялись, не­прерывно проталкивали грузопотоки, нужны опытнейшие

«дирижеры»... Не диспетчеры, не полупримитивные доста­валы-снабженцы, а инженеры, способные управлять эти­ми гигантскими грузопотоками в условиях перестройки.

Замечательными помощниками Малышева — среди них был и В. Ф. Промыслов — были прежде всего его бли­жайшие сотрудники, заместители, начальники главков, инженеры ведущих отделов.

А. А. Горегляд, доводивший до серийного производ­ства многие танковые конструкции, вероятно, как никто другой, знал особенности, выгоды и сложности поточного производства, кооперации, специализации цехов, заводов. Подобно Малышеву, он не любил, как говорили тогда, «сидеть на концевых операциях», то есть там, где река конвейера выносит готовые машины. Это эффектно — встать в импозантной позе у финиша, вести счет, сразу рапортовать! Но ведь конвейер надо «питать» деталями. Это своего рода насос, который вытягивает из механиче­ских цехов всю номенклатуру деталей. А до механических цехов есть еще заготовительные цехи, кузница и литей­ная, есть энергетическое хозяйство и, наконец, склады сырья, то есть огромные тылы завода.

В этих-то тылах, в недрах механических, заготовитель­ных цехов, то и дело возникали то заторы, то обрывы по­тока. Душа сборки — это ритм, график. Но вот час-два нет одной детали, другой... И если вслушаться, скажем, в Челябинске в межцеховые беседы начальников, то мож­но было услышать и неистовую ругань, и просьбы.
  • Нет коробки скоростей! — звонят, скажем, сборщи­ки начальнику МХ-2 Кузьме Титову.
  • А что, я ее в рубашке или в подоле соберу? У меня нет силуминового литья...

Горегляд прекрасно слышал и эти вечные претензии руководителей цехов друг к другу, и все перепады ритма в- работе кузницы и литейной. Везде, где бы он ни рабо­тал, он неизменно подтягивал тылы, заготовительные це­хи, прозорливо предполагая, что сборщики соберут тан­ки, если будет в изобилии все.

Война — это сырье, это резервы... Война удивительно быстро обнажает богатство или бедность страны тем или другим видом сырья. Малышев знал и как нарком, и осо­бенно как заместитель главы Советского правительства, что существует особый стратегический «паспорт» у каж­дого металла, определяющий его возможное воепное при­менение. Стоит назвать, скажем, хром, как сразу же обо-


240

1S В. Чалмаев

241

значаются все грани изумительного «дарования» этого ме­талла: «Нержавеющие стали. Покрытие (хромирование) металлических изделий. Броня. Артиллерийские орудия. Бронебойные снаряды».

Другая груда дел... Письма ученых, доклады кон­структоров, документы об испытаниях, вести с фронтов, иногда в виде рекламаций... Эти дела шли у Малышева, как правило, следом за неотложными производственными.

«Одним из трудных участков танкостроения является производство траков для гусениц. До сих пор основным материалом для изготовления траков служит высокомар­ганцовистая сталь типа стали Гатфильда, характеризую­щаяся своим высоким сопротивлением износу при трении о песок, щебенку и т. п. грунтовые материалы...»

Мгновенно прочитав начало письма, Малышев заинте­ресовался, перевернул последнюю страницу. Академик Гудцов Н. Т. Гостиница «Большой Урал» в Свердловске. Что ж он предлагает? То, что траки истираются, что их нужны десятки тысяч, что этой «обуви» нет, — известно.

Что же предлагает известный металлург? Читая пись­мо Н. Т. Гудцова, Малышев отметил оригинальность на­блюдений ученого, интересные предложения о замене де­фицитной стали Гатфильда на среднемарганцовистую...

Новый документ — еще более сложный круг вопросов:

«Самое простое представление такое: спаряд движется, проникает в сплошную броню, разламывает ее частицы. Из этого отверстия в самые элементы снаряда вытекает металл. Если подсчитать, какое давление имеется под сна­рядом, то оно определяется... Измерения показывают, что снаряд, попав в броню, продолжает движение; таким об­разом, сила разрушения зависит от толщины брони, вы­ходной и входной скорости снаряда...»

Что предлагает известный ученый для усиления бро-незащиты? Ах, экраны, опять экраны!

«Экраны могут разрушать сами попадающие в них снаряды на то или иное количество составных частей. Снаряд, встретившись с броней, получает от ее поверх­ности отпор... Проходит боком и в зависимости от угла наклона брони расчленяется на составные части...»

Нет, экраны, двухрядные решетки, двухслойная бро­ня — слишком хитроумно, чтобы быть надежным. Малы­шев отложил документ чуть в сторону, еще раз взглянув в схемы, диаграммы.

Снова звонки, телеграммы... Исчезало на заводах вдруг

все — даже смерзшийся уголь из Копейска, на котором держалась вся энергетика Кировского завода, мазут для «малой металлургии», наконец, песок... А песок или из­вестняк мог остановить целые цехи и линии.

Чтобы приготовить удобную «постель» для жидкого чугуна, форму для получения множества отливок, от баш­ни до траков, нужны горы формовочного песка. И Малы­шев решительно требует от транспортников поставки этих и других песков, не пугаясь огромнейшей цифры — 69 300 тонн в месяц, или 128 вагонов в сутки. Ни на миг не упускал он из внимания эти маршруты с песком, в ко­тором и рождались ежеминутно «горячие» детали танка. На эшелонах с грузами для Танкпрома стояла в те годы литера Т...

Вновь дело к конструкторам...

Среди прочих дел в марте 1942 года Малышев узнан и о тревожном событии — 10 марта на танках № 10108 и 10171 разрушилась коробка перемены передач. Старая болезнь! Она то затухает, то опять беспокоит. И нет вре­мени ее изжить: надо менять целый узел! Спешно соз­дается комиссия во главе с Ж. Я. Котиным и М. Ф. Балжи для проведения испытаний с весьма напряженной программой.

День незаметно переходил в ночь, а огонь в кабинете Малышева все еще горел...

То начиналось и исчезало пресловутое «трясение» тан­ков, и приходилось спешно снимать подозреваемый мотор и испытывать его с пристрастием. То летели шестерни КПП, и Малышев вновь как инженер и технолог вникал в подробности выбора сорта стали, напряжения зубьев, применения устройств, уменьшающих удары шестерен при переключении. Вновь заявлял о себе и коленвал мотора В-2... На столе наркома материалы обследований причин поломок коленвалов.

Спешка и вечные нехватки брали за горло... Война — это сверхнапряжение, это страшная усталость. Малышев временами словно ощущал, как буквально стонет этот скручиваемый металл, как бегут в нем трещины и изло­мы, как повторяющиеся нагрузки в местах концентрации напряжений раздирают валы.

Нередко после прочтения таких документов Малышев созывал конструкторов-дизелистов.

Работоспособность Малышева, его умение решать во­просы, предельно далекие друг от друга, изумляли всех,


242

16*

243

кто трудился и в эти мартовские — майские дни с ним и в более поздние времена. Просьбы, обращения в различ­ные отделы ГКО, разбор рекламаций, поступавших с фронта, внимательнейшее изучение докладов, заседаний секций Техсовета, постоянная связь с Госпланом СССР, продвижение своих, «танкпромовских» работ на соиска­ние Государственных премий (Малышев был членом со­ответствующего комитета), разбор результатов испытаний на полигонах. Помимо приказов, он нередко посылал ра­ботникам записки, которые заведующая канцелярией нар­кома Т. А. Авакян сразу же передавала по адресу:

«Тов. Фрезерову. Армия жалуется на недостаток за­пасных частей к 5-й скорости коробки перемены передач танка КВ-1С.

Надо что-то нам предпринять.

Дайте предложения.

Малышев».

«Тов. Попову и Хабахпашеву.

Завод №... не справляется с задачей обеспечения головного завода корпусами KB и СУ, и терпеть этого больше нельзя.

Прошу через 1—2 дня доложить мне, что делается для того, чтобы тов. Щербаков давал такое количество корпусов, какое нужно для бесперебойной работы Киров­ского завода...»

На войне, помимо воли и стремлений одной стороны, неизменно действуют воля и замыслы противника. И воз­никают те знаменитые трения, напряжения, зацепления, о которых писал Клаузевиц, из которых и складывается изменчивая фронтовая действительность. Эти трения об­наруживают слабые звенья цепи, испытывают надежность всех линий обороны.

Малышев учитывал волю противника, но не очень ве­рил в эту фатальную неопределенность, в изменчивость, во всякого рода загадочные, роковые повороты в войне. Новые социальные закономерности социалистического строя, непосредственное участие в историческом творче­стве народных масс отменили многие положения старой теории войны. Время кабинетных войн прошло, армии — вовсе не орудия двух противоположных воль полко­водцев.

Малышев отлично знал, что к маю 1942 года Красная Армия — численностью в 5 миллионов 500 тысяч чело­век — наряду с 43 640 орудиями, минометами, 3160 само-

летами имела 4065 танков (из них легких — 1995). Много это или мало? Гитлеровская армия к маю 1942 года имела на советско-германском фронте 6 миллионов 200 ты­сяч солдат, до 43 тысяч орудий, 3230 танков и 3400 са­молетов. Как видим, в танках и артиллерии наметился явный перевес над врагом.

Но эти цифры еще не выражали всего состояния тан­костроения. Производственные мощности Урала были столь грандиозны, что уже зимой 1942 года было принято решение о формировании танковых корпусов.

Как же это произошло: к маю в армии имелось 4065, а за остальные полгода заводы дадут свыше 20 тысяч?

Никакого секрета в этом стремительном росте произ­водства не было. «Валовая продукция всех отраслей про­мышленности СССР с января по декабрь 1942 года уве­личилась более чем в 1,5 раза... — отмечал председатель Госплана СССР И. Л. Вознесенский. — Особенностью расширенного воспроизводства в период военной эконо­мики СССР является изменение соотношения и размеров накопления и личного потребления в пользу специфиче­ского военного потребления...»

Опыт осени 1941 года, опыт разрешения «чрезвычай­ных ситуаций» был столь органично усвоен, что в 1942 году после постановления ГКО о подготовке и на­чале серийного производства Т-34 на Кировском заводе в Челябинске прошло всего полтора месяца — и первые танки сошли с конвейера... 7 июля 1942 года С. Н. Махонин отдал первый развернутый приказ о начале работ, а 22 августа первые танки, прогремев гусеницами по пли­там заводских цехов, двинулись в приемочный пробег. За всем этим скрывался огромнейший труд — технологов, рассчитавших множество линий, инструментальщиков, из­готовивших сотни штампов и режущего инструмента, ли­тейщиков, создавших новые формы, контролеров, «встав­ших» на всем пути деталей и узлов, наконец, сборщиков. Танк на конвейере!

Сборка... Конечно, конвейер начинается в заготови­тельных цехах, темп создается там, но Малышев любил и этот участок танковых заводов. В дни суровейших испы­таний лета 1942 года, когда враг рвался к Воронежу, под­ходил к Дону, сам вид огромных сборочных цехов, даже не конвейера, а позиционной сборки всегда рождал уве­ренность, гордость за наш рабочий класс.

Вот подан корпус... Еще много сварки, укрепления


244

245

бонок, кассет, снарядной части... Но уже ждут своего ме­ста и элементы ходовой части. Они тут, рядом, — катки опорные, верхние поддерживающие, «ленивец», нечто вроде «бегунка» в паровозе...

Появляется мотор. Но надо еще отцентровать мотор и коробку перемены передач, надо коленвал мотора и пер­вый вал коробки совместить так, чтобы не было перекоса, смещений... Делалась центровка на своеобразном приспо­соблении, на подставке, прозванной рабочими «само­летом».

Наконец и мотор и узел КПП закрепляются в корпу­се. Танк движется на башенный участок, где на погон ставится башня, крепится в башне пушка и... ухватив­шись за пушку, рабочие крутят всю башню.

Густая сеть проводов, трубки, воздушно-вентиляцион­ные системы — проверяется все. И вот наконец заревел мотор, танк шевельнул гусеницами, контролеры провери­ли взаимодействие механизмов. И вот уже, вырвавшись из завода, танки во всю мощь моторов взлетают на окрест­ные пригорки, разминают косые склоны оврагов, подни­мая пыль, окутываясь сизыми выхлопами, «сражаются» с полосами песка...

И так рождался каждый танк!

К сожалению, весной 1942 года армия еще не облада­ла опытом эксплуатации танков и массированного приме­нения танковых корпусов. В известном смысле промыш­ленность ушла вперед. И помимо общеизвестных просче­тов, ошибок, определивших неуспех Харьковской и Кер­ченской операций (май 1942 года), как отметил П. А. Рот­мистров, сыграли свою роль и недостатки организацион­ные, просчеты формирования, отсутствие опыта взаимо­действия мехкорпусов с авиацией и артиллерией.

Характерно, что в Крыму на главной линии обороны шириной в 27 километров из-за ошибочной позиции члена Военного совета Л. 3. Мехлиса, представителя Ставки, не было создано прочной обороны на должную глубину. «За­рываться в землю — проявлять трусость перед противни­ком» — такова была позиция Л. 3. Мехлиса. Танки KB, действительно имевшие слабое звено в КПП, использова­лись после вмешательства Л. 3. Мехлиса в танконедоступпых местах. Они ползли буквально на брюхе по песку, тратя моторесурс. Ходовая часть испытывала чудо­вищные перегрузки, и, естественно, к началу операций по­явились поломки в коробке перемены передач. Это же

246

имело место и в Харьковской операции. И вскоре после этого танк KB был снят с производства. Малышев выслу­шал немало строгих упреков за перетяжеление КВ.

Стало ясно одно: надо всемерно расширять производ­ство Т-34, решая сразу несколько задач: подстраховывая всю танковую промышленность на случай новых утрат, давая возможность создать и отработать новые тяжелые танки КВ-1С и будущие модификации его, изменить об­щий баланс танковой техники, вытеснив постепенно лег­кие танки Т-60, Т-70...

В летние месяцы 1942 года было принято постановле­ние ГКО о скоростном освоении и начале выпуска Т-34 на Уралмашзаводе и Кировском в Челябинске. Сроки? Самые минимальные — полтора месяца для кировчан, около двух месяцев — для уралмашевцев.

Эти дни, полные новых испытаний, невиданного тру­дового подъема, останутся навсегда ярчайшей страни­цей в летописи подвигов рабочего класса Урала.

Создать серийную машину еще не значит начертать продольный и поперечный разрезы деталей, выдать цехам сотни папок чертежей. Надо иметь под рукой несколько комплектов танка, чтобы поставить сборку, научиться провидеть путь каждой детали из имеющихся цехов к участкам сборки. Путь этот должен быть предельно прям, строго выверен по времени. Если взять только один литейный цех, то даже чуть запоздавшая выдача плавки вагранкой приведет к тому, что целый ряд за-формованных и готовых к заливке опок, непрерывно дви­гаясь по конвейеру, пройдет заливочную площадку вхо­лостую, не «хлебнув» своих порций металла. Тем самым будет обречен на простой участок выбивки (опока не за­лита, деталь в ней не «родилась» — выбивать нечего)... Новые же опоки ставить некуда, лента занята...

На сборке свой ритм. В цехах Уралмашзавода в эти дни появлялись своеобразные послания одного уча­стка другому. Сборщики писали в письме-плакате своим предшественникам по циклу:

«Зайдите к нам в цех, пройдитесь от участка к участ­ку... Пустота на стендах, вызывающая боль. И вот при­ходим в цех, и сердце разрывается от обиды, что не мо­жем поддержать наших кровных братьев фронтовиков настоящим трудовым наступлением...»

Но Малышев знал, что уралмашевцы победят эту аритмию, он знал, что и С. И. Самойлов, главный тех-

247

нолог, и А. Н. Кизима, и замечательные металлурги Д. Я. Бадягин, И. С. Исаев, в будущем лауреаты премий за литье бронедеталей в постоянные (кокильные) формы, справятся со всеми трудностями. Был задет и их уралмашевский патриотизм. До этого они нередко обижа­лись:

— Что же получается, Вячеслав Александрович? Кор­пуса делаем, башни есть, пушки у нас тоже есть, оборудование на заводе универсальное, рабочий класс квалифицированный... А готовой продукции не даем! Неужели мы должны только специализироваться на корпусах и башнях? У завода нет лица.

Сжатые сроки, новизна танкового конвейера для Урал-машзавода в этот раз не так тревожили Малышева. Помо­гая уралмашевцам, он говорил:

— Сейчас уже не 1941 год. Вам есть на что опереться.
Урал уже впитал в себя невиданные мощности, парк
станков, оборудование юга и центра. Передаем вам еще
один завод... Он возьмет на себя ряд узлов Т-34. Даем но­
вое оборудование. А главное — быстрее получайте техническую документацию с головного завода... Они уже выходят на 25—30 танков в день...

В эти два месяца и раскрылось в полной мере замеча­тельное инженерное дарование Б. Г. Музрукова, будущего Героя Социалистического Труда.

Ничто, видимо, так не возвышает человека, как пре­одоленные ранее, казалось, неразрешимые трудности. Вер­шины остаются в душе, новые задания воспринимаются без ошеломляющего испуга. Борис Музруков сумел быст­ро получить три комплекта Т-34, наладить производство штампов, инструмента, перестроил для танкового про­изводства (цех № 101) громадную коробку механических цехов на историческом «проспекте» Уралмашзавода, сло­жившемся еще в 1932 году...

На всех этапах подготовки производства, мобилизации активности рабочего класса его первым помощником был М. Л. Медведев, парторг ЦК ВКП(б) на заводе, бывший секретарь Ленинградского горкома партии, до войны бал­тийский матрос и специалист по акустике.

Малышев на этот раз не мог приехать в Свердловск. В августе — сентябре 1942 года он оказался там, где тан­ковая индустрия становилась уже настоящим фронтом, — в сражающемся Сталинграде...